Ревенант

В Шанхае Итачи занимался странными вещами, пусть и не признавался в этом. Саске знал его привычку чесать ногтем указательного пальца кожу на запястье, когда тот решал особенно сложную задачу, знал, как Итачи мог зависать в номере Ритц Карлтона и по несколько раз менять рубашку, прежде чем выйти во влажную, липкую жару китайского мегаполиса. — Удалось выяснить, кому продал химическую формулу отец Кена? — спросил как-то Саске, пока они сидели в переполненном ресторане 100 Century Avenue. У него от раздражения пропал аппетит. Они пришли в ресторан в самое неподходящее время, к закату, когда куча неопрятных, загорелых туристов в кожаных шлепках и тревожные мамы со стайкой толстых детей в футболках Calvin Klein заняли все столики у окна, прижавшись друг к другу, как сардины в банке. Саске удовлетворённо хмыкнул и отвёл от них взгляд. Гости приходили в это место ради вида на Шанхай с 91 этажа, но сегодня их ждало разочарование. За стеклянными окнами стоял плотный серый смог, как дым от сигареты, а грязно-голубые тучи скрыли оставшуюся половину вида. — Да, — Итачи вонзил палочки в лапшу, и Саске в очередной раз подумал, что китайский вок похож на червей. Отвратительно. — Куда-то в наш регион. — Так вот почему отец отправил туда Харуно. — Ага, он теперь большую часть времени будет там проводить. Искать тех, у кого были лишние двести миллионов долларов, чтобы купить изобретение отца Кена. — Изобретение, — Саске презрительно фыркнул и подвинул блюдо с самыми банальными суши, которые смог найти в меню. Настроение после расстроенного бормотания туристов возле окна внезапно улучшилось. Не то чтобы он желал им чего-то плохого, просто иногда, в дни, когда что-то в семье очевидно шло по одному месту, все остальные люди начинали бесить, как если бы были виноваты в его дурном расположении духа. — Он ничего не изобрёл. Ему повезло купить именно ту медицинскую компанию, в которой оказался талантливый химик. — Везёт тем, кто везёт, — Итачи напряжённо пожал плечом. На его обычно идеально выглаженной рубашке образовалась тонкая ломаная складка. Ещё у него шелушилась кожа под нижней губой, и Саске подумал, что это также странно, как и их встреча с Шисуи, с которым Итачи не поддерживал связь в последний год. Шисуи, друг детства брата, опоздал на три минуты, извинился, почти робко устроился на соседнем стуле. промокнул губы льняной салфеткой и попросил официанта принести что-то, соответствующее его низкоуглеводной диете. Они обсуждали разные вещи часа три, коалиция мамаш с толстыми детьми уже покинула ресторан, Шисуи все говорил об огромной роли женщин в политике Финляндии, говорил, что женщины аккуратнее, ответственнее, предусмотрительнее мужчин, на что Итачи флегматично заметил, что эти качества не зависят от гендера, но да, время такое, что нужно думать на десятилетия вперед. Шисуи сказал, что у женщин это лучше получается, потому что им генетически заложено беспокоиться о потомстве. У Саске было противное, сосущее чувство, что он что-то упускает. В вечер перед отлетом домой мысли его скакали бесперебойно, и началась мигрень. От нее он получал даже своеобразное удовольствие. Из разряда — не можешь понять, что задумал Итачи с Шисуи? Где твой хваленый мозг, Саске? Или ты такой же тупой, как все остальные? Вот и мучайся мигренью, заслужил, блядь. По пути в аэропорт Пудун шел дождь, небо чернело и мерцало. Вода билась о крышу Мерседеса так сильно, что рикошетила вверх, даже воздух весь был мокрый. Капли бились о стекла и взрывались в воздухе, среди света фар и рекламных щитов. В окно Саске наблюдал за странными шанхайскими такси бирюзового и кирпичного цвета и думал, что выглядят они интересно, но некрасиво. Он не считал себя ценителем красоты, в отличие от того же Гаары, который с ума сходил по красивым женщинам. Гаара утверждал, будто Мацури — ослепительнейшая девушка на планете и лучше никого не было и не будет. Саске в ответ хмыкал и молчал. Не говорить же, что у Мацури глаза, как у рыбы — неживые, высокомерные, потасканные. В них не было ни вкуса, ни