Пожиратель на полставки

      Следующая неделя прошла во всей степени нелепости, которую только можно вообразить. Естественно, ни от одного обитателя дома не укрылась наша ссора с Северусом. И если супругам Уизли и их детям хватало такта воздерживаться от комментариев, Сириус же на пару с Биллом считали своим долгом что-нибудь да смолвить. Сам Северус после этого был в поместье всего два раза под предлогом передачи поручений от Дамблдора, но долго не задерживался, ибо единственный человек, который должен был радоваться его приходу, держал на него зверскую обиду. А так как мы оба те ещё упрямцы, первых шагов к примирению даже не предвиделось.       День рождения Гарри неумолимо приближался, а я так и не нашла альтернативу Карте. Расспросы его друзей не дали никаких плодов, а Сириус оставил выбор подарка на меня, лишь обмолвившись, что заплатит за всё, что бы я ни выбрала. Занимаясь разгадыванием секрета чар, наложенных на сквозные зеркала, я успокаивала себя мыслью, что во время упорной работы придёт хоть какое-нибудь озарение.       — Я удивлён, что ты со Снейпом продержалась так долго, — признался Билл, когда мы с ним, оставшись наедине в общей гостиной, корпели над задачей наладить связь для Ордена.       — Что значит это твоё «продержалась»? — оскорбилась я. — Я всё ещё держусь.       — Да? — усомнился он. — Что-то не похоже.       — Ссоры у всех бывают, — вздохнула я. — Ничего страшного.       По крайней мере, я убеждала себя в этом.       — И когда всё пошло по наклонной? — задалась я вопросом, обращённым, скорее к себе, нежели к кому-то конкретному.       — Что ты имеешь в виду? — спросил Билл.       — Раньше мы все неплохо ладили друг с другом, — пояснила я, углубляясь в воспоминания. — Даже Снейп иногда мог позволить себе побыть с нашей компанией… Причём без взаимной неприязни.       — Мне Снейп никогда не нравился, — ответил он.       — А Рита? — поинтересовалась я.       Билл тут же нахмурился:       — И она тоже. Всегда была… склизкой. А после твоего ухода из неё и вовсе полезли наружу все демоны.       Мои глаза округлились, поэтому он поспешил продолжить:       — Рита затаила глубокую обиду на Дамблдора. Все её разговоры сводились к тому, как насолить ему. Мне было противно это слушать; я не считал директора в чём-то повинным.       — Ты бросил её? — негодуя, спросила я. — Но как же так, Билл? Ты должен был поддержать её…       — Я тоже потерял друга! — внезапно выпалил Билл.       Закусив губу, я отвела взгляд и, поразмыслив, придумала действенный способ перевести тему:       — А что мы всё время говорим о моих увлечениях? Расскажи-ка лучше, неужели не нашлось девушки, способной поселиться и в твоём сердечке?       И хотя я произнесла эти слова с долей шутки, надеясь, что подобным образом отведу столь частые в последнее время разговоры о моём суженом, Билл всё-таки смутился.       — Серьёзно, Уизли?! — удивившись, взвизгнула я. — И ты до сих пор не нашёл времени мне рассказать? Вот так и теряют друзей! Сначала они не считают важным уведомить о своих похождениях, потом не приглашают на свадьбу, а затем и вовсе не зовут на дни рождения своих детей…       — Ну куда тебя понесло, скажи мне? — спросил Билл с улыбкой. — Я ещё не знаю, чем этот роман может кончиться.       — Роман! — повторила я слишком эмоционально, но, осознав просак, стушевалась до шёпота: — Кто же эта счастливица? А ну, выкладывай мне всё!       — Ты её, наверное, помнишь, — проговорил Билл, покраснев. — Чемпион Шармбатона.       Мои глаза медленно поползли на лоб:       — Не тот ли белокурый ангел, не отводящий от тебя взгляда, пока мы находились в комнате для встреч родственников?       — Тот, тот, — подтвердил он, усмехнувшись.       — Но она же из Франции! — вспомнила я. — Как же её занесло в наши края?       — Флёр настолько понравилась Англия, что она решила задержаться, — ответил Билл.       — Англия или мой рыжеволосый друг? — уточнила я, посмеиваясь над в конец сконфуженным молодым человеком. — В любом случае, я рада за тебя.       Едва я договорила, как в гостиную зашли Гермиона и Джинни, и нам пришлось спешно свернуть эту уморительную для меня одной беседу.       — Почему мой брат как спелая помидорка? — с интересом разглядывая Билла, удивилась его сестрица и перевела проницательный взгляд на меня. — У тебя привычка заставлять всех мужчин рядом с тобой краснеть?       Билл рассмеялся над моим немым возмущением:       — Уверяю тебя, Джинни, она заставляет краснеть не только мужчин, — подмигнул он мне.       Я отвернулась в надежде скрыть теперь уже своё смущение.       Гермиону вскоре очень заинтересовали Протеевы чары, которыми по задумке мы должны связать прочие зеркала, поэтому она стала неутомимо забрасывать меня различными вопросами по поводу их назначения. И девушка не успокоилась, пока не вытянула из меня последнюю каплю той немногой информации, которой я владела. Изредка я ловила на себе странные взгляды Джинни и искренне не понимала, чем они вызваны. Надеюсь, не сестринской ревностью, ибо чужого брата мне не надо, своего хватает.       Такой вялотекущий образ жизни сопровождал меня вплоть до тридцать первого июля. Я успела выбрать подарок для Гарри, который, к слову, доставила премного неловкая сова, снёсшая все разбиваемые предметы в моей комнате. Но мысль о том, что я, имея возможность сделать действительно необходимый подарок, не смогла вовремя настоять на своём, заставляла чувствовать себя с утра пораньше в угнетённом состоянии.       Это был первый день рождения моего брата, при котором я имела возможность его поздравить, не считая того единственного дня, после ужасов которого эта самая возможность и пропала. Естественно, мне хотелось подарить Гарри что-то особенное. Я понимала, что откупиться дорогой вещичкой за своё неучастие в его жизни неприемлемо, но мой выбор всё равно пал на недешевое удовольствие, за которое Сириус с готовностью заплатил. Но об этом позже.       Злость на Снейпа всё ещё кипела во мне, пусть и не так, как в первые дни. И каково было моё удивление, когда я, спустившись за утренней чашкой чая, встретила его угрюмую персону в столовой.       Все эти дни после ссоры, ставшей, пожалуй, нашей первой серьёзной, после которой мы на месте же не помирились, у меня как бы случайно оказывались очень важные дела, требующие моего немедленного вмешательства именно в тот момент, когда приходил Снейп. Но сейчас мой ещё не проснувшийся мозг не мог придумать новую отговорку. Я немощно оглянулась, надеясь заприметить в коридоре любую фигуру, способную спасти меня от предстоящего разговора, но, кроме зашторенных портретов, мне никто помочь был не в силах. Я даже подумала, а не снести ли что-нибудь ненароком, чтобы родственники Блэка проснулись, но быстро отбросила эту идею. Всё-таки с моей стороны будить весь дом ради одной проблемы попросту бесчеловечно.       — Здравствуй, — наконец вымолвила моя угрюмая проблема.       — Здравствуй, — вторила я.       Мы помолчали. Долго помолчали.       Я попыталась принять расслабленную позу, облокотившись о стену, но всё равно ловила себя на мысли, что вжимаюсь так, словно хочу пройти сквозь неё.       — Ты рано, — констатировала я, не зная, как ещё скрасить тягостное молчание. — Что-то случилось?       — Кроме уже случившегося — ничего, — ответил Северус, не упустив шанса пронзить меня своим напорным взглядом.       Мне становилось крайне неуютно, но в то же время я не чувствовала себя виноватой. Наверное, поначалу у меня были мысли заявиться к нему домой — чего он, возможно, и добивался — и извиниться, но, переварив всё, что между нами произошло, я не увидела со своей стороны никаких причин на это.       — Ты пришёл просто помолчать? — спросила я.       — А ты ждёшь от меня извинений?       — Я ничего от тебя не жду! — выпалила я. — Но если не ты, то кто? Кто, Северус? Я?! Я не произнесла ни единого грубого слова в твой адрес, в то время как ты осыпал меня упрёками в том, на что я даже не могу повлиять!       — Это неправда, — всё ещё сохраняя спокойствие, сказал он. — Ты можешь повлиять на всё, что с тобой происходит.       Я прикрыла глаза и сжала кулаки в надежде не рассвирепеть ещё сильнее. Да как же он не может понять?! Я больше не управляю своей жизнью, если таковое существование вообще можно назвать жизнью! Не я вычерчиваю на своём теле эти чёртовы линии! Не я намеренно причиняю себе боль! Не я! От меня больше ничего не зависит!       