E . Satie – Gymnopedie No. 1
С каждой секундой все труднее находиться в этом доме. Он все еще пропитан её запахом, а белоснежная улыбка светится с каждой фотографии, которая попадает в поле зрения. Иногда становится так больно, что навязчивые воспоминания создают иллюзию того, что тонкий силуэт выплывет из-за этой проклятой двери из белого дерева. Еще труднее смотреть на женщину и мужчину, которые тихо беседуют на кухне и выбирают десерт к чаю и кофе. Женский низкий голос снова навевает воспоминания. На первой фотографии, в самой маленькой рамке, пятнадцатилетняя Октавия улыбается, обнимая двух своих подруг, на лицах которых тоже красуются искренние улыбки. Позади них яркое голубое небо, а чуть ниже – лазурный горизонт Тихого океана. В то время все казалось таким простым. Никто бы и подумать не мог, что спустя несколько лет эти три подруги вскоре будут разлучены одним ужасным событием. Некоторые люди, уходя, забирают с собой частичку своих любимых людей. И иногда Джастину кажется, что лучше бы он никогда не знал Октавию Рассел. Может, не встретив её, он бы и не обрел душевное равновесие, но сейчас, когда её нет, она оставила его еще в более плохом состоянии. Уходя, она забрала слишком много от Джастина, и ему трудно восстановиться. Вторая фотография помещена в овальную светлую рамку. На ней Октавии примерно пять лет, она одета в сине-фиолетовое платье в горошек и держит в руках игрушечную панду. Её большие глаза отражают лучи апрельского солнца, оттого-то Джастин и улыбается, глядя на фото. Её глаза как будто ловили каждые лучи солнца, а потом оставались внутри радужки и светились еще сильнее. На третьей фотографии Оливии двадцать лет, на ней черное короткое платье, волосы собраны в высокий хвост, длинные серьги с синими камушками достают до половины шеи. Джастин помнит — это был день её рождения, двенадцатое июля, и она праздновала его в особняке своей подруги. Октавия рассказывала о том, как они там все дружно напились, а потом во всем доме вырубили свет, и они, целых двадцать восемь человек, считали, что на них напали призраки. Джастин вспоминает все её глупые истории и улыбается, даже несмотря на то, как внутри опять начинает жечь. С выдохом он осматривает остальные фотографии, развешанные на стене коридора, и когда его взгляд цепляется за последнюю фотографию, у него стреляет за ушами. На черно-белой фотографии он узнает себя. Рядом с ним улыбающаяся Октавия. И снова – все было таким простым. Он отчетливо помнит этот день. Это была середина осени, когда они вдвоем пошли на спектакль «Ромео и Джульетта». Джастин и Октавия сошлись во мнениях, что показанное им было отнюдь не самым хорошим зрелищем. Им было куда интереснее друг с другом. Было. От этого печет в глазах. Воспоминания — они имеют две стороны. Одна показывает тебе, что важно помнить о хороших вещах, а вторая напоминает о том, какая боль тебя настигла. — Она потрясающе красива, — завороженно говорит Кензи, подняв голову и с интересом изучая каждую фотографию. Джастин кивает, проглатывая ком в горле. Он касается руки Уитфорд, переплетая их пальцы, будто ища поддержки. И находит её, потому что Макензи кладет голову на его плечо. — Вы бы с ней подружились, — тихо произносит Бибер, представляя двух этих удивительных девушек вдвоем. В ответ Макензи улыбается, думая о том же. Теперь она сожалеет о случившемся еще больше, потому что и правда — судя по рассказам Джастина, Октавия была хорошим человеком, с которой у неё получилась бы крепкая дружба. Ей ведь всегда не хватало подруг… Но с другой же стороны, Кензи даже и рада, что не была знакома с ней, и не была так близка, как Джастин. Потому что тогда ей бы тоже пришлось испытывать такую боль от потери. Уитфорд задумывается о том, простила бы она самоубийство лучшей подруги. И, спустя несколько секунд размышлений, приходит к выводу, что нет, не простила бы. Люди не имеют право говорить другим о том, как они их любят, а потом разворачиваться и уходить навсегда. Это еще хуже и больнее, чем предательство или обман. Как только сзади слышатся шаги, Джастин поворачивает голову, замечая маму Октавии, — Линду. — Чай готов, — её мягкий голос очень похож на голос её дочери. Она провожает пару на кухню, где мистер Рассел уже сидит за столом, заламывая пальцы с громким хрустом