интереса к жизни. У Сакуры глаза были, как трава, которую они с Тем любили покурить после пар. Еще с ней он наконец-то понял, почему вокруг секса столько шума. Ее тело, угловатое и худое, будто она голодала, с маленькими упругими сиськами ему идеально подходило. Он в нее вписывался как-то правильно, не только физически, но духовно, эмоционально. И почему-то решение заниматься сексом с Сакурой показалось ему чуть ли не лучшим его решением. Осмысленным, от которого он радовался, как в младшей школе, а не блевал мысленно, как оно бывало раньше. Саске прекрасно знал, что о нем говорят, что о нем думают. Учиха младший классно трахается, он еще красавчик и никогда не сливает фотки в интернет. Знакомая моей подружки, с которой я познакомилась у того модного йога из Бирмы, рассказывала, что Учиха может держаться часами, серьезно. Он всегда использует презик, это типа его фишка такая, я думаю. У него был свой кофейный бизнес, успешный даже, но какая разница? Саске вытянул золотой билет, папочка все для него сделает. Говорят, его дома любят меньше, чем старшего брата. Саске был слишком низкого мнения обо всех этих людях, поэтому сплетни его не беспокоили. Да и легко долго не кончать, когда не испытываешь морального удовольствия. Каменный стояк, жидкая разрядка — все это было и работало, как полагается, но только на физическом уровне. В остальном чего-то не хватало, и это раздражало, как торчащая нитка в кашемировом свитере. Та элитная проститутка, к которой его отвел Итачи еще в четырнадцать, задрала сексу в жизни Саске планку, до которой он сам дотянул только спустя года три. Потом он встретил Корнелию, они переспали через полчаса после знакомства в огромном туалете, и Нел предложила встречаться, опуская полосатое платье до колен, скрывая белые, как тесто, бедра и выкидывая трусы в пустую мусорку. Она была почти такой же дотошно-брезгливой, как он, тоже всегда носила при себе блестящую пачку Durex. Так же, как он, болезненно хотела быть лучшей. Он тогда усмехнулся, стер с шеи пот, согласился и добавил, что их отношения ненадолго. Она кивнула с отстраненным видом, сохранила его номер в мессенджере и вышла. Даже походка напоминала его собственную — шаги средней длины, уверенные и быстрые, спина-палка. И вот теперь в его жизни стало много Сакуры. Саске думал, пока ехал в Пудун, пока Итачи спал рядом, доверчиво положив голову ему на плечо, что Сакура нравилась ему по той же причине, что и Наруто. Он их обоих понимал. Ему было несложно догадаться, о чем они думали, что их беспокоило, почему и зачем они делали то, что делали. Наруто и Сакура охотно впускали его в свою жизнь, в то время как продраться в дела и мотивы собственной семьи становилось все сложнее. Саске не был ценителем красоты, но он понимал искусство, особенно современное, хотя Джефф Кунс с его знаменитыми собаками его изрядно напрягал, и может поэтому считал Сакуру красивой. Она умела сложное превращать в простое, умела доверять и при этом оставаться на расстоянии, даже быть закрытой. Саске никогда не сказал бы этого вслух, но если бы сейчас возникла какая-то совершенно невозможная ситуация и он должен был бы жениться, он выбрал бы Сакуру. Он ей доверял; он с ней получал получал полноценное удовольствие от секса, с послевкусием и желанием полежать вместе на кровати после всего этого процесса; она была терпеливой и умной. Ещё Саске подозревал, что любил ее, пусть и не знал, как вообще понять, любишь ты человека или нет. Но по степени важности она была так близка к родителям и Итачи, и он пришёл к выводу, что любит. Правда, не так романтически и влюблённо, как Сакура в свои шестнадцать с половиной наверняка хотела, но с этим придётся смириться. Что Саске смущало, так это легкость, с которой он терял контроль, когда они были вместе достаточно близко и долго, но анализировать ещё и это было откровенно лень. Потом Итачи проснулся, и всю дорогу до аэропорта они обсуждали провальное IPO Убера. Дома ему позвонил Кен и попросил встретиться. Они сидели в парке рядом с квартирой Саске, было ветрено и