Детка Кензи

      Они стоят на пороге, а перед ними — пустое пространство, заполоненное темным пыльным паркетом, обрамленным белоснежными стенами и потолком. Ни единого предмета интерьера в прихожей, лишь одинокая вешалка в углу, и та без одежды на своих крючках.       Желтоватый свет здесь исходит от настенных небольших светильников. Не дизайнерских навороченных фарфоров и хрусталя, а обычные пластиковые коробки с лампочками внутри. Тем не менее, выглядит, отнюдь, не плохо.       Джастин, повесив два пальто на один крючок одинокой вешалки, проходит вглубь пустой квартиры, а за ним молчаливо плетется Кензи, рассматривая — даже учитывая, что рассматривать тут нечего — квартиру.       На кухне есть нечто похожее на кухонный гарнитур: белый простой холодильник, серые тумбы вдоль стены, металлическая раковина, ящички. Ни стола, ни стульев — будто есть здесь надо, согласно турецким традициям. — Я успел купить пару продуктов, — Бибер открывает дверцу холодильника, повернув голову к Кензи. — Голодна?       Кензи, безо всяких слов, кивает.       Джастин внушает доверие и никогда не настаивает на разговорах в такие моменты, как сейчас. Обычно не в его прерогативе выпытывать что-то ради собственного интереса. Именно поэтому Кензи так расположена к нему. Ему хочется доверять. И она доверяет.       Закончив нарезать овощи, Бибер аккуратно выкладывает их на сковороду, которую нашел здесь же и предварительно её помыл. Режиссер тихо ругается, обнаружив, что плита не работает. Выпрямляется, поворачивается к Макензи. — Пицца? — предлагает она, пожав плечами. — Хорошо, — кивает Бибер, чуть улыбнувшись. — С чем? — Мне без разницы. Бери на свой вкус.       Джастин заказывает с грибами. Вдобавок к этому берет два латте. По телефону ему сообщают, что заказ будет доставлен через сорок семь минут.       Кензи, не дождавшись, пока Джастин закончит телефонный разговор, выходит из кухни, с целью осмотреться. Ей кажется немного странным, что для такого успешного и богатого человека, как Бибер, он выбрал такую простую скромную квартирку на лишь втором этаже, к тому же безо всякой мебели и остального характерного для дома оснащения. Здесь лишь светильники, небольшой санузел, непросторная кухня и разводы пыли на оконных нишах и в углах паркета.       В самой большой комнате, где, наверное, должна быть гостиная, два больших окна расположены посередине стены. За стеклом снежный вальс набирает обороты, и снежинки, подбрасываемые воздухом вверх, одна за другой пропадают из поля зрения. Слышится шум ветра, напоминающий звуковые эффекты из фильмов ужасов.       Она вздрагивает, но не от нагнетающей атмосферы, а от того, что сильные теплые руки плавно ложатся ей на плечи, а потом и вовсе обхватывают их. Дыхание Джастина, равномерное и мятное, совсем возле уха Кензи. На секунду ей кажется, что ничего, кроме этих рук и вздохов, не существует. — Я не зря выбрал эту квартиру, — начинает он, смотря в то же окно, что и Кензи. — Мне хочется многое изменить в моей жизни. С твоим появлением я больше не смогу быть тем, кем был раньше.       Уитфорд втягивает воздух через нос, улыбается. Немного откидывает голову назад, соприкасаясь затылком с плечом Бибера, цепляется руками за его руки.       Его объятия с самых первых дней казались ей какими-то невозможными. Режиссер выглядел холодным и неприступным, и иногда его настроение менялось так часто, что за ним не удавалось успевать. Но когда он обвивал свои руки вокруг её плеч или талии — ему можно было просить что угодно. Своими объятиями он приносил свои извинения или говорил без слов. — Это хорошо? — вскидывает бровь Кензи и улыбается. — Это прекрасно.       Он умеет делать так, что сердце будет стучать с такой скоростью, которая ему не свойственна. Это еще одна способность, в которую влюбилась Кензи.       