Дело о талантливой артистке

    У всех трагедий испокон веков имелось одно жутковатое свойство: они сплачивали и одновременно испытывали на прочность целые семьи и общности. Разным людям требовалось различное количество времени на то, чтобы прийти в себя. Федерика Дюбуа не была родственницей никому из присутствующих, но её гибель оказалась довольно сильным и внезапным ударом. Все собрались в гостиной. Гвенни, вернувшаяся из школы Эсме и Джо Вейнфилд с мрачно-торжественным выражением лица обзванивали всех знакомых и родственников погибшей. Санни общался по мобильному с помощником шерифа. Виола, съёжившись, сидела рядом со мной. Миссис Таунсед поила Анну чаем, а сама великая актриса плакала, умудряясь при этом оставаться такой же прекрасной, как и всегда. А я... Я думала. Профессиональная беспристрастность вернулась ко мне, и я начала размышлять. Гибель Федерики сейчас была весьма и весьма своевременна для миссис Таунсед: теперь Анна получит роль Франсуазы д'Обинье и многомиллионный гонорар в придачу. Да и импресарио Джо явно был бы не прочь избавиться от взбалмошной актрисы, у которой, к тому же, имелся на него компромат. Но мои теории оставались всего лишь спекуляциями, потому что доказательств не было и в помине. А что хороший детектив делает при отсутствии улик? Конечно же, ищет их! Меня никто не просил заниматься делом Дюбуа, но её гибель была настолько внезапной, что я попросту не могла оставаться в стороне. Я наклонилась к Виоле и прошептала: – Пойду к шерифу, спрошу, как там дела. Моя подруга, вымученно улыбнувшись, кивнула, и я поспешила на улицу. Я не врала Виоле: поход к дяде Хэнку имелся в моём списке дел, но сначала мне надо было исследовать тот самый овраг, точнее, старый карьер, в который упала Фредерика. И я отправилась в путь. К счастью, погода не портилась: на небе угрожающе висели мрачные серые тучи, но до дождя они так и не дошли. Традиционная для Вермонта неприятная прохлада, ощущавшаяся совсем не по-июльски, уже стала для меня вполне привычной и не отвлекала от дела. Мне повезло – шерифская машина уже не только уехала прочь; они успели транспортировать отсюда тело, поэтому у карьера никого не было. Естественно, никто и не подумал огородить место несчастного случая жёлтой полицейской лентой. Что ж, так даже лучше для меня. Подойдя к краю оврага, я осторожно заглянула внутрь. Я помнила, где именно лежало тело, и теперь там виднелась куча следов, видимо, оставленных фермерами, которых позвали на помощь. Итак, искать улики там, скорее всего, не имело смысла: они надёжно их уничтожили. Значит, нужно найти место, где именно сорвалась несчастная. Я слегка прищурилась. До тела не вели никакие борозды, следовательно, она не сползала, а падала. И логичнее всего предположить... Уверенно двинувшись налево, я прошла несколько десятков метров и присела на корточки. Точно: на краю карьера в этом месте были отчётливо видны свежие следы, будто кто-то отчаянно хватался пальцами за поверхность, изо всех сил пытаясь спастись. Вытащив телефон, я сфотографировала следы – на случай, если непостоянный вермонтский климат пошлёт-таки дождь. В одной из бороздок, оставленных пальцами, я заметила кое-что. Спрятав смартфон и вытащив из сумки пинцет я аккуратно извлекла обломок ногтя. Поднеся находку к глазам, я внимательно осмотрела её. Обломок был покрыт ярко-красным лаком – именно такой маникюр и носила несчастная Фредерика Дюбуа в тот роковой вечер своей жизни, который оказался для неё последним. Итак, я знала, где именно жертва сорвалась. Я обнаружила её следы, но пока ещё не знала точно, был ли это несчастный случай, или всё же я столкнулась с убийством. Выпрямившись, я со вздохом посмотрела на то место, где нашли тело. Вряд ли там