Когда я разомкнула глаза, Северус уже стоял передо мной без своей фальшивой маски безразличия. Он глядел на меня с высоты своего роста так требовательно, так переживающе и так сочувствующе, что я почти не узнавала его. Я судорожно понимала, как вздорно было таить на него обиду за попытки сберечь мою недолговечную персону.       Передо мной стоял отчаянный человек и, можно даже сказать, отчаявшийся. Не каждый взрослый сформированный мужчина был готов положить на кон всё ради одной девчонки, в которой до сих пор шалили подростковая независимость и сломанные нервы. Я понимала его внутренние опасения и ценила их. Но я также помнила тот мир, погибающий, задыхающийся в злобе и желчи одного обиженного человека, и не могла оставить его, мой дивный мир, пока не удостоверилась бы, что он спасён. И я каждый день вымаливала у Времени, у господина, взявшего надо мной верх, дать мне столько часов, чтобы я успела. Успела увидеть, как он снова зацветёт после смертоносного шторма.       — Почему ты молчишь? — спросил Северус, устремив свои пытливые глаза на меня. — Тебе ведь всегда есть что сказать. Так почему же ты сейчас молчишь?       Я сглотнула, внезапно ощутив острую сухость во рту. Наконец я вспомнила, зачем всё-таки спустилась в такую рань, и ушла в кухню, услышав вслед приглушённое «Мерлин! Дай мне сил!». Гремя посудой, я мгновенно вскипятила чайник, всыпала в одну чашку кофе, в другой заварила чай, после чего вновь вернулась в столовую. Северус удивлённо покосился на меня, когда я поставила перед ним кружку с чёрной, как его глаза, субстанцией.       — Можешь объяснить хотя бы половину из того, что происходит в твоей голове? — зарычал он.       — Я сама не понимаю некоторые свои мысли, а за объяснения и подавно не возьмусь, — хмыкнула я.       Ещё десять минут продлилось тугое молчание, сопровождаемое треском свечей и изредка гремящими по столу чашками.       — У Гарри сегодня день рождения, — сказала я.       — Умеешь же ты делать намёки, — буркнул он, едва пошевелив губами.       До меня не сразу докатился смысл его слов, но когда всё же добрался, я тяжело вздохнула.       — Я не выгоняю тебя, — предупредила я. — Можешь остаться, если ты того хочешь.       — Лучшим моим подарком будет моё отсутствие, — согласился он, глянув на часы за моей спиной. — Но у меня остался ещё один неразрешённый вопрос.       — И какой же?       — Завтра сюда прибудет Дамблдор, — через силу выговорил он. — Съедутся также и остальные члены Ордена. Эдакое полноценное собрание. Ты должна будешь…       — Я буду там присутствовать! — перебила я, понимая, что Северус хочет оградить меня и от этой радости моей никчёмной жизни.       — …навести свою маскировку, — закончил он свою мысль, подняв бровь. — Никто, помимо тех, кто уже знает, не должен вычислить твою личность. Поддельное имя у тебя уже есть, а фамилию возьми любую.       — Вот как? — успокоилась я. — Хорошо.       Северус, задержав на мне взгляд, поднялся, расправил свою извечно чёрную мантию и направился к выходу. И вдруг задержался у самой двери.       — Ты всё ещё любишь меня? — спросил он напрямик.       — Да, — не колебалась я.       — Тогда поцелуй меня, — потребовал он.       Это было именно требование, сформулированное чётче некуда и прозвучавшее безотлагательно. И его стоило выполнить, хотя бы ради всего последующего. Как из нас обоих сочилась ласка, похороненная на целую утомительную неделю! Как трепетно отзывалось его тело на мои несмелые касания! Как меня пробирало ответной дрожью!       Отстранившись, Северус вновь пристально оглядел меня, не упустив ни одной детали, а затем вытянул из кармана мантии хорошо знакомый мне пергамент.       — Второго раза не будет, — сказал он.       Моей радости не было предела, несмотря на его строгие заверения. Я кинулась к нему на с шею с благодарными воплями.       — Спасибо, спасибо, спасибо! — визжала я. — Ты самый лучший мужчина на земле!       Северус осторожно снял меня с себя с совершенно невозмутимым видом, мол, и так уже всё это осознал без моих напоминаний. Потом он распрощался и скрылся за главной дверью.       