Ей до сих пор с трудом верится в происходящее. Она — простая восемнадцатилетняя девушка, с кучей семейных проблем и трагедий за плечами, без каких-либо планов на будущее и стремлений, вдруг сталкивается с человеком, которому деньги жмут карманы, а в окружении сплошные профессионалы и потрясающе красивые девушки.       И среди них всех он выбрал её.       Иногда это всё похоже на какой-то розыгрыш, на проверку на прочность характера. Временами Макензи думается, что откуда-то вот-вот выбегут люди с камерами, а сам Джастин, отпустив её, скажет с надменной победной ухмылкой: «тебя разыграли, неудачница».       Ей страшно, потому что её доверие к посторонним людям сломали несколько лет назад. В той самой темной комнате, вместе с тем озабоченным придурком, забравшим её детство и целомудрие.       Люди, которые никому не доверяют и отталкивают каждого, кто пытается с ними сблизиться — они не грубые или злые, или ненавидят всех остальных. Их проблема в том, что они, как раз-таки, способны на великую любовь, но очень сильно боятся снова быть преданными и обманутыми.       Джастин ловит себя на мысли, что прежде с ним такого не бывало. Думал, что такие истории бывают только в фильмах или книгах для подростков и одиноких женщин.       А вот это — реальность. Он обнимает её сейчас за плечи и боится отпустить.       Конечно, ему известно о том, какая она трудная внутри. Она же просто малолетняя девушка, толком не умеющая контролировать свои эмоции и чувства и всегда идущая у них на поводу. У неё непростая история жизни, единственный родитель и карьера, которая чуть не сломила её.       А может, все-таки, сломила? — Расскажи мне, что произошло, — просит Джастин совсем тихо.       Кензи поджимает губы. Она не хочет портить такой уютный и романтичный момент, поэтому отвечает: — Я пока не готова.       Её тело немного напрягается, Бибер чувствует это собственной кожей, даже сквозь свой светлый свитер. Убрав руки с её плеч, он разворачивает девушку лицом к себе. Когда он ловит её боязливый взгляд, то что-то у него внутри снова обрывается. Он снова понимает, что что-то не так.       Раньше у него никогда не было подобного. Рядом с Кензи он чувствует постоянную нужду защищать её. Дело даже не в разнице в возрасте — он уже достаточное время чувствует себя наивным влюбившимся подростком. Почему-то Биберу кажется, что если эту девушку упустить, она снова наживет себе проблем и погубит себя.       А в связи с тем, что эта девушка завоевала его сердце, он не может оставить это просто так. Наверное, именно поэтому старается быть рядом как можно чаще.       Это уже не инстинкты. Это — любовь, в самом прекрасном и чистом её проявлении.       Он подталкивает Кензи к подоконнику, аккуратно усаживает её на него, а руки ставит по обе стороны её бедер. Приближается к её лицу и смотрит прямо в глаза.       От чувства силы и великости, возникающего у него каждый раз, когда он смотрит на неё так, у него всегда опьяняется рассудок. Он сразу чувствует себя зрелым мужчиной рядом со своей не очень зрелой женщиной.       Она выглядит так, что её хочется поцеловать. Такая незащищенная, неуверенная, трудная.       Джастин не видит причин, чтобы не поддаваться своему желанию. Поэтому, ничуть не медлив, он касается своими губ её. Одну руку располагает на её талии, вторую — на шее, зарываясь пальцами в мягкие волосы на затылке. Чувствует податливые движения рта девушки, чувствует тонкие запястья, касающиеся его затылка.       Они не виделись всего ничего, но так успели изголодаться друг по другу. Поэтому сейчас, с помощью горячих касаний и поцелуев они восполняют свою временную тоску и пустоту.       Холод, исходящий от окна, почти не ощущается. Женская кожа нагревается до такой степени, что Кензи откидывает голову назад, подставляя шею воздуху. Но тут же её осторожно касаются губы Бибера, и девушка прикрывает глаза, не переставая сжимать волосы на его затылке.       