«Я занят», «не сейчас», «давай попозже». Голову Макензи не покидает угрюмый тон Джастина, до которого она пытается достучаться вот уже час. Она как никто понимает, что он сейчас очень напряжен, и именно поэтому старается предложить свою помощь и поддержку. Вот только Биберу, кажется, она не так уж и нужна.
Как бы ей не хотелось это признавать — это ранит её. Накапливается тяжелым грузом где-то в области сердца, не дает без задних ненужных мыслей правильно оценить ситуацию. Да что там говорить… она так переживает, что когда пытается допить свой чай, то чашка едва ли не выскальзывает из вспотевших ладоней.
Она и Джастин теперь, вроде бы, пара. Поэтому Кензи хочет ему хоть в чем-нибудь да помочь, а не быть постоянно той, кого он подхватывает перед падением и по-взрослому отчитывает, снова ставя на ноги. А он, важный такой, строит из себя всемогущего. Занят он. Ну и ладно.
Какое-то время Макензи еще поддается гордости, и даже не смотрит каждые пять минут на дисплей телефона, проверяя наличие новых сообщений от Джастина. Вот только к вечеру, часам к шести, она усаживается перед телевизором и уныло пролистывает каналы, натыкается на какую-то мелодраму и, обняв маленькую подушку, утыкается в нее щекой. Слеза стекает на махровую ткань, и Уитфорд шмыгает носом, запястьем проводя по мокрому лицу.
Нет у неё никакой гордости. Даже обмануть себя с этим сложно.
По телевизору идет «Титаник», Макензи наткнулась прямо на самую кульминацию. Джек спасает Розу, они постоянно целуются и смотрят друг на друга так, будто сейчас разорвутся от своих чувств. Кензи вздыхает, вспоминая карие глубокие глаза. Он ведь… Он ведь тоже иногда на неё так смотрит. И она в долгу не остается.
Почему ему постоянно нужно все портить? Он первый мой парень, а я уже нервничаю.
К концовке фильма Макензи, как и полагается большинству зрителей этого фильма, рыдает так, будто сама кого-то потеряла. Подушку уже можно выжимать. От смерти от утопления в собственных слезах девушку спасает едва уловимая вибрация, доносящаяся откуда-то с пола. Уитфорд убирает подушку и наклоняется, чтобы поднять телефон. Сообщение от Джастина.
«Кензи»
Как красноречиво.
«Что?»
Каждая девушка, в независимости от того, действительно ли она обижена или нет, любит заставлять своего возлюбленного почувствовать вину. Кензи — не исключение.
«Фрейя не с тобой?»
«Нет»
«Ладно»
Прохладно.
Макензи отбрасывает телефон на другой конец дивана, тяжело вздыхая и прикладывая к лицу обе ладони. Почему-то, теперь вину чувствует она. Даже не то, что вину, а откровенный стыд. А на что она обиделась, собственно? На то, что Бибера ограбили и он по понятным причинам злится? Какая глупость. Кензи тут же усмехается собственному ребячеству.
За просмотром телевизора девушка не заметила, как пролетело время. Уже близится восьмой час вечера, а это значит, что скоро Эндрю придет с работы. Кензи не хочется проводить время со своим отцом, поэтому она бредет в свою комнату и собирается. За окном уже давно не тепло, поэтому теплыми вещами Уитфорд не пренебрегает.
Куда ей пойти, зачем, и сколько она так будет шляться — она не продумала. Только когда она начинает слегка замерзать, спустя минут двадцать на улице, Кензи считает, что прогулка была плохой идеей. Еще хуже она становится, когда девушка видит несколько направленных на себя телефонов. Снова какие-то незнакомцы снимают её исподтишка и перешептываются. Кензи раздраженно выдыхает и заворачивает в переулок.
Она никогда не хотела славы, потому что всегда знала, что это такое. Эндрю рассказывал ей в детстве о том, как трудно, на самом деле, живется знаменитостям. Даже имея на руках миллионы, все равно сложно справляться с этим. Таково бремя известности.
За спиной слышатся глухие шаги, девушка машинально разворачивается. Те люди с телефонами идут за ней, продолжая как-то заговорщически улыбаться и держать камеру включенной.