Миссис Уизли обнаружила меня немногим позже, ничуть не удивившись моему раннему подъёму: это уже вошло в привычку. Мы вместе состряпали праздничный торт, нахлобучили свечей и поспешили застать Гарри ещё в постели.       Так и случилось. Мальчишки спали, когда мы вторглись в их обитель. Под потолком, как раздувшиеся шмели, всё ещё кружили золотистые снитчи, и громкий хлопок стукнувшейся о стену двери лишь перевернул их строй, но не разбудил главных действующих лиц. Сириус, которого мы захватили по дороге и, собственно, по привычке открывший дверь с ноги, вальяжно зашёл в комнату и чуть было не распластался по полу, споткнувшись о чей-то чемодан. Вот от его-то ругательств подростки и повскакивали, сонные и ошарашенные.       — Мальчики! — укоризненно вскрикнула миссис Уизли. — Сколько раз я говорила убирать вещи хотя бы с дороги?       По скорчившемуся лицу Рона я поняла, что злополучный чемодан принадлежал ему. Гарри же тщетно пытался проморгаться и прощупывал тумбу на предмет очков. Вскоре зрение было возвращено, и глаза его спешно округлились, завидев, как я титаническими усилиями пытаюсь пристроить в дверной косяк огромный торт с пятнадцатью зажжёнными свечами.       — Гарри, с Днём Рождения! — торжественно воскликнул дядя, когда мне это всё же удалось.       Сириус пожал Гарри руку, дал несколько наставлений и подвинулся, расчистив мне дорогу. Я слевитировала торт прямо перед братом.       — С Днём Рождения, Гарри, — с улыбкой до ушей произнесла я.       Братец был одновременно смущён и, надеюсь, счастлив. Улыбался он после прошедшего Турнира Трёх Волшебников редко и вымученно, но сейчас действительно искренне. Возведя глаза к потолку, он придумал желание и задул свечи.       Миссис Уизли расцеловала его в обе щёки и нажелала уйму пожеланий за нас с Сириусом, ограничившихся скромным приветствием. Затем приказала всем переодеться и спускаться к завтраку.       После приезда семьи Уизли на столе всегда были праздничные и завтрак, и обед, и ужин, по крайней мере, так мне казалось из-за обилия вкусностей. Сегодня же блюд было в три раза больше, а завершал композицию шоколадный торт, чересчур огромный, сверх числа постояльцев в доме.       Каждый, кто входил в столовую, украшенную по случаю праздника бумажными гирляндами, делал комплимент маме-Уизли и хлопал моего братишку по плечу, поздравляя с его днём. Гермиона, когда я ранее расспрашивала о его жизни без меня, поведала, что у Гарри никогда не было полноценного дня рождения: в кругу близких, с подарками и ненаигранными улыбками. Дурсли держали его в чулане под лестницей вплоть до двенадцати лет — что вызвало во мне крайнее возмущение — и, естественно, ни о каком празднике речи и быть не могло. Я решительно взялась это дело исправить. И по тому, как Гарри уловимо светился, мне это постепенно удавалось.       — Время подарков? — еле слышно поинтересовался Сириус, когда животы были набиты до отвала.       Я незаметно, под оживлённый шумок, ускользнула в свою комнату, вытащила из шкафа небольшую по размерам коробку и поправила смявшийся алый бант. Ещё я вспомнила о Карте и о жертвах, благодаря которым она мне перепала, и решила пока повременить с её вручением, сойдясь на том, что кочующий из рук в руки пергамент — откровенно хреновый подарок.       Когда я вернулась в столовую, Гарри тут же подскочил, увидев в моих руках празднично оформленную коробку.       — Неужели ты думал, что мы оставим тебя без подарка? — усмехнулся Сириус.       — С днём рождения, братец, — в который раз за сегодня произнесла я, тепло обняла его и чмокнула в щёку, колючую от неоперившейся щетины.       — Я… спасибо, — растроганно вымолвил он, принимая подарок.       Сразу же развязалась лента, полетели ошмётки обёрточной бумаги, и вот Гарри держит в руках череп… И не простой, а человеческий. Миссис Уизли, падающую в обморок, ловит мистер Уизли, близнецы хихикают, остальные подозрительно косятся на нас с Сириусом и осматривают на предмет сумасшествия.       — И что все стихли, будто привидение увидели? — заржал Сириус. — Подумаешь, череп…       — Вы в своём уме?! — возразила миссис Уизли, оклемавшись. — Дарить ребёнку такое! Уму непостижимо!       — Это помощник! — пояснила я, обернувшись к брату, который не понимал что делать с частью чужого человеческого тела. — По учёбе и не только. Просто обращаешься к нему, когда необходимо, и он даёт ответы на твои вопросы.       — Круть! — заметил Рон, довольно покачав головой. По складочкам на его лбу можно было понять, что он усиленно воображает, как все уроки будут делаться за него.       — На все-все? — удивился Гарри.       — Смысл бытия не разрешит, но сочинение по зельеварению вполне себе напишет, — сказал дядя и подмигнул мне с намёком.       — Но ведь это нечестно! — возмутилась Гермиона, нервно закусывающая губу.       — Нечестно, девочка, корпеть над учебниками и писать тупые сочинения, от которых проку не больше, чем от моей мамаши, — парировал Сириус.       — Профессора Хогвартса не задают того, что не сможет понадобиться, — не унималась она.       — Ага, в особенности «раскрыть десять свойств настойки полыни» на двадцать листов, — нахмурился Рон. — Очень нужные знания.       — Гарри просто пообещает пользоваться им в случаях крайней необходимости, — с нажимом сказала я, стараясь положить конец этому спору. — Естественно, вы не можете попросту списывать все уроки…       — Но чуточку можно, — дополнил Сириус с хитроумной улыбкой.       — Мне подходит, — согласился Гарри, пряча череп в коробку, пока девушка не накинулась на него как разъярённая гарпия. — Спасибо!       Гермиона молниеносно выбежала из столовой, вслед за ней скрылась и Джинни.       — Что это с ней? — удивилась я.       — Ну, понимаешь… Она в нашей компании как бы мозг, — разъяснил Рон, почёсывая свою черепушку. — Может, боится, что теперь мы её бросим.       — Она остынет, — сказал Гарри.       — Вы только её и вправду не бросайте, — наказала я. — Пожалуйста, Гарри, я надеюсь на твою зрелость. Этот череп по имени Боб знает всю программу Хогвартса, но он здесь не для того, чтобы вы списывали, а для того, чтобы экономили время. Он что-то вроде справочника обо всём, и вам не придётся засиживаться в библиотеке. Особенно ночью.       Последняя фраза была брошена мною не зря. Я припомнила негодование Северуса о том, что мой брат неоднократно нарушал школьные правила, однако я не осуждала его за этот грешок. Гены, ни дать ни взять. И у меня они играли.       — Я всё понял, — сказал Гарри.       Вскоре мальчишки на пару с близнецами переместились в гостиную допрашивать своё приобретение, а я тем временем уличила момент поговорить с крёстным о завтрашнем собрании.       — Почему ты не сказал, что завтра сюда съедутся все члены Ордена?       — Я думал, твой женишок уже раструбил, — неподдельно удивился он. — Однако ты всё же узнала, так что я не при делах.       Сириус, сдаваясь, поднял руки.       — И много будет народу? — спросила я. — Надо же мне знать, к чему готовиться.       — А к чему это ты собралась готовиться? — поднял бровь он. — Все личности исключительно проверенные… Ну может, кроме твоего скляночника.       — Перестань его так называть! — вспылила я. — Он чудесный человек! А ты мог бы за меня порадоваться хоть когда-нибудь!       — Я радуюсь, Амелия, радуюсь, — сказал Сириус отнюдь не настолько радостно, как заявляет на деле. — Но такого зятька и врагу не пожелаешь.       Я вздохнула, не зная, как ещё пробиться через плотную завесу его ограниченных суждений, и, развернувшись, покинула столовую.       В гостиной дети облепили кофейный столик, по которому ездил череп Боб, клацая нижней челюстью, и без устали отвечал низким загробным голосом на все вопросы, которые только могли выдумать юные головы.       — А о яде докси можешь рассказать? — спрашивали близнецы, готовясь чуть ли не записывать.       — Яд докси вызывает тошноту, головокружение и рвоту, — отвечал Боб.       Гермиона отрешённо стояла в стороне, без конца хмурилась и воротила нос. Кого-то мне это напоминало…       — Когда их поймают за списыванием, они всё равно побегут к тебе, — сказала я; девушка вздрогнула, когда я к ней обратилась, и тут же отвела обиженный взгляд. — Не осуждай меня, Гермиона. Я лишь хочу, чтобы у брата осталась хоть какая-то память от меня.       Она глянула с недоверием и даже как-то озадаченно, а я не стала ничего объяснять, лишь улыбнулась и присоединилась к расспрашиванию Боба о вопросах насущных.