Он, кажется, целует каждый миллиметр, начиная с линии подбородка и заканчивая впадинкой между ключицами. Своими губами передает жар и возбуждение, плавно наполняющее Уитфорд изнутри. Оно собирается пульсацией между ног, и Кензи тут же пытается сомкнуть колени, позабыв о том, что между ними стоит Джастин. Поэтому получается так, что она обхватывает его поясницу ногами.       Его рука с её талии соскальзывает к животу, после чего спускается ниже, касаясь пульсирующего места. Кензи, ощутив пальцы Бибера, массирующие её, протягивает стон и снова вливается поцелуем в губы режиссера.       Иногда им обоим кажется, что его руки и её бедра — отличная комбинация. Потому что когда первые начинают касаться, последние тут же реагируют и двигаются в плавном ритме.       Даже через ткань джинсов поглаживания Бибера ощущаются настолько, что у Кензи вспыхивает ярким пламенем каждая клеточка тела.       Его руки так хороши…       Он расстегивает молнию её джинсов, тут же стягивает их с бедер, совсем наполовину — только до колен. Снова касается пальцами живота и опускает пальцы под ткань белья.       Кензи вскрикивает, надеясь, что стены в новой квартире Джастина оснащены отличной звукоизоляцией.       Его ладонь плавно поглаживает горячую и подмокающую кожу девушки, слегка нажимая и массируя. Когда указательный и средний палец проникает глубже, Кензи снова откидывает голову и вскрикивает. Бибер тут же затыкает этот крик еще одним поцелуем, на который Уитфорд еле отвечает, ибо ей ужасно хочется стонать и кричать.       Некоторое время он бездействует, отстранившись от женских губ и смотря на лицо Кензи, исказившееся взрывным блаженством. Её глаза прикрыты, брови чуть нахмурены, а влажные покрасневшие губы приоткрыты, маня снова поцеловать их. Джастин облизывает свои.       Поняв, что режиссер медлит, девушка сама толкается бедрами, сильнее насаживаясь на длинные пальцы, но Джастин, как предвидев, чуть высовывает их. Уитфорд чуть ли не плачет: — Умоляю, Джастин, — и снова толкается бедрами, но не получает желаемого результата.       Удивительная выдержка поражает и самого Бибера. Он сбито дышит, блестящий возбужденный взгляд его бегает по лицу Кензи, а тон абсолютно спокоен: — Поработай сама. Ты ведь уже взрослая девочка, так?       Макензи, поняв, что парень собирается её дразнить, делает то, что считает нужным — глубже насаживается, напрягая бедра и тяжело дыша. Все-таки она понимает, что без его участия трудно будет достигнуть нужного эффекта. Но раз он хочет поиграть — ей остается только поддаться. В конце концов он режиссер, знающий в этой сфере если не всё, то очень многое.       Пока она медленно седлает его пальцы, он опускает голову на её плечо и прикрывает глаза. Свободную руку он тоже сует под белье, сжимая ягодицы Кензи и заставляя её застонать еще больше. На пальцах чувствуется еще больший приток влаги.       Режиссер, отпустив ягодицы девушки, той же свободной рукой обхватывает её талию и чуть приспускает с подоконника так, что она едва касается ногами пола. Будто в подвешенном состоянии.       Уитфорд понимает, к чему это было — его пальцы еще глубже проникли в неё, и теперь она может даже ощущать костяшки на руке режиссера. Наконец, его указательный и средний начинают шевелиться в ней, постепенно набирая скорость.       Бибер томно дышит ей в плечо, приоткрыв губы и время от времени облизывая их. Он слушает её вскрики со стонами и двигает пальцами еще быстрее, уже чувствуя, как его рука вся в смазке девушки. Целует где-то под мочкой уха, после чего ухватившись за неё губами и слегка куснув.       Секунда — тело девушки каменное, она вся натягивается, как струна. Вторая секунда — она кричит. Третья — обмякает в руках Джастина, чуть ли не сползая с подоконника окончательно и не падая на пол. Четвертая: — Я тебя люблю.       