Курс молодого шинсенгумовца

Ошибки отметьте, пожалуйста) ============== Срывая розовые лепестки цветущей сакуры, ночной весенний бриз холодил открытое лицо. Далеким синим светом отсвечивали звезды, приглушенные кое-где светом от дежурных фонарей. В штабе Шинсенгуми царила тишина, лишь шелест травы, да шорох проходящего дозорного нарушал ее. Как много обязанностей, забот и проблем на всех ронинах, которые, облачившись в голубую накидку, стерегут покой Киото и императора. Жизнь целой страны, покой и сохранение традиций зависит от того, как хорошо Шинсен будет нести свою службу. Грязь, в которую погружалась страна, политики и влиятельные люди, была такой ощутимой, что, казалось, витала в воздухе, отчего постоянно хотелось пойти и вымыть руки. Открытие страны для иностранцев, разумеется, ничего хорошего не принесло никому – мир и покой были нарушены, Япония из-за навязанных условий соглашений более сильных стран была в бедственном положении, вдобавок отлаженный механизм управления страной, заточенный под строгую унификацию и консервацию, дал серьезный сбой, что требовало срочных реформ, возможно даже революционных. И в этот момент обязательно должна появиться новая проблема, присутствие которой неизбежно, но ожидаемо стало необходимым. Саннан снял очки, растерев переносицу и уставшие глаза. Ветер, запутавшись в его волосах, растрепал их, отбрасывая назад. Самурай не мог уснуть, потому что сердце не давало ему покоя, и на этот раз даже опыты не могли спасти его от тяжелых раздумий о том, что делать дальше с тем болотом, в которое уверенно затягивает его привязанность этой девушки к нему. С каждым ее взглядом, с каждым жестом, с каждым добрым словом в его сторону, секретарь осознавал, что ответ на ее чувства медленно просыпается в его, казалось, зачерствевшем сердце, привыкшем только к холодным расчетам, политическим диалогам и смертям товарищей от отимидзу. Среди крови, предательства, обмана, среди войны и нестабильности народных волнений возник цветок, своей красотой и ароматом затмевающий всё, что есть вокруг. Любовь. Саннан не боялся этого слова, хотя оно и несло с собой большую слабость. Да, многие считали по глупости, что любовь придавала им сил выжить, но… Но они забывали, что именно она заставляла их попадать туда, откуда им не выбраться живыми. Саннан боялся своих чувств, и это было тем самым неоспоримым и горьким фактом, который совсем не должна была бы узнать Сэй. Сейчас Япония раскололась на тех, кто рад интервенции, и тех, кто из подполья убивает иностранцев под лозунгом «Да здравствует император! Долой варваров!». К несчастью обоих, Яманами принадлежал политической позицией именно ко второй части сословий. Его консервативная натура не могла смириться с мыслью, что великая Страна Восходящего солнца станет колонией зазнавшихся иностранцев, как Китай или Индия. Боль за свою страну, преданность императору и личное чувство собственного достоинства поначалу мешали ему даже смотреть на иностранку как на человека. Эта странная девушка, будто вовсе и не считалась с его чувствами, с тем, что он хотел просто делать свое дело и служить на благо народа и друзей. Она, словно лавина, обрушила на него свои чувства, ставя перед фактом и не давая выбора. Почему именно он? Ведь любимец всех женщин обычно Хаджиме-кун или Хиджиката-кун… Мысли самурая остановились на этом имени. Сколько времени здесь находится Юкимура? Три месяца? А ведь Тошизо с самого начала проявил к ней деликатность и оставил ее здесь. Все видели, что несмотря на обычную холодность и абсолютную непроницаемость эмоций, замкомандира относится к ней чуть теплее, чем к простой пленнице. И не только потому, что ее отец раньше сотрудничал с ними во имя императора. Но Юкимура истинно японская женщина, скромная, воспитанная, знает свое место и никогда не говорит то, что думает. Сэй же иностранка, вдобавок не помнящая о себе ни слова. Взбалмошная, дикая, будто росла в лесу, совершенно