Мои верные стражи - морские тюлени, И рыбы плывут, мой путь освещая. Дельфины несут колесницу сквозь толщу течений, Кораллы и водоросли тропу устилают. Простынёю мне служит светлый песок, И волны поют по ночам колыбель, Накрывает скат одеялом, заслоняя от бед и тревог, Океанское прохладное дно — моя родная постель.
— Я никогда не слышал, чтобы она пела, — недоуменно сказал Лебедь, — Видимо, она из тех, кто не поёт попусту. — Песня буревестника, — сказал Вечность, — Песня, приносящая гибель. — Только кому? — фыркнул Несуществующий. — Опять ты за своё, Вечность, — вздохнул Лебедь, — Королева не плохая… Когда-нибудь ты это поймёшь. У горизонта показался дельфин. Он выпрыгнул среди пены и брызг, и быстро нырнул, оставив после себя круги на воде. — Ого! — сказал Вечность, — Тут разве должна быть живность? — Сейчас она отдаст свою кровь, — сказал Несуществующий, — Красные капли попадут в воду. Вода зашипит и взбурлится, образуется пена и поднимется шторм. И Королева исчезнет в морской пучине, и только шляпа с белой розой будет плавать на поверхности. — Да ну тебя, — фыркнула я, — Не пугай так. Аж жуть берет от твоих россказней. — Кто это «я»? — хмыкнул Несуществующий, — Меня нет, а значит, ругать тебе некого. — Ишь какой хитрый, — пожурила его я, — Ничего, вот Февраль позову, и она тебе покажет. — Ты её оживи для начала, — посоветовал Несуществующий. Мы с Лебедем многозначительно переглянулись. Королева тем временем села на корточки, нисколько не страшась холодного снега. — Ты лучше скажи, как там у остальных, — попросила я у Вечности, — Девчонки по-прежнему беснуются? — Не знаю, — буркнул Вечность, разом помрачнев, — Меня уволокли в Склеп, забыла? Я сюда-то с трудом добираюсь. Там очень тяжело находиться, а врачам хоть бы хны. — Так странно, — сказал Лебедь, — Здесь мы вместе, стоим, лепим снеговика, а там я был худощавым мальчишкой, который с трудом вставал с постели, а ты — больной, с кашлем, температурой и горячкой… — Не забудь, что ещё я рисую чресла и достаю Халатов, — усмехнулся Вечность. — А я — пропащий ребенок, — добавил Несуществующий, — Выходец из школы для не особо умных и детей отбросов. — А я — депрессивный злобный подросток, постоянно находящийся в прострации, — сухо сказал зеленоволосый. — Мне аж совестно стало, что такая счастливая, — хихикнула я. — Да нет… Это наоборот хорошо, — улыбнулся зеленоволосый, — Рядом с тобой и мы чувствуем себя счастливыми. — Только вот ей от этого не очень хорошо, — нахмурился Лебедь, — Она не идеальная целительница, у которой никогда не закончится солнечный свет. Она Элли. — Да я… — замялся зеленоволосый. — Я не дам погаснуть этому солнцу, — ласково сказал Лебедь, — Ну ладно, не обижайся, я ничего такого не имел ввиду, — примирительно добавил он, покосившись на сконфуженного парня. — А как тебя зовут? — спросила я у зеленоволосого, — Я по себя тебя кличу всё время зеленоволосым… Может, это и есть твоё имя? Ну-ка, Вечность, придумай что-нибудь, ты мастер на шикарные клички. Как ты там Кошку назвал?.. — Задающая Тупые Вопросы Невообразимая Тупица С Волосами, Похожими На Солому, — любезно подсказал Вечность, — А этот будет… — На корабле скажу, — перебил его парень, — Не надо мне давать никаких кличек. — А как тебя тогда называть? — спросила я. — «Эй, ты», — гоготнул Вечность. — Пепе до 6 лет думал, что его зовут Эй, Ты, Задница С Ушами, — вспомнила я. Я покосилась на Королеву. Она одиноко стояла на берегу, повернувшись спиной к нам. Ветер развевал одежды на её маленьком хрупком тельце, из-за чего я вдруг почувствовала приступ жалости