Только не это.
Макензи отворачивает голову и ускоряет свой шаг. От прилива адреналина и быстрой ходьбы она быстро согревается, поэтому холод уже кажется менее опасным врагом, нежели те хихикающие недоумки с камерами, своими взглядами намекающими на очевидное.
Девушка проходит уже третий квартал, а те ребята всё не унимаются и не прекращают свою слежку, или, можно даже сказать, откровенное преследование. Макензи лихорадочным взглядом ищет полицейских или хотя бы их машину, но нигде не находит. Чтобы позвонить в полицию, нужно вытащить телефон из кармана, предварительно сняв перчатки, а из-за нарастающей панической атаки у Макензи начинается мелкая дрожь в руках. Есть риск выронить телефон, поэтому это тоже не лучшая идея.
Со своими размышлениями она не замечает, как шаг её сбавил скорость, и те ребята уже в двух шагах от неё. Рвануть с места и бежать так, что пятки сверкать? У Кензи уже нет сил. Стараясь сохранить спокойствие и равнодушное выражение лица, она поворачивается к своим «фанатам» и строит удивленное лицо.
— Вам чем-нибудь помочь?
Мда, Кензи… Ты же не консультант в магазине. Надо было сразу сказать «проваливайте, извращенцы». Черт, был бы тут Джастин, он бы им все телефоны переломал, вместе с их носами.
Вблизи преследовавшие дали возможность разглядеть себя. Всего их пять человек, им всем не более восемнадцати-девятнадцати лет. Некоторые еще даже в прыщах и с брекетами.
— Да, можешь отсосать нам по очереди? — спрашивает парень в черной куртке и шапке. Его дружки смеются, продолжая снимать на камеру.
— Отвалите, иначе я позову копов, — защищается Макензи и слышит, как в ушах стучит кровь, а сердце бахает в груди.
— Брось, тебе же несложно, ты постоянно этим занимаешься, мы видели.
Макензи не понимает, почему, если свет горит в окнах домов, никто не видит происходящего на улице? Неужели никто не видит, что вот-вот эти придурки её доведут? А вдруг они вообще вооружены?
В груди начинает сдавливать, девушка старается держать равновесие и не поддаваться панике. Руки, помещенные в карманы пальто, сжимаются в кулаки так, что ногти впиваются в ладони. Кензи чувствует что-то липкое и теплое на них. Кожа начинает побаливать.
Девушка уже буквально окружена этими уродами. Вжимается в стену темного узкого переулка, освещаемого сразу несколькими фонарями, как будто это может уберечь. Затылком чувствуется холодный кирпич, Кензи выдыхает через открытый рот струи пара.
— Может ты станешь и нашей порнозвездой тоже, а? Как тебе такая идея? — выпаливает кто-то из этих незнакомцев, и по переулку снова разносится гнусавый хохот.
Кензи закрывает глаза, чувствуя, как воздуха становится катастрофически мало. В голове мелькают страшные картинки того, что сейчас произойдет, и того, что будет после. Скорая помощь, адская боль, унижение, видео в интернете, еще большее презрение чужих людей, разочарование Джастина, отвращение Эндрю.
И все это потому, что Макензи не выбирала свою судьбу.
Это судьба её выбрала. И её судьба — быть униженной на включенную камеру, терпеть подобные насмешки со стороны мужского пола, всегда быть той, на кого тычут пальцем и вспоминают вид всех её частей тела. Вот так. Восемнадцатилетняя девушка стала просто куском мяса, которым желают завладеть если не все, то очень многие зрители «Эстрады». Юность украдена и сожжена в костре из унижений и похоти.
Даже с опущенными веками девушка чувствует, что вспышка камеры освещает её лицо. Открыть глаза Кензи не решается, потому что боится признать, что всё это действительно происходит. И никто не спасет. Ни Джастин, ни Эдвард, ни даже Эндрю. Никого нет. Только она и эти больные ублюдки.
Ну же, Кензи, соберись! Если ты сейчас ничего не предпримешь, тебя изнасилуют в два счета!
