Пожиратель на полставки

      Три, два, один…       Череда неуверенных стуков в дверь.       — Доброе утро, Северус, — точен, как часы.       — И Вам не хворать, — я улыбнулся.       Оборотень прикрыл дверь и прошёл к моему столу. По сформировавшейся привычке я наколдовал серебряный бокал и передал его великомученику.       — Спасибо, — промолвил тот и зачерпнул из котла жидкость, источающую серо-голубой дымок — знак идеального, свежеприготовленного и, к сожалению, не отравленного зелья.       Люпин отпил, проглотил, поморщился. Вновь отпил, проглотил и вновь поморщился. Так продолжалось вплоть до последнего глотка. Закончив театральное представление, он поставил на стол бокал, исчезнувший по мановению моей палочки.       — Счастливого полнолуния, — сказал я, и оборотень ушёл.       Я откинулся в кресле, пытаясь утихомирить разбушевавшуюся злобу. После очередного проникновения Блэка в гостиную Гриффиндора моя ненависть к этому полночному существу возросла в десятки раз. Я подозревал, что он не чист и как-то в этом замешан, но поймать с поличным его пока не удавалось.       Весеннее утро субботы, впереди солнечный день, студентики высыпали в Хогсмид… Но нет же! Половину своего заслуженного выходного я должен тратить на обход замка благодаря сговору двух закоренелых преступников.       В мою обязанность входил тщательный досмотр подземелий, и я прекрасно справлялся со своей ролью ищейки. Заглядывал в каждую дверь, осматривал каждую ложбинку в стене и каждую пылинку на полу. Но, ввиду своей строжайшей ответственности, я обходил и остальные этажи и, прямо скажем, не зря.       Свернув в коридор на четвёртом этаже, я увидел двух третьекурсников: две проблемы, по неосторожности которых, собственно, и происходили все проникновения в Хогвартс.       — Поттер, Долгопупс, — пофамильно назвал мальчишек я, — что вы здесь делаете? Странное место для встреч вы выбрали.       Странное так странное. Но ещё более странно, этим двум мальчишкам строго-настрого запрещено покидать Хогвартс. А они встали прямо напротив статуи горбатой одноглазой ведьмы, по бокам которой располагались две двери, ведущие в разные части замка.       — Мы не сговаривались о встрече, сэр, это вышло случайно, — нашёлся Поттер.       — Да неужели? — усомнился я. — Вы имеете странную привычку возникать в самых неожиданных местах, Поттер. И причины почти всегда находятся… Немедленно вернитесь в свою башню, где вам и полагается быть.       И мальчишки, не проронив ни слова, двинулись, надеюсь, туда, куда было велено. Я проводил их фигуры взглядом и, оставшись один, осмотрел ведьму. Потрогал её горб, ощупал уцелевший глаз и впалую лунку отсутствующего, поковырял крючковатый нос, надавил на все бородавки и прорыскал все каменные изгибы мантии… Ничего. Что ж, возможно, я ошибся, и статуя действительно не скрывала потайной ход.       Я вернулся в свой кабинет в смешанных чувствах. С одной стороны, я был уверен, что Поттер знает о каком-то тайном лазе из Хогвартса, о котором не подозревают ни преподаватели, ни даже завхоз Филч, изучивший весь замок вдоль и поперёк. С другой стороны, если мои соображения верны, благочестивому Поттеру удавалось проскальзывать в Хогсмид незамеченным. Конечно, у него имелась мантия-невидимка, но и это чудо магической природы не могло скрыть человека от дементоров, коих расплодилось как собак нерезаных. Так как же он проскальзывал мимо всей выстроенной защиты?       Гадать оставалось недолго…       — Профессор Снейп! — ворвавшись без стука в мой кабинет, прокричал светловолосый мальчишка с очень правильными, тонкими чертами лица. Правда, сейчас они слегка исказились: мальчонка явно спешил на встречу со мной… — Там Поттер… голова… в Хогсмиде!       — Сядьте, Малфой, отдышитесь и расскажите по порядку, — сказал я спокойно.       Мальчик рухнул в кресло и, отдышавшись, поведал:       — Я гулял с Крэббом и Гойлом по Хогсмиду. Мы увидели Уизли у Визжащей хижины, решили подойти, поговорить. А потом в нас полетела грязь! — Малфой указал пальцем на свои светлые волосы, испачканные в какой-то мерзкой и к тому же зловонной жиже. — Это был Поттер! Точнее, только его голова, но…       — Довольно, — прервал его я, поняв, чем пахнет дело. — Идите умойтесь, а с Поттером я разберусь.       