Halsey — I Walk the Line
— Фрэнки… — шепчет он, когда я покрываю его лицо поцелуями. Я никуда не спешу, не опускаюсь к его шее и боюсь слишком сильно опустить руку. Боюсь перейти черту. Джерри гладит меня по шее и прикасается своими губами к моим. Этот поцелуй ещё нежнее, чем раньше, но при этом он уже другой — более глубокий, чувственный. Я ощущаю, как дрожат его ладони на моих щеках, слышу, как прерывисто он дышит. Моя рука сама ползёт ниже, ещё немного, и она окажется у него под футболкой. Я отстраняюсь, тяжело дыша и всё ещё прикасаясь губами к его. Это всё, на что я способен. — Джерри… — пролепетал я, буквально сгорая. Джи смотрит на меня такими же потемневшими глазами, как и у меня, и тянется ко мне, проводя губами по линии подбородка. В его глазах — робость и смущение, но ни капли страха. А ещё в его глазах — любовь. Он готов, хотя кажется, что ещё так рано. Может, действительно рано, но мы слишком нужны друг другу. Давай перейдём черту вместе, милый. Я всё-таки запустил дрожащую ладонь Джерри под футболку, и он выгнулся в спине, а его кожа покрылась мурашками. Чёрт, я так сильно хочу продолжить, чтобы ему было хорошо, чтобы наконец-то выразить то, что нельзя передать словами! Первый слабый стон — и я двигаюсь дальше, медленно, осторожно, и он тает в моих руках, запутываясь пальцами в волосах. Вожу губами по его скулам, не решаясь спуститься ниже, и Джи снова стонет и запрокидывает голову. Все сомнения улетучиваются, и я целую его в шею, сгорая изнутри. Я хочу его, целиком и полностью. Опускаю вторую ладонь ему на бедро, и он снова подаётся вперёд, прижимаясь ко мне. Между нами слишком много лишнего, этих ненужных тряпок. Не важно, что на мне моя любимая футболка, потому что сейчас это — преграда, которая разделяет нас с моим мальчиком и которую нужно немедленно устранить. Мы с трудом выползли из самодельной берлоги, улыбаясь в поцелуй, и я взял его на руки. На кровати так много места, а мы прилипли друг к другу и в итоге занимаем где-то треть. Я протяжно застонал, почувствовав любимые нежные ладони на спине, и рывком стащил с себя эту чёртову футболку. Она улетела куда-то в угол, и я, скорее всего, пожалею об этом утром, но сейчас мне плевать. Боже, то, как он ко мне прикасается, как проводит руками по шее, спине и груди, — это нечто неземное, я точно сейчас взорвусь! — Джерри, — с улыбкой пробормотал я ему в губы, и он наградил меня улыбкой в ответ. Это мой первый раз с парнем, но я почему-то вообще не смущаюсь и не думаю о том, как и что надо делать. Я просто наслаждаюсь им. Моё солнышко, он не прекращает улыбаться! Так должно быть всегда. Я всё сделаю, чтобы он всегда был таким счастливым. Я устроился между его бёдер, и он сцепил ножки на моей талии. Вслед за моей полетела и его футболка, а потом и мои джинсы, которые мы еле стянули с меня. Он такой прекрасный! Чем громче он стонет, тем медленнее я его целую, уменьшая расстояние между поцелуями. Спускаюсь от груди к животику, прикасаясь губами к затянувшимся шрамам. Этого больше никогда не повторится. Я не допущу. Тебе больше никогда не будет больно, милый, никогда! — Фрэнки, — пробормотал Джерри, сжав простынь одной рукой и подушку — другой, — малыш… Медленно снимаю с него джинсы, целуя бёдра и коленки, он стонет и выгибается. Прикасаюсь к его губам, смотрю в глаза, убеждаюсь, что всё в порядке, и двигаюсь дальше. Лунный свет красиво опоясывает его черты, я целую его снова и снова, обнимая за талию, возвращаюсь к животику и спускаюсь ниже. Теперь его точно слышит весь мотель! Я вожу ладонями по его бёдрам, а он двигает ими, гладит меня по голове и протяжно стонет. Иногда кажется, что он вот-вот заплачет, но его тело говорит об обратном. Ему очень хорошо, и мне хочется, чтобы