осталось что-нибудь стоящее после обработки миллиардом пар фермерских сапог, но для очистки совести проверить стоило. Но, разумеется, не отсюда; лучше воспользоваться проверенной многими дюжими ребятами дорогой. Я вернулась туда, где стояла шерифская машина, и, резко выдохнув, начала спускаться вниз, осторожно ставя ноги прямо в следы фермерских сапог. Мои кеды тут же стали грязными, но я решила не обращать внимания на мелочи: сейчас нужно было сосредоточиться на том, чтобы разобраться в деле Фредерики. Только так я могла отдать ей последний долг. Спуск вниз занял у меня добрых четверть часа, но я всё-таки добралась до того жуткого места и с содроганием присела на корточки. Я заставляла себя смотреть внимательнее, но так ничего и не нашла. Распрямившись, я уже была готова начать подъём наверх, как вдруг обратила внимание на что-то, блеснувшее в скупых лучах солнца. Этот предмет лежал на расстоянии футов двадцати* от того места, где упала несчастная Фредерика. Я поспешила в ту сторону, пару раз чуть не упав прямо в грязь, и бросилась на находку, как голодная собака на кость, и аккуратно подняла её, держа через платок. Это оказалась бутылка из-под шотландского виски. Пара капель содержимого ещё осталась внутри. Она явно лежала здесь недавно: этикетка не отсырела и выглядела такой же новой и яркой, как в магазине, а грязь не попала через горлышко внутрь. Логично было предположить, что сама жертва решила разжиться алкоголем: её наклонности при жизни говорили за эту теорию. Но пить с утра... Я изучила бутылку со всех сторон. На горлышке, несмотря на налипшие песчинки, я сумела различить отчётливый след губной помады. Ничего себе! Неужели я была права? Ладно, пока не время торопиться с выводами. Такие улики должны анализироваться в лабораториях, значит, нужно отнести эту стекляшку шерифу. Вытащив из сумки полиэтиленовый пакет, я запаковала туда бутылку и спрятала свёрток в сумку. Тяжело вздохнув, я начала тяжелое восхождение назад и, с трудом выбравшись на поверхность, вскрикнула от неожиданности: я оказалась лицом к лицу с миссис Таунсед. Индианка стояла у края оврага, скрестив руки на груди и глядя прямо на меня своими бездонными тёмными глазами. Она не говорила ни слова, но аура, окружавшая её, ощущалась мною почти физически. Я понятия не имела, когда она пришла и сколько времени наблюдала за мной, но поняла лишь одно: добром это для меня не кончится. Самым рациональным было бы убежать отсюда, но меня словно парализовало: я как завороженная смотрела на бесстрастное лицо коренной американки. Так прошло несколько невероятно тяжёлых секунд. Тишину нарушила миссис Таунсед. Склонив голову набок, она тихо проговорила: – Тебе не стоит заниматься этим делом. Лучше уезжай домой: счастья тебе это не принесёт. И тут чары спали. Я вспомнила, что являлась детективом, пусть и без лицензии, и помогала своими расследованиями людям. Как бы наивно это ни звучало, моя работа приносила свои плоды. И никакая индейская ведьма не могла переубедить меня в том, что каждая неестественная гибель должна быть тщательно изучена. Я гордо выпрямила спину и отчеканила: – Не знаю, что вы имеете в виду, миссис Таунсед, но я привыкла доводить всё до конца. Если в смерти Фредерики Дюбуа имеются какие-либо нестыковки или подозрительные детали, я их найду. Индианка кивнула и, запрокинув голову, посмотрела на небо. – Облака плывут, потому что так надо, – вымолвила она. – Они облака, потому и путешествуют там, наверху. Но иногда, в особо жаркие дни, они исчезают, потому что солнце – то самое тёплое и великое – вблизи беспощадно. Я опустила голову. Что именно хотела сказать эта странная женщина? Напугать меня? Предостеречь? Я же ясно дала ей понять, что не брошу расследование. Даже