«— У него инспираторная одышка, срочно требуется внутривенная инъекция Тербуталина!».
Парень смотрит на Уитфорд и понимает, что у него нет никаких внутривенных инъекций с собой, так же как и таблеток. Но то, что происходит с Кензи, когда-то происходило и с ним. Теперь он знает, что это инспираторная одышка, а то есть — Кензи трудно сделать вдох. Он снова подбегает к ней и не придумывает ничего лучше, как подхватить её на руки и хлопнуть дверь машины ногой. Как можно быстрее Валента проникает в студию, проходя нужные коридоры, но нигде не натыкаясь на Джастина. Когда он толкает очередную дверь, за которой происходит разгар съемки, Валента кричит: — Быстро позовите врачей! Вся съемочная команда оборачивается на него, в том числе и Джастин. Увидев на руках у Карла побледневшую Кензи, он роняет из рук сценарий и бежит к ней. — Что произошло? — спрашивает он, пытаясь совладать с собой. — Кажется, это паническая атака, подкрепленная инспираторной одышкой, — Валента снова смотрит на девушку. Джастин сжимает челюсти и снова разворачивается к команде. Он снова просит вызвать врачей, и несколько ребят подрываются и бегут из комнаты. Бибер разворачивается к девушке и жестами рук показывает Карлу, что возьмет её на руки. Парень аккуратно передает тело режиссеру, и тот направляется к постели, с которой уже слезла и Ева, и другой актер. Они оба в таком же шоке, как и Джастин, как и Карл. Попутно надевая одежду, Ева подходит к Биберу: — Какого хрена? Мы тут что, отдел реанимации? — она указывает рукой на постель, где лежит Кензи и почти теряет сознание. — Я уволю тебя, если ты скажешь еще хоть слово, — рявкает Джастин, сверкнув озлобленным взглядом. Блондинка хмыкает и, сложив руки на груди, плюхается в кресло. Актер присаживается рядом с ней, застегнув на бедрах молнию джинсов. Джастин сидит рядом с Макензи, совершенно теряясь в раздумьях. Что ему надо делать? Как он может помочь? — Кристофер сказал, что она пародия на Октавию, — сдавленным тоном бормочет Карл, после чего видит, как напрягается спина Джастина. — Ей рассказали про неё. Я думаю, она боится повторить судьбу Рассел. Джастина уже не волнует, откуда эта информация просочилась и до Кензи, и до Карла. Его не волнует, что Уитфорд этого боится. Его волнует лишь то, что он хочет защитить её от этого. Он не простит себе еще одну смерть. Только не смерть Макензи. Дверь в комнату распахивается, на пороге появляются двое врачей азиатской внешности. Они бегут к кровати с Кензи и ставят на пол свои чемоданы. После этого просят всех покинуть комнату, чтобы они смогли поработать. Бибер с большим трудом поднимается с кровати, глядя на Кензи. Её губы пересохли и уже дали трещинки от того, насколько долго она держала рот открытым. У режиссера щемит в груди, когда команда толкает его к выходу, а он все еще смотрит на девушку и видит, как она одними губами произносит: «Джастин». Дверь закрывается.***
Flashback #1/четвертое декабря/год назад
— Пойми, Октавия, ты не справишься с этим, — умоляющим тоном объяснял Джастин стоящей перед ним девушке. — Как показала жизнь, я справлюсь с чем угодно, — она беззаботно пожала плечами в ответ. Джастин сомневался, что её хрупкое тело выдержит такие нагрузки. Октавия была небольшого телосложения, хоть и крепкого от частых посещений спортзала. Иногда режиссер не понимал, откуда в такой миниатюрной девушке такие большие амбиции. Но это было лишь еще одной причиной, по которой он ею гордился. Вот только ей этого не хватало. Она знала, что Джастин гордился ей, но она стремилась доказать, что она — лучшая среди всех остальных. Её тяга к лидерству переборола её, вследствие чего и погубила. Он смотрел на неё и понимал, что эта девушка определенно сильнее его самого. Она ничего никогда не боялась, и не реагировала на внешние препятствия. Казалось, сложные задачи, поставленные ей, только раззадоривали её. Это показалось Джастину странным, но он считал эту странность милой. Он считал, что её странность — источник силы. И он не знал, что в будущем возненавидит себя за то, что вовремя не понял, что эта странность пагубно отражалась на Октавии. — Откуда в тебе столько смелости? — спросил Бибер, искренне этому удивляясь. Она снова пожала плечами и легко улыбнулась. — Иногда смелость — это то, что помогает нам жить. Без чувства уверенности в своих действиях мы были бы бессильны. А я не хочу чувствовать себя так.***
Наше время
