***
Вена, Австрия, ближе к шести вечера
Матерь Божья. Кензи не может сказать и слова, когда, спустя три часа неуютного сна в машине, она открывает глаза и видит через лобовое стекло светлые чистые улицы, наполненные толпами туристов. — Господи, это что.. — Именно, — улыбчиво произносит Джастин, вырубая ключ зажигания и тоже смотря на достопримечательности через лобовое стекло, — Вена. Кензи выходит из машины, и её тут же обдает холодным австрийским воздухом. В Вене где-то около минус пяти по Цельсию, поэтому она обнимает себя руками и приподнимает плечи, но не отводит взгляда от сияющих гирлянд и фонарей, украшающих высотные дома и переулки. Здесь невероятно. Здесь легче дышится, здесь люди улыбаются чаще, чем в Праге, здесь всё по-другому. Джастин улыбается, наблюдая реакцию девушки. Он подходит ближе, и осматривает те же места, к которым Кензи приковала свой заинтересованный взгляд. Он наклоняется чуть ближе к ней, давая почувствовать тепло своей кожи. — Тебе нравится? — Очень, — завороженно говорит она, а потом переводит взгляд на Бибера. Их лица совсем близко, поэтому режиссер, моментально опомнившись, быстро отстраняется и шумно вздыхает. Щеки девушки чуть розовеют, она отворачивает голову и завешивает лицо волосами, надеясь, что её смущение не будет замечено. Перед глазами Джастина тут же возник образ Лилианы. Её плеч, густых бровей, походки, родинок на спине, и укол вины тут же коснулся нутра. Ли это бы точно не оценила. Но а ведь Ли здесь нет, верно? Джастину нечего стыдиться, он думает именно так. Всё, что он делает, он делает ради комфорта актрисы, ради её расположения к себе. Если она будет видеть в Бибере прежде всего друга, ей будет легче работать. Это касается не только Кензи. И всё же образ Лилианы тут же исчезает, не забыв укоризненно покачать головой и цокнуть, как она это делает каждый раз, когда Джастин делает что-то не так. Он снова едва касается рукой талии Макензи, подталкивая её в сторону многолюдной улицы. Девушка, повинуясь, идет, игнорируя тот факт, что ей приятен этот жест. Тут не нужно слов. Вена — город, имеющий свой голос. Нежный, обволакивающий, защищающий, и заставляющий чувствовать себя так, будто ты дома. Джастин и Кензи прошли всего пару домов, как последняя заметила пристальный взгляд какого-то незнакомого парня, на вид не особо старше её самой. Он улыбчиво переговаривался со своими друзьями, не сводя глаз с девушки, заставляя чувствовать её себя некомфортно. Но когда он начал подходить, у Кензи от волнения пробежались мурашки по спине. Стараясь держаться уверенно, она отвернулась, и повернулась только тогда, когда юноша заговорил, достав телефон: — Я видел вас в порно, — он старается сдержать усмешку, но даже забавная ситуация не отменяет того, что этот парень запал на актрису, — детка Кензи, если не ошибаюсь. Она не знает, что отвечать в таких случаях. Никакой инструктаж по этой теме не был проведен. К сожалению. Поэтому девушка импровизирует, легко улыбается, как будто снова перед камерами, и отвечает: — Да, не ошибаешься. — Вы потрясающая! — вопит он, обнажая свои зубы с сияющими брекетами. — Можно сделать фото с вами? Кензи удивленно смотрит сначала на него, потом на Джастина. Тот, улыбаясь, кивает головой, и девушка отходит от него, наклоняясь к парню, который, вытянув руку, делает селфи. Когда он заканчивает, то быстро пролистывает получившиеся фотографии и словно не может поверить в случившееся. — Спасибо большое, — тараторит он и пятится, все еще не отводя взгляда и не переставая улыбаться, — до свидания. — Пока, — Кензи машет рукой. Она поворачивается к Биберу, который в шуточной форме горделиво приподнял подбородок, имитируя высокомерие и самовлюбленность. — Я сделал из тебя звезду. Джастин делает жест, будто откидывает волосы с плеча. Но у него они недлинные, поэтому это выглядит смешно, и Кензи смеется, закрыв ладонями лицо. Режиссёр это не оценивает. Он тут же перестает шутить и убирает руки с лица девушки, заставив её перестать смеяться и удивленно посмотреть на него снизу вверх. Бибер убирает пряди волос с её лица и говорит: — Ты так редко улыбаешься, — он убирает руки в карманы, — не закрывайся, когда делаешь это, иначе я усомнюсь в гибкости твоих лицевых мышц. Он улыбается, и Кензи делает то же самое, понимая, что он прав. Хотя, кто бы в такой ситуации так часто улыбался? Она ведь почти насильно здесь. Но может ли она точно сказать: нравится ей это или нет? Они продолжают путь, оба молчат, оглядывая улицы. Джастину уже почти все равно, он объездил всю Европу, он не увидит ничего нового. Зато наблюдать за реакцией Кензи, которая исследует взглядом окрестности, весьма интересное занятие. Даже учитывая, что она достигла совершеннолетия, она выглядит, как ребенок. Она ранимая и хрупкая, но в ней спит какая-то большая сила и мощь, пробуждающаяся в самые тяжелые моменты. Первое её проявление было на первой съемке, когда девушка терпела боль и имитировала наслаждение, когда внутри все горело ясным пламенем. Кто она после этого — актриса, лицемерка или героиня? И тут же приходит ответ: никто из этого. Она просто девушка, внутри которой есть что-то магическое и притягивающее к себе. Может быть, это неправильно по отношению к Лилиане, может быть, Джастин чертов изменщик, но ему хочется защищать Макензи. Ему кажется, что без его помощи эта девушка разрушится, потеряется в этом тяжелом страшном мире. Бибер не из тех людей, что бросают других. Он протянет руку, даже когда ему сотни раз её сворачивали или вонзали нож в спину. Просто пока ты делаешь добро, кто-то или что-то сверху смягчается над тобой, а в твоем сердце поселяется спокойствие. Твоя душа чиста. Ты справедлив. Ты не будешь гореть в аду. Конечно, Джастин не делает всё это ради исключительно своей выгоды, но ему хочется верить, что он действительно кому-то помогает, что он нужен кому-то, что он облегчает кому-то страдания. Он надеется, что Кензи он тоже их облегчит.***
я не хочу, чтобы кто-то другой называл моё имя,
нет, я не хочу чтобы это делал кто-то другой, когда это можешь сделать ты.