без воспитания, постоянно говорит то, что думает, не думая об этикете и правилах приличия, нарушает его покой и личное пространство… Где он ошибся и что он сделал не так, что эта девушка так сильно его полюбила? Он был с нею груб и, подозревая в шпионаже, даже пытался задушить. Что в нем есть такого, что смогло привлечь ее? Ведь он всего лишь он. Секретарь Шинсенгуми вдруг криво усмехнулся – ему вспомнились его же слова, когда он пытался вразумить иностранку. И правда, что будет с ним, когда она все вспомнит, и обнаружится ее жених, ее высокопоставленные родители... Вдруг она и вовсе не на стороне сегуна, а служит клану Тёсю? Саннан похолодел от такой мысли и помимо своей воли от души пожелал, чтобы девушка никогда не вспомнила своего прошлого. Мужчина прошел неслышно по коридору, надолго остановившись у стен комнаты девушек. Ему вспомнился сегодняшний день, как он полдня не мог собраться с мыслями, потому что Сэй сбежала из его комнаты из-за невинного поцелуя, и как остальные полдня он со страхом и трепетом ожидал, когда она очнется. Ответственность за нее Саннан решил взять на себя, равно как Хиджиката всецело отвечал за Юкимуру. И, сам ввязываясь в эту кабалу, самурай вспоминал белую кожу тонких запястий и шеи, острый подбородок и грудь, на которую старался не смотреть, хотя из-за размера оной игнорировать ее было достаточно сложно. Идеалы восточной красоты диктовали моду фигуры, как у Тидзуру, но Лина была так далека от этих параметров, что, пожалуй, смущала этим если не весь Шинсен, то хотя бы командиров, видевших ее значительно чаще остальных. Влюбиться в чужестранку? Словно подписать себе приговор. Непрофессионально и не по кодексу давать каким-то чувствам к какой-то женщине овладеть собой настолько, чтобы забыть себя. Они такие разные, и, решая за нее, Саннан больше видел рядом с девушкой эмоциональных Хараду или Шимпачи, способных на раз-два пренебречь любым пунктом из устава. Но она их сторонилась и даже боялась. «Выходит, я не выгляжу опасным», - усмехнулся про себя мужчина. Что в нем привлекло такой луч света? Лина и вправду казалась ему каким-то светлым цветком, светло-русые волосы, глаза, словно вода, пронзительно серые, будто смотрят в самую душу. В черную бездну ума, политики и интриг, куда медленно погружался Саннан в погоне за лучшей формулой отимидзу из-за поврежденной руки. Рука... Саннан сжал левый кулак, ощущая, что прежняя сила снова вернулась к нему, будто ранения и не было. Благодаря тому, что она рассказала о даре Юкимуры, он излечился и понял, что свои лекарства Кодо делал именно на основе крови дочери. Если она и вправду его дочь. Яманами еще раз взглянул на дверь комнаты гостей штаба Шинсена, и его глаза вдруг холодно сверкнули. Отточенным движением он распахнул сёдзи так тихо, что даже птица не шевельнулась бы, и неслышно вошел внутрь. Мысль убить иностранку, чтобы больше не беспокоила его сердце, желающее лишь быть нужным для своей страны, возникла внезапно и показалась самым лучшим выходом из ситуации. Пройдя мимо постели Тидзуру, Саннан остановился у футона Сэй, извлек из ножен меч, звякнувший сталью, и сжал его рукой, замерев. Если бы не она, сейчас он бы сидел в своей комнате, листая дрожащей рукой формулы и мучаясь от собственного бессилия, наблюдая, как Хиджиката неправильным руководством гробит то, что с таким трудом выстраивал Исами, борясь за единственную фракцию Шинсена. Самурай вложил меч обратно и опустился на колени рядом с постелью Сэй. Что она делала на улице в ту злосчастную ночь, когда ее нашел расецу? Неужели бежала от сторонников Сонно Дзёи*, попав из огня да в полымя. Кто эта девушка? Кто она и кем была до того, как стать такой? Почему он? Почему именно сейчас, когда Япония стоит на краю войны, а Шинсенгуми в центре всеобщего позора? Почему именно иностранка? Из какой страны? Почему так хорошо говорит и читает на японском языке? Столько вопросов... Каждый из них требует