и смотря в окно. Профиль мужчины освещал уличный дневной свет, исходящий от толстого стекла с поднятыми жалюзи. В отличие от своей жены, он не так сильно похож на свою дочь. Даже очень сильно отличается от неё. Единственная вещь, которая у них на двоих — глаза. Удивительные и большие карие глаза, пленяющие любого, кто хоть раз в них заглянет. Джастин и Макензи усаживаются за стол рядом друг с другом. Оба чувствуют себя неудобно, потому что трудно найти тему для разговора. Бибер не видел родителей Октавии с тех пор, как пришел к ним, чтобы сообщить им страшную новость. А Кензи чувствует себя чужой, потому что знает, что не принадлежит этой истории Октавии Рассел. Хоть это было и её идеей — навестить родителей Октавии именно в этот день, чтобы дать им понять, что их дочь не забыта. Джастин долго колебался в решении, ему было трудно снова прийти к ним, но на этот раз не увидеть на пороге Октавию, открывающую ему дверь. В конце концов он все же согласился под предлогом элементарного уважения. Мистер Рассел не прикасается к чаю даже спустя десять минут, когда Линда, Джастин и Кензи все же искоренили неловкое молчание и завели милую беседу о последних новостях в стране. Мужчина по-прежнему смотрит в окно каким-то отсутствующим взглядом, будто он не принадлежит сейчас этому миру и витает где-то в своем. Профиль его все такой же хмурый. Не трудно догадаться, о чем он думает. Пока Джастин и миссис Рассел разговаривают и уничтожают небольшие кексы на блюдцах, Кензи косится в сторону мужчины. Она опускает осторожный взгляд на его кулак, положенный на стол. Большим пальцем он проводит по остальным, а иногда и напрягает всю руку, отчего на толстом запястье проглядывает толстая вена. Смотря на него, Кензи видит в нем Джастина. Их схожесть проявляется через напряженное молчание и грубоватые жесты рук. Но самая главная деталь, соединяющая Джастина и мистера Рассела — их общая боль. Последнему до сих пор невыносимо больно. Он потерял единственную дочь, с которой, как видно, у него были прекрасные отношения. Кензи может только вообразить, как внутри него все рушится, когда он сидит за этим столом и уже не видит лицо дочери напротив. — Джеймс, — осторожно зовет его женщина, протянув к нему руку и накрыв ею сжатый мужской кулак. — Прошу, выпей чаю. Ты же помнишь, что говорил тебе доктор. — Не хочется, — выдыхает Джеймс и прочищает горло, повернувшись, наконец к гостям. — Джастин, Кензи, прошу меня извинить. Он поднимается из-за стола, предварительно кинув равнодушный взгляд на Бибера и Уитфорд. Мистер Рассел выходит из кухни и закрывает за собой дверь. Повисает молчание. Линда огорченно качает головой и отпивает из своей кружки. Макензи, вспоминая мимолетный взгляд Джеймса, полностью удостоверяется в том, что глаза его выглядят точно так же, как глаза Октавии на фотографиях. Такие же глубокие, большие и завораживающие. Они как семейная реликвия. Наверное, Джастин был влюблен в её глаза. Влюблен ли он в мои? Она поворачивает голову к нему, обнаруживая, что Джастин смотрит на дверь и о чем-то задумывается. Спустя пару секунд он тоже поднимается из-за стола, положив руку на плечо Линды и вежливо улыбнувшись. — Спасибо, миссис Рассел, — говорит он, — чай был очень вкусный. В ответ она улыбается, после чего Джастин быстро смотрит на Кензи и исчезает за дверью. Уитфорд и миссис Рассел остаются наедине, находясь в неловкой тишине некоторое время. К счастью, девушка замечает несколько немытых тарелок и чашек, и, поднявшись из-за стола, предлагает помочь с посудой. Линда улыбчиво соглашается, вызываясь помочь, и уже спустя минуту они вдвоем усердно работают у раковины.***