было ещё лучше. Это как наркотик. Он как наркотик. — Детка… — я упал в его объятия и перевёл взгляд на рюкзак, валяющийся у кровати. Джерри покрывает мое лицо, шею и плечи поцелуями, и я теряю способность думать. Он гладит меня по спине и спускается ниже, обхватив ножками бёдра, и я чувствую, что он готов. Страшно, безумно страшно сделать ему больно! Он мне так доверяет, а я могу сделать что-то не так, и у него останется травма, в которой он наверняка будет винить себя! — Фрэнки, маленький мой, — шепчет Зая, нежно гладя меня по голове и целуя в лобик. — Всё хорошо? — Да, я просто… — замешкался я, и мы переплели пальцы. — Боюсь сделать тебе больно… — Фрэнки, — ласково произнёс он, целуя мои щёки, — ты никогда не сделаешь мне больно. Ты самый лучший… Во мне мгновенно проснулась уверенность, и я невесомо прикоснулся к его губам, пытаясь нащупать рюкзак и достать оттуда заветный тюбик. Я навис над моим мальчиком, глядя ему в глаза, и он подался бедрами вперёд, поцеловав меня в шею. Сердце сжалось, когда он тяжело выдохнул и сжал мои плечи. Я успокаивающе целую его в висок и за ушком, медленно двигаясь. — Фрэнки! — воскликнул Джерри, выгнувшись и сладко застонав. Я продолжил двигать рукой под этим углом и вновь спустился к его животику и ниже. Громче, милый, ещё громче… Возвращаюсь в его объятья, целую, как в первый раз. Он кивает. Только бы ему не было больно, только бы не было больно! Моё сокровище, так хочется уберечь его от всего! Целую его в шею, он стонет, ищет мои губы своими и легонько царапает мою спину, постоянно извиняясь за это. Мне никогда в жизни не было так хорошо, не столько в физическом плане, сколько в чувственном. Большее удовольствие доставляет не напряжение внизу живота, а то, как мой Джерри прижимается ко мне, целует, запрокидывает голову, то, что мы наконец-то настолько близки и нас больше ничего не разделяет. Раньше я никогда бы не подумал, что это будет для меня настолько важно. Я очень повзрослел за этот год. — Фрэнки, малыш! — стонет Джи, пытаясь нащупать мою ладонь, и я беру его за руку и переплетаю наши пальцы. — Я люблю тебя, Фрэнки… Джерри тяжело дышит, прижимаясь ко мне из последних сил, а я оттягиваю мочку его ушка и протяжно стону. Вскоре мы лежим в обнимку, восстанавливая дыхание. Я слышу его сердцебиение лучше, чем своё. Целую его в носик, глажу по голове и осознаю, что прямо сейчас отдал бы душу за то, чтобы у него всегда всё было прекрасно. — Я люблю тебя, милый, — шепчу я, и он обнимает меня крепче. Млею от его ладоней у себя на спине. Он такой нежный, что каждое его прикосновение — маленькая смерть.The Neighbourhood — A Little Death
— Джерри, — прошептал я, глядя на наши сплетённые ладони, — ты ангел… — Малыш… — пробормотал он, прижавшись губами к моей шее. — Ну правда, — заверил его я. — Ты неземной… Он целует меня, и я снова в нём растворяюсь. Никогда бы не подумал, что можно раствориться в другом человеке. Меня всегда бесила эта фраза в фильмах и книгах, пока я сам этого не ощутил в полной мере. Казалось, у нас кончились силы, но мы снова ворочаемся под бедной простынкой, сминая её всё больше. Джерри такой хрупкий, ему так нужно тепло, и я согреваю его. Мои татуировки очень красиво смотрятся на его бледной коже. Я целую его спину, талию, глажу по бёдрам, легонько кусаю за ушко, он сладко стонет, закрывая глаза, и я осторожно оттягиваю кожу на его шее, оставляя следы. — Ты не против, детка? — спросил я, и судя по мурашкам и стонам, он только «за». Вскоре я оказываюсь под ним, и он начинает медленно двигаться на мне. Нам обоим уже не хватает воздуха, и даже стонать нет сил. Джерри положил мою ладонь себе на грудь, и я ощутил, как сильно колотится его сердце. Наши сердца сильнее наших тел и