прохладно. Кен пил какао в термосе и выглядел так же уныло, как кусок свинцового неба у них над головами. — Как думаешь, отца посадят? — спросил он. — Да. — Я чувствую себя хреновым сын, да я и есть такой сын. Я его подставил дважды. В первый раз случайно, когда нашёл РТГ в интернете и предложил отцу продать им формулу, блин, я же не знал, что это чуть ли не террористическая группировка. Я хотел помочь, а не… Кен осел на землю, прижал лоб к термосу, и к нему подошла облезлая кошка с серыми лишайными пятнами по втянутым бокам. Саске молча смотрел, как животное залезало Кену на джинсы и клочками шерсти терлось об живот, а тот положил ладонь на лишай, будто контактом с больным зверем наказывал себя. — Хватит об этом трепаться. Ты свой выбор сделал. — Да, во второй раз тоже, когда я сливаю его властям и Учихам. Ты бы сдал так своего отца, зная, что его действия вредят людям, целой стране? — Нет, — Саске ответил, не задумываясь, и увидел, как уголки губ Кена неестественно вздернулись вверх. — Не сдал бы. — Мне легче быть виноватым за то, что я плохой сын, чем за… — он вздрогнул, погладил кошку, и та замурчала. — Тех одноклассников Сакуры отчислили из школы, но я, если честно, зная тебя, ожидал бОльшего. Саске быстро перебрал в уме одноклассников Сакуры, но никого не вспомнил, только Ино, про которую слышал несколько раз. — Не понял, — сказал он. — А что с ними? И причём здесь я. — Э-э… Когда Кен рассказал об «инциденте», как это назвали в идиотской школе Сакуры, попутно сболтнув, что она чуть ли не приказала ему молчать, Саске не сдвинулся с места. Кен смотрел на него с недоверием: «я же видел, как ты отреагировал тогда на боях, когда ее ударил Досу». — Хорошо, что ты рассказал, Кен. — Я думал, ты знаешь… И я не верю твоему спокойному лицу. — Я спокоен, — сказал Саске, ладонью потирая шею в том месте, куда попала первая капля дождя. Как же его заебал дождь. — Говоришь, ты их знаешь? — Просто знакомые! — Кен потряс руками. — Мы же в одной школе, все знаем друг друга… — Отлично. Показывай. Четверо бывших одноклассников Сакуры нашлись в компьютерном клубе, где продавали бургеры с курицей в кляре, чипсы Lays и пиво такое дешевое, что пили его только школьники и бедные студенты. Ли и Канкуро вежливо (как умели) попросили их выйти на улицу, поговорить. А когда те засопротивлялись, в дело вступил Гаара, и с ним прогресс пошёл быстрее. Саске методично, осознанно, действительно без злости и раздирающей ярости, сломал правую руку каждому, пока их держали ребята, которых позвали Гаара и Ли. Последнего одноклассника он зажал за взмокшие волосы на затылке и спросил: ты понял, за что? Да, да, понял, — проплакал он, — ээто была ошибка, мы поняли, п-прости. Одноклассников было четверо, друзей и знакомых Саске — одиннадцать. Абсолютно нечестно, но честь Учиху беспокоила довольно слабо, особенно в этом случае. Они оставили придурков со сломанными руками в пустом переулке за компьютерным клубом, и напоследок Гаара бросил что-то вроде: будете вспоминать, что к Учихе лезть нельзя, когда будете дрочить в следующий раз. Хотя это не скоро, конечно. И весело ухмыльнулся, он всегда получал удовольствие от возможности поставить кого-то на место, показать свою силу. — Где красивая девчонка, там и проблемы, — сказал он, когда они садились в Range Rover Sport Канкуро. — Но учись она в нормальной школе, такого бы не случилось. — Скорую им вызывать не будем? — спросил Канкуро, запихал в рот половинку Сникерса и быстро глянул на Учиху. Саске хмыкнул и растер похолодевшие костяшки пальцев. Ночь была холодная, туманная. — Не в этот раз, — ответил он и, глядя в окно с кривыми тенями девятиэтажных квартирных домов, добавил: — И отвали от нее, Гаара. Можешь воспринимать ее, как Наруто. — Это адски трудно, друг, учитывая, что она — не Наруто. — Это же хорошо, — Ли развалился на заднем сидении и доедал батончик Канкуро, в уголке губ у него скопилась шоколадно-карамельная крошка. — Второго Узумаки я бы не пережил, это слишком уникальный тип. — А еще скоро вернется Неджи, — Гаара хмуро таращился