***
— Привет, красотка, — Леа лучезарно улыбается, когда Макензи входит на кухню. Как всегда, Боэм светится. Она сидит на барном стуле, подогнув под себя одну ногу, а второй болтая из стороны в сторону. В руках она держит колечко от нарезанного ананаса. Судя по всему, она отлично проводила время, но когда она увидела расстроенную Кензи на пороге, то тут же откладывает свою трапезу и хмурит брови. — Что-то случилось? — спрашивает она. Макензи снимает пальто, отдавая его Чарльзу, который тут же уносит его в прихожую. Девушка подходит к столу и присаживается на стул, все еще не решаясь поднять глаза. Леа пододвигает тарелку ананасов, но Кензи качает головой в знак отрицания. Она поджимает губы, прежде чем вздохнуть и наконец поднять взгляд. — Кто такая Октавия? Проходит секунда. Две, три, пять, двадцать. Кажется, будто целая вечность длится перед тем, как Леа отвечает тихим голосом: — Откуда ты знаешь про неё? — Я помогала Джастину искать ключи, и нашла в ящике фотографии, вместе с папкой и письмами из суда. Снова чувство вины берет верх, заставляя Кензи проглотить ком в горле. Она чувствует, что затронула больную тему, как у Джастина, так и у Леи, и, видимо, у остальных тоже. Ей кажется, будто она зашла на чужую территорию, оказавшись там чужой и нежданной. И от этого чувства хочется забиться в угол или исчезнуть. Выражение лица Леи почти такое же, как у Джастина час назад. Только у первой нет той злости, одна лишь боль вперемешку со страхом. Её взгляд тоже потупляется, Леа вздыхает и смыкает руки на столе. Ей тяжело это вспоминать, Макензи видит. Но её любопытство берет верх, и за это она себя ненавидит. Она давит на людей, порой даже не осознавая этого. — Октавия Рассел была одной из нас, но выделялась тем, что пользовалась особым успехом, — начала Леа, не в силах поднять глаза. — Джастин души в ней не чаял, она стала ему практически лучшим другом. Вторая причина, по которой Кензи ненавидит себя в данную секунду — укол ревности. Она понимает, что это неуместно, и она не знает всей ситуации, но почему-то ей стало не по себе. Леа продолжает, смотря на свои сцепленные между собой пальцы: — Стюарт был так рад, что Октавия приносит такие рейтинги, что придумал сценарий, который не одобрил никто в студии. Я не помню точного содержания, но помню, что это было больно и унизительно, — Леа глубоко вздохнула, погружаясь в воспоминания все глубже. — В ходе съемок она получила серьезные повреждения, и камера все это засняла. Макензи, кажется, понимает, о каких повреждениях идет речь. И мурашки бегут по её спине, когда она понимает, что с ней может случиться такое же. — Джастин пообещал ей, что это видео не выйдет в сеть, потому что там плачущая Октавия в крови, синяках и ссадинах. Стюарт посчитал, что подобного содержания ролик отлично пропиарит их студию и поднимет рейтинги, тем более некоторым садистам нравятся… подобные вещи. Леа имеет в виду сексуальное насилие. И говоря об этом, она снова представляет Октавию, с разорванной промежностью, разбитой губой и синяками по всему телу. Дрожь пробегает по всему её телу, но она продолжает говорить: — Стюарт слил видео в сеть. Как и ожидалось, рейтинги полетели вверх, но Октавия, узнав об этом, не выдержала. Мы узнали о её смерти по новостям, она спрыгнула с моста, — Боэм закрывает глаза и напрягает челюсть. — Джастина и Стюарта судили, но все обошлось. Спустя время это забыли. Как будто Октавия ничего не значила. Вот сейчас, именно на последних словах, Макензи улавливает злость в голосе Леи. Она открывает глаза, полные ненависти и боли. Макензи становится еще хуже. Она понимает, что не должна была заводить этот разговор, ведь это не её дело. Но сейчас, узнав всё это, она допускает мысль о том, что Октавия, возможно, нравилась Джастину. Поэтому он хранит её фотографии даже после смерти. Девушке трудно представить, как больно было Биберу и как больно ему до сих пор. Потеря Октавии стала