требуют большего. Парадокс, но хотя я с трудом дышу, создаётся впечатление, что только сейчас я научился дышать. Только сейчас я стал по-настоящему живым. Ах да, это всё мой любимый ходячий парадокс. И только с ним я узнал, что такое настоящая близость. Джи обессиленно падает на меня и слабо обнимает, не в состоянии даже ничего сказать. Я играю с его волосами и ощущаю, как подрагивают его реснички, щекоча мою шею, слушаю его дыхание и наблюдаю, как он засыпает. Он взял меня за руку и прижался к моей ладони щекой. Накрываю его простынёй и кладу руку ему на талию. Спи сладко, милый. Это лучшая ночь в моей жизни. Дальше будет только лучше, это неизбежно, пока он рядом. Пока я с ним, а он со мной, с нами творится магия. хХх Я проснулся первым. Джерри вчера легко заснул и даже не ворочался во сне — пожалуй, нужно чаще его так изматывать. — Детка, — прошептал я ему в губы. Его реснички задрожали, а на лице появилась слабая улыбка. — Доброе утро… — Доброе, малыш, — сонно пробормотал мальчик и погладил меня по щеке. Я уткнулся носом в ямочку между его ключицами и прикоснулся губами к коже. Всё никак не могу им надышаться… — Как спалось? — поинтересовался Джи и вплёл пальчики мне в волосы. — Прекрасно, — ответил я со счастливой улыбкой и прижался к нему крепче. Я думал, что утром нам будет немного неловко, но сейчас чувствую лёгкость и ещё больше любви. Он стал мне ещё роднее, ещё ближе. Вечно лежал бы так и целовал бы его плечи и слушал его голос. — Зай, — обратился я к нему, — всё в порядке? Тебе не было больно? — Нет, котик, — заверил Джи и погладил меня по голове. — Всё шикарно… Наконец-то наши губы встретились. Обожаю разговаривать с ним обо всем и ни о чём, но сейчас всё понятно и без слов. — Детка, — я на секунду отстранился, — идём в душ? Мне всё ещё страшно предлагать ему подобное, но что-то подсказывает, что он не откажет. Да, он снова целует меня и улыбается в поцелуй, а я смелею, осторожно беру его на руки, как особо ценное и хрупкое сокровище, и несу в ванную. Обычно в ванной или начинался, или заканчивался мой очередной перепих, но сейчас нет ни намёка на продолжение вчерашней ночи — мы просто стоим под слегка прохладной водичкой в обнимку, то соприкасаясь губами, то отдаляясь. Джерри проводит руками по моим мокрым волосам, я целую его в шею, обнимая за талию. Я хочу его всегда, но сейчас нет желания прижать его к стене, схватив за бёдра. В принципе нет такого желания. Я не могу не быть с Джи нежным. Когда он рядом, всё внутри расцветает, и мне доставляет удовольствие всё — от просмотра тупых фильмов до принятия душа. Мне нравится, когда он трёт меня мочалкой и приговаривает, что я сейчас стану чистеньким. — Какие планы? — поинтересовался Джерри, надев мою футболку. Она ему немного велика и висит, оголяя плечико. Всё, я ему весь свой гардероб отдам! — Можем поехать дальше после завтрака, — я пожал плечами. — Ага, — Уэюшка улыбнулся. — Там в следующем городе есть красивый выход к морю… Я не могу оторвать взгляд от его плеча с багровым следом. — Поедем к морю, — ласково произнёс я, заключая моего мальчика в объятья. Джерри прижался ко мне, погладив по голове, а я прикоснулся губами к его плечу. — Давай собираться, кисонька, — предложил Джи, услышав урчание моего живота, — надо покушать. Киваю и улыбаюсь, радуясь его прогрессу. Вчера он ни разу не посчитал калории. Я всегда отвлекаю его во время еды, и он начал просто есть, не обращая внимания на цифры. Мне даже кажется, что, обнимая его, я уже не так отчётливо ощущаю его рёбра. — Ой, кто это меня так художественно кусьнул? — задал я риторический вопрос, разглядывая синячок на шее. Джерри издал самый милый смешок на свете и прикоснулся губами к фиолетовой метке. — Прости, Фрэнки, впредь