Ревенант

— Сделал плохо, но не физически, — сказал Саске, коротко окинув присутствующих равнодушным взглядом и невозмутимо вкатываясь в палату на инвалидном кресле, вытянув ноги, обездвиженные белоснежным гипсом. Следом за ним с паническим выражением лица вбежала медсестра, назначенная лично присматривать за Саске и Сакурой. На фоне мелькнули, тут же отворачивая головы, два безликих, неприметных охранника, работающие на Учиха уже больше десяти лет, чья основная задача была проста: не впускать на седьмой этаж госпиталя никого, кроме определенных сотрудников Учиха, врачей (подписавших контракт о неразглашении) и, собственно, четы Харуно. Очень шумной четы, как считал Итачи. Благо, дочь у них была сдержаннее, даже благоразумнее как будто. Только, стоило ей увидеть Саске с загипсованными конечностями, старательное спокойствие, которое она пыталась изобразить перед семьей своего так называемого друга, дало глубокую трещину и тут же сломалось на крошки. Итачи проследил за ее реакцией, краем глаза отмечая, как то же самое сделала Мебуки (от женщины за милю несло неприязнью к младшему брату, и его это не слишком радовало), следом за ней из-под кустистых бровей на Сакуру взглянул Кизаши; даже Фугаку не сдержался и бросил взгляд на девчонку; очень короткий, как вспышка, но Итачи с детства умел улавливать самые микроскопические детали. Только у Саске и Микото ни один мускул на лице не дрогнул, в глазах не промелькнуло даже намека на заинтересованность. Хотя наверняка Саске не симулировал: зная повёрнутость младшего на контроле и абсолютном непризнании чужих границ, Итачи был уверен, что тот уже выяснил для себя все, что хотел знать о подруге. А мать у них просто — железная леди. Итачи ее уважал больше, чем кого-либо еще на этом свете, но, откровенно говоря, был рад, что Изуми, девушка и в скором времени невеста, не похожа на нее. — Саске-кун! — воскликнула Сакура, и Итачи хмыкнул про себя. Брови у девушки со странными волосами и яркими, живыми глазами взлетели вверх, тонкая, хрупкая, но не мелкая ладонь взметнулась вверх и вперед, будто она хотела дотронуться до Саске сквозь разделявшие их три метра, но тут же соскользнула на одеяло. — Что ты… Боже, ты сломал ноги?.. — шепотом спросила она, глядя на братишку во все глаза, полные слез и съедающей ее вины. Довольно предсказуемо — и то, на что рассчитывал Итачи. Хорошо, наблюдения не подвели в очередной раз. — Нет, — ответил ей Саске, плотно закрывая за собой дверь и веля медсестре выйти. И обдавая Итачи недовольным, даже раздраженным взглядом, отчего у него снова возникло желание хмыкнуть. Нечасто Саске награждал его такой мимикой. — Пара трещин. — Саске-сан, — в разговор встряла Мебуки, складывая руки на груди и слегка сужая глаза. — Я бы сказала, что мне жаль тебя за травму, но это, увы, ложь. — Мама!.. — Не утруждайтесь, — ответил ей Саске, незаметно фыркнув и склоняя голову вбок, подпирая подбородок ладонью. У него ладонь была широкая, но в меру, не мужланская, с нежной кожей и без трудовых мозолей. — Вы еще порадуетесь моей травме, когда узнаете, что от вас хочет Эдвард. — Почему порадуемся? — спросил Кизаши, разглядывая его братишку внимательно, с подозрением, но все-таки без колючего льда, как Мебуки. Саске не ответил и перевел взгляд на Итачи, словно говоря: «Все стрелки на Эде, но я-то знаю, кто заварил этот дерьмовый кисель». Что ж, он был прав. — Объяснись, Эдвард, — сказала Микото, закидывая ногу на ногу. В больницу к младшему сыну она приехала прямиком с выставки любимого токийского художника, потому одета была в шикарный белый брючный костюм от Шанел и голубые лодочки на высоком каблуке. Все-таки их мать великолепна. Фугаку тем временем прислонился к светло-серой стене, кивая Итачи и ни одной мышцей на лице не двигая. Только во взгляде мелькнула насмешливая улыбка, адресованная