Джастин поднимает голову, смотря в полуоткрытые затуманенные экстазом глаза девушки. Он знает, что в данный момент эти слова больше значат: «я люблю с тобой трахаться», но все же от этого становится приятно. Доводить её до такого состояния — его особенное новое хобби.       Он быстро целует её в губы, высунув руку из её трусов и натягивая джинсы обратно на бедра. Девушка же даже не реагирует — настолько сейчас она ублажена. Лишь касается затылком окна, все еще с прикрытыми глазами и открытым ртом, через который втягивает воздух.       Джастин все еще поглаживает её бедра, наслаждаясь таким видом Кензи. В такие моменты она особенно красива: розовые щеки, блестящие глаза; даже тончайшая пленка пота, выступившая на лбу, выглядит идеально на этом лице.       Он знает, что она его любит. А она знает, что это взаимно. Здесь и слова не нужны.       В дверь звонят, и Джастин, убрав руки с колен девушки, говорит: — Надеюсь, ты еще в состоянии для еды.       И уходит за пиццей.       Макензи не знает, в состоянии она или нет. В мыслях она признается самой себе, что согласна на второй раунд, и на третий, и на… и на столько раундов, насколько её хватит, пока у неё не откажет сердце и не закончится кислород.       Удивительно, что мы способны делать, чтобы еще хоть на миг продлить чувство счастья, пусть даже иногда оно — иллюзия.       Сползая на пол, девушка облокачивается спиной о стену и поджимает к себе ноги. Ей становится неудобно, потому что она тут же чувствует весьма ощутимую влагу между ног. Но это не так страшно. Это все равно того стоило.       В прихожей хлопает входная дверь, а потом слышится звук включенной на кухне воды. Спустя пару секунд он стихает, и тишину нарушают быстрые шаги.       Бибер возвращается с плоской коробкой с пиццей в одной руке, и с картонным держателем для кофе с двумя стаканами — в другой. Увидев Кензи на полу, он по-доброму усмехается и садится перед ней на пол, положив коробку и держатель перед ними. — Когда планируешь купить стол? — голос Кензи чуть более высок, чем обычно.       Бибер пожимает плечами, открывая коробку и вытаскивая оттуда кусочек пиццы мокрой рукой. — Как видишь, без него тоже неплохо, — откусывает, и в уголке рта у него остается капля соуса, которую он тут же слизывает языком.       Кензи смотрит, пока протягивает руку к пицце, и не без удивления понимает, что она способна еще на сто раундов с этим парнем. Даже пережевывая пиццу, даже отпивая кофе и снова облизывая свои губы, он выглядит сногсшибательно горячо.       Тут же Уитфорд берет гордость. Она понимает, что такой парень достался именно ей. Ей — простой малолетней девушке, у которой был болезненный опыт с мужским полом.       А сейчас она ест пиццу на полу с самым привлекательным из них. С успешным, богатым, красивым, умным, смешным, потрясающим.. — А сейчас ты готова?       …и постоянно портящим идеальные моменты.       Кензи успевает закончить лишь половину своего куска, и услышав эти слова, аппетит пропадает бесследно. Девушка, вздохнув, кладет пиццу обратно, вытирая кончиков безымянного пальца уголок рта.       Джастин, заметив явное появившееся напряжение, все же не отстраняется от своей доли. Его уже настораживает то, что Кензи так трудно об этом сказать сразу. От этой мысли у него тоже пропадает желание продолжать трапезу.       Она снова откидывается к стенке, касаясь её спиной. Смотрит куда-то в потолок, подыскивая правильные слова. После того, что сейчас произошло, да и вообще от чувства, что Джастин, готовый защитить её в любую минуту, рядом, она сомневается в своем решении. Но вспомнив тот ужас, который чуть не испытала повторно пару дней назад, все же решается сказать: — Недавно меня пытались изнасиловать. Снова, — с тяжестью вздыхает Уитфорд. — Мне удалось убежать, и я оказалась в незнакомой части Праги. Без телефона и денег.       