ответа, но, кажется, будто все они риторические... Тидзуру тихо вздохнула во сне, перевернувшись, заставив ночного гостя мельком глянуть на себя. Как был он близок к тому, чтобы покончить с ней, когда Сэй пришла к нему с признаниями в любви в ту ночь. Доброта и жалость остановили его руку от убийства, и, возможно, причина его пониженного влияния в Шинсене состояла не в плохом, в сравнении с Кондо, фехтовании или сломанной руке. Политик не может быть добрым, и кодекс твердит каждой своей буквой, что бывает с тем, кто проявил слабину или излишнюю жалость. Милосердие уместно в госпитале, а не на войне. Яманами протянул руку к Сэй и накрыл ее одеялом. А ведь именно из-за его доброты многие его уважают и ценят, и только благодаря ей эта странная иностранка полюбила его, выцепив взглядом из пестрого окружения командиров отрядов. Темнота. Черные волосы, темные одежды, темная комната, мрачная и без солнечного света, темные глаза... Разве подходит этот кусок тьмы для светлоголовой иностранки? Он не всегда заботлив, не так силен, как Хиджиката, не обладает холодной красотой Сайто, не вечно полон оптимизма, как Окита, не всегда уверен в себе, как Шимпачи... Но из всех таких красивых, талантливых и умелых командиров Сэй имела неосторожность полюбить именно того, кто ничем, кроме ума, не выделяется. - Я благодарен тебе, - тихо произнес он, склоняясь и запечатлевая легкий поцелуй на ее лбу. Возвращаясь обратно в комнату и к своим мыслям, Саннан, войдя в полутемное помещение, припомнил, как тут лежала Сэй и мирно посапывала, полностью пребывая в его власти. Он отвел взгляд от того места, силой воли убирая из головы все мысли. Присев за стол, мужчина понял, что не сможет собраться с мыслями, потому что сейчас ему до болезненных судорог хотелось вновь ощутить ее объятия, вдохнуть запах ее длинных волос... Вновь ощутить губами, как часто бьется пульс в сонной артерии на шее... От ударившей в голову крови разболелась голова. Поняв, что сегодня уже не сможет заняться наукой, самурай, сдавшись напору чувств, отложил все дела и прилег отдыхать. *** Лина проснулась с ощущением такого счастья, что, казалось, взлетит на трехметровых крыльях в небеса, прихватив с собой командиров Шинсенгуми и всех, до кого дотянется рука. Эта волна счастья докатилась и до Тидзуру, которая почувствовала себя немного придавленной таким потоком ментальных эмоций. В счастливой тишине девушки складывали постели и приводили себя в порядок. - Сэй-чан, ты хорошо себя чувствуешь? – лихорадочный румянец и глупая улыбка подруги вызывали легкое чувство беспокойства у Юкимуры. – Ты молчишь все утро, - найдя хорошую отмазку своему вопросу, сказала та. - А? – переспросила иномирянка, не в силах убрать с лица дурацкую влюбленную улыбку. – Представляешь, он меня простил, - с придыханием сообщила она, смотря куда-то между потолком и окном. – Даже несмотря на то, что я сбежала, как последний баран, он меня простил, - и, прерывисто выдохнув от нахлынувших чувств, принялась заплетать косу. - Я очень рада за тебя, - искренне, но сдержанно ответила девочка, стараясь не смеяться и не совсем понимая, к чему такая буйная радость из-за такой мелочи. Но это ведь Сэй-чан, она почти всегда такая. На завтрак вышли вместе, однако Лина, не в силах сдержать себя, едва не плыла в обеденную комнату, чтобы снова хоть взглядом встретиться с тем, кого любит. - Тидзуру, - ультразвуком пищала Сэй, тряся несчастную гаремщицу за рукав. – Срочно ударь меня, или я не прекращу так пищать! Тидзуру вежливо хихикнула, посчитав ее просьбу шуточной, хотя мысль о том, чтобы хорошенько стукнуть свою новоявленную подругу, приходила ей уже дважды. - Возможно, с этим неплохо и с удовольствием справлюсь я, - голос Хиджикаты заставил Лину мгновенно посерьезнеть. Зам вышел из боковой комнаты и прожег суровым взглядом иномирянку. – Сколько раз мне говорить тебе, чтобы ты вела себя прилично? Кажется, я не раз предупреждал