Итачи и Саске. — Конечно, Микото-сан, — заговорил Эд: план придумал, в общем, он; только Эдвард, правда, не знал, что причин согласиться с идеей у Итачи было больше, чем просто умаслить общественность. — Понимаете, Кизаши-сан, Мебуки-сан… Сакура-сан, — добавил он нехотя, словно не горел желанием объясняться с малолетней девушкой, — есть небольшой нюанс во всей произошедшей истории. Людям не нужна правда. Они уже услышали, что хотели, и теперь не поверят ни Саске-сану, ни даже Сакуре, что бы они не говорили. — К чему вы ведете? — спросила Мебуки, взглядом хмурого коршуна оглядывая Эдварда и, скорее всего неосознанно, поглаживая кончики волос Сакуры, что спадали на светло-голубую постель. — И что вы хотите, чтобы сказала Сакура? Сразу хватает быка за яйца, подумал Итачи, спокойно глядя на семью Харуно. — Просто правду, — невозмутимо ответил Эд, — с небольшой присказкой. Провокационное фото из клуба с рукой под юбкой Сакуры, — (Микото бросила на агента убийственный взгляд за лишнее напоминание, и тот сжался, как кислый лимон, но продолжил), — так вот, в фото нет ничего предосудительного, ибо Саске-сан и Сакура встречаются, а видео рядом с клубом — просто ссора молодых влюбленных, с кем не быва… — Но они не встречаются и не влюбленные! — воспротивилась, как и следовало ожидать, Мебуки, бросая волосы дочери и раздраженно распахивая миндалевидные глаза. — При всем уважении к вам, Фугаку-сан, Микото-сан, но пусть Саске-сан сам разбирается со своими проблемами. Без моей дочери! Она и так пострадала. — Безусловно, вы правы, Мебуки-сан, — согласился Фугаку, и Микото понимающе кивнула женщине. — Мой сын сам разберется, а ваша дочь пусть отдыхает и набирается сил. Итачи родителей ни во что не посвящал, потому что знал: они и без его инструкций мигом сообразят, что к чему. Им нет нужды спорить и ссориться с семьей Харуно, тем более, Кизаши был ценным сотрудником, потому что… — Почему ты считаешь, что я здесь жертва, мама? — спросила Сакура, оправдывая все ожидания Итачи. Даже жертва она произнесла с едва заметным отвращением, как он и мог бы от нее ожидать, даже не зная лично. — Я ведь уже говорила, что в аварию мы попали из-за меня. Почему Саске-кун теперь должен сам за все отчитываться? Итачи не нужно было даже оборачиваться к девушке, чтобы знать: Саске наедине с возникшей в какой-то степени и по ее вине ситуацией она не оставит. Ни за что — потому что, как и сам он, как и Наруто, как и все, кому довелось знать Саске близко, не могла и не хотела отказываться от него. Итачи был старше Саске на пять лет. В детстве разницу эту он ощущал каждой клеточкой своего тела, каждый месяц и день между ними равнялся маленькой пропасти. Итачи учил младшего брата всему, что знал, всему, чему его не научили родители. Играть в шахматы, например. Итачи, конечно, вел в их маленькой войне, но стоит отдать Саске должное: в последние годы он выигрывал все чаще. Он научил братика есть вилкой и ножом, когда тому было четыре года, и сделал это куда мягче и изящнее, чем сам отец когда-то поступил с Итачи. Когда Саске было четырнадцать, Итачи начал приглашать его на игры в покер вместе с друзьями, пусть мать и была против. У нее, естественно, были на то причины: отец самой Микото всю жизнь прожил яростным лудоманом и так им и помер, оставив долг в размере шестидесяти тысяч зеленых жене и единственной дочери. Микото, к слову, закрыла долги отца перед тем, как выйти замуж за Фугаку. Их отец ничего даже не знал о трудностях своей невесты, иначе непременно помог бы — в конце концов, в финансах он никогда не был скован. Однако Микото силой своего характера и гордостью была настоящей Учиха, хоть и родилась с другой фамилией. «Я бы не позволила друзьям и родственникам Фугаку думать, будто он женится на обнищавшей аристократке», — хмыкнула как-то мама в ответ на вопрос Итачи. Он хорошо помнил тот вечер: они втроем ужинали копчеными кальмарами и жареными креветками в Тайланде. Десятилетний Саске жадно поглощал третий манго, перед этим успешно скинув свою порцию кальмаров сидящей под столом полосатой кошке. Микото так же успешно делала вид, будто не замечает махинаций младшего сына, а Итачи допытывался и не мог взять в толк: почему мама в молодости отказалась от помощи отца и предпочла справляться с проблемами в одиночку? Теперь, в двадцать четыре, мотивы матери внезапно стали чуть более понятными. Не логичными, конечно, — потому что какая, нахер, логика в том, чтобы отказываться от помощи любящего тебя человека, — но Итачи теперь, по крайней мере, имел представление, как мыслят женщины. И Изуми, без спроса ворвавшаяся в его жизнь диким тайфуном, сыграла не последнюю в этом роль. У Изуми имя было созвучно со словом безумие, и, как считал Итачи, неспроста. Она совершенно не походила на Микото — в ней не было сдержанности и внутренней стали матери. Изуми, откровенно говоря, не могла похвастаться и интеллектом, как у Микото, но у нее имелись свои сильные стороны, которые девушка не стремилась демонстрировать и которые активно использовала. Изуми, например, была на редкость сообразительна и даже изворотлива, только в какой-то положительной, даже бесхитростной форме. Она не сильно переживала о вещах, волновавших окружение Учиха, и совершенно очаровательно умела игнорировать отказы, надменные взгляды и попытки ее задеть. Что уж говорить, она с такой же легкой руки просочилась сквозь замкнутость Итачи и умудрилась ненавязчиво, так, что он даже не заметил, поселиться у него под ребрами. Сама Изуми никогда в этом бы не созналась. Она в ответ на рассуждения Итачи округляла глаза и говорила что-то вроде: «Ой, Итачи, как ты можешь так думать?» И лукаво улыбалась. Эта девушка была легкая и гибкая, как весенний ветер. В ней не было силы Микото, и в этом и заключалась сила Изуми. Зато силу Микото Итачи ясно прослеживал в подруге Саске. Несмотря на возраст (Итачи все еще удивляло, как вообще их дружба оказалась возможной), несмотря на стеснение и напряжение, было в Сакуре кое-что, что с потрохами сдавало наличие у нее крепких таких яиц. Взгляд. Взгляд у Сакуры был прямой, смелый, без ужимок и жеманности. Она смотрела прямо в глаза, даже если сложно. А общаться с ними ей было тяжеловато — Итачи, как и родители, понял это, стоило ей заговорить. Что ж, это тоже говорило в пользу ее ума. Итачи был бы даже немного разочарован, если бы девчонка не понимала, с кем связалась. И не то, чтобы он считал их семью особенной… Нет, в их семье Итачи видел пороков даже побольше, чем в большинстве людей, — но это не отменяло ресурсов, которые Учиха удерживали в своих руках и которые наделяли их определенным бременем. И слова Эда, его предложение фальсифицировать отношения Саске и девчонки, лишний раз это подтверждали. -… там еще и наследница Като распелась о том, как Сакура убегала от Саске-сана в клубе и как он чуть было, якобы, не ударил ее. А ее семье принадлежит большая часть новостей, журналов и… — Наследница Джиробы? — повторил Фугаку и бросил на Итачи короткий, едва заметный взгляд. Итачи понял все и без взглядов. — Да-да, — ответил Эд, нервно потирая круглый блестящий подбородок и поглядывая на бриллиантовые «Ролекс» на левом запястье. — Поведение Като, конечно, удивляет… Я видел Роберта, их репутационного консультанта, буквально позавчера, и он вел себя как обычно. Никаких намеков на то, что они решили примкнуть к лиге Ооцуцуки и играть против… — Сейчас мы не об этом говорим, — оборвала разговорившегося Эда Микото, изгибая бровь и глядя на мужа, как бы говоря: я видела ваши переглядывания с Итачи. Рядом, вальяжно рассевшись в инвалидном кресле и не слишком переживая о наложенных на него гипсах, скривился