С подведенной бровью, с ружьем и дробью

Что это? Я не знаю. Слишком много какого-то непонятного ванилизма. Простите, читатели! Автор – дурак =_=’ — Знаешь, меня всегда мучил один вопрос, Джотто… — девушка остановилась на полпути. — Да? — мужчина посмотрел на Тсуну, которая невидящим взглядом одаривала все вперед себя. Ее всегда донимал этот вопрос. Словно назойливая моль, он крутился в ее голове, заставляя все мысли улетучиваться. Они часто гуляли вечерами по бескрайнему саду Вонгольского особняка. Молча, чувствуя присутствие друг друга рядом… Это не было похоже на те прогулочки, о которых так любят писать в слащавых любовных романах. Нет. Это был просто ритуал перед сном… Такой ненавязчивый, вошедший в привычку. Когда Джотто вернулся в свою живую ипостась, он как-то обронил в разговоре, что любит вечерами пройтись на свежем воздухе. Он аргументировал это тем, что на утро лучше думается. Она тогда была по горло загружена работой, связанной со всем мафиозным миром. Еще тогда удивленная его внезапным появлением Тсуна призналась, что уже просто устала. Тогда он ее и научил правильно распределять свой рабочий день… Ему за триста, ей двадцать. Он действительно знает, что такое «жизнь»… И что такое смерть — он тоже знает. Тсуне казалось, что нет ничего и никого, кого бы не знал Джотто. Он был этаким ее спасителем, который своей гипер-интуицией не раз спасал ее и вытаскивал из бедовых ситуаций. С того момента, как на нее пытались совершить покушения, все приемы он находился рядом с ней. Он спокойно заходил в кабинет, когда напротив Тсуны уже сидел «дипломат» от очередной мафиозной семейки, и садился на диван или вставал рядом. Савада в такие моменты чувствовала себя самой защищенной девушкой в мире. Конечно, все удивлялись тому, что Первый Босс Вонголы ожил. Да чего уж там… Люди были в шоке, в состоянии транса, когда узнавали. Но вот, что удивительно… совершенно ни у кого никогда не было раскрытых от потрясения ртов, глаз на лбу и тому подобного, когда узнавали, что Первый теперь всегда будет с Тсуной. У людей это было… само собой разумеющееся. Потому что Примо мог выбрать только Десятую. И вовсе не из-за того, что она была хорошенькой… Нет. Они были слишком похожи. Улыбались искренне, смеялись звонко, любили до потери пульса. И Вонголу превратили в то, ради чего она была создана. Десятая поддержала политику Джотто в этом вопросе. Он создал Вонголу для защиты беззащитных, она через несколько поколений, через несколько столетий вернула на правильный путь в корне сменившую цель Мафиозную Семью к ее первоначальной идее. Их души были словно две половинки одного целого. Мыслили почти одинаково, принимали одни и те же решения… Ей было достаточно посмотреть в глаза, чтобы понять — правильно она делает или нет. Вот только почти всегда было правильно. Он всегда поддерживал ее в трудную минуту, наставлял на путь истинный… Джотто знает все. В это Тсуна верила безоговорочно. — Джотто, а умирать… больно? Вопрос, мучающий ее с детства. Вопрос, на который живые не находят ответа. Вопрос, который мучает подростков… Она и была девушкой, до сих пор верящей в какие-то «прописные истины», о которых только в книжках и рассказывается. Взрослая… Она всегда представала перед врагом сильной, независимой женщиной. Она всегда была для Хранителей чем-то большим, чем просто подопечная. Нет, не в романтическом смысле… Ей хотелось подчиниться, потому что от нее на поле боя веяло властностью, совершенно Тсуне неприсущей. Мужчины действительно признавали в ней ту, что должна стоять во главе всего этого Хаоса, который постепенно под ее руководством превращался в идеальный порядок. Джотто едва заметно улыбнулся… Ему нравилось слышать от нее такие вопросы, потому что ему полюбилось видеть ее такой… невинной и беззащитной. Он любил удивленный взгляд Дечимо, любил наблюдать за чуть подрагивающими руками, что всегда были украшены драгоценностями. Ему нравилось смотреть на нее, как смотрят на любимых… И ему нравилось пофилософствовать с ней, объясняя что и к чему. Ему нравилось учить жизни, потому что кто, как не он, научит ее науке об этом не сладком, но подарке? — Я надеюсь, что ты узнаешь это лет через семьдесят… — Но… — Пообещай мне, что только через семьдесят лет, ладно? Она кивает и вздрагивает от вечернего прохладного ветра. Он ведь знает ответ… Только говорить не хочет. Ну, и ладно… И Джотто тоже надеялся, что снова почувствует холодное, словно лед, дыхание избавительницы тоже через семьдесят лет. Думать об этом совсем не хотелось. Да и не нужно как-то… Всему свое время...