буду аккуратнее, — пообещал Джи. — М-м, — я отрицательно покачал головой, обняв его за талию. — Будь как можно более неаккуратным… У нас обоих на шее нет живого места. Всё это выглядит, как страшная инфекция, хотя на самом деле мы просто нежно кусали друг друга губами. Обычно люди маскируют эту красоту шарфами и тональными кремами, но я, счастливый придурок, хочу расхаживать с гордо поднятым подбородком. — У меня есть крутая рубашка, — сообщил Джерри и полез в сумку. — Воротничок как раз прикроет… — Не хочу ничего прикрывать, — прошептал я и поцеловал его в щёчку, — но рубашка действительно крутая! Конечно, крутая, клетчатая, чёрно-красная, а самое главное — она пахнет им… — Иеро, прекращай! — пробурчал Джи, проведя ладонью по щеке. — Нельзя таким быть, это незаконно! Я расплылся в глупой улыбке и опустил взгляд. Вообще теперь из этой рубашки не вылезу! — Как ты можешь быть настолько милым и горячим одновременно? — возмущается Уэюшка. — Ты просто рукава закатил, а я уже при смерти! И оживить тебя сможет только поцелуй, мой принц! — Ну правда, Фрэнки, нельзя же так… — жалобно пробормотал Джи, медленно поглаживая мои руки. — Кто бы говорил, — с улыбкой произнёс я, поцеловав его в висок. Через пару минут мы оба были готовы и вышли в холл, чтобы перекусить. Я повернул голову в сторону рецепции, чтобы поздороваться с Элис, но вместо неё увидел активную пожилую женщину в такой же форме. — Что у вас за ужас происходит, я всю ночь не спала! — жалуется постоялица, склонившись над стойкой. — Что вы, у нас же всегда всё спокойно! — удивилась сотрудница. — Да ну, орали как резаные, наркоманы, наверное! — сокрушается постоялица. Я вдруг вспомнил про картонные стены и густо покраснел, улыбаясь при этом, как идиот. — Здравствуйте, — я вежливо кивнул, и женщины кивнули мне в ответ. Та, что за стойкой, задержала взгляд на моей шее и подняла брови, покачав головой. — Не переживайте, сегодня будет тихо, — заверила она свою собеседницу. Им всем повезло, что мы сегодня уезжаем. — Мы — нарушители порядка, — хихикает Джерри, жуя чизбургер. — О да, те ещё, — согласился я и потёр глаза. — Фак, меня так морит… — Котенька, давай я тебе кофе возьму, — предложил Джерри, произнеся «кофе» с характерным акцентом. — Сразу легче станет! Я улыбнулся и поцеловал его в щёку. Хочу за него замуж. — О, ты уже? — я спрыгнул со стула, когда Уэюшка подоспел со стаканчиком в руке. — Да, вот, сейчас попьёшь, и… — бедный Джерри споткнулся о неровность на асфальте, дёрнул рукой, и немного кипятка вылилось ему на пальчики. — Зая! — я подскочил к нему и выхватил стаканчик из его рук. — Больно?! — Есть немного, — пробормотал Джи, скривившись. Я положил его ладошку на свою и погладил. Бедненький, ожог так печёт, наверное! — У меня крем есть, — сказал я и полез в рюкзак. — Вот так… — Спасибо, — поблагодарил мой мальчик и поцеловал меня в щёку. — Должно стать легче, — заверил его я и поцеловал обожжённые пальчики. — Иди пожалею, зайка! Он нежно обнимает меня, и я прижимаюсь к нему. Вокруг нас куча людей, и их становится всё больше, но я не сдвинулся с места. Мне всё равно, что они думают. Сейчас светло, и никто к нам не полезет, а значит, я не вынырну из его рук. Им больше не придётся закрывать уши подушками — мы едем мучить других соседей в другом мотеле.Halsey — Drive