Саске, всем своим видом давая понять: от него тоже ничего не скрылось. — Что ты такой недовольный? — смешливо спросил Итачи у брата, тихо, чтобы остальные их не услышали. Тот в ответ еще и поджал губы, заставив Итачи открыто усмехнуться. — Ваш с Эдом план — полный бред, — ответил Учиха Саске, парень, на которого молилась одна часть страны, в то время пока вторая пускала слюнки, молодой мужчина, которого идеализировали так же, как Итачи, не удосуживаясь понизить голос. — Как ни странно, но парень верные вещи говорит, — прокомментировала Мебуки, напряженно выпрямив спину, как будто ей в позвоночник вкрутили стальную палку. — Это не тебе решать, мам, — мягко осадила ее Сакура. Интересно, думал Итачи, глядя на Сакуру со смесью любопытства и даже уважения, как Саске вел себя рядом с Корнелией, своей так называемой девушкой, с которой так и не удосужился познакомить никого из членов семьи? И как — с дочерью Кизаши? Своей так называемой подругой? Итачи мысленно фыркнул. Подруга. Очень удобное слово для молодого, крайне привлекательного по всем общепринятым и не очень принятым параметрам парня, не желающего обременять себя лишними связями и ответственностью. Нет, конечно, Итачи никогда не обвинил бы братишку в безответственности, особенно, если дело касалось семьи, бизнеса и друзей. Но вот девушки… Поведение Саске и Итачи на этом поприще отличалась. До Изуми у Итачи были в основном проститутки, потому что спать с девушками, зная, что ничего он им предложить не может, совесть-моралистка (Саске так брата и называл: «моралист херов») не позволяла, и буквально пара девушек, у которых характер был даже черствее, чем у самого Учиха. Встретить и влюбиться в Изуми для Итачи было сродни облегчению, пусть сам он никогда не сказал бы этого вслух. Ибо наконец-то можно было заниматься сексом, не мучаясь после угрызениями вечно бдящей, какой-то неадекватной совести. Изуми вообще была единственной, после которой у него не возникало желания поскорее сходить в душ и смыть с себя всю низость и грязное послевкусие от животного соития. С Изуми был секс, со всеми остальными — именно оно, мерзкое животное соитие. Саске был другим — Итачи понял это еще пять лет назад, когда на четырнадцатилетие подарил братишке одну из искуснейших куртизанок (сам Саске упорно звал ее «просто крутая проститутка») Токио. Итачи, откровенно говоря, сомневался, стоит ли делать то же, что Фугаку когда-то провернул с ним самим. Итачи после ночи с этой женщиной отмокал в белоснежной ванной под кипятком почти три часа и пришел к выводу, что секс — это вообще не его. В следующий раз в объятиях женщины он оказался только в семнадцать. Так вот, Саске был совсем другим. От Хаюри (куртизанку-проститутку, естественно, в реальности звали по-другому) он вернулся не под утро, как Итачи когда-то, а поздним обедом и выглядел при этом, как ленивый, довольный, обожравшийся сливок юный кот. И следующий секс у Саске был далеко не в семнадцать. Итачи задумчиво склонил голову вбок, глядя на младшего брата, который выслушивал Эда, едва сдерживая кипевшее в нем раздражение и постукивая указательным пальцем по белому гипсу. Ошибся ли он, намеренно и довольно грубо посвятив Саске в мир секса в четырнадцать? Был бы младший так же искушен в плотских утехах в свои девятнадцать, не вмешайся когда-то Итачи? Он ведь был в курсе большинства похождений братишки: тот испробовал секс с двумя девушками в семнадцать, а спустя еще полгода — уже с тремя, причем все они были разных национальностей и типажей, словно Саске собрал их специально: хрупкая темноволосая китаянка с удаленными ребрами и оттого талией в пятьдесят три сантиметра, жгучая мулатка с накаченной жопой и четвертым размером груди, блондинистая шведская принцесса, которую он чуть позже разделил с Наруто (Итачи такое не одобрял, но отмалчивался). Зная