Tom and Jerry

— Понимаешь, он же вообще ни о чём! — я уже вынес весь мозг себе, и теперь выношу мозг Печальке. Тот ест лапшу быстрого приготовления и с интересом смотрит на меня, кивая. — Нет, слушай, у меня нет предвзятого отношения к моделям, — заверил его я. — Я сам фотограф, это — моя тема. И вообще, вот Вешалка, например, крутая, респект ей. Но он! О, как он меня бесит! Постоянная показуха, «смотрите, я возродил эмо, я такой креативный!», вечная вот эта его наигранность! Ой, прям королева драмы! «Бе-бе-бе, я такой непонятный и отвергнутый миром творец, Ван Гог нашего времени!». Носки эти ещё его с «Лунной ночью». Строит из себя хер пойми что, а на деле — пустышка, нет нихрена за обложкой! Печалька кивает, думает, жуёт. Я смотрю на него в ожидании как всегда мудрого совета. — Ау-у-у, — я помахал рукой. — Что думаешь? Ох, этот его взгляд. Лучше бы по ебалу мне дал! — Ничего, — парень покачал головой. — Вообще хэзэ, что сказать. Мне стало немного стыдно, будто меня отчитывает учитель в первом классе, коим Печалька, собственно, и является. — Да блин, я шарю, что ты против всяких интриг, ненависти и всего такого, но блин! — содержательно высказался я. — Он ничего из себя не представляет, зато выёбывается как! — Ну и пусть выпендривается, — Печалька, как прилежный педагог, отказался от нецензурной лексики. — Серьёзно, не мучай себя, пусть живёт себе, как хочет. — Да блин, чел, — я вздохнул и стал нервно мотылять ногой. — Сам не понимаю, почему он так сильно меня задел. Я понимаю, что первый начал, причём продолжаю первым начинать, а он просто даёт отпор. Причём, блин, в том-то и дело, что даёт отпор! Не злится, не смущается, не отводит глаза! Наоборот, смотрит прямо в глаза, ещё и ухмыляется! И я не могу понять: он действительно тупой, или за этой оберткой всё-таки что-то есть... Печалька кивает с умным видом и внимательно на меня смотрит. А, так он специально молчит, чтобы я сам ответил на свои вопросы! Настоящий психолог. — Окей, я не отрицаю, я ему немного завидую, — пробормотал я. — Так ему все завидуют! Блин, он ссаная звезда! Только, ну, никто больше с ним так не срётся, ни у кого больше с ним нет... Я собирался сказать «особой связи», но вовремя спохватился. Звучит слишком по-гейски! А я не это имею в виду, я имею в виду, что он задевает меня по-особенному, как никто другой, и завидую я ему по-особенному. Но не по-гейски! — Я помешался на нём, — вот, я наконец-то сказал это. Самое подходящее слово. — Мне это жесть как не нравится, но я ничего не могу поделать. — В каком плане? — спокойно спросил Печалька, будто мы о погоде разговариваем. — Ну, я ж вот и говорю! — нервничаю я. — Не знаю, наверное... я очень ему завидую, да. Это хреново, я понимаю, но ничего с этим поделать не могу. Обещаю себе забить на него и жить своей жизнью, но когда вижу это лицо, всё повторяется снова! Печалька смотрит на меня и многозначительно кивает. — Совет такой, — он встал, собираясь на тренировку, — дай себе на нём помешаться. Он ещё раз посмотрел на меня и вышел. Отличный совет, высший класс! Иногда у меня появляются сомнения, что Печалька получит диплом. хХх Уэй, слава богу, опять куда-то свалил с утра пораньше, и я смог спокойно позавтракать и собраться в универ. Денег катастрофически не хватает, я считаю дни до зарплаты, на улице слякоть и темно с самого утра, Уэй отобрал у меня группу и отравляет мне жизнь. Может, я утрирую, но на данный момент мне как бы уже нечего терять. В аудиторию я зашёл раньше остальных, даже раньше Штопора. Уэй заразил меня своими тупыми привычками! Он, разумеется, уже восседает за партой, как на троне, втупившись в