***
— Это что у неё, челлендж «не достань никого своей болтовней в течении суток»? — хмыкнула Элис, — Ну-ну. Для неё это будет целым подвигом. Если она заткнется на сутки, я спляшу у дерева в саду в одних трусах. — Я запомнила! — захлопала в ладоши Габриэль, — Жду твой танец, Элис. — «Челлендж»… — пробормотала Сандра, — Что это вообще такое… — Ой, да ну тебя, — махнула рукой Элис, — Стоп, ей вообще нельзя ни слова не говорить? — Да, — приподняла бровь Сандра. — Девчонки! — всплеснула руками Элис, — Элли сказала, что подарит нам свою любимую игрушку. Ну, этого слоника. Она взяла моего слоника и принялась вертеть его в руках. — Что, правда? — засверкала глазами Габриэль, — Хочу, хочу, хочу! — А я его уже себе присмотрела, — прижала игрушку к себе Элис, — Я одену его в платье. Да, я знаю, что она говорит, что он мальчик, но мне так хочется его нарядить в платье! Попрошу маму привезти то розовое, с моей куклы. — Ты смешная, Элис, — заржала Габриэль. Они принялись делить мои вещи, громко шутить, ржать, как угорелые, потом принесли с кухни какао и пили его, листая журналы с голыми мужиками. Я знаю, что мне нельзя было обращать на них внимания. Этот день я должна провести в одиночестве, лицом к лицу с собой. Я сидела на холодном подоконнике, рассеянно глядя, как белые хлопья снега опускались на пожухлую траву и островки черной земли. Деревья были совсем голыми и скрюченными, а небо серым и унылым. Пейзаж соответствовал настроению Сандры — не зря я приняла её за вестницу несчастья. А в стороне было веселье, смех, музыка. В соседней комнате громко пели частушки Зои, Клэр, Кларисса и Сара, а на гитаре играла Жюли. В коридоре болтали Грег, Эрик и Саймон, прямо под окном сидел очкарик и гладил собаку, у ворот маячил Блейн. Пару раз к нам приходил Ромео, принес Габриэль бусы, которые ей очень понравились и она чмокнула его в щеку. На меня словно опустили стеклянный купол, залили рот расплавленным железом, ввели парализующее средство. Безмолвная, никем не замечаемая, мне даже грустить нельзя было, не то что бояться. Это чувствует Сандра изо дня в день? Тогда я могу ей только посочувствовать. Вы когда-нибудь слышали о Ночи, Когда Все Двери Открыты? Дом наполняется огнями, коридоры — незримыми тенями. Развешивают тыквы, гирлянды, на стенах появляются новые рисунки и надписи, которые исчезнут с первыми лучами солнца. Если прислушаться, то можно услышать едва слышную песню, исполняемую неопределенным голосом, и мелодию, наигрываемую на незнакомом инструменте. Вы ничего не поймете из слов, но музыка околдует вас. Это дом поёт, это Грань аккомпанирует ему. Этой ночью появляются новые следы, настежь открываются двери, находятся ключи и сокровища, оживают сказки. Потерянное обретается, несуществующее обретает плоть, нереальное становится реальным. И всё это лишь на одну ночь. Этой ночью рассветает дерево, и его цветы истончают серебристый свет, струящийся, таинственный, и тот, на кого падут его лучи, сможет ухватить давно упущенную руку. Это ночь, когда «никогда» превращается в «сейчас». Это ночь, когда обретается сила вечности и время поворачивается вспять. Сердца склеиваются, крик обращается в смех. Все оживляются, становятся радостными и счастливыми, замирают от предвкушения длинной ночи. Проносятся под окнами, громко переговариваются, поют, танцуют, выпрашивают друг у друга конфеты, объедаются, ходят в темноте с зажигалками и бумажными фонарями. Но это было лишь преддверием ночи, преддверием большего. Пылающий закат догорел, на сад опустились чернильные тени, размыв очертания. Ночь, Когда Все Двери Открыты вступила в свои права, забрав с собой звуки и свет. И мы хором поняли: «пора». Я отворила окно, и в комнату ворвался холодный ветер со снегом. Пахло серой и бенгальскими огнями. Мои волосы развевались, как и одежды, прохлада гладила мои щеки и шею. Не