изощренный склад ума Саске, Итачи даже не сомневался: братишка для этой мини-оргии намеренно отбирал девушек, вписывающихся в его представление идеального первого секса с тремя. Его, впрочем, — и к счастью Итачи, — не впечатлило, потому что больше Саске такого не повторял. Зато в друзьях у него водился Гаара, любимый племянник Императора, в узких кругах известный своими галлюциногенными вечеринками и отсутствием границ (не только моральных) вообще. Пару лет назад на одном из таких рейвов новенькая в компании девушка едва не откинулась от передозировки, вызвавшей у нее острый приступ эпилепсии, и Итачи помогал Саске прикрыть задницу Гаары, затыкая рты родителям девушки, ее распаниковавшимся подругам и черт уже помнит, кому еще. А за пару месяцев до этого Итачи изрядно понервничал, когда к его обожаемому брату заявилась дамочка лет двадцати пяти и заявила, что беременна. За молчание и исчезновение из жизни Учиха она попросила два миллиона долларов. Саске в ответ очень хладнокровно послал женщину нахуй, безразлично-ледяным тоном сказав, что, если ребенок и есть, то точно не от него. И ушел, и Итачи посоветовал о женщине забыть. Итачи, конечно, ничего подобного делать не собирался, не дурак, в конце концов. Он-таки провел небольшое исследовательское расследование и выяснил, что — да, ребенок есть, но отец не Саске, о чем и сообщил братишке. — Я же говорил, — равнодушно хмыкнул тогда Саске, разглядывая входящие сообщения в телефоне и отвечая кому-то. — Ты не можешь быть на сто процентов уверен. Твое хладнокровие похвально, но не в этом случае. — Я спокоен, когда уверен в своей правоте, — не удосужившись поднять взгляд, ответил. — И с этой женщиной я точно знал: она пиздит. — Хн. Я все равно должен был проверить, — Итачи мельком глянул в экран смартфона и разглядел имя «Сакура Х.». Очередная дурочка, очевидно. — За это я тебя и люблю, — непринуждённо сказал Саске, бросив на брата быстрый взгляд и слабо, очень слабо, улыбнувшись. И Итачи сдержал вздох, на мгновение подумав, что даже понимает эту Сакуру Х., якобы беременную дамочку и всех остальных. Было в Саске что-то такое, что заставляло их всех хотеть сделать ему приятно, чтобы получить в ответ эту охуеть какую слабую улыбку. Я люблю тебя. Интересно, повезет кому-то еще услышать эти слова от него? — подумал Итачи, возвращаясь из прошлого в не очень-то радующее сегодня, в котором Саске выглядел так, словно сейчас встанет, несмотря на гипс, и втащит разошедшемуся Эдварду в нос. -… ненадолго. Скажем, на пару недель, да, как раз на благотворительной неделе Учиха засветитесь. Сделаем пару фотографий с милыми, вообще непорочными поцелуями, и… — Даже не думай, Эд. — Что именно тебе не нравится, Саске-сан? Я ведь не говорю встречаться по-настоящему. Нужно всего лишь сделать вид. — Придумай что-нибудь другое, — отрезал Саске, пальцами цепляя гипс и, кажется, пытаясь избавиться от сковывающей конечности лонгеты. — Не понимаю, зачем мне его нацепили? У меня же не переломы, а трещины. Скоро смогу ходить, как обычно. — Трещины это и есть переломы по сути своей, — поправил Итачи механически. — Ну и я хотел кое-что проверить. — Посмотреть на реакцию подруги, Сакуры Харуно, чье имя я, оказывается, уже слышал. Саске, — единственный, кто мог понять и понял несказанные слова Итачи, — оторвался от возни с гипсом и изогнул черную бровь, взглянув на брата. Словно спрашивая: ты, блять, серьезно? Я вполне серьезно, дорогой братишка. — Хн, — Микото издала типичное для их семьи хмыканье. — В любом случае, врач велел не двигаться и прийти на осмотр через две недели. Пожалуйста, Саске, отстань от гипса. — Я все же понимаю, — вздохнула Мебуки, кажется, осознающая, что дочь уже решила все без нее. — Почему столько сложностей? Разве не могут Сакура и Саске-сан просто выступить с заявлением и сказать, что… ничего