В лице Джастин тут же меняется. Из расслабленного оно превратилось в озлобленное. Но не такое, как это обычно бывает. У Бибера все по-другому — когда он злится, то его брови лишь на малую степень сближаются у переносицы, медный оттенок глаз превращается почти в темно-карий, а очертания челюсти становятся четче — режиссер их с силой напрягает.       Вот и сейчас он выглядит так, будто в любую минуту начнет вести себя, как монстр. Его холодный гнев пугает гораздо больше вспышек агрессии у кого-либо еще.       Но даже в таком состоянии Кензи различает вопросительный взгляд. Уитфорд, поджав губы, отвечает на его незаданный вопрос: — Телефон мне разбили те подонки. — Что было дальше? — тут же спрашивает Бибер, и тон его такой же ледяной, как и взгляд.       На выдохе девушка продолжает, даже если ей нелегко говорить о таком: — У меня случилась паническая атака, я боялась, что что-то снова может случиться. Но, к счастью, меня нашел Карл и отвез к себе домой. Накормил, предоставил жилье, дал позвонить. Я звонила и отцу, и тебе, но ты не брал трубку.       «К счастью». Почему-то от этой мелочи Бибер едва сдерживается, чтобы не заревновать.       Он тут же вспоминает о том, что ему звонил Карл, но в силу того, что он был в суде, то не смог ответить. Вина тут же охватывает режиссера, и он немного смягчается в лице. Осознание того, что он не понял сразу, в чем дело, издевается над его рассудком. — И? — подталкивает он девушку к продолжению. — Я не смогла уйти сразу же, так как весь день проспала. К ночи Карл пришел пьяный, и мне все же удалось уйти. Он отпустил меня.       Последние слова явно неоднозначны.       Кензи, от возникших воспоминаний о той ночи, когда Карл буквально рассыпался перед ней на кусочки и просил уйти. Сердце у девушки болезненно сжимается, и она смыкает губы в линию.       Режиссер видит это. Он, в догадках, выгибает бровь и спрашивает: — У вас что-то было?       От такого страшного тона Кензи хочется убежать и спрятаться. Даже если ничего не было, когда Джастин ведет себя вот так, то ей кажется, будто она сделала всё не так, будто она в чем-то провинилась и сейчас её ждет строгое наказание.       Но от мысли, что Джастин подумал, будто она ему изменила, внутри загорается огонек возмущения.       Да какого он обо мне мнения?! — Нет, — Кензи не верит, что этот вопрос был действительно задан. — Ты серьезно думаешь, что я бы смогла?       Она только что рассказала ему о том, что у неё случилась паническая атака черт знает где, что её чуть не изнасиловали и разбили телефон, что она ночевала с человеком, к которому до сих пор осталось чувство недоверия и неприязни, и всё, что его интересует — не спала ли она с ним?!       Вздор.       Спасибо за доверие, Джастин.       Кензи видит строгое задумчивое лицо перед собой и ощущает жжение в груди. Ей не хочется больше ничего рассказывать и объяснять. Раз он не доверяет ей, то стоит ли это того?       Она поднимается на ноги с целью уйти, перешагивает коробку и держатель, проходит мимо Джастина. Он догоняет её только в прихожей, ухватив за запястье и дернув к себе так, что она, против воли, разворачивается. — Отпусти меня, — Уитфорд пытается высвободиться из цепкой хватки, но ничего не выходит. — Куда ты собралась? — спрашивает режиссер, подойдя ближе и едва ли не сверля девушку внимательным взглядом. — Я хочу побыть одна. — Побудь одна со мной.       Как он совмещает подобные слова с подобным выражением лица — непонятно. Кензи лишь чувствует, что снова приближается к этой точке, к которой приближалась в тот день, когда она убегала от насильников.       Она вдруг вспоминает, что решила, вообще-то, теперь самой распоряжаться своей жизнью. Восемнадцать лет — самый лучший возраст, чтобы начать заботиться о себе и жить так, как вздумается. — Зачем? Чтобы ты заподозрил меня еще в чем-то? — Кензи, смирившись с тем, что вытащить запястье из пальцев Бибера не сможет, подходит ближе к нему, смотря прямо в глаза. — Макензи, — строго проговаривает режиссер, — я ревную, а не подозреваю тебя в чем-то. Никогда не сталкивалась с таким?       