тебя, что штаб Шинсенгуми не чайная для тебя, и вести себя здесь нужно соответственно. А ты вместо благодарности проявляешь неуважение к нашим правилам! – грозный голос гремел в коридоре, так что Шимпачи и Тодо даже выглянули из столовой, чтобы поглазеть, кого на этот раз отчитывает дьявольский зам. Тидзуру почувствовала, как сжалась на ее плече рука Сэй, и уже хотела вступиться перед Тошизо за иностранку, пока та не наломала таких дров, за которые, чего доброго, ее еще и казнят. Однако Лина, изумив всех, склонила голову, опустив руки по швам, и смиренно произнесла: - Простите меня, Хиджиката-сан. Никак не могу побороть себя, чтобы избавиться от привычки так выражать свои чувства. Только усилием воспитанной и закаленной в боях воли глаза слышавших это самураев не полезли на лоб от изумления. Взбалмошная беспамятная иностранка смирила себя, попросив прощения? Да никак интервенты свернут свои корабли и уплывут восвояси! Тодо с Нагакурой только успели подобрать челюсти с пола, как хитрый Хиджиката решил повернуть дело в свою пользу, выжав максимум из сложившейся ситуации: - Ты живешь среди нас уже две недели, но до сих пор не ознакомлена с правилами поведения, - строгий тон нарастал сильнее, как и суровость во взгляде, хотя, казалось бы, куда больше. – Ты будешь весь день изучать кодекс Шинсенгуми, также все обязанности, которые взвалила на себя Юкимура, будут сегодня на тебе. Это научит тебя дисциплине, - и, сказав последнее слово в затылок склоненной перед ним девушки, развернулся, удалившись в сторону столовой. Тодо с Шимпачи едва успели смыться с пути наводящего ужас зама. Тидзуру, проводив взглядом самурая, коснулась плеча иномирянки. - Сэй-чан, как ты? – обеспокоенно спросила девочка, пытаясь поймать взгляд серых глаз выпрямившейся Лины. - Ты никогда не замечала, - изрекла та, философски глядя поверх цветущей сакуры вдаль, - что у Хиджикаты уши торчком? Громко прыснув в ладошки, Тидзуру не смогла удержаться от хихиканья, одновременно радуясь, что для Сэй-чан любое порицание, если оно не любовное, как с гуся вода. В столовой было шумно; Тодо рассказывал случай из дежурства, Шимпачи подначивал и дразнил его, а Соджи умело подливал масла в огонь. Сано был с отрядом в городе. Хиджиката и Кондо были на местах, Саннан пока отсутствовал, но его прибор был поставлен, значит, сегодня он будет ужинать со всеми командирами. Сайто отсутствовал по непонятным причинам, как и его прибор, но Окита на немой вопрос девушек пояснил, что Хаджиме-кун сегодня дежурный по кухне. - Сэй-чан, я слышал, тебе нужно выучить кодекс Шинсенгуми, - отвлекшись от игр с Тодо, весело подмигнул ей Нагакура. – Я с удовольствием помогу тебе усвоить все правила. - Шимпачи-семпай, - протянул Хейске, - да ты сам плохо их знаешь… - Ты чё меня перед начальством позоришь! – кинулся на него тот под смех Кондо. - Не лучше ли, в таком случае, - лукаво сощурился Соджи, - чтобы Сэй-чан обучал правилам тот, кто всегда неукоснительно следует им. Все почему-то хором глянули на Хиджикату, на что тот успел только непонимающе похлопать аметистовыми глазами. «Мне конец», - обреченно подумала девушка, постаравшись вежливо улыбнуться. Шаги снаружи предшествовали открытию сёдзи, и в комнату вошел Саннан, а за ним – Сайто с подносом еды для себя. - Отставить шутки, - подал голос Тоши прежде, чем на него бы повесили общество этой девицы, которую – зам был в этом уверен, – он бы задушил уже через две минуты наедине с ней. – Это задание я поручил лично ей в качестве наказания, и помогать ей в чем-либо я запрещаю. Яманами, присевший на свое место, вскинул тонкую бровь, пересекаясь взглядом с иностранкой. Та, опустив голову, сложила руки под грудью, выражая этим крайнюю степень смирения. Саннан оценил перемены в иностранке, произошедшие за одну ночь, и ему они пришлись по душе. - Хаджиме-кун, а ты не хочешь поучить Сэй-чан правилам? – обратился к нему с провокацией Окита. - Ты же слышал приказ – никакой помощи, - невозмутимо откликнулся тот, подцепляя палочками рис. - Соджи, сколько можно игнорировать мои приказы, - гневно сощурился на него Тоши. – Ты выпил лекарство, которое прописал тебе врач? Кажется, ты сейчас должен снова отправиться в лазарет. - Да-да, - сдался под напором Окита, подняв руки в примирительном жесте. Лина тяжело вздохнула и под сочувственным взглядом Тидзуру подтянула к себе плошку с рисом, чтобы поесть. «Натырить бы компромат на этого хвостатого аметиста, - так прозвала зама про себя иномирянка. – Что он любовные письма пишет императору в стихах, подписываясь другим именем. Или что занимается всякими непотребствами НЦ-сными, - сама поморщилась от таких мыслей. – Фу, не, это даже у меня в голове не укладывается». Помолчала, растворяясь в разговоре бывших там командиров подразделений. - Кстати, Тидзуру-чан, тебе так и не удалось ничего найти о своем отце? – спросил вдруг Шимпачи. - Совсем нет, - негромко проговорила девочка. – После похищения я не была в городе, - просто пояснила она. - Хиджиката-сан, разрешите, сегодня после обеда Тидзуру-чан с нами пойдет? – попросил Тодо. - И Сэй-чан с собой захватите, - не унимался Окита. - Сэй-чан на весь день наказана, - развел руками Шимпачи, чуть не опрокинув рис на Тодо. - Эй! – недовольно прикрикнул тот. - Извиняй. - Юкимура пусть идет, - дал добро Хиджиката. - Какой строгий у меня Тоши, - добродушно отметил Кондо. – Тидзуру-чан, я надеюсь, что скоро мы найдем твоего отца, поэтому не волнуйся. - Спасибо, - искренне поблагодарила девочка, улыбнувшись, так что глаза превратились в две милейшие сверкающие щелочки. Лина покосилась на нее, подавляя еще один тяжелый вздох, вспоминая горькую судьбу всех собравшихся здесь. «Ти-чан было бы гораздо безопаснее сейчас в объятиях Кадзамы, а не среди неотесанных чурбанов, - ворчливо подумала иномирянка, тыкая палочкой в рыбу. – Если ее удастся спихнуть в его заботливые руки, с мужиками тут управиться не составит труда, - и, скривившись, додумала: - Скорее всего…» - Хиджиката-кун, - комнату разрезал мягкий баритон, от которого сердце заходилось от радости. – Просвети, пожалуйста, в чем состоит наказание Сэй-чан. – И, услышав объяснение, секретарь продолжил: - Иностранка, тем более без памяти, не сможет разобраться в уставе, - его голос лился в уши, словно сладкий мед, и оправа очков при повороте головы сверкала на свету пламени свечи. Лина от такого зрелища чуть не поплыла, едва сдержав томный вздох. – Если тебе это действительно так важно, Хиджиката-кун, я сам проконтролирую Сэй-чан, чтобы избавить тебя от ненужных хлопот. - Полагаюсь на тебя, - кивнул секретарю Хиджиката, и разговор на этом был закончен. *** - Еще и посуду мыть? – обреченно выдала Лина, почему-то этого и ожидавшая. Сайто молча поставил плошки у колодца, уходя за следующей порцией грязной посуды. Погода стояла такая прекрасная, что хотелось идти навстречу приключениям в компании Ямадзаки или, на худой конец, патрулирующим отрядом Шинсенгуми, но с ним уйдет в обед Тидзуру, которая сейчас сидела в комнате девушек и не знала, чем себя занять. Ей было страшно жаль свою иностранную подругу, но приказ есть приказ, и ослушаться Хиджикату девочке совсем не хотелось – уж больно страшно он выглядел в гневе. Лина, несколько раз утерев со лба пот и уже пять раз размявшись, вытащила таки из колодца одно-единственное ведро с водой, вполголоса ворча на отсутствие цивилизации и банальной колонки, которая есть даже у родителей в деревне. - Сэй-чан ворчит, как старая бабка, - весело отметил Окита, пришедший вместе с Сайто, принесшим последний поднос с плошками. – Хаджиме-кун, разве есть шансы у такой ворчливой особы выйти замуж? – поинтересовался он у своего коллеги. Иномирянка, скривившись как от зубной боли, принялась тереть посуду, пока Соджи взглядом стращал Сайто подыграть ему. Закатив глаза, командир отряда выдал, решив от души отыграться на нем за все подколы: - Может быть, только так ей удастся усмирить твой характер, - и под недовольный взгляд Окиты Сайто удалился по делам. Сидя к ним спиной, Лина, пропустив все слова мимо ушей, раздраженно звякала деревянной посудой, пытаясь таким шумом опротестовать свое наказание. - Сэй-чан, - самурай присел на деревянные ступеньки, подперев щеку рукой и лукаво наблюдая за девушкой, - я здесь остался, чтобы развлекать тебя. - Гейша, что ли, - себе под нос проворчала иномирянка, но Соджи ее услышал и рассмеялся, оценив юмор. - Сэй-чан до сих пор кажется подозрительной, поэтому я за ней и наблюдаю, - отсмеявшись, с едва заметной угрозой в голосе сообщил он. «Гейша-шпион, что может быть хуже, - не рискнув так шутить вслух, Лина сжала зубы, не поворачиваясь к нему и от души мечтая, чтоб он ушел. – Что-то я раздраженная сильнее обычного, - задумалась вдруг она. – Ох, ну понятно, - догадалась иномирянка. – Понятно, почему лучше быть героем-мужчиной – с ним таких проблем нет. Тьфу, жесть», - раздосадовано кинула чистую кружку на пиалу, расколов последнюю. - Эй, эй, не порть казенное имущество, - вскинул брови Окита. – А то заставим в реале работать. Лина поднялась и резко развернулась к нему, полыхая взглядом, но пока что тормозя себя. С самураями шутки плохи – одно левое слово, и твоими внутренностями завтракают шакалы. Соджи, наблюдая за ней, наполовину ликовал, а на другую половину любовался ею – выводя девушку из равновесия, он пытался к ней подкатить. Такой вот садистско-пацанский способ показать, что человек нравится. - Окита! Сан! – разделила она эти слова, сердито сдвинув брови к переносице, и отрывисто продолжила: - Пожалуйста, не мешайте мне. Хочется тишины. Соджи усмехнулся, но все же встал и ушел, чувствуя, что если доведет ее, она чего доброго разрыдается, а со слезами у мужчин всегда натянутые отношения. - Тьфу, - бросая тряпку в тазик, Лина, перекинув тяжелую косу за спину, направилась за Окитой к штабу. – Дубина пустоголовая, вместо того, чтобы нормально валяться в кровати, как все адекватные больные, ходит, мешает порядочным людям, дуболома кусок, а не самурай. – Соджи не было видно в зоне досягаемости, поэтому иномирянка ворчала в свое удовольствие, сварливо выговаривая все недовольства стенам и проклевывающейся зеленой траве. Дойдя до кабинета Хиджикаты, Лина услышала что-то об отце Юкимуры, но чтобы не привлекать внимания своим излишним любопытством («Да смысл в нем, сюжет-то я знаю»), постучалась, но соскользнула с деревянной рамы и случайно продырявила бумажную стену. - Ой, - в поставленной дырке виднелось недовольное лицо Хиджикаты, укоризненное – Кондо и ничего не выражающее – Саннана. - Сэй! – с разной интонацией несколькими голосами послышалось из кабинета. - Прошу прощения, - раскрыла дверь, натыкаясь взглядом на почти всех командиров – видимо, они здесь были собраны для какой-то пятиминутки. - Да сколько можно! – метал молнии из глаз замкомандира. – Японского языка не понимаешь?! - Я просто… - растерялась Лина под напором воина. - Тебе сказано было – заняться делами! А не ошиваться здесь, как шпион! Я научу тебя манерам! Он бы еще долго распалялся, скидывая гнев за ситуацию в Киото на девушку, но иномирянка, закрыв лицо руками, тихо расплакалась. - Я просто… пришла сказать… что расколола… пиалу… - плача, выговорила Лина. – Я ничего не хочу, мне и так сложно, еще вы со своими законами… Ничего не объясняете, а потом говорите, что незнание не избавляет от ответственности… Сил нет от вас, глупые мальчишки… - и, сотрясаясь от рыданий, медленно побрела обратно. - Тоши, - укорил его Исами. - Хиджиката-сан, - подтвердил Соджи, сидящий по привычке у темной стороны стены. - Иначе ее никак не унять, - непреклонно настоял на своем зам, пытаясь вернуться к теме разговора. - Хиджиката-кун, - подал голос Яманами, - будь с ней чуть мягче. - Хиджиката-сан разучился общаться с женщинами, - улыбаясь, заметил Соджи. – Пора уже сводить