Из кабинета мы вышли вместе, но быстро разошлись в разные стороны: Малфой поплёлся в покои Слизерина, отмываться, я же поспешил на четвёртый этаж, к той самой одноглазой ведьме. Сложно описать словами, какое внутреннее удовлетворение я испытал, когда у статуи обнаружил запыхавшегося не менее чем Малфой ученика…       — Ну и? — в моём спокойном голосе с трудом скрывались ноты торжества.       Мальчишка изо всех своих детских силёнок пытался напустить на лицо невинность, но это было так глупо: по лбу градом катился пот, а измазанные в саже руки он пытался незаметно вытереть об мантию…       — За мной, Поттер! — приказал я и уже не спеша, смакуя эти приближающиеся минуты расправы, двинулся вниз по лестницам.       Когда мы спустились в подземелья, я отворил дверь перед Поттером и пропустил его в свой кабинет.       — Садитесь, — сказал я.       Мальчик послушался и сел в кресло, где только что во всех подробностях сдавал проступок его однокурсник.       — Мистер Малфой только что был у меня. Он рассказал мне преинтереснейшую историю. Хотите послушать?       Он промолчал.       — Так вот, со слов мистера Малфоя, он стоял и разговаривал с Вашим другом, мистером Уизли, как вдруг огромный ком грязи прилетел ему в затылок. Как думаете, Поттер, что бы это могло быть?       — Понятия не имею, — ответил он, неискусно изображая на лице удивление.       — А затем мистер Малфой увидел достаточно странное привидение, — продолжил я. — И можно было бы подумать, что это Безголовый Ник наконец потерял свою голову, но это была Ваша голова, Поттер. Она парила в воздухе.       Воцарилось долгое молчание. Я с усмешкой наблюдал, как мальчик пытается словить озарение.       — Может, Малфою стоит обратиться к мадам Помфри? — слабенькое озарение, слабенькое. — Он с утра был бледен и…       — Малфой не страдает галлюцинациями, Поттер, — отрезал я, облокотившись на подлокотники кресла, в котором он сидел. — Что же Ваша голова делала в Хогсмиде, если и Вам, и Вашей голове запрещено появляться там?       — Я там и не появлялся, — выдерживая мой взгляд, продолжал нагло врать мне прямо в глаза мальчишка. — Я был в башне Гриффиндора, как Вы и приказали.       — Кто может подтвердить Вашу легенду?       На это у мальчишки не нашлось слов. Я всё ещё бурил его взглядом… Ну почему, почему из всех прелестей человеческого тела Поттер унаследовал именно глаза?.. Её глаза. Зеленеющие весной и такие же наглые.       — Ну так вот, — продолжил я, выпрямившись. — Весь волшебный мир, начиная с министра магии и заканчивая нашим дражайшим завхозом, мистером Филчем, старается защитить великого Гарри Поттера от Сириуса Блэка. А знаменитый Гарри Поттер не считает важным беспокоиться о делах простых смертных. Пусть себе беспокоятся, ведь великому Гарри Поттеру все законы не писаны. Гарри Поттер сам себе закон.       Великий Мальчик-Который-Выжил и который уже в печёнках у меня сидит, молчал как рыба. Признания всё ещё не последовало, хотя все карты уже были раскрыты.       — Выворачивайте карманы, — сказал я специально мягко.       Поттер не шевельнулся и не мигнул.       — Карманы, мистер Поттер, — повторил я, — или мы пойдём к директору.       Выбор был до смешного прост: или опозориться перед Дамблдором, или передо мной, поэтому мальчишка выбрал меньшее из двух зол. Хотя, зная особую любовь директора к мальчишке, наверное, большее зло для него представлял я.       Поттер вытащил из кармана пакет с символикой магазина «Зонко» и положил его на стол.       — Это дал мне Рон, — опомнился Поттер. — Он купил это, когда был в Хогсмиде в последний раз.       — И с тех пор Вы носите это с собой каждый день? Очень трогательно.       Я заглянул в пакет: бомбы-вонючки, икотные конфеты и всякая паршивая дребедень для детей. Отставив набор для пакостей в сторону, я увидел то, что повергло меня в секундный ступор.       Мальчишка догадался поставить пакет поверх потрёпанного пергамента, наверняка надеясь, что я его не замечу.       — Откуда у Вас это? — спросил я, разглядывая пергамент на свету.       Казалось бы, обычный по виду старый пергамент, сложенный в несколько раз, но дело-то в другом… Я уже видел его и, переведя взгляд на бледного как простыня мальчонку, догадался, что это был именно тот самый пергамент.       — Это… То есть, что? — якобы не понял он. — Это просто старый свиток пергамента.       — Вот как? — я протянул руку к камину. — То есть ничего не случится, если я брошу его в огонь?       — Не надо! — живо отозвался Поттер.       — Поведаете мне сами или придётся заставить?       — Я купил его в «Зонко», — стоял на своём он.       — Тогда ничего не случится, если я всё-таки поддам жару этому камину? — я снова потряс пергаментом перед пламенем.       Мальчик молчал, нервно закусывая губу и неотрывно следя за свитком.       — Ну что ж, — проговорил я, — знаю я одного человека, который поможет Вам вспомнить, что это.       Зачерпнув из чашки на каминной полке горсть блестящего порошка, я бросил его в огонь.       — Люпин! — сказал я пламени. — Зайдите на пару слов!       Через минуту в огне проявился высокий силуэт, и из камина, отряхиваясь от золы, вышел профессор-оборотень. Гарри Поттер смотрел на это действо с широко распахнутыми глазами.       — Звали меня, Северус? — спросил Люпин кротко.       — Конечно же, звал, — раздражённо ответил я и небрежно бросил пергамент на стол. — Забавная история приключилась, я велел Поттеру вывернуть карманы и вот что нашёл.       На лицах Поттера и Люпина появилась странная отчуждённость. Они оба пялились на этот ветхий пергамент как на музейный экспонат особенной ценности.       — Ну? — не выдержав, спросил я. — Что скажете?       — По мне, это простой свиток пергамента, — нашёлся Люпин.       — Неужели? — усмехнулся я. — Может, Вы хотя бы попробуете найти то, что там скрыто? Это же по Вашей части. Тёмная Магия, как-никак.       — Тёмная Магия? — повторил Люпин. — Нет-нет, что Вы… Но кажется, да, я припоминаю… Видел такие в магазине «Зонко», оскорбляют каждого… Вот, посмотрим-ка, — он взял в руки пергамент, развернул его, вынул палочку и произнёс: — Открой мне свою тайну.       На пергаменте начали вырисовываться слова.       — Ну вот, — ответил Люпин и как-то уж очень нервно усмехнулся, — мне советуют сменить мантию и подстричься.       Поттер, заглянув в пергамент через плечо профессора, тоже не сдержал улыбки.       — Держите меня за дурака? — разгневанно выкрикнул я.       Люпин долго всматривался мне в глаза. Поттер ёжился на стуле, будто его обдувал холодный ветер.       — Я знаю только одного человека, — неуверенно начал Люпин, постепенно обретая суровую решительность в своих словах, — который мог бы раскрыть Вам истинный секрет этой вещи. И раз уж Вы до сих пор не сообразили, что это, то она, скорее всего, не посчитала верным поведать Вам. И я, пожалуй, доверюсь её выбору.       И меня будто током шибануло. Я чувствовал, как мои ноздри самопроизвольно раздуваются, а сердце начинает неровно биться о грудную клетку.       Она мне не доверяла?       — Так Вы всё-таки её знали? — спросил Люпин, вероятно, прочитав на моём лице растерянность.       — О ком Вы говорите? — в недоумении спросил Поттер.       — О твоей сестре, Гарри, — тут же ответил оборотень. — Амелия училась на курс младше профессора Снейпа. Ты не знал?       — Нет…       И в этот миг в кабинет ворвался Уизли, задыхаясь от бега. Он остановился рядом с Люпином и своим дружком Поттером и, облокотившись руками о коленки, продышал:       — Это… я… дал… Гарри… Купил в «Зонко»… сто лет назад…       — Ну вот, всё прояснилось, — довольно хлопнув в ладоши, вымолвил Люпин и убрал пергамент в складки своей потрёпанной мантии. — Я отнесу это обратно в «Зонко». Гарри, Рон, пойдёмте за мной, я забыл вам кое-что рассказать о вампирах. Извините, Северус.       И когда все трое вышли из кабинета, я обессилено упал в кресло.       Она мне не доверяла? Моя Амелия мне не доверяла? Та девушка, которая рассказывала мне всё обо всём, умудрялась что-то не договаривать?       Что этот чёртов пергамент в себе хранил? Тайные послания? Личный дневник? Свои намётки заклинаний? Точную инструкцию о том, как выйти из Хогвартса незамеченным? Что? Что такого там было, о чём она не решилась мне рассказать? И почему этот вервольф одомашненный знает то, чего не знаю я?       — Дамблдор, могу я зайти? — бросив очередную щепотку порошка в огонь, спросил я.       Через минуту пламя зашипело и выговорило голосом директора ответ:       — Конечно, заходите, Северус.       И снова бросив порох в огонь, я ступил в свой камин и вышел уже из директорского. Дамблдор сидел за своим столом и приветливо улыбался.       — Могу я одолжить у Вас Омут памяти? — спросил я, стараясь выглядеть как можно более непринуждённо.       — Всё в порядке, Северус?       — Да, — твёрдо ответил я, — просто хочу упорядочить мысли.       — А-а-а, понимаю, понимаю. Сам, признаться, частенько прибегаю к этому методу.       