какую-то книжку. «Дай себе помешаться» Ну и что это должно значить?! Всё, чего я хочу — это чтобы он исчез из моей жизни, и будто его и не было, и всё бы стало, как раньше. Чем мне поможет помешательство? Я, конечно, не образец здравого смысла, но даже я понимаю, что оно до добра не доведёт. — Ого, ты что, умеешь читать буковки? — я не хотел это говорить — оно само как-то так получилось. — Даже умеешь отличать их друг от друга? — Ну вроде, — безучастно ответил Уэй. — Ого, и прям даже не глянец! — я наклонился, чтобы рассмотреть обложку. — Удивительно! Уэй поднял на меня уставший взгляд. — Что это, азбука? — я продолжаю страдать хернёй. — «По ком звенит колокол», — с той же серьёзностью ответил Уэй. Моё лицо вытянулось. Я даже «Старика и море» не осилил. Уэй не хихикает, не огрызается в ответ. Что-то он сегодня совсем не в настроении. — Да ладно, ты сильно не перетруждайся! — я улыбнулся, сев за парту перед ним. — А то ещё одно умное слово — и того гляди короткое замыкание! Я глупо хихикаю и выгляжу так же глупо, но не могу остановиться. Уэй положил самодельную закладку в книжку, драматично закрыл её, тихо вздохнул и глянул на меня со смесью усталости и разочарования. — Айеро, знаешь, кто ты? — он медленно встал, отталкиваясь от парты худыми руками. — Просвети меня, о оракул! — я улыбаюсь во все тридцать два, подперев лицо рукой. — Задира, — ответил Уэй, глядя мне в глаза. — Как в школе. Я сделал такое же серьёзное лицо и нахмурился, внимательно слушая его речь. — Ты меня задираешь, как в школе, будто нам по десять лет, — продолжил Уэй спокойно, но уверенно. — Я уже привык к такому, но, конечно же, часто у тебя получается. Задиры всегда давят на слабые места. Как бы он меня ни бесил, мне стыдно, причём мне было стыдно и до этого. — Так вот, чтоб ты знал, — меня пугает не свойственная ему серьёзность, — меня это задевает. Мне не пофиг. Я ненавижу себя и хочу сдохнуть, но не могу набраться смелости, чтобы это сделать. Я действительно чмо, даже несмотря на то, что читаю умные книжки. Тебе не надо меня задирать — мне и так хреново. Так, вот тут мне уже становится совсем не по себе, и хочется отвести взгляд... — Но при всём при этом, — Уэй слегка улыбнулся, — ты задира, Айеро. А знаешь, что объединяет всех задир? Комплексы. Куча комплексов. Недовольство жизнью. Низкая самооценка. Комплекс неполноценности. Боль. Я нервно улыбнулся. — Мне хреново, я хочу сдохнуть, и я рыдаю каждый день, чаще всего по несколько раз, — он ни разу не отвёл взгляд, — но ты такой же, как я. Ты пытаешься самоутвердиться, ощутить своё превосходство, но ты ничем не лучше. У тебя куча комплексов, и ты тоже, скорее всего, ненавидишь себя. Просто помни об этом, когда будешь в очередной раз подкалывать меня или кого-то ещё. Он поднял брови, еле заметно ухмыльнулся и сел обратно, читать про колокол. Я сижу в немом шоке. Вроде надо что-то ответить, а у меня тупо нет слов. Вскоре в аудиторию влетел Штопор и сразу же взглядом дал мне понять, что всё слышал и я ему очень не нравлюсь. — Айеро, — обратился он ко мне, — идём, тебя в деканате спрашивают. — Я и без сопровождения справлюсь, — я улыбнулся. Он щас взорвётся. Никогда его таким не видел... — О, ну как же, такие люди, и без охраны, — у него слегка дрожит голос, и глаз почти дёргается. Даже если я сейчас выкручусь, он всё равно в итоге меня настигнет. Я со вздохом встал и поплёлся за ним. Краем глаза я увидел, как Уэй закрывает книжку и смотрит мне вслед. Штопор быстрым шагом дошёл до туалета и, закрыв дверь, уставился на меня с тем же разочарованием, что и Уэй. — Айеро, короче, слушай... — он теряет самообладание. Я