Джастин сразу понял, куда направился мистер Рассел, это было слишком очевидной догадкой. Вот только стоя перед белой дверью, сам Бибер не может зайти туда. Он находит это слишком сложной для него задачей, но знает, что сейчас Джеймсу нужно с кем-то поговорить. Ведь Линда сама в той же ситуации, что и он, поэтому особо не может повлиять на его состояние. Кто бы мог подумать, что Джастин побоится просто открыть долбанную дверь. Повернуть ручку и войти, поговорить с Джеймсом — это ведь проще простого. Вздох. Звук открывающейся двери и подтвержденные догадки Бибера. Мистер Рассел сидит на кровати Октавии со сцепленными руками и опущенной головой. Он не поднимает её даже тогда, когда заходит Джастин. Всё в её комнате осталось таким же. Бежевые цветочные обои, заправленная двухместная кровать посередине стены, комод напротив, невысокий книжный шкаф с пылящимися полками. Запах девушки здесь ощущается еще сильнее, у Бибера снова стреляет за ушами, и он силится не сломаться здесь перед мистером Расселом. Это был бы позор. — Я ненавидел каждого парня, с которым она встречалась, — начинает Джеймс, все еще не поднимая головы. Видимо, ему действительно нужно поговорить об этом с кем-то, помимо психотерапевта и своей жены. — Но ты, почему-то, не вызываешь у меня даже банального отвращения. Джастин напрягает желваки, сунув руки в карманы и облокотившись спиной о стену. Смотря себе под ноги, парень грустно улыбается. — Мы с Октавией не встречались. — Знаю. Но в ваших отношениях было что-то особенное. Бибер кивает, понимая, что это действительно так. Их связь нельзя было описать ни как романтическую, ни как дружескую. Это было странно, и никто не мог понять, что происходит между этими двумя. Как будто был какой-то секрет их отношений, неизвестный даже им самим. — Вам не тяжело находиться здесь? — спрашивает Джастин, склонив голову и уставившись в пустую точку. Джеймс вздыхает. — Тяжелее, чем у её могилы, — признается он, поднимая голову и смотря квадратную рамку с фотографией семимесячной Октавии. — Здесь я как будто… ощущаю её присутствие. Будто она все еще рядом. Мужчина, оттолкнувшись руками от кровати, медленно поднимается. Он подходит к Джастину, и тот поднимает на него взгляд. Такой же грустный и пустой, как и у Джеймса. Вот так проявляется общая боль. Джеймс несколько секунд смотрит на Бибера, задумываясь о чем-то своем. Потом он по-отечески хлопает его по плечу, улыбнувшись краем губ, вокруг которых темнеет пятидневная щетина. — Не отпускай эту девушку, — тихо говорит он, — не дай ей уйти, как Октавии. Джастин тяжело сглатывает, желваки его снова зашевелились. Он коротко кивает, после чего сдавленно шепчет в ответ: — Я не отпущу её. Мистер Рассел улыбается, и улыбка — еще одна вещь, которая передалась Октавии от него. Он убирает руку с Биберовского плеча, после чего уходит из комнаты, предварительно сказав: — Хорошо.***
Неделя. Уже неделю «Эстрада» бездействует, в студию никто не приходит. Джастин дал всем выходной до тех пор, пока Эдвард не сможет вернуться на работу. Некоторые посчитали это глупостью, потому что можно запросто найти другого оператора, к тому же, куда более лучшего, чем Купер. Но Джастин был другого мнения. Он бы не смог заменить место лучшего друга, не смог бы работать с чужим человеком и не отшучиваться каждые пятнадцать минут, а потом, после работы, ехать в случайный паб или бар, и заказывать столько пива, чтобы обоих пришлось тащить до дома. В каждой дружбе между двумя людьми всегда есть определенная особенность. Какие-то общие интересы, свои шутки, своя история, пройденные трудности. С каждым днем это еще сильнее связывает людей. И когда кто-то из них пропадает, больше ничего не имеет значения. Какой смысл во всем этом, если лучшего друга нет рядом? Эдвард является не просто лучшим другом Джастина. Он — его поддержка и способ убежать от проблем. Кензи понимает, что никогда не встанет на место Купера, и она даже не пытается это сделать. Она бы никогда не смогла быть настолько значимой для Джастина, как Эдвард. И она больше всех видит, как он скучает по нему и хочет, чтобы он побыстрее поправился. Слишком много всего навалилось на его плечи, он не может справиться со всем сразу. Поэтому отгул дал скорее больше не всей команде, а себе самому. Но легче ему не становится. Телефон разрывается от звонков Лукаса, Фрейи, Лилианы. Он не поднимает трубку, насчитывая, сколько раз он слышал раздражающую мелодию звонка. Сорок один. Не звонит только Макензи, и это единственная мысль, которая заставляет его улыбнуться. Она понимает, что докучать Джастину — не лучший способ помочь ему, поэтому когда у неё возникает желание помочь, она лично навещает его у него дома. Нечасто, и только по вечерам, но она иногда умеет поднять ему настроение. Ему все еще плохо. Поэтому в понедельник, ровно через неделю после шестого декабря, он решает вернуться на работу. Небрежно позабыв про некоторые важные детали.