если сейчас у меня нет ни единого доказательства против неё, я поднатужусь, постараюсь, использую все доступные мне источники, но выведу её на чистую воду. Меня нельзя настращать этими цветистыми метафорами, этой маскировкой а-ля «я могущественная индейская ведунья; бойтесь меня, ибо я могу проклясть вас!». Подняв голову, я собралась было высказать в лицо миссис Таунсед всё, что думаю об этом дешёвом запугивании, но не успела даже раскрыть рта: из-за спины своей противницы я увидела, как кто-то длинноногий стремительно приближался к нам. Индианка, проследив за моим взглядом, медленно обернулась и флегматично покачала головой. Тем временем, Санни, добежав до нас, резко выдохнул и сделал вид, что вытирает пот со лба. – Нэнси, нехорошо бросать своих напарников и заниматься расследованием в одиночку, – промолвил он, улыбаясь. – Как ты справишься, если придётся применять пытки при допросах? Я вздохнула и махнула рукой. Этот человек был неисправим: даже перед лицом трагедии, которая не так давно развернулась практически при нас, он всё равно умудрялся паясничать. Но я-то знала, что кореец вполне мог быть серьёзным. – Вам обоим лучше уехать отсюда, – произнесла миссис Таунсед, зачем-то подняв руки в небу. – Ничего хорошего вас тут не ждёт. – Правда? – поднял брови азиат. – Но, Грейс, вы даже не посмотрели на мою ладонь; как вы можете быть так уверены? – Тебе и так уже скоро будет пора в дорогу, – нараспев выдала женщина, глядя вверх. – Сначала на восток – туда, где тебя ждут, потом обратно – туда, где тебя даже не знают. Но золотые ворота раскроются перед тобой, как это случалось всегда, правда, ненадолго. Как только она замолчала, промеж серых облаков сверкнула молния, и страшный удар грома сотряс землю. Индианка опустила руки и повернулась к нам. – Уезжайте, – жёстко проговорила она. – Вы оба ничего не добьётесь, оставшись здесь. И с этими словами миссис Таунсед неожиданно быстро пошла прочь. Проводив её взглядом, Санни присвистнул. – Интересно, как она это сделала? – бросил он. – В смысле, с молнией и громом. – Это не она, – отрезала я. – Это природа. Если ты так хочешь помочь, пойдём со мной: я должна осмотреть тело Фредерики. Кореец передёрнул плечами и снова посмотрел индианке вслед. – Ты не думаешь, что в её словах есть рациональное зерно? – спросил он, поправив очки. – Естественно, нет, – я отряхнула свои джинcы от пыли, которая осела на них за время моего пребывания в карьере. – Разве ты не понимаешь? Она пытается отпугнуть нас, чтобы мы не раскапывали это дело, и отвести подозрения от себя. – А так ли это плохо? – развёл руками азиат. – Говорят, многие индейские племена могли поддерживать связь с внеземными цивилизациями. Может, ей открыты те знания, которые пока недоступны нам? Я глубоко вздохнула. Разумеется, Санни в силу менталитета не привык активно сопротивляться судьбе; он предпочитал отступить на шаг и перегруппироваться. При этом кореец отличался и упорством, и смелостью. Возможно, эта самая противоречивость его натуры и не давала ему успокоиться. Но сейчас проблема заключалась не в этом. – Погиб человек, – медленно и членораздельно произнесла я. – Фредерика Дюбуа умерла куда раньше, чем ей было отпущено. Если имел место несчастный случай – что ж, очень жаль, весьма печально и трагично. Если же это было убийство – я обязана расследовать его и выяснить всё вплоть до мельчайших деталей. Азиат, склонив голову набок, внимательно слушал меня и кивал. – Понял, – просто ответил он, когда я закончила говорить. – Тогда пошли к шерифу, но лучше поспешить: пока тело лежит целёхонькое в местном лазарете, но вскорости наш костоправ начнёт его резать. Я склонила голову, и мы направились к полицейскому участку. * Примерно семь метров.