Через пятнадцать минут после появления врачей, двери, наконец, открываются, и весь персонал, до этого замерший в ожидании, резко дергается и оживляется. Джастин, расталкивая всех на своем пути, подходит к низкорослому доктору, который поправляет очки на переносице. — Она в порядке? — задает вопрос Джастин, выглядя настолько испуганным, что врач по-доброму усмехается. — Сейчас — да. У девушки случилась паническая атака, она чуть не задохнулась, но мы исправили положение, — он улыбается, дав всем вокруг понять, что все образовалось. — Можете войти. Не успевает доктор договорить, как Джастин толкает дверь и входит внутрь. Второй врач собирает все свои инструменты в чемодан, застегивает его и, попрощавшись с режиссером, уходит. Кензи лежит на кровати с вытянутой правой рукой, на сгибе локтя скотчем приклеена проспиртованная маленькая салфетка. Если не эта деталь, то всё выглядит вполне нормально. Будто ничего и не было. Джастин засовывает руки в карманы, смотря сверху вниз на Макензи. Её глаза печальны и по-прежнему отблескивают страхом. — Ты знала, что такое может случиться? — спрашивает Бибер ровным тоном, будто это не он пятнадцать минут назад паниковал, как на тонущем корабле. — Нет, — признается Кензи, — со мной такого никогда не было. — Я не могу допустить, чтобы это случилось снова. Макензи понимает, к чему он веден. Скорее всего он уволит её, потому что во второй раз пережить чье-то самоубийство он не сможет. Как только имя Октавии всплывает в памяти Кензи, она приоткрывает рот. Снова в груди неприятно засаднило, и девушка кусает губу, чтобы сохранить самообладание. — Почему ты не рассказал мне про Октавию?.. — спрашивает она, и на этом имени у неё содрогается голос. Джастина будто обдает холодом со всех сторон. Он чувствует легкую дрожь в руках, всунутых в карманы. Это имя до сих пор вызывает такую реакцию у него, и, скорее всего, это никогда не прекратится. Слишком глубокая рана, которая никогда не заживет. Слишком много потерянной крови. Режиссер оборачивается, убедившись, что персонал снова заходит в комнату. Поняв, что тут поговорить не удастся, Бибер снова поворачивается к Уитфорд. — Можешь идти? — спрашивает он. — Конечно, — улыбается девушка, касаясь ногами пола, — у меня была паническая атака, а не пулевое ранение. Джастину не до улыбок. Он не на шутку перепугался, потому что не каждый день ему приносят на руках одну из его актрис и говорят, что у той случилась паническая атака и она не может дышать. Особенно, когда это Кензи — та, за которую он переживает больше всего. Может, потому что она кажется ему ребенком. А может, из-за совсем других чувств, нежели из-за инстинкта защищать. Кензи поднимается на ноги. Не успевает она сделать и шага, как к ней подлетает Карл, тоже весь на нервах. — Ты в порядке? — спрашивает он, быстро окидывая её суетливым взглядом с ног до головы. Девушка в ответ только кивает. А потом вспоминает, что это именно он помог ей. Он увез её с той вечеринки и защитил от того Кристофера. Он чуть ли не нарушил все правила дорожного движения одной поездкой. А все для того, чтобы она просто почувствовала себя лучше. — Спасибо, что помог, — улыбчиво произносит она, действительно выражая благодарность. Добавляет: — Я это… оценила. Карл кратко кивает головой, взглянув на Джастина. Тот лишь недолго смотрит на него благодарным взглядом, после чего разворачивается и уходит. И Кензи идет за ним. — Продолжим через час, — объявляет Бибер, прежде чем открыть дверь и выйти вместе с Уитфорд. А Валента остается стоять посреди комнаты, наблюдая, как съемочная группа неторопливо складывает все оборудование и уносит его. Как Ева и еще какой-то мужик деловито беседуют между собой. Но внутри у Карла что-то неприятно колет. Как будто его самомнение и величественность поддели пальцем и откинули в сторону, и всё, что осталось — чувство незавершенности. И Карл понимал, почему. Потому что самомнение подползло обратно и натолкнуло на следующую мысль: Я её спас. Почему она не может это признать? Биберу она даже неинтересна, чего она так за ним гонится? О, нет. Это не чувство незавершенности. Это самая настоящая ревность. То, в чем он насмешливо упрекал Джастина, когда дело вновь коснулось Кензи. То, что Карл старался игнорировать так упорно и так долго. То, что не хотел бы испытывать никогда. Потому что он привык получать то, что ему захочется. И если Кензи не поймет этого сама, он сам ей это докажет. В следующую секунду Карл улыбается. Вернулась и величественность. Потому что он осознал, что его ревность, возможно, не проста. Она граничит с желанием получить власть. В данном случае — власть над Кензи. Ведь Карл не романтик, ни в коем случае. И он не любит никого так, как в каких-то любовных фильмах, которые он ненавидит. Всё это просто не для него. Возможно, он слишком молод для того, чтобы осознать ценность любви, но сейчас ему все равно. Всё, что его интересует — получение желаемого. И он добьется своего.***
Flashback #2/шестое декабря/год назад
Ludovico Einaudi – Walk