Отголосок здравого ума выступает в роли группы поддержки, а вот паническая атака все еще стучит глухими ударами в ушах, твердя обратное:
Тебе остается только принять реальность. Ты ничего не сможешь сделать, тебя изнасилуют, и еще повезет, если оставят в живых.
Макензи слышит, как расстегивается молния её пальто, и все же открывает глаза, через секунду тут же их сощуривая. Свет камеры ослепляет её, девушка отворачивает голову, но один из парней грубо хватает её за подбородок и разворачивает обратно. Лицо малолетнего преступника вытянутое и смуглое. Карие, почти черные глаза пропитаны животной похотью. Парень облизывает нижнюю губу и пошло улыбается, продолжая свободной рукой расстегивать пальто.
— Че стесняешься, детка? — цедит он, — тебя же постоянно раздевают и трахают. Неужели еще не привыкла к роли чехла для члена?
Снова мерзкий пацанский смех. Макензи хватает ртом воздух, и смугловатый парень, все еще сжимая её челюсть, впивается в её губы своими. От него разит дешевыми сигаретами и сосательными конфетами с фруктовым вкусом. В целом — отвратительно, грязно, унизительно. При таких условиях Макензи вспоминает даже того Карла, чьи прикосновения и поцелуи считала мерзкими, а сейчас уже скучает по ним и предпочла бы скорее их, чем этот скот.
Девушка старается сопротивляться всеми силами, ерзая и нанося удары кулаками в грудь парня, но всё без толку. Её с двух сторон крепко обхватывают другие, не давая пошевельнуться. По её подбородку уже течет слюна, причем не её. Рвотные рефлексы дают о себе знать, и Кензи чувствует жуткую тошноту.
Какой-то из уродов сует руку в карман её пальто и вынимает телефон. Полюбовавшись смартфоном, парень с левой стороны с размаху ударяет его об пол, после чего еще придавливает подошвой грубого ботинка.
Последняя капля.
Макензи, собрав все свои силы и последнее мужество, как можно сильнее кусает парня за губу, прочувствовав своими чужую проступившую кровь. Главный насильник громко ругается и отстраняется от девушки, хватаясь руками за кровоточащий рот. Удивленные его дружки на несколько мгновений растерялись и уставились на вожака, и Кензи, не теряя ни минуты, срывается с места и бежит в неизвестном ей направлении. С распахнутым пальто, с распухшими обслюнявленными губами и со слезами на глазах.
Лицо обдает холодным и жестким ветром, но это не сравнится с тем дискомфортом, которое Кензи ощущает в каждой клеточке своего тела. Как будто она вся вымазана грязью, и эта грязь проникает во все маленькие царапинки и шрамы, заставляя их болеть еще сильнее. Эта грязь — унижение. Нестираемое яркое пятно на самооценке, которая и так никуда не годилась.
Макензи Уитфорд раздавлена и уничтожена. Теперь она сполна ощутила это ужасное чувство, запомнила его навсегда и больше не хочет ни ощущать его, ни пытаться с ним жить.
С неё хватит.
***
01:22
Голова раскалывается на части. Пошевелить ей очень больно, поэтому пытаться снова это сделать лучше не стоит. Вместо этого Фрейя открывает глаза, выныривая из обморока.
Все бежевое и белое. На сгибе локтя пластырь, под которым тонкая игла пронзает кожу. Рядом — капельница. Рыжая осматривает тесную палату, понимая, что она в ней одна. Повезло только в том, что тут тишина и покой. Никаких лишних машин и аппаратов, отслеживающих её сердцебиение. Только одинокая капельница рядом с единственной больничной койки у стены.
Фрейя сглатывает, и тут же корнем языка чувствует подступающую рвоту. Сдержать её невозможно, поэтому рыжая приподнимается на одном локте и, открыв рот, выплескивает жидкость из себя. Как оказалось, капельница и койка тут не единственные предметы, рядом еще стоит ведро, на дне которого пузырится блевотина. Фрейя, сморщившись от такого зрелища, падает на подушку, и головная боль снова дает о себе знать.