ему ударом, о котором Леа умолчала в рассказе. И сделала правильно, потому что боль Джастина принадлежит только ему. Он не обязан ею ни с кем делиться. — Но почему Стюарта не уволили и не посадили? — спрашивает Кензи спустя пару минут молчания. — Ублюдок имеет деньги и связи, — выплевывает Леа, взглянув куда-то в сторону. — Ты можешь только представить, какую власть он имеет. У Кензи всплывают воспоминания их со Стюартом обеда. То, что он говорил и предлагал ей… Октавия согласилась на это? Неужели она готова была пойти на такое ради денег? — Стюарт заставил Октавию? — сглотнув, спрашивает Уитфорд. — Я не знаю, — Леа жмет плечами. — Может, и заставил. Но я думаю, Октавия просто хотела понравиться Джастину. У них была особая связь, которую они старались скрывать. Это было тщетным, потому что все вокруг видели происходящее. Октавия старалась делать так, чтобы Джастин гордился ей. И куда её это привело… Макензи поджимает губы в раздумьях. Она все еще чувствует небольшую ревность, за которую ей стыдно. Она не имеет права ревновать к мертвой девушке. К тому же пытаться встать на её место. Или на место Лилианы… Все сводится к тому, что Кензи медленно осознает, что становится второй Октавией Рассел. Ей постоянно хочется угодить Джастину, и они совершенно точно имеют какую-то связь. Возможно, Стюарт и Макензи доведет до самоубийства?.. От этой мысли у неё все сжимается внутри. Она не сомневается в своем ментальном здоровье, но всякое может случиться. И остается только надеяться, что если подобное произойдет, то Джастин защитит её. Он ведь всегда появляется тогда, когда он нужен. Решает любую ситуацию за глупую и нерешительную Макензи, как настоящий джентльмен. И никогда не припоминает ей её ошибок. И от этого Уитфорд тут же расслабляется, понимая, насколько пропитана теплыми чувствами к нему. Он ведь имеет полное право вести себя, как хочет. Он пережил слишком многое, чтобы постоянно быть в хорошем расположении духа. К тому же, будь Макензи на его месте, она бы без конца срывалась на каждом, кто попытался бы ей помочь. Господи, какая я мелочная идиотка… Джастин заслуживает только хорошего, а я постоянно все порчу… Не успевает Макензи полностью окунуться в самобичевание, как дверь открывается и на пороге рисуются довольные лица каких-то парней лет двадцати пяти. Их около семи человек, и среди них Кензи узнает знакомую самодовольную физиономию. — Заблудились, мальчики? — спрашивает Леа, вскинув брови и положив на язык кусочек ананаса. — Мы приехали, чтобы пригласить вас немного повеселиться в нашей компании, — говорит среднего роста парень со смугловатой кожей и улыбкой с ровными белоснежными зубами. — Вы достаточно веселитесь с нами на работе. Ребята начинают смеяться, на что Леа лишь ухмыляется. Карл подходит к Кензи, позволяя ей разглядеть себя. Он одет в черную кожаную куртку, такого же цвета порванные джинсы и тяжелые ботинки. Для завершения его образа не хватает только револьвера в руке и шрама, пересекающего его лицо. — Привет, детка Кензи, — улыбается он, то ли радуясь встрече, то ли восхищаясь своей неотразимостью. — Хочешь круто провести время? Конечно. Мне только что рассказали историю о девушке-самоубийце, а я еду развлекаться с незнакомыми парнями. Бегу и волосы назад. — Нет, не хочу, — Кензи встает со стула и уже хочет уйти, но Карл хватает её за запястье, заставив обернуться. — Ну же, не ломайся, — он склоняет голову, по-прежнему улыбаясь, как Чеширский кот, — я так хочу узнать тебя получше. — Я не в настроении для этого. Пусти меня, пожалуйста. — Без тебя мы не уедем. И без Леи тоже, — Карл кивает в сторону Боэм. — На самом деле, я бы не отказалась отдохнуть, — признается она, ловя вопросительный взгляд Кензи. Эй, предательница, ты должна быть на моей стороне. Мы только что обсуждали Октавию. Карл улыбается во все тридцать два, услышав ответ Леи. Он все еще держит руку Макензи, и та, поняв, что одна стоит на