***

      Собрание было назначено на десять утра, но члены Ордена стали подтягиваться заранее. То и дело хлопала входная дверь, сновали туда-сюда колдуны и ведуньи разных мастей и сортов, а мы с миссис Уизли отчаялись успокаивать портреты, верещавшие с восполненными за тихую неделю силами. Людей прибывало прилично, и мы даже стали беспокоиться, как вместить их всех в нашей средненькой по размерам трапезной.       Каждый новоприбывший здоровался со мной и представлялся, но запомнить всех мне не удалось: после третьего знакомства имена в моей голове спутались с фамилиями, и я даже не стала прикладывать усилия, чтобы сопоставить их. Но присмотреться к некоторым у меня всё же получилось. Например, с первых же секунд общения я прониклась симпатией к мистеру Брустверу. Это был чернокожий волшебник, очень высокий и плечистый, с низким вкрадчивым голосом. Его вежливость, порядочность и какая-то внутренняя сила полностью располагали к себе.       Появлялись также и отталкивающие лица. Наземникус Флетчер, объявившийся на пороге дома под руку с добродушной старушкой-сквибом миссис Фигг, которая, как позже выяснилось, следила за проживанием Гарри у Дурслей, сразу положил свой преступный глаз на фамильное серебро Блэков. И хотя сам Сириус был бы только рад избавиться от этих «развалюх», миссис Уизли, стоило только воришке потянуться за подсвечником, тут же хлопала того по рукам.       Когда по коридору проклацал Грюм, казалось, даже портреты стушевались до шёпота, не знаю, от уважения ли к старому мракоборцу или же от ужаса, нагоняемого его персоной. Он, как и обещал, привёл «своего человека». Честно говоря, я ожидала увидеть «Грюма-номер-два» с выбитым глазом и повязкой, как у пиратов, с крюком вместо руки или хотя бы без одного потерянного в бою пальца. Но как бы странно то ни было, ученик Грюма имел все конечности в изначальном, данном ему природой количестве. Но из ряда вон выходящая, попросту сломавшая все мои представления о Грозном Глазе, сложилась такая неожиданность: его хвалёным учеником оказалась девушка! Очень симпатичная на мордашку, с ярко-красными волосами и к тому же всего немногим старше меня! Догадаетесь, кого непременно отправят на опасное задание, а кто продолжит сидеть взаперти?       — Я — Тонкс, просто Тонкс и ничего больше, — произнесла она, обнажив белейший строй зубов, и протянула мне руку.       Мне она казалась идеальной во всём: начиная безупречной внешностью и заканчивая благоприятными рекомендациями Грюма, который в принципе никогда никого не хвалил. И я настолько растерялась, что не смогла вымолвить ни бэ, ни мэ, ни кукареку.       Я отвернулась, остро почувствовав, как в груди зарождается всеми гонимое, мерзопакостное чувство — зависть. Я представила, как закончила бы Хогвартс в своё время, как пошла бы по стопам родителей на мракоборца и, возможно, попала бы под крылышко не менее известного противника всякой нечисти и тёмных сил. Я представила, как сдала бы выпускные экзамены на отлично, как пригодилась бы в тайных делах со своими познаниями в трансфигурации и точно так же вступила бы в Орден, но по своему почину и воле, а не нужде. Всё это могло бы быть моё… Моё!       Я постаралась отогнать эти мысли, чтобы не расплакаться при всех и не выставить себя дурой, но мир уже принимал калейдоскопический вид сквозь пелену влаги. Я выскочила в коридор, где по-прежнему сновали люди, и уже ступила на первую ступеньку лестницы, как меня остановили, схватив за руку.       — С вами всё в порядке, мисс?       И всё! У меня сразу же, словно по команде, полились ненавистные слёзы. Как будто любое внимание к моей персоне было настолько острым, что мгновенно дырявило тот слабый, как пищевая плёнка, барьер, сдерживающий мой личный бездонный океан слёз.       — Надеюсь, эти слёзы вызваны моим приездом, а не любыми другими обстоятельствами, не то иначе я бы обиделся, — ласково заметил мужчина и привлёк меня к себе.       В его отеческих объятьях настолько тепло и мирно, что я успела проронить лишь пару слезинок прежде, чем окончательно успокоиться и взять себя в руки.       — Полагаю, твой приезд окончательно меня растрогал, — призналась я.       Римус улыбнулся, и я с сожалением заметила, что морщин в ямочках на щеках и трещинок вокруг глаз стало вдвое больше. Я подержала его большую шершавую ладонь и теперь уже с ужасом осознала, что и шрамов на его руках добавилось немало.       — Ты не полнолуние переживал, не так ли? — озабоченно спросила я.       — Всё-то ты подмечаешь, — вздохнул Люпин и уже наклонился к моему уху для разъяснений, как нас прервали.       — Волчонок! Неужели вернулся в свою родную стаю?       Сириус по-медвежьи обнял друга и увёл, не разжимая объятий, в сторону столовой.       Вот так и живём.       Я закатила глаза, и мой случайный взгляд пал наверх, на несчётные лестничные перила, где с третьего этажа свесилось пять-шесть голов. Разоблачённые в своём умысле они спешно убрались в укрытие.       — Дети… — вздохнула я.       Не так много времени прошло с тех пор, как я с ними поменялась местами. Я точно так же подслушивала, любопытничала и злилась, что взрослые не посвящали меня в свои дела. Но теперь, когда я по другую сторону двери, за которой проходили все таинства, должна признаться: хочу обратно. Нет здесь ничего интересного и не предвидится.       Вдруг я почувствовала за спиной чьё-то присутствие. Еле уловимое гонение ветерка, и нос защекотали запахи трав, горелых поленьев и сваренных зельев — запахи моего мужчины.       Я с трудом сдержала себя, чтобы не наброситься на него или не завизжать от радости. А Северус, как обычно, Северус: непоколебимый, безразличный и мой.       — Мисс, — лениво кивнул он.       — Пэйн, — сказала я. — Мисс Пэйн, приятно познакомиться.       И улыбаюсь. Как дура. В какой раз мы уже знакомимся друг с другом? Я совсем сбилась со счёту.       — Пэйн, — протянул он, пробуя, прожёвывая. Затем обвёл взглядом коридор и, удостоверившись, что никто не услышит, проговорил: — Не могла выбрать менее знаковую?       Я рассмеялась, хотя на самом деле хотелось выть. Уже серьёзно подумываю попросить Люпина обратить меня, ведь так хотя бы железное оправдание будет. Нытьё… вытьё… Когда ты в облике зверя, легко спутать.       — Ты же знаешь, как я люблю знаковость, — пожала плечами я, когда болезненный смех пошёл на спад.       Пыталась удерживать шутливую улыбку, но даже себе ложь показалась чересчур наигранной. А Северус и подавно понял, что к чему и где подлянка зарыта, но не сказал ни слова.       — Где Дамблдор? — спросила я.       — Задержался послушать щебет птичек, — ответил он, поведя плечом, чтобы я смогла лицезреть через открытую дверь старого волшебника, в самом деле прислушивающегося к звукам природы. — Но что-то я премного сомневаюсь, что те нащебечут ему что-нибудь путное.       В ответ я лишь пожала плечами. В конце концов, Дамблдор — великий волшебник, и он знает, что делает. Возможно, умение вовремя прислушаться как раз помогает ему понять мир чуточку яснее…       — Мисс Пэйн, — кивнул Дамблдор, проходя в дом и насвистывая живенькую мелодию. Он задержался, пристально осмотрев нашу парочку, и только лишь затем продолжил свой путь в трапезную, где все его одного и дожидались.       — Мистер Снейп, Вам бы тоже следовало поторопиться, — предупредила я и, не упустив момента, слегка подтолкнула мужчину вперёд.       Северус выгнулся в пояснице, словно моё касание могло обжечь, и бросил на меня возмущённый взгляд. А затем, будто бы оттаяв, провёл большим пальцем по моей щеке и спешно удалился, оставив краснеть меня одну.       Чёрт их разберёт, этих мужчин.