в телефон, и Саске мельком увидел полуголую фотку Мацури в каком-то клубе. — Ты же знаешь, я не имею ничего против конкретно твоей Сакуры, я против вообще всех, кроме своих, и у нее есть шанс в этот круг попасть лет через десять. А вот Хьюга не такой добрый. Он ебаный сноб и скрытый мизогинист. Я бы даже жену не стал с ним знакомить, не говоря уже о какой-то подруге. Ли и Канкуро рассмеялись, Саске равнодушно смотрел в окно. Мебуки встретила его чуть хуже, чем он ожидал. — Саске-сан, Сакура в больнице, — она выдавила из себя царапающую улыбку. — Знаю, — он улыбнулся в ответ вполне искренне. Не потому, что был рад ее видеть, конечно, он бы предпочел свести контакт с ней к абсолютному нулю, но перед этим должен кое-что сказать. — Я к вам. — Весьма неожиданно. Ну проходи. Мебуки проводила его на кухню, даже сделала американо с молоком и без сахара, не спросив, что он предпочитал, и Саске это позабавило. Она села напротив, сжала пальцами с короткими красными ногтями стакан какой-то оздоровительной воды и вонзила в него взгляд, как зубчики вилки в мясо. — Ты вряд ли это знаешь, но ты мне нравишься, Саске-сан. В тебе определенно что-то есть. — Мне сложно вам поверить, Мебуки. Она сморщилась, когда услышала обращение без суффикса, ее светлое лицо стало похоже на экран ноутбука в темноте, такое же холодное и неприветливое. — Я не договорила. Не перебивай, — она сделала глоток воды, слишком медленный, чтобы Саске не понял: Мебуки пыталась вывести его из равновесия. Что ж, ладно. Терпение не лучшее его качество, но он умел пользоваться им, когда надо. — Ты мне нравишься в отдельности от моей дочери. Я думала, тебе хватит благоразумия закончить эту вашу дружбу или хотя бы не переступать черту, — она подняла темные брови, Саске едва сдержал раздраженный выдох. — Но нет. Она возвращается после встреч с тобой с засосами, то пьяная, то накуренная. Представь, если бы у тебя была дочь, ты бы обрадовался такому парню? Саске вообще с трудом мог представить своих будущих детей, они были почти так же эфемерны, как чертов Бог. — Это нормальная стадия взросления, — уклончиво сказал он, глянул в пузырившееся в кофе молоко и подумал, а не отравила ли его Мебуки. Не яд, естественно, а может какое-то лекарство, после которого появляется чесотка или тошнота. — Нет! Нет. Не все в молодости курят и пьют, далеко не все, и уж точно не все ставят своим девушкам засосы! Это наглость, невоспитанность, неуважение, неужели ты не понимаешь? Саске понимал, что фактически Сакура его девушкой не была, и непонятно, знала ли это Мебуки, а на своей бывшей девушке он и правда не оставлял отметин, но не от большого уважения или любви. И он тоже считал засосы дурным тоном, просто… так вышло, блядь, но черта с два он будет оправдываться перед этой женщиной. — Сакура умная девушка, она не позволяет себе лишнего, — снова абстрактный ответ, просто охеренно, Саске, ты без пяти минут дипломат. — Она должна ошибаться и нести за это ответственность, мы все через это проходили. Вы не можете уберечь ее от всего мира, — подумав, он все-таки осторожно отпил, молока на его вкус было много, и со слабым стуком поставил кружку на стол. — Зато у нее есть я. Мебуки нервно усмехнулась, часы за ее спиной указали на одиннадцать вечера. Сакура должна скоро вернуться. Они переписывались, пока он был в Шанхае, и она говорила, что любит задерживаться в больнице, якобы ей там комфортнее, хотя Саске был уверен, что она недоговаривает. Ситуация с одноклассниками лишний раз это подтверждала. — Это меня и беспокоит. Для нас с тобой не секрет, что она влюблена в тебя по уши, а ты в нее — нет. Сакура из-за тебя настрадается. — Она переживет, все это временно. А наша дружба — надолго. — Учиха Саске, — прошипела Мебуки, ребром ладони стукнулась о столешницу и выругалась. — Будь, мать его, джентльменом. Можешь сколько угодно говорить мне про дружбу и прочую ерунду, я тебе все равно не верю, мне давно не шестнадцать. Хочешь быть моей дочери близким другом? — она ядовито выплюнула это слово, в складке рта мелькнула