Едем с ветерком по полупустой трассе. Я предложил поменяться местами, но Джерри остался за рулём, несмотря на ожог. Мне с ним всегда комфортно, хоть за рулём, хоть на пассажирском сидении, хоть качая головой в такт The Offspring по радио или играя в имена. Вокруг только пустыня, холмы и редкие деревья, горизонт чист. Мне нравится, как звенят ключи и шумит двигатель. Мне нравится ощущать его мягкие губы. Он вечно их кусает, поэтому они все в трещинках, но всё равно мягкие. — Ты так улыбаешься… — мечтательно протянул я, любуясь им. — Мне тут теперь нравится, — довольно произнёс Джи. — С тобой даже Калифорния — дом, Фрэнки. Я теперь тоже люблю Калифорнию, особенно эту трассу, а ещё пальмы, которые отражались в его глазах, и ветер, который взлохмачивает мои волосы. Мы наконец-то свободны от всего. — Обожаю эту песню! — радуется Джерри, подпевая Рамонам. Километр за километром, заправка за заправкой. Он смеётся, и смех разносится по дороге. Понятия не имею, куда мы едем и когда остановимся. Может, мы вообще уже потерялись, не важно. Всё стало таким важным и неважным одновременно. Наверное, это неправильно, что многие вещи теряют для меня значимость, но я не могу с этим ничего поделать. Какая разница, сколько стоит бензин, если лучший парень в мире целует меня за колонкой! — Дайте чипсы, пожалуйста, — попросил я у продавщицы, которая чуть нас не застукала. — Спасибо. Хлопок двери, и он снова за рулём, а я потягиваю свою Колу на пассажирском. Джи водит лучше меня. Я вечно взрываюсь и называю всех козлами и баранами, могу не заметить знак или превысить скорость. Джерри любит ездить быстро, но водит так же аккуратно, как и живёт. До сих пор не могу понять, как в нём совмещаются бесшабашность и ответственность.Такой взрослый ребёнок. Он навсегда останется для меня в каком-то смысле загадкой. Парадокс на парадоксе.Halsey — Coming Down
Когда появляется человек, в чьих глазах ты готов тонуть вечно, не замечаешь наступления темноты. Сейчас темнеет после десяти вечера, значит, вот так незаметно пролетел целый день. Раньше я постоянно маялся от скуки, мне вечно чего-то не хватало, и всё новое быстро надоедало. Сегодня я весь день провёл в тачке на пустой трассе и могу с уверенностью сказать, что готов проводить так каждый день. Так бывает, когда находишь кого-то, кто становится для тебя Вселенной. — Приехали, — сообщил Джерри и мило улыбнулся. Он уже сонный — по глазам вижу. — Идём, зая, — я поцеловал его в лобик, и мы направились ко входу в мотель. Мне часто физически больно от чувств, которые я испытываю. Они слишком сильные, и я иногда не знаю, как с ними совладать. Я чувствую тяжесть в груди, когда согреваю его ладошки, дрожащие от вечного холода, или убираю волосы, спадающие ему на лицо. Просто не знаю, куда себя деть. Вчера ночью стало немного легче, но за сегодня уже многое накопилось, и я не знаю, как это выплеснуть. — Спасибо, — Джи поблагодарил женщину за стойкой и взял ключ с номером на квадратном брелоке. — Двести пятый. Идём в двести пятый, взявшись за руки. Я держу его за уже тёплую ладонь и сомневаюсь, стоит ли звать его с собой в душ. Может, ещё всё-таки рано? Он точно готов к этому? Вдруг он подумает, что я его использую? Ко мне опять подкралась паранойя и не хочет отпускать. Я стал одновременно лёгким и жизнерадостным, но при этом взрослым и иногда слишком серьёзным. — Джерри, — я погладил его по подбородку костяшками, — всё хорошо? — Да, Фрэнки, — заверил меня он и обнял за шею. — Ты же знаешь, что ты мой спаситель, правда? У меня перехватило дыхание, я сжал его в объятьях и закусил губу. Я не знаю, что отвечать в таких случаях. Я обычный среднестатистический пожилой подросток, как я могу быть спасителем целой Вселенной?! — Ой, прости, я так сказал прямо… — смущённо пробормотал Джерри, немного отстранившись и махнув рукой. — Слишком пафосно. Ничего не слишком! Вот я его сейчас очень пафосно целую, и что? Всё так, как надо. Если так происходит, значит, так надо. Если Джи сам запускает ладони мне под рубашку, а потом робко их убирает и всё равно тянется обратно, значит, он ко всему готов. Одежды становится всё меньше, а смелости