своем, пытается отцепить руку парня. Вот только попытки не увенчаются успехом, будто мертвой хваткой Карл держит запястье, которое скоро начнет синеть. Макензи становится больно, и она скалится, все еще пытаясь освободиться. Она поднимает взгляд на Валенту и говорит: — Мне больно. Он ослабляет хватку, но отпускать не собирается. Его улыбка немного тускнеет. — Извини, я не хотел, — говорит он, — прошу, поехали. Будет весело. Макензи выдыхает. Столько всего происходит в один момент, что трудно опомниться. В один день она парит в облаках, в другой она потеет на съемках, в третий разочаровывается в людях и в себе самой. Как совладать со всем этим? Но, возможно, ей нужна разрядка после такого. Если на этой «вечеринке» будет алкоголь, она не будет пить. Наверное. Смотря на Боэм, которая доедает ананасы, Уитфорд поджимает губы. Уже сожалея о своем ответе, она кивает головой и говорит: — Хорошо, я поеду.***
Kanye West — Famous
Как выясняется спустя целый час езды, парни устроили вечеринку в загородном доме одного из них. Это, скорее, огромный особняк в два этажа, окруженный металлическим забором и имеющий даже собственную парковку, на котором паркуется три машины сразу. Из девушек поехали Леа, Андреа и еще несколько актрис, с которыми Кензи особо не общается. Её успокаивает присутствие Боэм, потому что она в любой ситуации держится стойко, что уж не сказать о самой Уитфорд. Заметив напряженное выражение лица Кензи, Карл тут же подходит к ней и закидывает руку ей на плечо. Она вздрагивает, заставив Валенту рассмеяться. — Расслабься, ты чего такая напряженная? Ты же на тусовку приехала, а не на похороны. От слова «похороны» Макензи еще больше вздрагивает. Карл убирает руку с её плеча и старается взглянуть ей в глаза, чтобы понять, что с ней не так. И когда он замечает грусть в серо-зеленых радужках, то тут же сам хмурит брови. Пока все заходят в особняк, Карл и Кензи стоят на дорожке из гравия перед ним. Парень кладет руки на женские плечи, заставив девушку посмотреть на него. — Ты в порядке? — он спрашивает. — Да, пойдем. Макензи, на самом деле, не хочется нагнетать остальных. К тому же она не может теперь постоянно думать об Октавии. Она её не знала, поэтому не имеет к ней какого-либо отношения. Заверив Валенту в том, что с ней все нормально, они оба заходят внутрь особняка. Голос Канье Уэста звучит с колонок, расположенных во всех частях первого этажа. Уютный интерьер поднял настроение Макензи, она ловит себя на мысли, что ей хотелось бы жить в подобном месте. На круглом стеклянном столе в гостиной стоят банки с низкопроцентным пивом. Актрисы и актеры не торопятся их осушить, потому что им давно уже не до этого. Они взрослые люди, которым интереснее проводить время с пользой, а не напиваться в хлам при первой же возможности. Леа и Андреа болтают в сторонке с каким-то накаченным мулатом и, судя по их беззаботному общению, это их друг. Для Макензи общаться как друзья с парнями, которые пару раз в неделю тебя имеют, кажется небольшой дикостью. Но она вспоминает Карла, с которым играла в приставку и с которым поехала на вечеринку. Парадокс. — Эй, детка Кензи, я прав? — какой-то парень приятной наружности появляется перед Кензи. — Да, ты прав, — она старается улыбнуться. Её несколько смущает, что у этого парня уже есть щетина, а резкие и угловатые черты лица говорят о том, что ему не менее двадцати семи. — Ты находка для нашей студии, отлично справляешься и смотришься в кадре. Макензи принимает это за флирт, отчего ей становится неприятно. Она не умеет флиртовать, ей это кажется нелепым. Будь у неё сценарий перед глазами, она бы показала потрясающую актерскую игру и богиню флирта. Но сейчас она общается без всяких указаний режиссера и сценариста. — Спасибо, — давит она улыбку. — Я Эрик Престон, кстати. — Макензи Уитфорд. Эрик оказывается очень приятным собеседником. В ходе разговора Кензи узнает, что ему двадцать восемь лет, у него