Рыжая пытается восстановить память, чтобы понять, как она сюда попала. Спустя несколько секунд воспоминаний, девушка понимает, что к чему. Она сплевывает последние остатки наркоты, которой её напичкали, прежде чем начать снимать. У Даффи, от нахлынувших воспоминаний, по виску течет слеза, скрываясь в ушной раковине.
Дверь открывается, на пороге появляется та язвительная брюнетка — Элис. Её имя Фрейя запомнила сразу, даже в состоянии, при котором запомнить что-то — подвиг. Элис подходит ближе, сунув руки в карманы кожаной куртки.
— Выглядишь отвратительно, — она качает головой, осматривая пациентку.
— Чувствую себя так же, — хрипит Фрейя, — ты знаешь что-нибудь? Что произошло потом?
Элис присаживается на койку у ног рыжей, смотря ей в глаза.
— Ты наглухо отбитая и сумасшедшая, — беззлобно и тихо начинает Элис, — твой поступок безумен, и я искренне надеюсь, что он научил тебя хоть чему-то. Так рисковать ради каких-то денег… Психопатка. — брюнетка слабо улыбается. — Деньги эти вернули Биберу. Так что твои страдания были, видимо, не зря.
Фрейя облегченно выдыхает, прикрывая глаза. Хоть что-то хорошее. Даже душевный груз едва приуменьшился в весе, но рыжая по-прежнему чувствует вину от содеянного. Приподняв веки, Даффи хмурится, смотря на Додсон.
— Откуда ты знаешь, зачем я это делала?
— Вообще-то, я там работаю, глупая, — Элис склоняет голову. — Мне известно всё.
Она выглядит то ли удивленной, то ли впечатленной — этого рыжая понять не может. Ей просто приятен тот факт, что она здесь, хотя не обязана. Она помнит, что именно Элис пришла ей на помощь, и если бы не она, Фрейя давно бы ласты склеила, прямо там, в луже собственной блевотины, в латексном вульгарном костюме и с разорванной промежностью. Так что Элис Додсон действительно спасла ей жизнь, даже если и оказалась там просто в подходящее время и совсем этого не планировала. Фрейя улыбается. Эта язва только с виду кажется бессердечной, а на самом деле…
— Ты чего улыбаешься, психопатка? — Элис выгибает бровь.
— Ты еще не сказала чего-то, не оскорбив меня, — Даффи издает добрый смешок, — язва.
Додсон так же усмехается, и, протянув руку, накрывает ею костяшки рыжей. Она переплетает их пальцы. Девушки улыбаются, поняв всё без слов.
***
Полдень вторника
Джастин заканчивает работать, выключив камеру и, упаковав её в нужную сумку, протягивает режиссеру монтажа. Тот, взяв сумку за ручки, понятливо кивает и прощается с Джастином, торопясь в свой кабинет монтировать фильм. Бибер вздыхает и роняет себя в кресло, стоящее у кровати, на котором сидит Ева и застегивает свой лифчик.
— Заработался, бедолага, — издевательски парирует она, приступив к колготкам.
— Уйди отсюда побыстрее, не до тебя сейчас, — Бибер, расположив локоть на ручке кресла, потирает пальцами переносицу.
— Тебе не кажется, что твоя малолетняя подружка просто устала от твоих перемен настроения, поэтому и выключила телефон?
Ева, сидя в черных капроновых колготках и красном белье, продолжает свои издевки, тем самым действуя на нервы режиссеру. Тот раздраженно выдыхает через нос и переводит взгляд на блондинку. А ей все равно — сидит себе, перекинув ногу на ногу, и качает правой лодыжкой, делая вид, будто сейчас не получит выговор.
— С чего ты взяла, что..
— Ты с шести утра телефон из рук не выпускаешь. И не трудно заметить имя «Макензи» на дисплее.
Произнося имя, Ева заметно морщится от неприязни. Бибер закатывает глаза, решив не брать это во внимание. Во всяком случае, это его сейчас не волнует. Макензи не берет телефон со вчерашнего вечера, Джастин уже начинает паниковать. Может, Ева не так уж и не права?.. Может, все дело в нем?
Он поднимается с кресла, как тут же его телефон звонит, показывая неизвестный номер. Бибер, нахмурившись, принимает вызов и выходит за дверь, прикрывая её за собой.