раздумывая, я шагнула вниз. Я шагала, и в следах прорастали цветы. Я шагала, прогоняя наступающую зиму, еще совсем молодую, почти девчушку. Я шагала, прогоняя ночь — искра от огнива, полуночная звезда, трещащий костер на пляже. Навстречу мне шел Ворон, роняя черное оперение. Решетка рассыпалась еще раз, и теперь уже навсегда. Прорехи неба зашиты, аромат роз стал настоящим, и сны вернулись, став успокаивающими — шепот волн, песочный пляж, далекая тень леса. — Пора, — сказал он. — Пора, — сказала я. Теперь нам можно говорить. Теперь мы можем быть вместе, и никакие прутья нас не разделят. Я растопила ледяную пустыню. — Не ты, Королева, — рассмеялся он, — Но какая разница? Уже нет никакой разницы… Есть только тысяча и одна тропинка, дожидающиеся нас. Он вытащил из-за пазухи высохшую розу и протянул её мне. — Возьми, — сказал он, — И иди за мной, шаг в шаг. Мы зашагали по тропинке, ведущей вглубь сада. Тропинка, вся усеянная множеством следом. Следов двоих. Вдали шагала Королева, ведущая нас. Её белые волосы и белое платье мелькали в листве, шла она медленно, но мне казалось, будто она неслась со всей дури. Вскоре исчезли и деревья, и кусты, и стены. Мы шли по холму, а впереди было только летнее небо. Подниматься было тяжело, и когда мы поднялись на его вершину, я вся была потной, запыхавшейся и горячей, сердце бешено ударялось о ребра. — Ну, теперь вы должны пройти сами, — сказала Королева, — Смотрите не заблудитесь. И не сходите с тропинки. Грань ждет тебя, муза. Тебя тоже, Ворон. Мы сделали шаг…Безмолвная
10 марта 2018 г. в 14:18
— Ты не боишься? — спросила она меня еще раз, когда мы сидели на скамейке в саду.
С ней не пошутишь и не посмеёшься. И если её послать за водой — она пойдет. А если рассказать ей о себе — не поймет. Она и себя-то не понимает, что говорить о других?
— Можно сказать, это единственная вещь, которой я не боюсь. Потому что если я поступлю иначе — всё пропадет и двое превратятся в одного. И этот один больше никогда не сможет улыбаться. А если испугаюсь — стану пустым чудовищем, а это чуждо моей натуре. Вот ты представляешь меня с пеной у рта, бросающейся на других и рычащей, словно тигр?
Сандра задумалась.
— Абсолютно не похоже. Из тебя такой же монстр, какое из меня возрождение.
Мы держали в руке по баночке с алкогольным напитком, которые для нас достала Зои.
— Выпьем за последний закат?
Мы чокнулись баночками и отпили немного. Я поморщилась от гадкого вкуса, а она нет.
— Забавно, он никогда не любил алкоголь, но поглощал его литрами, — сказала она, — Такой странный.
На горизонте тлел закат, окрасивший край неба в кроваво-красный свет с переливами. Облака спешили туда, намереваясь сгореть в последних лучах.
— Как будто взрыв, — сказала я, — Мы пьем за конец света. Пьем на руинах этого мира.
— Если он случится, я хоть что-нибудь замечу? Нет, я не почувствую разницы.
Недолго тебе мучиться осталось, Кошка. Ты самый потерянный ребенок в этом доме, и в Ночь, Когда Все Двери Открыты, Королева придет за тобой.
На мир я смотрела словно через мутное стекло. Как будто его нарисовал акварелью какой-то художник. Природа красиво умирала: танцующие золотые и красные листья, обнаженные деревья, нежно поющий холодный ветер и запах увядания и снов. Я сидела в короне из листьев, надо мной склонилось ярко-красное яблоко, явно перезревшее. Природа умирала, чтобы возродиться. А Сандра умирала некрасиво.
Закат прошел так же быстро, как и появился, и вскоре первые сумерки опустились на город. И только вдали небо было светлее — туда тьма не добралась.
Сандра смотрела на меня с едва скрытой грустью Она не хотела меня отпускать, я это видела. И в то же время она знала, что я должна уходить — в этом она была мудрее меня.
Я оглянулась по сторонам, стараясь запомнить каждую черту, каждый листик, каждую травинку, жадно поглощала все запахи, цвета и звуки.