страшного, — она запнулась на этом слове, будто даже ее организм сопротивлялся мысли «ничего плохого», — не произошло? Почему вы так уверены, что люди не поверят? — Репутация — дело тонкое, — вытирая влажный лоб, подметил Эдвард, выжатый словесной битвой с этой страшной женщиной. — Мебуки, давайте пройдем в кабинет нашего врача и выпьем чаю, — дипломатично предложила Микото, вставая со своего кресла. — Мы с вами знатно понервничали за последние часы. Все-таки дети — наш самый главный источник головной боли, сколько бы лет им ни было, — и она устало вздохнула, как и Мебуки минутами ранее. Маме бы актерское мастерство преподавать, подумал Итачи, наблюдая за родителями. Впрочем, Мебуки все, вполне вероятно понимала, но подыгрывала. Взглянув на дочь, будто убеждаясь, что с той все действительно в порядке, она все же кивнула и вышла из палаты вместе с Микото, сказав перед этим: — Сакура, если станет плохо или что-то понадобится — сразу же зови медсестру и меня. — Да, конечно. — Эд, идем с нами, обсудим кое-что, — позвала Микото, отчего у Эдварда из горла вырвался безнадежный хрип. — Кизаши, предлагаю нам тоже перекурить, — подозвал Фугаку, уже стоя у дверей, не сомневаясь в том, что мужчина согласится. У него, впрочем, выбора особо не было. Между ними лежала не просто субординация, а целая пропасть, при которой лишний спор с главой огромной корпорации и высшим начальством мог стоить слишком дорого. Поэтому Итачи считал похвальным желание Мебуки защитить дочь, даже если это будет стоить их семье карьеры их единственного кормильца. Впрочем, подумал Итачи, глядя на младшего брата, Саске по всей видимости не позволил бы оставить Сакуру без стабильного финансирования. — Мы ничего не будем изображать, — сказал Саске, обращаясь к Итачи, как только за Фугаку и Кизаши закрылась дверь. А если бы на месте Сакуры была другая девушка? — спросил Итачи у брата одним взглядом, но тот, естественно, сделал вид, будто ничего не заметил. — Боюсь, другого качественного решения нет, — невозмутимо ответил Итачи и полноценно, наконец, взглянул на девушку, напряженно сидевшую в больничной койке. Юная — первая мысль. Неудивительно, конечно, ей ведь шестнадцать. Красивая — вторая мысль. У нее были длиннющие волосы, густые и пышущие здоровым блеском, хоть и откровенно странного цвета. Саске был довольно консервативен, в вопросах внешности тоже… Любопытно, что он думает о розовых волосах? Сакура хрупкая и тонкая, но далеко не кисейная барышня с дрожащим голоском. Напротив, голос у нее уверенный, особенно, когда спорит, и приятный, женский, не подростковый. А еще глаза у нее блестят всякий раз, когда она глядит на его младшего брата, и дыхание слегка застревает в девичьем горле, если он смотрит на нее долго. Выдают с потрохами, но она вряд ли это знает. Саске знает. Итачи представить себе не мог такого, чтобы он не увидел и не понял. Как и родители. — Если другого решения нет и это ненадолго и не требует… ничего такого, — быстро проговорила Сакура, встречая взгляд Итачи. — То я не против. Еще бы, маленькая подруга Саске. — Это не твое дело, — отказал ей Саске, останавливая свое кресло недалеко от койки. Но и не близко. Итачи вспомнились ее слова: я ударила Саске-куна, и он разозлился… Очень мило. Саске выглядел как угодно, но не обозлённым на нее. И вообще — позволил девушке ударить себя, серьезно? Для Итачи, когда Сакура это произнесла, настал один из редчайших моментов в жизни, когда ему откровенно захотелось ржать. Конечно, вылилось это в простейший смешок, но — блядь, братишка, это кое о чем говорит. — Это мое дело тоже, — заупрямилась Сакура и тут же, стоило только взгляду упасть на загипсованные ноги, несчастно закусила внутреннюю сторону щеки. — Блин, ты конечно повел себя вчера, как мудак, но мне ужасно жаль, что так вышло! Как мудак. Итачи