Хиджикату-сана в красный квартал и оставить там на неделю, чтобы его обучили, как обращаться с женщинами. - Я даже оплачу это, - ухмыльнувшись, согласился Шимпачи. – Бедная Тидзуру-чан, так вообще больше всех тут страдает. - А ну тихо, - сдвинул брови зам. – Здесь вообще не место женщинам, и если бы в их появлении не были замешаны расецу, я бы выгнал обеих в город и дело с концом. Саннан молча поднялся и прошел на выход, закрыв за собой сёдзи. В глазах остальных командиров отразилось явное недовольство поведением Тошизо, которое они скрыли кто как смог. - Собрание окончено, - сообщил Хиджиката, сжав губы в тонкую полоску. Командиры покинули кабинет, так что остались только сам Тоши и Кондо, принявшийся уговаривать своего протеже, чтобы он нормально управлял и брал пример с Яманами… *** Когда последняя кружка оказалась на полке рядом с остальными сверкающими чистотой предметами, Лина, в тысячный раз утерев со лба пот, собралась в комнату, чтобы там лечь спать на пару часов, потому что от усталости болели руки и даже глаза. Но на выходе из кухни ее подхватили чьи-то добрые руки и со словами: - Идем, я расскажу тебе правила поведения, - повели в сторону кабинета Саннана. На столе теплели две кружки с ароматным чаем, в которых тонули несколько сакуровых лепестков. Одну чашку Яманами вручил девушке, вторую взял сам. Лина, на коленях сидя напротив секретаря, опустив голову смотрела на свое отражение в воде и чувствовала, как затекают ноги от непривычного положения. - Простите, - со вздохом произнесла иномирянка, не поднимая взгляда. – Из-за меня у вас много проблем. - Это правда, - негромко ответил Кейске. – Но вся наша жизнь состоит из проблем, - он невидящим взором посмотрел куда-то сквозь стену, словно пытаясь разглядеть будущее своей страны. Секретарь специально привел иностранку к себе и не столько затем, чтобы поведать, какие тайны скрыты в кодексе Шинсенгуми – ему хотелось поставить точки на i, раскрыв ей, до чего он додумался сегодняшней ночью. Прошелестело темное кимоно – Лина растерла лоб ладонью, болезненно жмурясь. - Всё в порядке? – обеспокоенно спросил мужчина, ловя взгляд бесцветных глаз. - Очень устала, - вымученно улыбнулась иномирянка, не решившись врать. - Я хочу тебе кое-что сказать, и я уверен, что ты меня правильно поймешь, - серьезно заговорил Яманами, но в карих глазах не было зла или строгости, лишь мягкость и просьба о понимании. Лина, запнувшись на его последней фразе, нахмурилась так, что складка легла над переносицей, придавая девушке мрачный вид. – Наша страна долгое время была закрыта от посторонних глаз, поэтому во многих из нас сохраняются черты ксенофобии, - Кейске замолчал на этой фразе, глядя в упор на сидящую перед ним иностранку, открыто глядящую на него в ответ. - Кажется, я знаю, что вы сейчас скажете, - знакомое чувство рухнувших надежд снова охватило девушку. В своих мечтах и фантазиях она никогда не учитывала быт и уклад этого времени, делая вдобавок огромную скидку к тому, что это всего лишь аниме, хоть и историческое. - Нет, - пресекая ее мрачные мысли, Саннан приблизился к ней, вынимая из ее рук кружку и беря ее ладони в свои. – Сэй-чан, - он поднял ее лицо за подбородок и честно признался: - Я испытываю неприязнь ко всем иностранцам. «Ты дурак, что ли, мне такое говорить таким нежным тоном», - удрученно скрыла глаза в ладони, но Кейске снова заставил ее смотреть на него. - Мне противна мысль о том, чтобы смешивать свой генофонд с кем-то чужой крови, - продолжил он, наблюдая, как катятся слезы по ее щекам, и начиная себя ненавидеть за такой кривой разговор, но ради иностранки Саннан решил играть на ее поле честности и прямоты. – Но ты заставила меня чувствовать другое к таким людям, как ты. И хотя умом я осознаю глубину ненависти к иностранцам, мое сердце говорит об обратном. - Нет сил вас слушать, Саннан-сан, - взмолилась девушка, опустив голову. – Вы так со мной честны и прямолинейны… ваши