Бесконечные телефонные звонки на один и тот же номер. Бесконечное число ругательств, произнесенное Джастином. Он положил трубку, взглянув на количество исходящих вызовов. Семнадцать раз. Он позвонил Октавии семнадцать раз, и она ни разу не взяла трубку. Что-то подсказывало Биберу, что что-то произошло. Он смотрел на ярко-фиолетовый рассвет, возвышающийся над просыпающейся Прагой, и внутри неприятно саднило. Джастин чувствовал себя так, будто упустил какую-то деталь, будто в чем-то он ошибся, кому-то навредил. И он точно знал, кому. Девушке, которая не брала трубку семнадцать раз. И было бы куда лучше, если бы Октавия Рассел была просто девушкой, которая долго и упрямо обижалась. Но дело было в том, что она всегда прощала Джастина, не успев даже и обидеться. Поэтому к горлу Бибера подступала тошнота. Он чувствовал, что совершил ошибку. Он почувствовал, что совершил ошибку с тех самых пор, как увидел кровь на простынях, как увидел, как Октавии прикладывают лёд к синякам, и как её увозят на скорой помощи. Это всё было одной сплошной ошибкой, это не должно было произойти, но это произошло. Всё по вине Джастина. Он не уговорил Стюарта не выкладывать запись. Его не послушали. И случилось что-то ужасное. Бибер звонил в восемнадцатый раз, надеясь, что когда-нибудь, хоть на восемнадцатый, хоть на сорок пятый раз, девушка возьмет трубку и всё объяснит. Тогда Джастин не знал, что больше никогда не добьется ответа. Что спустя какое-то время ему придется удалять её контакт из телефона, чтобы не напоминать себе о том, что он совершил ошибку. Тогда Джастин не знал, что впервые столкнется с таким. — Джастин, — тихий сочувствующий голос над его ухом не заставил его развернуться, — я боюсь, что она не ответит. — Нет, Ли, я должен дозвониться, — упорствовал Джастин, снова набирая номер и прикладывая телефон к уху. Лилиана сидела на кровати и сжимала края простыни пальцами, смотря куда-то вниз. Даже у жены Джастина было чувство, что что-то не так. Ей было не по себе от того, что ему так больно. Он не признавал этого, конечно, он всегда старался сохранить холодную голову в стрессовых ситуациях, но на этот раз все было очевидным. Телефон почти выскальзывал из вспотевших ладоней Бибера, поэтому он держал его у уха двумя руками. Время на электронных часах показывало шесть двадцать восемь утра. Джастин звонил ей ровно с шести, с промежутками во времени. И если бы он знал, что это могло бы принести хоть какой-то результат, он бы продолжил. И в нем была надежда на это. Поэтому он начал набирать номер в девятнадцатый раз. Голос автоответчика сводил с ума, Джастин практически возненавидел его, выучив надоевшую фразу: «Абонент находится вне зоны действия сети, перезвоните позже». — Как ты думаешь, она… — Лилиана задала немой вопрос, подняв опасающийся взгляд на Джастина. У него под глазами нарисовались синяки. Он не спал всю ночь, а когда отключался на полчаса, то видел кошмар, и Лилиане пришлось разбудить его. Она впервые ощутила, как дрожит тело его ничего не боявшегося мужа. Как он сбито дышит, без конца смотря в окно, и игнорирует любые вопросы. Он закачал головой. Тошнота снова обхватила изнутри его горло, и он проглотил её. Снова уткнулся в телефон и начал набирать номер. — Нет, нет, такого не может случиться, так не бывает, — тараторил он дрожащим голосом. Он снова услышал долгие гудки, а потом снова… «Абонент находится вне зоны действия сети, перезвоните позже». Джастин выпустил телефон из рук, выронив его на стол. Сам же он уперся в него ладонями и опустил голову, теряясь в догадках. Он боялся, что произошло самое ужасное, что только могло случиться, но бесконечно внушал себе обратное. Он надеялся, что она просто уехала из этой страны, поменяла имя и сейчас где-нибудь в американском аэропорту забирает свой багаж. Когда голые плечи Бибера начали дрожать, Лилиана откинула простыню со своих ног и подошла к нему сзади. Она обхватила его поясницу руками, прислонившись щекой к голой горячей спине мужа. Ужасная дрожь передалась и ей. От такого ей хотелось плакать, но она понимала, что слезы еще больше заставили бы Джастина нервничать. — Мы должны поехать искать её, — прошептала она, подняв голову и посмотрев на Джастина. Он развернулся, высвободившись из объятий Лилианы. Она заметила, как капилляры в его глазах полопались, и глаза стали красные. От этого она тяжело вздохнула и схватила рубашку со стула, протянув её мужу. — Мы найдем её, — произнесла Ломбарди. Но она не знала, найдут ли они Октавию живой или мертвой. Джастин кивнул, надевая рубашку и ища ключи от машины. Лилиана молча натягивала джинсы.***
Они нашли её спустя пять часов поиска у одного из каналов реки. И Джастин впервые за десять лет начал плакать и кричать так, что горло раздирало изнутри. Лилиана настояла на том, чтобы поехать и сообщить это её родителям. Джастин не мог разговаривать, он просто кричал и постоянно вытирал лицо от слез. А когда увидел её родителей, то всё в нем просто выгорело. Он увидел их боль, понимая, что она не сравнится с его. Прежде чем уйти, Октавия хотела кое-что сказать.***