Муза в уборе весны

      — Что ты делаешь?       Лебедь рисовал что-то, встав так, чтобы я ничего не увидела. Развалины в лунном свете казались в какой-то степени красивыми. Свалки мусора, бутылки, окурки, шприцы, пятна крови на щербатых кирпичных стенах, дырявая крыша, через которую были видны звезды, похожие на светлячки. Дверь была полуоткрыта, к ней вели полусгнившие ступеньки. Казалось, кроме нас, здесь никого нет, но в темных углах собрались незримые силуэты, с любопытством наблюдавшие за движениями руки Лебедя.       От скуки я принялась разглядывать дверь, нарисованную чьей-то дрожащей рукой недалеко от входа.       — Интересно, её можно открыть?       — Можно, — ответил голос сзади, — Но не всем.       — А кому можно? — с любопытством спросила я, — А мне можно? Или Лебедю?       — Ты ещё пока молодая. Слишком незапятнанная и целая. Вот обзаведешься парочкой шрамов — тогда добро пожаловать.       — Дарящий, ты когда успел придти? Любишь же появляться внезапно, — усмехнулся Лебедь.       Он отошел в сторону, открыв нашему взгляду рисунок. Мама, словно смотревшая на нас змеиным взглядом раскосых глаз. Такая живая, что мне захотелось до неё дотронуться. Как он добился такой живости одним куском кирпича?       — Ты знал? — спросил Лебедь.       Я не видела Дарящего, но почувствовала, как он замер, пораженный, расстроенный, шокированный.       — Как это произошло? — спросил он.       — Она приняла за нас жертву, — сказала я, — Она разбила свое сердце, чтобы спасти Лебедя.       — Вот как? — безучастно сказал Дарящий, — Очень красивый рисунок, Лебедь. Прямо как живая. Будто она сейчас смотрит на нас.       — Так и есть, — сказал Лебедь.       Я наконец повернулась к Дарящему, чтобы разглядеть его. Но у меня ничего не вышло: он казался размытым пятном, блеклой тенью. Как я не пыталась сфокусировать взгляд, у меня ничего не выходило. Как на смазанном фото…       — А тебя я здесь не видел, ты новенькая? — с любопытством спросил Дарящий, — В первый раз вижу, чтобы муза становилась Тенью… Интересно.       — Меня зовут Поступь, больше всего на свете я люблю моменты, сломанные часы, красную краску, ракушки, гальку, круглые камешки, морскую соль, сирень, садовые гномики, рассвет, росинки, мотыльков, чердаки, горячее какао, старые записи, весенние костры, майские вечера и тенистые аллеи! О, в ТЦ я всегда играла в автомат с игрушками, и ни разу не выигрывала! Прямо закон подлости какой-то. Ох! А еще я много чего боюсь. Моря, песка, акул, плохих песен, стрижей, русалок, тухлых яиц, безлунных ночей, черной крови, белых комнат, крахмала, белых подушек, светящихся грибов, леса, огня, осенних рассветов, циферблатов. А ещё у меня нет секретов, и мне нет дела до чужих секретов. Зачем они вообще нужны? Я не люблю секреты, я люблю надежду и счастье.       — А ещё ты любишь болтать, — добавил Дарящий.       — А то! Это мой способ заявить о себе миру. Это мой способ заявить о себе всем! Это мой способ доказать себе, что я жива.       — Хороший способ.       Мы одновременно повернули головы. Королева сидела на подоконнике, ветер развевал её белые волосы и белое платье. Она была похожа на фарфоровую куклу или привидение. Только черные глаза всё портили.       — Давно не виделись! — обрадовалась я, — Что новенького?       — Помнится, в вашу первую встречу ты её чуть ли не послала, — заметил Лебедь.       — В Ночь, Когда все Двери Открыты я помогла одной несчастной, которая связана цепью с мертвым.       — Кошка? — задумался Лебедь, — Она поняла, что за обещание?       — Нет, не поняла… Она решила избавиться от него радикально, разрубив цепи.       — И помогло?       — На время. Потом он вернется, и всё начнется сначала.       — Грустно всё это… — горько вздохнула я, — Даже не знаю, что хуже: быть мертвым или с черной кровью.       — Да уж лучше мертвым, — буркнул Лебедь, — Эта штука знаешь какие жуткие вещи делает с людьми?       — Да уж знаю, — рассмеялась я, — Сама тебя вытаскивала…       — Оба исхода ужасны, — сказала Королева, — Ладно, не будем о грустном. Сейчас все хандрить начнем, только ауру испортим. Давайте лучше поиграем в картишки!       Она вынула откуда-то колоду карт. Мы расселись кругом и принялись играть в подкидного.       Кто бы сомневался, что выиграет Королева. Она тихонечко посмеивалась, победно взирая на нас своими чернющими глазами.       — Опять своими королевскими штучками пользовалась?! — возмутился Лебедь, — Так нечестно!       — Научись проигрывать красиво, Лебедь, — усмехнулся Дарящий.       — Это ты так утешаешь себя тем, что все время проигрываешь? — заржал Лебедь.       — А с черной кровью ты не был таким противным, — задумался Дарящий, — Может, затащим его обратно в тоннель? Полежит, подумает хорошенько о своем поведении…       — Мальчишки… — Королева хлопнула себя рукой по лбу.       Мы просидели так до рассвета, играя, переругиваясь, смеясь, схватившись за бока. Другие Тени, привлеченные шумом, тоже подтянулись, а мы с удовольствием приняли их в свою компанию. По крайней мере, я была точно довольна.