Вот крыльцо со скрипучими ступенями, на которых мы сидели. А сбоку мы плескались водой. Вот клумба, с которой мы срывали цветы, чтобы сплести венки. Вот окно, ведущее на чердак. Вот задний двор, на котором мы играли в мяч или салочки. А в тех кустах мы прятались, когда играли в прятки. Точнее, они прятались там, а я чаще всего залезала на дерево.
В груди стало больно.
Нельзя, напомнила я себе, Тогда он уйдет без меня.
Так непривычно. Нет, не для меня — для других. Но потому непривычно и мне.
Меня называли солнышком. Почему им? Я была согревающими лучами и ароматом цветов, я была весенней оттепелью и веселой капелью. Мертвые рядом со мной чувствовали себя живыми, заблудшие находили свои тропинки. Я утирала слезы и склеивала разбитые сердца. Потому что повиновалась неведомому инстинкту Музы. О да, так про меня говорили.
Но знали ли меня как живую девушку? Думал ли кто-нибудь обо мне как о плачущей по ночам в подушку? Представлял ли кто-нибудь меня как боящуюся? Мог ли кто-нибудь допустить саму мысль о том, что я могу ошибиться и устать спасать?
Забавно! Я окружена людьми, которые меня обожают и готовы носить на руках. Они готовы следовать за мной, словно свита за королевой. Они готовы драться за меня, словно рыцари за прекрасную даму. Подле меня всегда поклонники, но друзей нет. В глазах других я всегда веселая, никогда не унывающая болтушка — кто из нас еще мертвее, я или Сандра?
Когда я думаю о тех, кто любит меня, перед моим взором всегда всплывает лицо Ворона. Он не любил во мне музу, не любил пустоголовую болтушку. Он любил во мне Элли — как он выразился однажды, «импульсивную, пугливую и доверчивую девчушку». Он любил во мне человека — и потому я готова идти за ним куда угодно. Он не требовал от меня ни одного лучика — и потому я готова ему отдать весь свой свет. Он был тем, кто не позволил мне сгореть, освещая другим путь.
— Как твоё самочувствие? — тоном заботливой матери спросила Королева.
— Ну, я потихоньку исчезаю, и если почувствую хотя бы малейший намек на страх — стану бездушным монстром, — пожала я плечами, — О, да я просто отлично себя чувствую, каждый день превращаюсь в Тень.
— И когда ты научилась так острить? — приподняла брови Королева, — В любом случае, грядет Ночь, Когда Все Двери Открыты. Этой ночью вы уйдете, и воспоминания о вас у всех исчезнут. Днем тебе нельзя ни с кем разговаривать. И другим нельзя даже обращаться к тебе. Не забудь перед рассветом всех предупредить об этом.
— И как ты себе это представляешь?! — воскликнула я, — А как же Халаты? Да и Элис не поверит… Да ладно! Целый день не разговаривать! Вечный не врал о твоей жестокости, Королева! Как такая балаболка, как я, это выдержит?!
— Это еще нормальная цена, — нахмурилась Королева, — Чего раскапризничалась? Я тебе предлагаю уйти с возлюбленным вместе, не умереть, а именно уйти, спасаю его от кататонии, а тебя от самоубийства. О какой уж тут болтовне может идти речь?
— Окей, хорошо, хорошо, не наседай ты так, — я выставила ладони вперед в знак того, что сдаюсь, — А уходить когда? И куда? Нужен специальный ритуал? Кровь ягненка, пентаграмма, черная ряса и песнопения на древнем языке? Ритуальное самоубийство тоже нужно? А может, нужна кровь девственницы? Или девственника… Я так понимаю, мне придется подходить ко всем и допрашивать их на такую деликатную тему! Да уж, представляю их лица! Хотя, мальчишки животы надорвут со смеху, уж я-то их знаю!
— Хватит уже издеваться, — с мольбой в голосе перебила меня Королева, — Или ты прячешь за шутками страх? Остроумно, нечего сказать… Но не забывай, что тебе бояться нельзя. Нет, никаких ритуалов не нужно. Просто выйди в окно.
— Ритуальное самоубийство? — осклабилась я.
— Чтобы убиться с вашего окна, нужно постараться, — проворчала Королева, — Там высоты едва на человеческий рост хватает. И травой все устлано с клумбами. Так что даже не надейся убежать от нас, муза.