и, сказав мальчишкам, что поговорю с ней, побежала в её сторону. — Ты думаешь, это здорово — быть королевой? — спросила Королева. — Нет, — честно ответила я. — И ты не врёшь, — сказала Королева, продолжая глядеть в даль своими черными глазами, — Сколько бы жизней я не прожила, я всё равно остаюсь 10-летней девочкой. Нет, даже не так: 6-летней девочкой, на глазах которой сгорели родители. — Да, я читала об этом в дневнике Халата. Или это были учебные записи? — Она была чем-то похожа на Ласку. Только она была Иной. Почти Иной. Она решила стать Халатом, чтобы победить себя. Побеждая нас, она побеждала себя. Борясь с нашими монстрами, она боролась со своими. Только вот со мной у неё ничего не получилось. — А ты всегда была седая? — Я не помню. Я не помню ничего из своего детства. Единственное воспоминание о жизни до того, как я попала сюда — это пылающие тела моих родителей. Но я даже их лиц не помню. — Это ужасно! — Да что толку говорить? Что случилось, то случилось. Этого уже не изменить. Я просто приняла эту судьбу и стала королевой. Теперь я серый кардинал этого места, я везде — на тайных тропах, на страницах дневников, в весенней капели и шорохе осенних листьев, среди букв на стенах и в мелодии старого пианино. Я серый кардинал — да что толку? Меня зовут Королева — это значит, что я свожусь лишь к этому? Я Королева — но подходит ли это имя мне? Она наконец оторвалась от созерцания океана и повернулась ко мне, внимательно осмотрев меня, словно видела впервые. — Я подкинула тебе эти записи, потому что знала, что ты поймёшь. Скажи, как я выгляжу? — Худая… Маленького роста. Коротконогая. Пухлощекая. Как девочка. — Вот видишь? Ты и только ты увидила во мне маленькую девочку. Остальные видели во мне лишь серого кардинала. Меня зовут Королева — значит, я королева, и точка, — она невесело усмехнулась. — А что это был за дельфин? — спросила я, — Разве тут есть живность? — Нет, — ответила собеседница, — И не должна быть, — со странным выражением сказала она, заглянув мне прямо в глаза. Мне стало не по себе от её взгляда. Казалось, она видит мою душу. Я поспешила отвести взгляд. — Ты видела дельфина? — неожиданно переспросила она. — Да, — удивленно ответила я, — выпрыгнул из воды и дырнул вновь. Черненький такой. Симпатичный. — Ты видела дельфина? — вновь повторила она, — На самом деле я разговаривала с Гранью. — Я думала, что Грань… — Ну да, Грань — это не личность, — передернула плечами Королева, — Грань — это расплывчатое понятие. По сути, её вообще не существует. Мы так называем пограничное состояние. Иной и нормальный. Грань — это пропасть, разделяющая нас. — Тогда я вообще ничего не понимаю… — удрученно сказала я. — Ты просто любишь олицетворения, — сказала Королева, — Аллегории, я бы сказала. Грань-дельфин? Интересно, почему он? — Ну, ты запела о море, и я прониклась прямо… — Тебе понравилась моя песня? — вскинула брови Королева, — Как по мне, я жутко фальшивила. Впрочем, неважно. Важно вот что. Её взгляд стал более осмысленным. — Ты вытащила Ворона… То есть Лебедя из Клетки, оживила этого зеленоволосого, вернула Февраль Несуществующему. Ты увидела судьбу тех троих… Ты усмирила разбушевавшуюся Ворожею и очистила Лебедя от Тьмы. Ты многим помогла. Поможешь и мне? Не дожидаясь моего ответа, она продолжила: — Станешь ли ты новой Королевой? Я округлила глаза, подумав, что ослышалась. — Ты более достойна ей стать. Королева — это жизнь, а ты прямое её воплощение. С тобой это место зацветет. Не уплывай с мальчишкой, он — мореплаватель и вольная птица. А ты муза и вдохновение. Останься и стань