Ревность — это значит недоверие к своему партнеру. Джастин, никогда не сталкивался с таким? — Ты подумал, что я действительно могла переспать с Карлом? Хотя бы просто позволить ему поцеловать себя? Мне хватило этого на съемках! И я, вообще-то, тебя люблю, чертов идиот!       Он отпускает её руку, поняв, что погорячился. Оправдать себя и свою вспыхнувшую ревность он может лишь тем, что слишком сильно привязался к этой девушке, чтобы делить её с кем-то. — Знаешь, спасибо тебе, — саркастически улыбается Кензи со слезами на глазах, — этим ты мне напомнил, что я тоже решила внести изменения в свою жизнь. И первым моим изменением будет съехать с этого города, где меня воспринимают как кусок мяса, которому нужно только одно.       Что-то стреляет в груди у Джастина. Спустя секунду он понимает, что эти выстрелы — бешеные удары сердца. Он боится. Боится, что эта девушка оставит его, хотя только недавно он добился её. Вот так её отпустить? Наивная. — Я не воспринимаю тебя так, — куда более тише говорит Бибер. — Да? Именно поэтому ты подумал, что при выпавшей возможности я позволю Карлу залезть ко мне в трусы?       Её злость перемешана с болью. За все то время, что она работает — пусть даже его было совсем мало — она перестала чувствовать себя просто девушкой. Теперь она чувствует себя не более, чем еще одним способом заработать денег. Чувствует себя мясом, которым торгуют и на которое могут позариться местные извращенцы.       А ей хочется лишь спокойствия. Ей хочется обычной жизни, как у любой другой восемнадцатилетней девушки: учеба, друзья, мальчики, вечеринки. Но вместо этого всего её жизнью распорядились вместо неё. И она от этого устала. — Я больше не хочу быть малолетней порно-актрисой, на которую дрочат мужики с разных частей планеты. Не хочу больше быть твоей сенсационной удачей и способом заработать побольше. Я человек. И я хочу жить, а не выживать.       Она всхлипывает, понимая, что от статуса этой самой малолетней порно-актрисы ей не удастся отмыться. Сколько бы она ни старалась — ролики с ней уже в сети, некоторые, может, даже уже кто-то скачал, и не один раз.       Только сейчас она понимает, насколько это все ужасно. Ей пользуются всю её жизнь. Пользуются и бросают.       Поэтому она хочет уехать отсюда. Она знает, что от проблем не убежать, но в каком-нибудь маленьком провинциальном американском городке она точно будет спокойна. Будет жить в одноэтажном небольшом домике с дешевой мебелью, будет ходить завтракать в местные забегаловки и читать газеты. Жить невидимкой. Чтобы её больше не касались похотливые взгляды, чтобы она не вставала в сумасшедшую рань для того, чтобы её весь день имели перед камерой.       От накатившей истерики Кензи не замечает, что всё это говорит вслух. Джастин стоит столбом и слушает, находясь в полном замешательстве. Чувство стыда и вины теперь окончательно овладело им. Он вдруг понял, что в погоне за деньгами и успехом не учел чувства и мнение совсем молодой девушки, чья жизнь теперь пополам переломилась.       Джастин больше не может это слушать. Он резко притягивает к себе девушку и крепко обнимает, а она еще сильнее прижимается к нему и плачет в его плечо. Минута за минутой, она всхлипывает и шепчет что-то, а Бибер чувствует, как горечь касается и его глаз. Он — самый настоящий монстр; подонок, ничем не отличающийся от тех, что пытались изнасиловать Кензи. Но разница между ними и Джастином в том, что он это просто так не оставит. Он исправит ситуацию. — Куда бы ты ни собралась — я поеду с тобой, Кензи. Я обещаю, что все исправлю.

***

куда ты не пойдешь — я пойду с тобой

Dare – The Flame (Cheap Trick Cover)