скрестил руки на груди и улыбнулся. — Да-да, — произнёс я, как ни в чём не бывало. Штопор смотрит в пол, собираясь с мыслями. — Чё, защищать его будешь? — я верен своей тактике задиры. — А в чём проблема?! — он нервно хихикнул. — Да не, ни в чём... — я отвёл взгляд в сторону, ухмыляясь. — Просто так удобно получается... Штопор нахмурился. — Ну, знаешь, — я посмотрел на него. — Приходит Уэй, вы спелись, а потом я из-за него больше не президент, а ты ж у нас как раз, типа, активист... Он смотрит на меня так, будто я доказываю ему, что Земля плоская. — Айеро, — пробормотал Штопор, — ты в бреду... — М, почему, потому что ты якобы слишком благородный, чтобы ситуацией воспользоваться? — уточнил я. Штопор пытается что-то сказать, но не в состоянии подобрать слова. — Айеро, алло! — воскликнул он наконец. — Нет никакого заговора против тебя! Никто не хочет тебя свергнуть, ты не какой-то там король, и никто никакие козни против тебя не строит! Ты сам себе всё это напридумывал и считаешь теперь себя святым мучеником! Я хихикнул. — Ты такой же, как остальные, — напомнил Штопор. — Тебе в детстве просто внимания не хватило, вот ты и компенсируешь. Не всё вертится вокруг тебя! Хотя, ладно, знаешь что? — Что? — спросил я с улыбкой, щёлкнув языком и заморгав. — Считай меня, кем хочешь, ори, что я тебя подсидеть пытаюсь! — он махнул рукой. — Но, пожалуйста, отстань от Джи. Оставь его в покое! Перестань издеваться над ним, подкалывать. Что ты там хочешь, опять президентом стать? Окей, я помогу, только оставь его в покое, ладно? Он смотрит на меня своими большими карими глазами, как Кот из Шрека. Мда, походу, не подсиживал он меня... — Окей, слушай, это... — я опустил глаза и поджал губы. — А вы с ним это... в жопу ебётесь, да? Штопор смотрит на меня, моргая. — Слава богу, ты больше не президент, — сказал он и вышел за дверь. Я доволен собой, поэтому смеюсь, хоть и понимаю, что они оба правы, я жалкий и закомплексованный, а они крутые и талантливые. Я завидую. Очень завидую. Но я не думаю о Штопоре 24/7. хХх После пары я нашёл Уэя там, где он обычно отсиживается — в саду на лавочке. Он поджал ноги под себя, оперевшись на край лавочки, и положил на колени книжку. Без лишних слов я сел рядом с ним и протянул ему сигарету. — Надеюсь, она отравлена, — сказал он, не отрываясь от чтения. Я хихикнул. — Не дождёшься, — сказал я. — Отравленную я для себя приберёг. Он глянул на меня и широко улыбнулся. — Ты это, м, прости, короче, — стыдливо пробормотал я. Уэй закивал. Сидим, курим. — Ну чё, как книжка? — поинтересовался я. — Ничё так, — ответил он. — Но буковки иногда тяжело различать, если честно. Я закатил глаза и захихикал, глядя перед собой. Он тоже еле слышно смеётся. Мы ни разу больше не посмотрели друг на друга до самого звонка на пару, потушили сигареты и пошли ко входу, не вместе, сначала он, потом я. Мне уже не так хреново, как раньше. Даже солнышко вышло. Короче, можно жить дальше. хХх Уэй опять ушёл на какую-то свою гламурную тусню, и я остался один, в общаге, уставший, голодный и злой. Мне не даёт покоя наше сегодняшнее, так сказать, взаимодействие. Вроде уже миллион раз мы собачились, он меня миллион раз отшивал, и так далее. Но что-то сегодня меня задело... Я опять везде его сталкерю. Господи, вот нет чтоб с девочкой какой-то познакомиться и жить себе счастливо — нет, давайте сталкерить Уэя и беситься ещё больше! Как он верно заметил, он мазохист, а я такой же, как он. Вот, в Твиттере у него тоже лимоны. Почти десять, как и в Инстаграмме. Он и модель, и «artist», и инфлюенсер, мать его! Я просто хочу доказать себе, что он такой же, как все «инфлюенсеры». Нет, я не хочу обобщать, просто... Ну, есть тенденция. Я хочу доказать это себе и спать спокойно. Я хочу знать, что он просто выпендривается, просто хочет внимания, как богатая дама в девятнадцатом веке, когда она падает в обморок «от страданий душевных» и едет лечиться «на воды». У него просто имидж такой. Он просто выпендривается. Он патологический лжец. Я его разоблачу. Я его выведу на чистую воду. У него есть команда гоуст-райтеров. Один за него пишет, другой редактирует, третий рисует, четвёртый фотошопит, пятый учит петь и играть. Ну не может он всё это уметь, ну не может! Он врёт. Он всех обманывает. Он не добился ничего сам. Он на самом деле богатый наследник и скрывает это. Ему помогли. Его протолкнули. За него договорились. Он просто капризничает. Он притворяется. У него нет чувств. Он на самом деле лицемерная тварь. Он хитрый и коварный. Он энергетический вампир. Смотрю на его новый эдит в фотошопе. Его глаза полностью белые, без зрачка, рот заклеен, ключицы торчат, а бледную шею сдавила розовая лента с блёстками. Тот, кто за него фотошопит, делает это очень круто. Очень, очень, очень круто. Так, как я мечтаю. Так, как я пытаюсь, но не могу. О, его эдиты! Мужская версия Лены Шейдлиной! Почему он именно модель, которая фотографирует, фотографируется и редактирует фото? Ну, конечно, он не сам это делает, но факт остаётся фактом! Почему он делает именно то, что я люблю и хочу делать, но делаю не так хорошо, как он?! Почему он ещё и поёт?! Почему играет?! Почему он лучше меня во всём? Почему он так классно шутит? Почему он так позирует? Почему так обрабатывает? Почему так чувствует? Почему так пишет? Я хочу им быть. И меня это бесит! «залепляя себе рот медицинским скотчем» С маленькой буквы предложение начал, конечно, весь из себя такой модный и дерзкий! Судя по всему, это строчка из песни. Так... Да, тот чувак, у кого он постоянно в клипах снимается! Я достал наушники, проводные. А у него — AirPods! Я просто не успел купить!

Noize MC - В темноте

Jamie543: такая мрачная песня! :( G: моя самая любимая! Только первая минута, а мне уже хочется повеситься. Что, боль в почках, опять боль, разрыв аневризма и очень много отчаяния? Его демоны жрут его взглядами из темноты? Ой, да какие у него демоны, какая темнота, какая невыносимая боль! Он просто позер! Бесит! Как же меня это бесит! За него всё придумали, загримировали его, настроили освещение, наделали кучу кадров, отфотошопили, отредачили, песенку подобрали, при этом содрав с того чувака прилично за рекламу, вот тебе и всё! Вот тебе и креатив! Он просто продукт. Он просто проект. Он просто коммерция. Я слушаю песню в третий раз, и внутри всё леденеет. Как лирический герой запивает таблетки бухлом, как ему не помогают психологи. Это не может быть Уэй. Это не он. Он на бигбордах, в журналах, Vogue, там, Dazed, для которых я всегда мечтал снимать. Я сплю и вижу себя там, где он. Он просто проект, просто результат работы команды. Он не делает это сам. Он не может. Он на самом деле не задумывается, не чувствует, ему не болит, его не волнует, он не рисует, не пишет, не создаёт. Ему не хватило бы мозгов, не хватило бы таланта, не хватило бы чувств, не хватило бы души. Он так не может. Он поверхностный, банальный, он basic, он ни о чём. Он не сидит в темноте. Он не залепляет себе рот медицинским скотчем. Он не слушает такие песни. Он не понимает, о чём в них поётся. Это всё решение его команды. Вдруг дверь открылась, Уэй влетел в комнату, закрыл её своим худющим телом и сполз по ней вниз. Он весь из себя красивый и модный, в блёстках, от него пахнет чем-то дорогим, он одет в дорогое и выглядит дорого. А ещё у него слёзы в глазах. И он вздыхает и стонет. — Эй, — я медленно и осторожно спустил ноги с кровати, вытащив один наушник, будто он олень в свете фар, и я боюсь его спугнуть. — Ты чего? Он медленно повернул голову в мою сторону и улыбнулся. Он не может так улыбаться. Вот так, с болью, с грустью, с горькой иронией. — Я так больше не могу, — пробормотал он дрожащим голосом, и у меня аж горло заболело. — Как? — спросил я, вытащив второй наушник, поставив песню на паузу и сев за стол рядом с ним. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох. — Они все такие... — прошептал он, чуть не плача. — Кто? — спросил я. Он всё-таки заплакал, снова закрыв глаза, но тут же покачал головой и вытер слёзы. — Они весь вечер меня избегали, — он шмыгнул носом. — А ещё смотрели на меня так... — Инфлюенсеры? — догадался я. Он закивал. — И модели, — добавил он. — Я же там свой. Я типа модель и типа инфлюенсер. Я там должен быть своим. Это же мои люди? Почему я опять чужой? Он не может это чувствовать. — Они отказываются даже подходить ко мне, если у них подписчиков на тридцать процентов больше или меньше... — он в полном замешательстве, смятении и отчаянии. Якобы. Да ладно, ты же знал, во что ввязываешься! Ты не мог не знать о правиле тридцати процентов! — Боже, они такие... — он закрыл лицо руками. — Почему они такие? За что? Он выглядит так, что даже мне хочется сесть рядом, может, даже, типа обнять. У него прям травма! Типа. — Почему они такие жестокие? — задал он риторический вопрос. — Они же, по идее, меняют мир к лучшему! Мы же это делаем...Почему они всех обсуждают? Почему они смеются? Чего я не понимаю? — Смеются? — уточнил я. — Ага... — он глянул на меня снизу вверх глазами, полными отчаяния и боли. — Я думал, я изменю мир к лучшему, если стану, как они. Ну вот, я вроде такой, я с ними на тусовке, но всё стало в сто раз хуже, а мир нихрена не меняется! — Не меняется? — спросил я. — Не-а, — он качает головой, рвано дыша из-за слёз. — Они обсуждают то, что кто-то надел что-то во второй раз, что кого-то разнесло, что кто-то слишком, блять, жирный, что кто-то тупой, неловкий, смешной, бедный, стеснительный! Они самоутверджаются, они давят на больные места! Они такие жестокие, такие злые! Мне очень не по себе. — Фак, они рекламируют чай для похудения! — воскликнул он, стукнувшись головой об дверь. — И такие «ну, я сделаю три поста, они так больше заплатят»! Тебя читают девочки-подростки, ты их кумир, Леле! Это всё — вынос мозга! Я медленно, вдумчиво закивал. — Я не этого хотел, — он нервно замотал головой, шмыгнув носом. — Это то, что я презираю. Они такие «это для нищебродов, то для лохов, а это для бомжей, они лохи, я не буду жить в этом сарае, пусть эти лохи там живут!» А ещё такие «я лучше умру, чем буду носить эмку — пусть её всякие коровы носят!» Она вчера сделала пост про бодипозитив! То есть, на самом деле, это всё, весь позитив — полная херня, и мне надо дальше голодать? Он такой «я лучше сдохну, чем это надену — десять долларов, это для нищебродов!». Алло, ты ретвитнул мой твит про вред капитализма! Он снова закрыл лицо руками и громко вздохнул. Вздох перешёл в рычание. Я медленно встал, а потом сел рядом с ним на полу, обхватив колени руками. — Они задиры, да? — я сказал это не для того, чтобы подколоть, а чтобы понять. — Как я? Уэй посмотрел на меня, шмыгнул носом и хихикнул. — Не-а, — он покачал головой. — Не знаю, почему, но мне кажется, ты вообще не такой. Он не может на самом деле быть таким. Потому что если он на самом деле такой, то он слишком, нереально, фантастически охренительный, а так не бывает.