Королевой. — Но я не хочу! — возмутилась я, быстро опомнившись, — Сами же сказали, что уплыть вместе — единственный вариант! — Я могу принять твою судьбу, — сказала Королева, — Я передам тебе свою корону, и ты станешь серым кардиналом, дыханием и сердцебиением твоей многоликой толпы. Разве ты не хочешь этого? — Нет! Я резко вскочила, отряхнувшись. — Я не Королева! Я Элли, Поступь, Большеротая, я Тень, и я уплыву с Лебедем и остальными! Не я Королева, а ты! Королево ничего не ответила, только потупила взор, принявшись ковыряться в снегу. Рассерженная, я ушла, сердито топая ногами. А потом заплакала, и мои слёзы заледенели на холодных щеках. Королева отчаялась, потому что устала. Это слишком тяжелая ноша для 10-летней девочки. Но я никогда не стану королевой. А вот она — истинная королева, её имя ей очень подходит. В ней есть стержень. А во мне только смех, свет и тяга к жизни.***
Я снова сижу на крыльце. Снова было лето, полуденный зной и ягоды, качающиеся на ветвях. Доски приятно скрипели, рядом стояла кружка с соком, поставленная на клетчатую тряпку. В жидкости плавала муха. — Ты кто? — удивилась Буревестник. Берет, джинсовые шорты и белая футболка. Веснушка на щеках, сплющенном носу, лбу, локтях и коленях. Персиковая кожа. Драные коленки. Пластыри на щеках. Рыжие волосы, кольцами ниспадающие на плечи. Порванные пыльные сандалии. Стакан с водой со льдом в одной руке. И мороженное в другой. Буревестник стояла знакомая и до боли родная. — Мороженное? — облизнулась я, — Нам его разве давали? Ах, да… Точно, давали. Но мало. А жаль! Блин, лето ведь, почему его давали так мало?! Жадины. Сами по-любому его ведрами лопают. А что это? Фруктовый лёд? Обожаю! Хоть бы поделилась!.. Хотя у тебя один… Ну ладно! — Знакомая манера болтать без умолку, — Буревестник силилась вспомнить меня, но у неё ничего не получалось. — Не пытайся, — сказала я, — Всё равно ведь не вспомнишь! А может… Нет, не вспомнишь. Но нам так весело было! — Что?.. — сощурилась Буревестник, рассматривая меня. — Я пришла попрощаться, — сказала я, — Можно было попрощаться только с одним человеком. И я выбрала тебя. Передай остальным, что мне было очень весело со всеми вами. И Киту скажи, чтобы простил Вечность. Потому что я на него и не злилась. Все мы. Что вообще у него за манера обижаться на такие пустяки? Как знакомо… Но я не до такой степени обидчивая! Или до такой? Ладно, я этого уже всё равно никогда не узнаю. — Я… — Так, чего это я заболталась? У нас ведь немного времени. В общем, я пришла сказать только одно: «прощай». А вместо этого наговорила 100 слов как минимум! Ха-ха, типичная я! Короче, — я погрустнела, но всё-таки выдавила из себя улыбку, — Прощай, Буревестник. И прощайте все. Эти летние деньки навсегда останутся в моей памяти как самые теплые воспоминания. Мне не грустно — чего грустить, когда так хорошо было? Хотя, кого я обманываю… Грустно. Всё исчезло, в том числе и недоуменное, непонимающее лицо Буревестник. В саду меня уже ждал Лебедь, вертящий в руках ветку сирени. Рядом сопела Февраль. — Грустно? — спросил Лебедь. — Грустно, — подтвердила я, — А ты кого выбрал? — Кита, — сказал Лебедь, — Он не вспомнил меня, и это было грустнее всего. — А мне легче, — сказала я, — Если бы она вспомнила, то умоляла бы остаться. И я бы согласилась. — Думаешь? — спросил Лебедь, — Буревестник и Ворожея бы не стали уговаривать. Они знают, что такое «надо». — Хренадо, — сонно пробурчала Февраль. Мы с Лебедем прыснули. — Ну вот, попрощались, теперь посидим на дорожку и можно отчаливать, — нежась в лучах солнца, сказал Лебедь.