слюна. — Тогда прекрати ее трахать, черт тебя дери. Настал черед Саске морщить лицо. И разговор, и сама Мебуки с соломенно-рыжими волосами (он терпеть не мог рыжие волосы) его раздражали. Не будь она матерью Сакуры, он не удосужил бы ее и словом, но именно так Саске Учиха проявлял уважение к своей подруге-любовнице, а не через блядское отсутствие засосов. Он не выдержал. Расслабил плечи и откинулся на спинку стула, крокодилья кожа его чёрной куртки мягко заскрипела. Вперил глаза в Мебуки, и спустя какое-то время она стянула губы в плотную нитку, тревожно скинула с лица челку и, поймав себя на этом жесте, замерла. Вот так это делается, Мебуки Харуно. Хочешь вывести человека из равновесия, заставить его нервничать — тренируй взгляд, а не язык. — В ваших словах две проблемы, Мебуки, — Саске говорил намеренно расслаблено, голосом человека, контролирующего ситуацию. — Первая: я не джентельмен и не планирую им быть. Мне нравится ваша дочь во многих аспектах, и, пока она хочет, я не буду ей просто другом, — вообще-то я уже пытался, ещё как пытался, но ни хрена не вышло, так что можешь засунуть свои аргументы про джентельменство себе в задницу, Мебуки. — А вторая проблема такая: вы снова пытаетесь решать за Сакуру, а она давно не ребёнок, — я уже проверил и хочу проверять почаще, — и она не будет рада вашему вмешательству, вы и сами знаете. Пора отпустить ее. — Я и не держу Сакуру, — (какой пиздёж, подумал Саске.) — Я просто пытаюсь уберечь ее от… Слушай, ты взрослый парень, но ещё не мужчина, — (Саске снова задушил порыв закатить глаза.) — Вы оба многого ещё не знаете и не понимаете. Это ничем хорошим не закончится, поверь мне. — Хороший — понятие довольно субъективное, его сложно определить, не находите? Зря я это сказал, лениво подумал Саске, когда у Мебуки потемнели глаза. Она встала и задвинула за собой стул. — Ты сказал все, что хотел, Саске-сан? — Нет, — он встал вслед за ней. Не мог сидеть, когда напротив стояла женщина старше, хоть и на нервы она ему действовала хуже тех туристов в ресторане. — Независимо от того, верите вы мне или нет, я хотел сказать, что дорожу вашей дочерью и прошу больше не запрещать ей видеться со мной. Я прошу из тупой вежливости, и ты должна это понимать. Мне плевать, что ты там запрещаешь. Никто не встанет между мной и Сакурой. Мебуки, видимо, и правда поняла. Она сложила руки на груди, глубокие рытвины морщин исчертили лоб. — Я уже отменила запрет на ваше общение, ты прекрасно это знаешь. Если Сакура не захочет больше тебя видеть, то только по ее собственному желанию. — Спасибо, — Саске не был до конца уверен, говорил он это искренне или издеваясь. — Я могу подождать Сакуру в ее комнате? — Да, она должна вернуться вот-вот. Мебуки ушла, хмурясь все сильнее. У неё были сутулые широковатые плечи, никаких хрупких линий, как у дочери, и тяжелые бёдра. Саске ждал Сакуру, устроившись на стуле. Он осмотрел комнату в полумраке, посмеялся над валявшимся на тумбочке лифчиком (тряпочный, хлопковый, тускло-бежевый, в таком белье он ее не видел, хоть и понимал, что в обычное время она наверняка носит что-то удобное и даже несуразное). На столике валялись разноцветные ручки, одна без колпачка, книги Драйзера с мятными корешками, пустая бутылка из-под колы, кейс с беспроводными наушниками и духи Tom Ford, которые он дарил ещё пару лет назад. Саске засунул руку в карман куртки, задел ключи от машины, две пластиковые банковские карты, чёрного и серебристого цвета, и только потом вытащил нужный предмет. Маленькая чёрная книжка с изображениями Саске, его семьи, Саске и Итачи, Саске и Наруто; он и Сакура. Все было написано местным художником, которого он упомянул невзначай, сказал, что нравится его стиль, особенно в рисовании людей. Заканчивалась книга стихотворением, и Саске хотел спросить у Сакуры, сама ли она его написала. И как давно начала готовить ему подарок на день рождения, раз успела заказать все эти миниатюрные рисунки. Но когда она зашла в комнату в своей короткой школьной юбке и мятой рубашке, мысли у него моментом переключились.