Дамблдор поднялся с места, открыл шкаф и вынул большую каменную чашу, наполненную почти до краёв чем-то, напоминающим разжиженное серебро. Бережно поставил её на стол и вернулся в своё кресло, поправляя пологи мантии.       — Благодарю, — сказал я, приняв чашу, и, во избежание лишних вопросов, вернулся побыстрее через камин в свой кабинет.       Я поставил Омут памяти на свой стол и принялся расхаживать туда-сюда, подготавливая и формируя воспоминания, которые предстояло прокрутить заново. Они будто ягоды черешни: вызрели и налились красным отблеском.       Приложив палочку к виску, я вытянул серебряный волос и сразу же стряхнул его в Омут. В голове осталось на одно воспоминание меньше. И, казалось бы, одним больше, одним меньше, какая разница? Но я-то дорожил каждым.       Я окунул лицо в эту серебряную то ли жидкость, то ли газ, и меня перенесло в закрома собственной памяти.       Парень, уж очень похожий на меня, шёл, нет, летел по коридору. Я хвостом засеменил за ним. Сердце ещё чаще начало ударяться о грудную клетку и вовсе не от бега.       Я остановился, ловя ртом воздух прошлого. Я знал, знал, что случится дальше и не мог сдвинуться с места. Но пути назад нет…       На другом конце коридора уже появились две фигуры, весело что-то обсуждающие, а молодой я тоже замедлил шаг, пока не поравнялся с ними.       — Ой, привет, Северус, — ударил по ушам давно забытый голос. Девушку от моих глаз скрывала спина моей молодой копии, но я, нынешний я, знал, что она сворачивает тот самый ветхий пергамент и прячет в карман. — Как твои дела?       — Нормально, — пробурчал я, — тебя МакГонагалл ищет.       — МакГонагалл? — в голосе проскользнуло удивление, а настоящий я на ватных ногах подплыл к трём фигурам и увидел её.       В памяти она запечатлелась, казалось, ещё красивее: рыжий водопад струился по тонким плечам, оставленные солнцем отметины украшали щёки, а глаза… Эти изумрудные глаза, не дающие мне покоя уже третий год и доставшиеся её непутёвому брату, недобро косились на своего однокурсника. И почему вот этот я, который сейчас прожёвывал свою зависть к Биллу Уизли, сопровождавшему её, так редко замечал эту прекрасную девушку? Только в минуты уколов ревности.       — Это декан вашего факультета, — язвил младший Снейп.       — Да, мы знаем, — раздражённо утвердил Уизли. — Спасибо, что предупредил.       Он взял её за локоть и потащил от нас, одиноко стоящих Северусов: от молодого и старого идиотов.       — Думаешь, она узнала? — донёсся до моего слуха удаляющийся нервный шепоток.       — Скоро узнаем…       Узнали они о том, о чём сговаривались, или нет, я сказать не мог: не обладал информацией, поэтому вынырнул из Омута памяти и, вытянув словно магнитом свой серебряный волосок воспоминания, вернул на место в свою голову.       Пойти к МакГонагалл? Расспросить? «Ой, знаете, Минерва, Вы случайно не помните, зачем сто лет назад вызывали Амелию Поттер к себе?» Глупость несусветная.       Затем я вытащил из головы сразу два волоска и поспешил снова окунуться в воспоминания.       Вновь тот же коридор, кажется, пятого этажа, снова я, теперь поумневший на год; на мантии поблёскивает значок старосты факультета. Я обогнал себя молодого, чтобы успеть рассмотреть…       — Чёрт! — шикнула девушка, рассматривая пергамент, и спрятала его прежде, чем я успел подойти и разглядеть, что же там скрывалось. — Там Снейп идёт.       Амелия глянула в большое зеркало и, заметив грязь на щеке, стёрла её рукавом. Затем покрутилась, повертелась, рассматривая своё и так идеальное отражение, и приказала всё тому же несменяемому товарищу:       — Билл, вытяни грязь с моей мантии, а я с твоей вытяну!       Они счистили друг с друга грязь с такой завидной слаженностью, будто бы проделывали это уже сотню раз. И когда они спрятали палочки, тут уже и я из прошлого подоспел.       — Вы что тут делаете… вдвоём? — спросил я.       — Гуляем, Снейп, гуляем, — протянул с улыбкой Уизли, переминаясь с пяток на носки.       Я перевёл взгляд на Амелию: она нервно закусывала губу… Никогда не умела врать, поэтому выбирала достаточно правильную стратегию — молчать.       — А ты что скажешь? — спросил я, конкретизируя вопрос к девушке.       — Билл же ответил: гуляем, — потупив взгляд, сказала она.       — Можно с тобой поговорить? — я недовольно зыркнул на Уизли. — Наедине.       — Да, конечно, — оживилась она и обратилась к гриффиндорцу: — Встретимся в гостиной.       