поудобнее устроился в кресле, в котором недавно сидела Микото, думая о том, как бы ему сейчас не пришлось закусывать щеки. Чтобы не засмеяться. — Как изящно ты меня оскорбила и извинилась одновременно, — усмехнулся Саске, откидываясь на спинку своего кресла и отрываясь, наконец, от очевидно раздражающего его гипса. Конечно, он ведь так ценил свободу и контроль, что у него эти два слова складывались в синонимы чудесным образом. — Извини, — повторила Сакура, заправляя волосы за уши и облизывая губы, словно пыталась так сдержать улыбку, — но это правда. — Что именно? Что мы попали в аварию, потому что кто-то немного психанул? — Нет. Точнее, это тоже, но правда в том, что ты вчера был мудаком. Поэтому кто-то и разозлился. Самую малость, — она совершенно очаровательно улыбнулась. Улыбка у нее открытая, нежная и слегка стеснительная, хотя и это Итачи мог понять. В конце концов, с парнем, в которого влюблена, разговаривает. — Не буду отрицать, это было плохо, — признал Саске, сузив глаза и прямо, интенсивно посмотрев на Сакуру, отчего у той порозовели щеки и расширились зрачки. Итачи, собственно, не отличался любопытством, но в этот раз ему было уж очень интересно — что вообще произошло вчера между этими двумя? Он знал младшего брата лучше даже, чем самого себя, и потому ему было очевидно: Саске не церемонится с людьми, вообще ни с кем, кроме близких, и извиняется тоже только перед ними. А к его близким Итачи относил семью и Наруто. Неужто пропустил эту девчонку со странными волосами? Потому что Саске только по сути извинился, хоть и в своей завуалированной манере. — В общем, — Итачи все-таки прервал их разговор, со стороны казавшийся ему каким-то интимным, что ли, — Сакура не против, и ты, Саске, тоже не сопротивляйся. Ты накосячил, значит, надо отвечать. План Эдварда хорош, он обеляет назад твою репутацию и дает Сакуре много очков. — Я не для этого… — Я знаю, Сакура-сан, — вежливо прервал ее Итачи, в очередной раз за день подавляя желание насмешливо хмыкнуть. — Но даже в фальсифицированном союзе с моим братом есть много выгод, и на вашем месте я бы ими воспользовался. Все же Мебуки-сан права, вы не обязаны ему помогать. — Мне не сложно, мы ведь все-таки друзья. — Ага, друзья, я вижу. — Единственное… — она неуверенно посмотрена на Саске, — а как же Корнелия? — И правда, Саске, с твоей девушкой нужно как-то договориться. — Не нужно. Она перестала быть моей девушкой час назад, — безразлично сказал Саске и, как и Итачи, сделал вид, будто не заметил, как вспыхнули глаза у Сакуры в ответ на его слова. — Серьезно? Почему? — спросила она достаточно ровно, Итачи отдал ей должное, только под конец смазалась, чуть подавшись вперед и слишком старательно изображая спокойствие. — Не хочет делиться, видимо, — все-таки насмешливо хмыкнул Итачи, смотря на младшего брата, спрашивая у него одним взглядом то, что не мог узнать при других людях. Даже при родителях. Сакура его не поняла, а Саске ухмыльнулся в ответ, в черных, беспросветных глазах мелькнул буйный кураж, который жил в нем всегда и который, Итачи снова отдал должное, только теперь братишке, он успешно сдерживал и скрывал ото всех. Кроме старшего брата. — М-м, ну, тогда и договариваться ни с кем не надо, — протянула Сакура, не замечая молчаливого диалога, прошедшегося между наследниками Учиха. — Не надо, — ответил ей Саске обманчиво-равнодушно, но давая Итачи понять то, что он хотел знать. — Надо просто брать своё, — уточнил Итачи, скрывая лукавую улыбку и, хлопнув брата по плечу, направляясь к выходу из палаты. — Выздоравливай, Сакура-сан. Девушке моего брата нужно быть здоровой. — Я не его девушка, но спасибо, Итачи-сан, — попрощалась с ним Сакура, улыбнувшись и махнув рукой. Саске повернул свое кресло, провожая брата взглядом и пряча дерзкую усмешку в уголках чуть потрескавшихся губ.