слова попадают в меня как стрелы, пущенные из лука умелого стрелка, и мне… - Сэй-чан, - горячо прервал он ее, сжав в объятиях и чувствуя, как она дрожит под его руками, словно тонкая ветка сакуры, колеблемая ветром. – Мне также неприятно говорить это, как тебе – слушать, но я хочу, чтобы ты знала правду. Лина, уткнувшись лбом в его плечо, пыталась понять его чувства, что он хотел сказать такой правдой. На ум приходило только «Гордость и предубеждение», где мистер Дарси почти также заявил, что презирает всю семью Элизабет, но она луч света в том царстве невоспитанных варваров. В конце концов, как сложно мужчинам признаться в своих чувствах вслух, не прибегая к письму или невербальным действиям. «Я буду идти до конца, - мысленно склеивая свое снова разбитое сердце, решила Лина, крепко зажмурившись. – Я очень упрямый мазохист». - Я испытываю к тебе нечто большее, чем сам могу представить, - раздался тихий шепот рядом с ее ухом. Тепло его рук ощущалось через одежду, и Сэй, чувствуя особую близость, протянула руку, касаясь пальцами ряда неровно стриженных волос. – Я готов ко всему, что будет, даже если к тебе вернется память. Хуже уже не будет, - добавил он, мрачно усмехнувшись на манер Окиты, и Лина неслышно повторила его гримасу. Кейске снова заглянул ей в глаза и осторожно потянулся за поцелуем, но девушка чуть отстранилась. - Прости, - заправив прядь за ухо, прошептала она. – Мне страшно, - призналась иномирянка. – Давай вернемся к кодексу Шинсенгуми, - подняла взгляд на уровень его плеча, не решившись смотреть в упор. Проявив поистине буддийское понимание, Саннан лишь коснулся снова ее щеки, словно окончательно уверяя себя в правильности своего решения, и, отстранившись, принялся искать в настенных полках свиток с правилами. Лина перевела дух и облегченно выдохнула, расправляя кимоно и вновь беря со стола кружку с чаем… *** После обеда Тидзуру ушла с отрядом Шимпачи в город, а Лина, ободренная приятным утром с секретарем Шинсенгуми, спокойно помыла посуду, постирала нижние халаты и сейчас подметала территорию от старой осенней листвы. Где-то там сейчас бродит батя Юкимуры, чиня раздор и оскверняя больные тела. Еще где-то шатаются Кадзама с друзьями, не подозревая, какой тут цветок пятнадцатилетней давности растет среди лопухов… Иномирянка, задумавшись об этом, замерла с метлой в руках, направив взгляд поверх забора и цветущих сакур, чьи лепестки заполонили двор пуще прошлогодней листвы. - Мечтаешь? – голос Хиджикаты заставил выронить метлу, которая тут же оказалась поймана подошедшим замом. - Задумалась о будущем, - повернулась к нему девушка, так что русая коса упала на левое плечо. - Вспомнила что-нибудь из прошлого? – сощурился Тоши. - Нет, - пожала плечами Лина, и даже детектор лжи не выявил бы обмана. – Я бы не хотела вас никак стеснять своим присутствием, - скромно проговорила иномирянка, сложив руки в японской манере и опустив голову. – Простите меня, пожалуйста, - подняла на самурая глаза, полные искреннего сожаления и страха за свое неизвестное будущее. Потрясенный Хиджиката, моргнув, протянул ей метлу. - В этом нет твоей вины. Живи здесь до тех пор, пока ситуация с тобой не образуется, - и, сказав свое веское слово, удалился. Слышавший это Окита в компании Сайто со смешком хлопнул себя по лбу, оценив, как ловко Сэй-чан окрутила своими чарами несчастного, но неотесанного чурбана, являвшегося их командиром. *** К вечеру, обнаружив таки неприятную подробность собственного организма, Лина, пожаловавшись Тидзуру, узнала от нее решение проблемы в условиях отсутствии цивилизации, и на три дня отсекла себя от мира, валяясь на футоне в окружении тазика с водой и тряпок, попутно ненавидя мир и глупых самураев, мечтающих умереть за Родину и Сталина. ====================== *Сонно Дзёи – «Да здравствует император! Долой варваров!» под этим лозунгом радикалы убивали иностранцев, особенно в начале 1860-х. Жуть, какое страшное время…