— Режиссер Бибер, — строго произносит он.
— Я жив, сучка.
Не нужно много времени, чтобы понять, кому принадлежит этот голос. Сердце у Джастина начинает биться в три раза быстрее, он не в силах сдержать улыбку. Приложив ладонь ко лбу, прислоняется спиной к стене и смеется.
— Черт возьми, Эд, — режиссер готов расплакаться от счастья, — ты как? Хочешь, я приеду? Боже, я так боялся, словами не описать.
— Без пива тебя в палату не пущу, — фальшиво строгим тоном говорит Эдвард, заставив Бибера засмеяться.
Вот, чего ему не хватало. Не считая Макензи, все теперь практически на своих местах.
— Ты же сам знаешь, что тебе его нельзя, — качает головой Бибер, спускаясь по лестнице и выходя на улице.
— Ну, я предупредил. Будешь сидеть под дверью.
— Я и так это делал целыми днями, думаю, все же я зайду.
На том конце слышится вздох. Джастин, усаживаясь в свою машину, абсолютно уверен в том, что его лучший друг сейчас улыбается. Он хоть и скуп на такие вещи, как сантименты, но он, как никак, наконец отошел от наркоза и многочисленных операций, поэтому конечно Джастин рад его слышать. Ему не терпится рассказать о том, как он скучал и небрежно орудовал здоровенной камерой за время отсутствия Купера.
Не прекращая телефонного разговора, Джастин ведет машину и поверить не может своему счастью. Эдвард что-то недовольно бурчит про уколы в задницу, постоянные таблетки, капельницы и все в таком духе, а Бибер улыбается. Он так счастлив, что его лучший друг теперь с ним, и все вернется на круги своя.
Доехав до больницы, Джастин выпадает из машины и ставит её на сигнализацию, сломя голову побежав сначала к регистратуре, чтобы взять разрешение, а потом к нужной палате. Распахивает дверь и замечает Эдварда с перевязанной головой.
Объятия, которые даровал режиссер бедному Куперу, едва не становятся еще одной причиной остаться в больнице еще на пару недель — Эду на секунд тридцать кажется, что все ребра его начинают смещаться от сильной хватки. Но тем лучше. Он бы и сам так обнял лучшего друга, если бы у него были хоть какие-то силы. Вместо этого он лишь кладет руки на широкую спину и похлопывает по ней одной ладонью.
— Ну, рассказывай, — деловито произносит Эдвард, рухнув на койку и скрестив руки за своей головой.
Джастин, подвинув стул и стараясь не уронить капельницу, в деталях все рассказывает лучшему другу. В основном не то, что происходило, а то, что он испытывал — какой страх поселился в его жилах, какие сны он видел по ночам и как боялся, что все может закончиться плохо. Эдвард серьезно выслушивает его, глядя куда-то в потолок и задумчиво кивая на некоторые краткие вопросы Джастина. Да уж.
— А как дела у Кензи? Она в порядке? — внезапно спрашивает Эд, и Бибер слегка мрачнеет.
— Я не знаю, — он проводит рукой по волосам и вздыхает, — она не берет трубку со вчерашнего дня. Нервы все истрепал.
— Себе или ей?
— Эд. — Джастин смиряет друга укоризненным взглядом.
— Да ладно, ладно. Я с дуру ляпнул. К тому же, может она действительно на тебя в обиде за что-то.
— Ева то же самое сказала. Вот только я не понимаю, где и как я провинился.
— И давно ты с Евой общаешься? — Эдвард вскидывает брови.
— Не общаюсь, она просто полезла со своими догадками, вот и все… Оказывается, я с утра от телефона не отлипаю.
Купер закатывает глаза и цокает. Джастин хмурит брови, раскидывая руки:
— Ну что?
— Поезжай к ней, недоумок. Одними звонками ничего не добьешься. А я пока свою возлюбленную оповещу о том, что я пришел в себя.
Джастин, долго не размышляя, еще раз с благодарностью обнимает лучшего друга, заставив его прохрипеть «задушишь, дружище!», после чего спешит к своей машине.
***
тяжелее сейчас, когда мы ломаемся
Aquilo – I Gave It All
