До её смерти 365 дней

Бывают моменты, которые буквально вытрясают всё сознание, оседают на плечах непосильным грузом. Сопротивляться нет сил, остаётся лишь под прямым углом сходить с ума, терять чёртов рассудок. Памеллу Кингсли уже забыли. Она стёрлась из памяти Дерри мгновенно, выветрилась, рассыпалась и исчезла. КингслиКингслиКингсли. Повторяй, пока имя не отпечатается на губах. — Кто такая Памелла? — Джек слишком естественно вытягивает в удивлении лицо, обрывая все мысли, что через секунду уголки губ опустятся, и он обиженно скажет «Я пошутил. И снова неудачно». Но нет, он всё так же растерянно хлопает ресницами, периодически рассматривая базу данных Дерри. В этом городе не место слабакам, даже сильным не дано выжить. Хочется встряхнуть отца, сбивчиво кричать в лицо грёбанное «Шериф, ты же должен мне помочь», но в департаменте лишь лёгкий шорох листов бумаги, шуршание пакета из буллочной Эбигейл, который на каждый перерыв приносит напарник Уорнера, и никакого намёка на такое необходимое «всё будет хорошо, детка». Не будет. Нихера. Дерри не позволит. — Моя подруга. Подругаподруга, понимаешь ли ты? Та, про которую ты всегда говорил «дрянное общество», та, которая коллекционирует фигурки Кларка Кента и неровно выводит на запястье «Супермен» каждый день, зная, что к вечеру запись превратиться в развод на чистой коже. Та, которая в кожу въедала «идиотка Кью», но всё же считалась подругой в едва заметных кавычках. Та, которая перед тем, как умереть – крепко сжимала её ладонь и морщилась от боли. Люди не умирают красиво, у них потухший взгляд, перекошенное лицо и багровые разводы. От них пахнет железом и приближающейся смертью. Памелла умирала ещё уродливее: с сорвавшимся шёпотом и нежеланием быть вечно молодой. Не забывай, незабывайнезабывай, прошу, не забывай её. — О, ты наконец-то завела подружку. — Неловко. Отец перебирает бумаги и отпивает дешёвый растворимый кофе с осадком на половину кружки. — Забудь. А он уже забыл, Куинни. Кто такая Памелла Кингсли? Не вспоминай, её отпечатки стёрлись с Дерри, память о ней растворилась, смешиваясь с прогнившим ароматом этого отвратительного города. И ты всё ещё бежишь, малышка, слыша в голове идиотскую считалочку. Он обещал, что умрёт тот, кто остановится, поздравляю, ты с т о и ш ь на месте. Знай, милая, ты одной ногой в могиле, почти труп. Уорнер с отчаянием борется с тёмным всплеском в своей голове, кислотой, которая разжигает воспоминания. Нельзянельзаянельзя. П о м о г и т е. Вылетает из департамента чрезмерно быстро, на одном порыве, отталкивая очередного бесполезного сотрудника к чёрту. Плеватьплеватьплевать. Улицы Дерри смешиваются в одно неразборчивое пятно, которое разрастается с каждой секундной и вот-вот поглотит хрупкую, испуганную фигуру. Не бойся, милая, ты всё равно умрёшь далеко некрасиво, возможно, моля об обезболивающих или последнем желанном вдохе кислорода. Пэм была отчаянным храбрецом [просто идиоткой] и умирала она уродливо, а ты, жалкая, трусливая девчонка, не выключающая ночник по ночам и пугающаяся каждого шороха - умрёшь хлипко, глупо, ужасно. Так, чтобы люди, смотря на твой облезлый труп, в ужасе закрывали глаза. Готова ли ты к тому, перешагивая через две ступеньки, ведущие к твоей комнате, что задохнёшься от липкого ужаса, слизывающего страх с твоего тела? Нет, она не была готова. Но идиотская маленькая фигурка Кларка Кента, перепачканная в крови и «держащая» в тонкой руке нить от того самого алого шара, которого касалась Кингсли, поставила её перед выбором. «Полетаем?» вместо ясного «Ты сдохнешь, девчонка». Куинни проиграла.