больше, и наши тела снова сплетаются. Я опять потерялся в открытом космосе, и мы опять вертимся под простынёй. Ему тоже это необходимо. В этот раз ничего не происходит, но при этом происходит всё. Говорю же, Уэюшка перевернул мои представления о близости. На сей раз соседи будут спать спокойно: мы просто общаемся без слов. Он лежит на мне, обнимая за шею, я обнимаю его за талию, нежно прикасаясь губами к его губам. Через минуту он кладёт голову мне на грудь и переплетает наши пальцы. Можем целоваться, можем не целоваться. Происходит, как происходит. — Как пальчики? — поинтересовался я, погладив ожоги. — Уже лучше, — пробормотал Джерри, и я снова почувствовал знакомую тяжесть. Целую его в лобик и глажу по голове, хотя знаю, что этого недостаточно. Кровать стоит прямо под окном, и мы лежим, полностью покрытые лунным светом. Всё тихо и спокойно, мы вроде как засыпаем, хотя у меня внутри горит огонь. Обнимаю его, провожу пальцами по плечам и под лопатками, целую в висок, ласково что-то шепчу, и он отвечает тем же, но это не особо помогает. Мы с ним ввязались в нечто очень мощное и серьёзное, и теперь не выпутаться. — Сладких снов, детка, — прошептал я. — Спокойной ночи, Фрэнки, — с улыбкой произнёс Джи и вскоре заснул с той же улыбкой на губах. Дальше будет только тяжелее, ну и ладно. Как будет, так будет. хХх Я снова проснулся раньше, чем мой мальчик. Он всё так же обнимает меня за талию и улыбается. Он счастлив, наконец-то счастлив! Широко улыбаюсь, невесомо целую его в губы и осторожно выбираюсь из его объятий. Как только я освободился и отстранился, Джерри нахмурился, застонал и начал водить рукой по кровати в поисках меня. Маленький мой, я здесь! Возвращаюсь к нему, тихо хихикая, и он прижимается ко мне и снова улыбается. Лучшее чувство на свете! Крепко обнимаю моё чудо и поднимаю глаза. За окном плывут тучи, нависшие над морем. До этого на протяжении недели был идеальный штиль, а сейчас поднимаются волны. После всей этой жары хочется выйти на набережную и вдохнуть свежесть, но нет никакого желания выползать из кровати. Мы с Джи теперь живём под простынёй в руках друг друга. Я умираю, когда не чувствую его рядом. Да, мы всегда вместе, всегда держимся за руки, постоянно раздражаем и смущаем общественность объятьями и поцелуями, даже в кафе он сидит у меня на коленях, обхватив ножками мои бёдра, но этого недостаточно. Я всегда осуждал парочки, которые норовят съесть лица друг друга где-то в торговом центре или вообще уединяются в примерочных и туалетах, а теперь понимаю их. Иногда одно прикосновение вызывает бурю, и сдерживаться нет сил — начинаешь дрожать, воздуха не хватает, мысли путаются… — Что там, тучки? — послышался родной сонный голос из глубин подушки. Джерри потянул ко мне ладони, и я перехватил их, прикасаясь к ним губами и переплетая пальцы. — Тёмные, — с улыбкой протянул я. — Доброе утро, зая. — Доброе, малыш, — ласково прошептал он и накрыл мои губы своими. — Как спалось? — Прекрасно, — ответил я, улыбнувшись ещё шире, если это вообще возможно. — А тебе? — Мне тоже, — сказал Джерри, улыбнувшись в ответ. Мы пару секунд смотрели друг другу в глаза, думая, что ещё сказать, но в итоге снова соприкоснулись губами. Интересно, мы вообще сможем найти в себе силы ехать дальше или так и останемся лежать здесь вот так? — Сегодня прохладнее, наверное, — тихо произнёс Джи, сплетая наши пальцы. — Можем выйти к морю… — Оно же здесь чужое, — напомнил я, хихикнув. — С тобой — уже нет, — прошептал Джерри. — А ещё на этот пляж редко кто приходит… — Тогда идём, — я чмокнул его в губы и медленно поднялся, зевая. Голова кружится, веки ещё тяжёлые, и хочется упасть обратно, но ветер слишком соблазнительно подкидывает занавески. Ненавижу грозу, но