Дождавшись, пока старший представитель братьев Уизли уйдёт, я заговорил:       — Что происходит, Амелия? Почему ты насаешься по всей школе с этим… — молодой Снейп замялся, по-видимому, подбирая слова.       Я тенью возвышался над головами давешних учеников и, как ни странно, был третьим лишним.       — С кем, Северус? — давила она. — Скажи же, с кем?       — Уизли!       — Это не то слово, которое ты хотел употребить, — девушка разочарованно покачала головой. И как же она была права! — С предателем крови, да?       — Я этого не говорил!       — Но ты подумал, — холодно отозвалась она. — Так вы называете нас между собой? Предатели крови. Я слышала вчера, как ты обсуждал это с Эйвери.       — Я никогда не употреблял эти слова по отношению к тебе, — пытался выкрутится я. Сейчас, со стороны, это выглядело очень неумело.       — Да? Но других ты со своей компанией именно так и называешь. А маглорожденных — грязнокровками, — сказала она и глаза её заблестели влажностью. — Моя мать маглорожденная. Какое определение подберёшь для меня? Это ведь ещё хуже, чем мешать кровь с магловской?       — Амелия!       — Что?       — Перестань!       — Я тебя совсем не узнаю, Северус, — выдохнула она. — Может… что-то случилось? Я могу помочь тебе?       К этому времени я уже начал претерпевать необратимые изменения. Может быть, если бы я прислушался, если бы открыл запертые ворота своей души, впустив солнечный луч, излучаемый этой сказочной девушкой, возможно, всё вышло бы совсем иначе. Но я не смог, не впустил её в своё сознание, но она всё равно, будто на зло, безвылазно поселилась там.       А между тем картинка сменилась, школьники рассыпались в прах, и я стоял уже в залитом ярким светом Главном Холле.       Младший Снейп прижимался спиной к колонне, вслушиваясь в диалог всё тех же действующих лиц.       Я вышел из-за колоны и влился в беседу третьим молчаливым собеседником.       — Нет! — шикнула Амелия. Из-за жары волосы её были убраны в высокий хвост, и он забавно трясся, когда она мотала головой. — Мы не пойдём сегодня, мы же только вчера там были!       — Да ладно тебе, Эмми, — подначивал Уизли. — Мы всё равно ничего не делаем, только ждём эти долбаные результаты и дохнем от жары. А в «Трёх мётлах» запустили ветерок, да ещё и под сливочное пиво…       Задумавшись, Амелия пригладила свои волосы.       — Ладно, ладно, ладно! — вторила она. — Только тихо и по-быстрому.       И девушка снова вытащила из кармана точку преткновений, тихо-тихо произнесла слова, которые молодой Снейп и, соответственно, я нынешний не расслышали, и всмотрелась в пустой свиток пергамента. Опять же, пустой только для меня.       — Там, за колонной, стоит Северус, — прошептала она.       Как?! Как она это узнавала? Пергамент выписывал имена людей, находящихся рядом? Имена тех, кто был недружелюбно настроен? Как, чёрт возьми?!       А между тем Билл Уизли вынул палочку и хотел наслать проклятие, но Амелия остановила его рукой.       — Ладно, Снейп, выходи, — отчётливо крикнул Уизли, и раскрытый в своём умысле Снейп покинул укрытие.       — Ты говорила, что не занимаешься чёрной магией! — раздражённо крикнул он.       — Ты подслушивал нас! — вступился за девушку Уизли, нацелив палочку на мою младшую копию. — Может, укоротить твой длинный нос, чтобы ты не совал его в чужие дела?       Снейп отреагировал незамедлительно и тоже вынул свою. «Грациозен как тролль», — подумалось мне. — «Интересно, сейчас я тоже так нелепо выгляжу?»       Нацелив друг на друга палочки, Снейп и Уизли ходили по Холлу, превратившемуся в ринг, словно псы, готовые чуть что броситься в бой. Ну или щенки…       — С ума сошли?! Вы ещё подеритесь тут, — выпрыгнула между ними Амелия. — Оба старосты, а строят из себя не пойми что!       А и вправду, почему значок старосты получил Уизли, а не она? Так Амелия могла бы наказывать хулиганов официально…       — Отойди, Эмми, — небрежно попросил Уизли, — я покажу ему, что можно проучить человека и без помощи чёрной магии.       — Северус, ну хоть ты! — умоляла она. — Ты же без пяти минут выпускник, пожалуйста!       И, что самое удивительное, я опустил палочку.       — Слабак, — кашлянул в кулак Уизли.       — Отдай эту штуку, Амелия, — сказал я, побагровев от злости. — Или я расскажу МакГонагалл, что вы отлучаетесь в Хогсмид не только в положенный выходной.       — Северус… — растеряно еле вымолвила она. — Нет…       — Отдай, Эмми, — вмешался Уизли. Видимо, заботился о своём новом полученном значке. — Он всё равно не знает, как им пользоваться.       Я вынырнул из Омута Памяти. На дальнейшие мои действия было попросту противно смотреть. Я забрал этот дурацкий пергамент, полночи потратил на то, чтобы разгадать его секрет, но кроме по-идиотски придуманных оскорблений выудить ни черта не смог. И ничего лучше не придумал, чем сдать этот бесполезный лист пергамента Филчу, который положил его к остальным конфискованным вещицам. Отношения с завхозом после этого улучшились, а вот с Амелией… С Амелией разрывались последние нити.       Теперь становилось совершенно очевидным, что девушка, которую, как мне казалось, я изучил словно раскрытую книгу, скрывала намного больше потайных страниц своей жизни.       Я её никогда не знал. Не знал, как она думала, не знал, как она чувствовала. Я совершенно и бесповоротно облажался. Если бы не вёл себя с ней как последняя свинья, может быть, всё обернулось бы по-другому. Она бы всё мне рассказала, и защищать её братца было бы куда проще.       И, несмотря на пережитую боль, пробивающую грудную клетку, я почему-то не остановился погружаться в воспоминания, а, напротив, решил прогуляться ещё в одно, никак не связанное с пергаментом. В конце концов, были же и светлые…       Лужайка перед Хогвартсом купалась в избытке солнечных лучей. Студенты особенно нервно перелистывали учебники. Период экзаменов. Сейчас я смотрел на весь этот мандраж с улыбкой, но тогдашний Снейп не переставая зубрил все предметы от и до. Досконально.       Я сел на землю рядом с молодым собой, не отрывавшим головы от книги, и следил за приближающейся фигурой.       — Хочешь или нет, но тебе придётся терпеть моё присутствие, ибо все нормальные места в тени заняты, — предупредила Амелия, казалось, меня настоящего и бухнулась на траву.       Оба Снейпа смолчали: тот — презрительно, я — одурманенно.       Девушка вытянула из сумки тетрадку и стала медленно выдирать листок за листком. Лист за листом, лист за листом… Скрипучий звук разрываемой бумаги. Шкряб-шкряб.       — Что ты делаешь? — не выдержал Снейп, отвлёкшись от книги.       — Терпение, мой недовольный друг, терпение… — лукаво усмехнулась она и продолжила своё дело с особенным пристрастием: лист за листом, лист за листом…       Я удивлялся, как по прошествии стольких мерзких событий, натворённых лично мной, она умудрялась всё ещё называть меня другом. Я почти перестал с ней разговаривать, когда принял от Тёмного Лорда метку, да и она сама старалась держаться в стороне…       — Это тетрадь по трансфигурации? — удивлённо спросил я, разглядев знакомые символы.       — Угу, — не отрываясь от дела, промычала она.       — И как ты дальше собираешься учиться?       — Заведу новую тетрадь, — пожала плечами она, и вновь: шкряб-шкряб.       Эта Амелия, страстно увлечённая своим делом, даже не подозревала, что этим последним для неё летом в дом её семьи, преданной ближайшим родственничком, проберётся самый опасный в мире тёмный маг. И всё рухнет так, словно никогда и не существовало.       Когда тетрадка истощилась, оставшись всего лишь картонной оболочкой, хрупким скелетом без кожи и знаний, а вокруг девушки выросла приличная куча макулатуры, Амелия бережно сложила лист к листу и, набирая по два-три, начала делить их на четыре части с таким усердием, будто бы от того, насколько ровно она поделит эти листки, зависела её жизнь. И снова, теперь уже глухой: шкряб-шкряб-шкряб… Кричит бумага…       — Ты перестанешь насиловать мои уши или как?       — Тер-пе-ние, — протянула она.       Так и сидели: чутка сумасшедшая девушка, рвущая тетрадку, зубривший Снейп, трясшийся от злости, и я, сторонний наблюдатель.       Наконец все листы переделены, горка из ошмётков бывшей тетрадки выросла максимально, и теперь Амелия брала каждый прямоугольник в руки, ловким движением пальцев перекручивала, превращая бумажный прямоугольник в бантик, и откидывала в сторону. Шарк-шарк, шарк-шарк…       Теперь уже обоим Снейпам не терпелось узнать, чем всё это безумие кончится. А что сказала бы МакГонагалл, узнай она, как любимая ученица жестоко расправилась со знаниями, которые декан вдалбливала в её голову? Но МакГонагалл поблизости не было, как и любых других смертных душ, а девушка продолжала увлечённо стругать бумажные бантики… Шарк-шарк, шарк-шарк…       — Ну вот, — свернув последний прямоугольник, сказала она и удовлетворённо упала на спину. Я сделал то же самое. А Снейп, моя молодая копия, продолжал пялиться на неё как на дуру. — И всякий будет награждён…       Окружённая бантиками, точно цветочной россыпью, Амелия рассмеялась и вынула палочку.       — Провалю экзамен по трансфигурации? — спросила она, исследуя глазами куски неба, проглядывающиеся через крону дерева.       — Теперь-то уж точно, — фыркнул молодой я.       Но она спрашивала не у меня… У дерева, укрывшего её своей тенью, у солнца, подарившего отметины на щёках… Моё мнение её не волновало.       Лёгкий взмах палочки, и с травы поднялась сотня живых бабочек, взмыв в воздух огромной белоснежной стаей. Я улыбнулся, разглядывая голубое небо, украсившееся белёсыми пятнами точно ночными звёздами. Они кружились в ярчайшем танце как снежинки в зимнем снегопаде.       — И я тоже думаю, что сдам, — поднявшись, сказала она и стряхнула с одежды прилипшие травинки. — Ну… До скорого.       Я нехотя вынырнул из Омута памяти. Мой тёмный кабинет разительно отличался от только что прожитого дня. Не было солнца, не было света, не было девушки с мозгами набекрень.       Шкряб-шкряб: кошки скребут старые раны. Шарк-шарк: связь с сердцем потеряна. Кто бы одолжил мне новое? Моё уже давно не дышит…       Да уж. Я думал, что забылось, пережилось, переболелось, отпустило в конце-то концов. Но всё-таки есть одна болезнь, одна жестокая хворь, от которой даже такой искусный зельевар как я не может придумать лекарство.

***

      — Ну что, Минерва, готовы в восьмой раз упустить Кубок? — нагнав в Главном Холле декана, спросил я. МакГонагалл облачилась в парадную алую мантию, словно готовилась к принятию заветной награды. И хотя я тоже сменил привычный чёрный сюртук на зелёный, мой выбор был куда более оправданным. Я бы посоветовал ей одеться в траурное, но это показалось бы уж больно бесчеловечным с моей стороны. — Что-то за два года я уже подзабыл каково это, держать Кубок у себя в кабинете… Но Вы меня наверняка не поймёте…       — На Вашем месте, Северус, я бы не была столь самоуверенна. Моя команда в отличной форме, — без тени раздражения ответила она. — А вот насчёт подготовки Ваших подопечных я бы поспорила. Как поживает Ваш ловец? Или, быть может, Вы снова попросите отложить игру?       — Малфой в прекрасной форме, если Вы об этом.       — Ну, а Поттер в наипрекраснейшей, — усмехнулась она. — Могу даже поспорить с Вами на флакончик омолаживающего зелья, что сегодня львы своими острыми когтями вырвут победу из пасти змеи.       МакГонагалл тихонько усмехнулась, стеснительно поправив свою шляпу, точно смущённая девчонка.       — Я и без спора приготовлю Вам один, ибо заведомо знаю, что Вы проиграете…       Мы спустились по ступеням, вышли на зеленеющую под летними лучами опушку и двинулись в сторону поля, не прекращая подтрунивать друг над другом.       — Я давно хотел у Вас спросить, — начал я как бы издалека, когда все темы обсуждения матча изжили себя. — Вы помните каждого своего ученика?       — Да, безусловно, я помню всех, кого когда-то обучала. И скажу Вам, каждый студент горит своей оригинальностью, — Минерва нахмурила свои седеющие брови. — Вам, например, трудно давалась «быстрая» магия, но зато с превращениями, для которых нужна полнейшая концентрация, Вы справлялись лучше всех на курсе.       — Скажите, профессор, а что вы можете вспомнить о… Поттер?       — Гарри, совершенно точно, умелый ученик и…       — Да нет же, — раздражённо перебил я. — Об этом мальчишке я достаточно наслышан. Я говорю о его сестре.       МакГонагалл замедлила шаг, цепляясь взглядом за траву.       — Амелия Поттер… — с неожиданной теплотой отозвалась она. — Как уж тут её не помнить? Вы не застали тот страшный год, Северус. Вы пришли преподавать после… Мой факультет лишился одного из лучших студентов, а Хогвартс так сплочённо оплакивал утрату, словно ушёл член семьи. Это страшно, Северус, когда дети уходят раньше положенного часа…       МакГонагалл смахнула одинокую слезинку, проступившую в вечно строгих глазах. А я же упрямо смотрел вдаль, на приближающийся с каждым шагом стадион.       — Я пророчила ей светлое будущее в области трансфигурации, — призналась она после минутного молчания. — Такая красивая магия, которую она творила… редко кому удаётся.       — Как Вы думаете, могла ли она создать нечто… м-м-м… необычное?       — Что Вы имеете в виду под словом «необычное? — недоумённо спросила МакГонагалл, подняв на меня взгляд.       — Возможно, — замялся я, — она советовалась с Вами, как зачаровать какой-то предмет…       — Трансфигурация, Северус, — это наука о преобразовании предметов, — сказала она едко, будто разочаровалась в моих познаниях. — Если Вас интересуют заклинания или зачарования предметов, можете обменяться опытом с профессором Флитвиком.       Когда мы наконец дошли до стадиона, МакГонагалл сказала:       — Прошу меня простить, я должна ещё дать несколько напутствий Джордану. И пусть победят сильнейшие!       И профессор ушла науськивать комментатора, а я двинулся к слизеринским трибунам. Ученики услужливо расступались, когда я шествовал по первому ряду в поисках удобного места, и подбадривающе улыбались.       Стадион почти целиком окрасился в красно-золотые цвета: все факультеты, кроме Слизерина, конечно же, болели за Гриффиндор. Не то чтобы это было оскорбительно, нет. Скорее, это было забавно. Превосходство Слизерина над всеми было предопределено, и такой чистой вере гриффиндоцев в несбыточную мечту оставалось лишь позавидовать да посочувствовать.       Команды поочерёдно высыпали на поле, болельщики красно-золотых заглушали выкрики змей: зря только срывали горло. Слизеринцы только своим внушительными размерами запугивали противников. Правда, ловец команды уродился мелковатым по сравнению с другими, но сила в роли ловца не приветствовалось: важны были лишь скорость и ловкость. И Малфой-младший, несмотря на «купленное» место в команде Малфоем-старшим, справлялся довольно-таки сносно.       По команде мадам Трюк капитаны пожали друг другу руки, и по её же начальному свистку игроки поднялись в воздух.       В общем-то, за дальнейшей игрой мне следить расхотелось.       — Позорище! — сокрушался я на свою команду, посетив слизеринскую раздевалку. — Такого матча, порочащего честь своего факультета, я ещё не видел!       — Простите, профессор, мы делали всё, что могли, — пытался оправдываться Маркус Флинт, капитан этих раздолбаев.       — Вас разбили как дошколят, мистер Флинт! — гневался я. — Слизерин семь лет не знал поражений, и я надеялся, что вы восстановите сложившуюся традицию. — Я обвёл взглядом поникших детей. — Что ж, жизнь содержит множество разочарований.       И не желая ни минуты больше видеть эти разочарования, я повернулся на пятках и двинулся к выходу из раздевалки.       — Мы выиграем в следующем году! — послышалось мне вслед.       «Не сомневаюсь», — усмехнулся я про себя.       Надо ли говорить, как после этого доставалось Гриффиндору и, в особенности, мальчику-который-поймал-снитч? Там ещё и экзамены начались, и я с полнейшим удовольствием начеркал «ноль» за испорченное поттеровское зелье. А МакГонагалл? Та ещё змея, бесконечно подтрунивала над моим «горем»…       И я искал повода на кого спустить всех собак, что рычали в груди, стоило кому-то заикнуться о квиддиче. Но вскоре и он был найден. И ведь случилось! Случилось непостижимое! Люпин, обычно пунктуальный до невозможности, опоздал за своей последней порцией зелья перед полнолунием.       Я, только лишь по доброте душевной, наполнил бокал волчьей отравой и записался в курьеры. Когда я постучал, мне никто не ответил; дверь оказалась приоткрытой. Ну я и зашёл, раз такое приглашение…       На книжных шкафах среди плотных томиков нашли место муляжи черепов, в клетке в углу мирно сопело какое-то пушистое существо, и единственная в комнате свеча догорала на письменном столе. Казалось, кабинет бросили в спешке: кресло опрокинуто, перья валяются на полу, а на весь стол развернут тот самый пергамент, который Люпин грозился отнести «обратно» в «Зонко».       Карта. Всего, мать его, Хогвартса. И не просто какая-то там «карта», а подробнейшая, проработанная до мельчайших деталей, кропотливая работа достаточно умелого волшебника. Даже с различными потайными тоннелями, ходами и лазами. Даже с фамилиями всех учеников и преподавателей. Даже точка с моим именем имелась: она стояла на месте в кабинете Люпина, а сам оборотень спешно бежал по Главному Холлу.       Вот как Амелия и её братец сбегали в Хогсмид! Но почему? Почему она не рассказала?!       А потом я увидел точки, подписанные именами «Поттер», «Уизли», «Грейнджер» и «Блэк», на встречу которым наверняка спешил Люпин.       Конец игры, оборотень. Сегодня на ужин у меня будет похлёбка из собачатины.