есть любящая жена, которая принимает его карьеру, и еще у Эрика имеется диплом учителя, а сниматься пошел потому, что, оказалось, он совсем не переносит детей, а идею сниматься ему подкинул Эдвард. Эрик рассказывает абсолютно про всё, и когда он замечает легкое смущение его собеседницы, то объясняется тем, что ему просто интересно с новыми людьми. Только-только Макензи становится комфортно находиться здесь, как к ней подходит еще один парень, с белыми короткими волосами и проколотой бровью. Взгляд у него не самый дружелюбный, а тон и подавно: — Значит, ты и есть та самая детка Кензи. — Да, — Макензи старается игнорировать тот факт, что этот парень сказал это почти оскорбительно. — Дешевка, — выплевывает парень, и Эрик резко к нему разворачивается. У Макензи от услышанного глаза лезут на лоб. Она одновременно шокирована и обижена. Не то, чтобы она такая ранимая, но, как и любому человеку, ей неприятно слышать оскорбления. Эрик решает вступиться за девушку: — Эй, поаккуратнее с выражениями, Крис. — Ты никогда не будешь ей, ясно? Даже не смей думать, что когда-то сможешь встать на её место, малолетняя сука. Даже тупой бы понял, что речь идет об Октавии. И снова от её упоминания у Кензи неприятно жжет в висках и в уголках глаз. Она не знает, что ответить, потому что не понимает, чем она это заслужила. Она и подумать не успела о том, что сможет встать на место Рассел. С чего этот Крис это решил? — Кристофер, заткнись, ради Бога! — Эрик толкает его в плечо, но Крис по-прежнему ядовито смотрит на Макензи. — О, ты, видимо, не знаешь, что о тебе говорят? — блондин саркастично улыбается. — Люди делают из тебя вторую Октавию Рассел, потому что ты так же быстро, как и она, понравилась людям. Но если ты сама пытаешься ей быть, то.. — Я не пытаюсь, — резко протестует Кензи. — Лжешь, — Крис складывает руки на груди. — Ты просто жалкая пародия. Эрик отвешивает ему звонкую пощечину, заставив остальных людей прийти на шум. Увидев, как Кристофер держится за свою щеку, они понимают, что происходят. Карл протискивается сквозь толпу и видит эту картину. Заметив Кензи, которая еле сдерживает слезы, он оставляет свое пиво на столе и направляется к ней. Встав перед ней и взяв её лицо в свои руки, он просит её посмотреть на него, но она смотрит куда-то в сторону. Её глаза медленно наполняются слезами. Карл хмурится и разворачивается к Эрику с Кристофером, которые выясняют отношения у всех на виду. Закрыв Уитфорд собой, Валента, повысив голос, обращает внимание на себя: — Что тут, черт возьми, происходит? — О, ничего, просто объясняю новенькой, что её попытки скопировать Октавию тщетны, — Кристофер снова ядовито улыбается. Эрик второй раз отвешивает ему оплеуху, на этот раз посильнее. Крис откачивается, примкнув спиной к стене и держась за больную разгоряченную щеку. В его голубых глазах потихоньку копится ненависть, и он, чуть ли не рыча, набрасывается на Эрика. Драку пытаются прекратить сразу все присутствующие, кроме Карла – он ищет способы успокоить девушку. Валента разворачивается и видит, как Леа, находясь в эпицентре драки и чуть ли не получая по лицу, кричит ему: — Увози Кензи отсюда, живо! Она хватает чьи-то ключи со столика и кидает их Валенте. Тот, словив связку, кладет руку на плечо девушки и ведет к выходу. Но, прежде чем выйти, она слышит оскорбления, которые Кристофер без конца ей в спину. И позволяет слезам скатиться по щекам двумя горячими дорожками. Карл нажимает на кнопку сигнализации, выискивая нужную машину. Когда зелёный Лексус негромко пищит, в его салон через пару секунд умещаются двое человек. Девушка беззвучно плачет, смотря перед собой и нагнетая себя ещё больше. Она не хотела никого обидеть, но это именно то, что происходит. — Отвези меня к Джастину, — она просит, судорожно втянув воздух в лёгкие, как это обычно бывает при плаче. Карл, заводя машину, шумно вздыхает. Он выводит Лексус на трассу и отвечает: — Хорошо.