погоду перед ней обожаю. — Тыковка, — ласково произнёс Уэюшка, поцеловав меня чуть ниже шеи, в татуировку тыквы. Он обнял меня со спины, я накрыл его ладони своими. Что ж, теперь я ещё и тыковка! — А ты баклажанчик, — парировал я и закрыл глаза, когда Джерри стал спускаться губами ниже по моей спине. — А ты конфеточка, — не унимается Джи. Обожаю наши споры! — Я так сразу подумал, когда тебя впервые увидел. — Так тыковка или конфеточка? — уточнил я. — И то и то в какой-то степени, — ответил Джерри и взъерошил мои волосы. Я подхватил его и понёс в ванную, отметив, что он стал немного тяжелее. Совсем немного, почти незаметно, но он поправился. Это странно, но мне очень хочется видеть на нём хоть какой-нибудь жир и складки. Он вечно идеальный, как на фотосессии, но эта идеальность стоит ему счастья. Я люблю его любым, хоть идеально глянцевым, хоть пухленьким, хоть нескладным — главное, чтобы его глаза светились. — Ты любишь такую погоду? — спросил Джи между поцелуями. — Люблю, — пробормотал я, не желая отрываться от его губ, — но не так сильно, как тебя… Может, я тороплю события, говорю слишком много, и от этого выгляжу неискренним, но я не могу молчать. Он должен знать, насколько важен и нужен. — Ну что, как? — поинтересовался я у Джерри, сидящего на кровати с тонометром. Врачи велели ему регулярно мерить давление, и теперь ни одно утро и ни один вечер не проходит без этого ритуала. — Нормальное, — обрадованно произнёс он. — И это при том, что сегодня пасмурно! Я нежно погладил его ладонь и снял браслет с экраном. Ему становится всё лучше и лучше, и дело даже не в давлении или весе. Очень часто всякого рода недомогания появляются из-за морального состояния. Джерри разрывали грусть, тоска, тревога, одиночество, апатия, а такой груз невозможно тащить без последствий. Через неприятные симптомы его организм общался с ним, пытался сигнализировать о своей усталости и измождённости. Последние пару недель он и в обморок не падает, и кровь у него не идёт, и давление в норме. Я всё сделаю, чтобы было ещё лучше. — В первый раз вижу такое тёмное небо над Калифорнией, — сказал Джерри, когда мы добрались до пляжа. — Так даже лучше, — я улыбнулся и легонько сжал его ладонь.Noize MC feat. Leila — С нами
— Что рисуешь? — поинтересовался я, когда Уэюшка откопал где-то палку и стал выводить что-то на мокром песке. Он ничего не ответил, только посмотрел на меня. Оса. Он нарисовал осу. Я пару секунд хмурился, пытаясь понять, к чему это, пока линии не смыло приливом. Я поднял на Джи взгляд, и мы улыбнулись друг другу. Когда мы вместе, мы становимся волной, которая смывает всех ос и прочую заразу. Поднимающиеся волны нравятся мне больше, чем вечный штиль, который был здесь до этого. Наверное, и Джи тоже — теперь это море кажется менее чужим. Он хихикает и ведёт меня на волнорез. Да, там лучше, а то я уже успел песка в кеды набрать! Забравшись на выступ, мы нарушили священное спокойствие стаи чаек, и те с криком разлетелись. Думаю, они уже задумали план мести и завтра стащат у нас завтрак. — Почему тут так пусто? — спросил я и обернул руки вокруг талии Джерри. Мы уселись на цемент и теперь наблюдаем, как волны с каждой минутой становятся всё выше. — Ой, не помню уже, — он пожал плечами. — Кто-то пустил слух, что здесь крабы бешенство переносят, вроде… — Жесть! — я захихикал. — Хорошо, что у нас иммунитет. — Это да, — согласился Джи и улыбнулся шире. Какими бы тупыми ни были мои шутки, он всегда их понимает. Джерри опять прочёл мои мысли и прикоснулся губами к моим. Просто прикоснулся и тут же отстранился, но во мне опять что-то надломилось… — Тебе не холодно? — поинтересовался я, когда нас чуть не накрыло волной. — Нет, душно, — ответил Уэюшка и потёр