***

      — Смотри, снег пошел…       Я задрала лицо кверху. Снежинка растаяла на моих губах, оставив после себя холодную воду.       В Прихожей, как всегда, был холодный зимний вечер. Лебедь ежился от холода, снежинки таяли в его темных волосах, щеки раскраснелись. Мне впервые было холодно здесь, кончики пальцев онемели, волосы взмокли, дыхание паром вырывалось из носа.       — И это странно, — сказал Лебедь, — Раньше здесь не никогда не шел снег.       — И мне никогда не было холодно здесь, — сказала я, — Гляди, даже снег не тает. Я что, потеряла свою силу?       — Не потеряла, — успокоил меня Лебедь, — Просто это знак. Причем очень плохой знак.       — Что-то плохое случится? Интересно, что?       — Я не знаю. Но мне это очень не нравится.       — Что делать тогда?       — Пойдем на юг.       Мы шли по глубокому снегу, оставляя косой след, с трудом поднимая замерзшие ноги. Ветер развевал одежду, пробирался до неё, шарил по коже, трепал волосы. Вдали виднелись приветливые огни, но сколько бы мы не шли, они не приближались, только удалялись.       — Под ногами! — вдруг вскрикнул Лебедь.       Я посмотрела вниз. Заледеневшее озеро. Под коркой льда была не вода, а…       — Что за…       Всё исчезло, осталось только это озеро. Я, как завороженная, наблюдала за неясными мелькающими образами.       Зеленоволосый в вагоне поезда. Неосмысленный взгляд глаз, в которых отражались огни и линии. Окружен пальто, шляпами, перчатками. Окружен серым. Корни отрасли еще больше, волосы тусклые, грязные, мышиного цвета. Со стороны кажется, что он ест, пьет, дышит, а значит живет. Вот именно, что кажется: он лишь пустая оболочка, отдаленно напоминающая человека. Имитация жизни, ходячий алгоритм «нормальности».       Вечность пал, сраженный болезнью. Он умирал медленно, страшно. Кашель, кровь, мокрота, рвота, холод и жар. Лихорадка, горячка, бред, сны-осколки, от которых не увернуться. Восковая кожа, пот, стекающий со лба, кровь, смешанная с мокротой, румянец, высохшие губы, жар, волнами исходящий от него. Склонившиеся Халаты, крики, плач, бессилие и невозможность помочь. И Кит, пожалевший о своей упрямости. Перед тем, как Вечность ушел, они наконец помирились — но разве стоит оно того? Стоило ли так тянуть?       Застывший Несуществующий, потерянный в толпе. Он не видит своего отражения в лужах, он не слышит звука собственного голоса, он подносит руку к лицу и не видит её. Поэтому он не замечает, как машина несется на него, сбивает и проносится дальше, и оглушающую тишину нарушает «шмяк», визг тормозов и истошный женский вопль.       — Эй! Эй! Болтушка, ты в порядке? Скажи хоть что-нибудь?       Лебедь склонился надо мной, его волосы, пахнущие сушеными травами и мылом, почти касаются моего лица. Он опаляет мои замерзшие щеки своим горячим дыханием, его серые глаза широко раскрыты и испуганно смотрят на меня. А у меня нет сил даже на то, чтобы ответить.       — Элли! Элли! Элли, прошу, очнись!       Я всё еще не могу поверить. И я не верю.       НЕ ВЕ-РЮ!       — Скажи хоть что-нибудь, Элли! Элли!!!       — Ты тоже это видел? — хрипло спросила я.       — Да, — мрачно ответил Голубь.       — Что это такое? Что это за…       Я не успела договорить, потому что увидела Вечность, сидящего на льду, скрестив ноги.       — Что это было?! — я бросилась к нему, — Вечность, что это было?! Будущее?! Только не говори мне, что это правда! Неужели этого нельзя избежать? Мы же с Лебедем избежали! Значит, и вы можете!       — Знаешь, почему в Прихожей пошел снег? — спросил Вечность, — Эта зима будет очень холодной. В такую холодную зиму Иные беззащитны. Холодная зима принесет с собой болезнь и несчастья. Вы с Вороном смогли этого избежать… А сможем ли мы?       — Я больше не Ворон, — сказал упомянутый, — Я Лебедь.       — Ого, — Вечность посмотрел на меня так, будто впервые видит, — Так ты спасла его? Но почему ты…       — Кое-кто принял жертву за меня, — мне стало грустно, когда я вспомнила Маму, — Зима будет холодной? Я чувствовала это. С первыми холодами почувствовала, что что-то не то. И сначала подумала, что это Кошка виновата.       — Кошка тут не причем, — сказал Вечность, — Между прочим, она одна из нас. Ну, почти… Грань не может решить, стоит ли её впускать.       — Пока она не разрушит цепь, Иной она стать не сможет, — сказал Лебедь, — Мертвым здесь не место.       — Тогда я помогу ей, — загадочно улыбнулся Вечность, — Вечно с влюбленными что-то не так. Может, открыть вам секрет, что любить можно нормально? А? Почему я вообще должен объяснять такие очевидные вещи?       Он встал и потянулся, но поскользнулся и ударился седалищем. Я рассмеялась, а Лебедь тактично сдержался.       — А насчет увиденного не волнуйтесь, — сказал он, потирая ушибленное место, — Всё будет нормально.       Безлунными ночами я могла тихо красться по коридорам. Видела я не все, а вот надписи на стенах были особенно разборчивые. Если подойти к ним поближе, то можно услышать голоса писавшим их. Некоторым надписям был почти с десяток лет… Интересно, сколько лет самым старым? Сколько лет этому месту? Старше меня, по словам Халатов. И старше некоторых из них. Ласка говорила, что когда она была маленькой, эта больница уже стояла, причем она уже тогда считалась старой. Буревестник шутила, что это место построено на индейском кладбище. Я поверила и испугалась, а девчонки несколько дней ржали надо мной…       Так странно. Я иду по коридорам, вижу их по-новому. Я не узнаю их. Наверное, потому что я теперь Тень.       А Кошка-то в другую палату перебралась. Сопит, мирно вздымая бока. Такая умиротворенная. Тот типчик за её спиной всё-таки исчез. Она выглядит так, словно избавилась от груза, много лет давившего на её плечи. Она выглядит… Живой. А это самое главное. Возможность жить и чувствовать боль и счастье — вот самое драгоценное. Когда-нибудь она поймет, как ей повезло. Но это уже будет после страданий и простой человеческой боли, терзающей когтями её сердце.       Буревестник громко храпит, свесив руки и ноги. Её рыжие кудри рассыпаны по подушке. Щеки, как обычно, ужасно конопаты. Она милая, когда спит. А вот когда проснется…       Ворожея спит в шляпе, черные волосы закрывают её лицо. Она повернулась на бок, что-то почесала и пробормотала во сне.       Отступница  спит без очков и с расплетенными косами. На животе, уткнувшись лицом в подушку. И, кажется, тоже храпит.       На миг я пожалела, но потом увидела намечающийся рассвет вдали, и поспешила свалить.       — Да, я тоже ходил проведать палату, в которой лежал когда-то…       — И как?       — Нормально… Вечность мило сопит, Кит храпит, как паровоз.       — А в Клетку ты ходил?       — Да. Теперь она была мне не страшна — просто тесная белая комната.       Мы сидели с Лебедем и Королевой за столом, попивая чай. Вокруг был весьма контрастный пейзаж — опять заснеженные поля.       — Знаете, откуда этот чай? — спросила Королева.       — Из других миров? — предположил Лебедь.       — Неа. Из воспоминаний.       — Из прошлого? То есть, этот чай протух, получается? — воскликнул Лебедь, — Фууу!       — Люди скоро умрут, а мы тут чаи гоняем, — проворчала я.       — Не бойся, Поступь, зима нескоро, — сказал Лебедь.       — Не сказала бы, — ответила Королева, — Я уже слышу шаги болезни. И шорох снежинок, которые окрасят всё в белый.       — Вот именно! — я вскочила, — Прекратите быть такими легкомысленными! Я не потерплю, чтобы кто-нибудь умер! Только через мой труп!       — Гениально, — хмыкнул Лебедь.       — Есть один шанс, — вспомнила Королева, — Самой холодной зимой, самой длинной ночью Грань забирает особо понравившихся ей Иных. Хотя, это всё зависит от желания Иного. Хочешь — отчаливай, не хочешь — не отчаливай.       — И как угодить Грани? — фыркнула я, — Хотя, в флирте я просто мастер.       — Убалтывать ты мастер, — буркнул Лебедь.       — И в чем подвох? — спросила я Королеву.       — Опять ты подвохи ищешь, — вздохнула Королева, — Слишком ты подозрительна, это никак не сочетается с твоим характером. Но ты права, тут есть подвох, и он состоит в том, что никто не может понять, по какому принципу Грань выбирает тех, кого забирать. Такое чувство, будто выбор случаен.       — Что же делать? — с горечью спросила я.       — Надеяться… — ответила Королева, — По счастью, ты это прекрасно умеешь. Может, научишь?