шею. — Дождик будет. Вода разбивается о цемент и падает. Нас не накрыло волной, но меня уже накрыло. Судя по тому, как дрожит рука Джи в моей, он тоже это чувствует. Это взрывоопасно. — Ага, — пробормотал я, скользя взглядом по его шее. Меня так и тянет прикоснуться к ней губами, но я всё не решаюсь. Наконец-то целую его и тут же отстраняюсь. Джерри подвигается ко мне ещё ближе, трётся щекой о мою щёку и притягивает к себе. Хочется попросить его обнять меня ещё крепче и накрыть, как волна. Пусть делает со мной, что хочет. — Фрэнки… — прошептал он и провёл ладонью по моей шее. Я знаю эту интонацию. Наверное, со стороны я похож на вампира. Рядом с посиневшими следами на коже Джерри появляются новые, красные. Я делаю это очень осторожно, как ему нравится, и он постанывает. В какой-то момент мальчик не выдерживает и тянет меня за собой вниз. Волна, поднявшаяся над нами, обогнула волнорез, не задев нас. Мне окончательно снесло крышу, а с ней исчез и страх. По ходу, мотели и волнорез — только начало… Мы лежим на собственной одежде, которая уже успела немного намокнуть от солёной воды. Мы целуемся, не боясь ни высоких волн, ни отдыхающих, которые могут выползти в любую секунду, несмотря на бешеных крабов. Что я там говорил о чокнутых парочках, забывших правила поведения в обществе? Чокнутее нас нет никого! — Фак! — воскликнул Джи и накрыл нас своей толстовкой. — А вот и дождик! — объявил я, и мы глупо захихикали. — Это не просто дождик — это ливень! — уточнил Джерри и стал впопыхах одеваться. — Побежали, Фрэнки! Круто, конечно, выходить к морю, чтобы подышать свежим воздухом перед грозой, а потом убегать, держась за руки, и искренне удивляться, чего это вдруг грянул ливень! Разумеется, мы умудрились перепутать одежду, поэтому я в его толстовке, а ещё на одной ноге у меня Ванс, а на другой — Конверс. Да ладно, какая разница — всё равно одетыми нам быть недолго. — Малыш… — стонет Джи, поглаживая меня по спине, а я целую его за ушком. Теперь вся одежда раскидана по комнате, и не важно, на ком чьи кеды. — Ну что, Уэюшка? — приговариваю я, когда он выгибается. — Ты же сам меня обезнатуралил, чего удивляешься? Джерри одновременно стонет и смеётся, а я добираюсь до его губ и нежно целую. Мы меняемся местами, и теперь уже он вызывает у меня стоны, целуя мои плечи, шею и грудь. Он прислоняет мою ладонь к своей щеке, я целую его руку и прислоняю к своей, потом поднимаюсь и обнимаю его за талию, не прекращая целовать. Обожаю обниматься вот так, крепко и нежно, когда нас ничего не разделяет, обожаю его ладони на моих плечах и царапины на спине, которые он опять будет обрабатывать перекисью, его крики, которые пугают соседей… — Ангел, — прошептал я ему на ушко, и Джи поцеловал меня в плечо. Я обожаю всё, что с нами происходит, но больше всего — просто лежать и гладить друг друга по волосам. Мне нравится слушать его дыхание. Странно, но я просыпаюсь ночью, чтобы проверить, дышит ли он. Эта привычка осталась ещё со времён его выписки из больницы, когда не было гарантии, что он проснётся следующим утром. Сейчас ему гораздо лучше, но он действительно настолько ангел, что, кажется, может исчезнуть в любой момент, потому что слишком прекрасен для этого мира. — Я люблю тебя, тыковка, — пробормотал Джерри и укрыл нас простынкой. Ветер поднимает занавески, в комнате пахнет дождём и морскими волнами. Наверное, нам суждено не выходить из комнаты. Знать бы ещё, как заставить себя сесть в машину и доехать до Джерси. Нас будто сморила серьёзная болезнь, при которой назначают длительный постельный режим. Что-то мне подсказывает, что это только симптомы, всего лишь первая стадия. — И я люблю тебя, зайка, — прошептал я. Я очень счастлив, что с нами случилась эта болезнь.