***
— Можно мне заехать в общагу и забрать свои вещи после колледжа? — спросил Вольфганг, нервно перебирая пальцами пуговицы на своей рубашке. Антонио сидел у фортепиано, наигрывая давнюю мелодию. Появление мальчика злило его. Он не любил, когда кто-то отвлекал его от музыки. Но раз он удосужился спросить его разрешения… — Можно. Скажешь Франческо, он тебя отвезет. К четырем вернешься, я два раза повторять не буду. Раздраженные нотки в голосе мужчины не нравятся юноше. Он фыркает, быстро скрывается за дверью, прежде чем Антонио успевает среагировать. Наглый юнец, но ничего, он ещё получит своё. Второй день прошел быстрее чем первый. Моцарт больше не был таким нервным, ему было спокойнее, хотя бы от того, что после учебы Франческо отвезет его в общежитие, и он лишний час побудет на свободе без Сальери, который ходил за ним хвостом. Парень дожидался мужчину у ворот как обычно. Франческо как и прежде не обижал его, шутил, и Вольфганг наконец смог успокоиться. Он чувствовал, что этот здоровяк не причинит ему вреда. — Ты все взял? — телохранитель берет в руки сумку, которую ему дает Амадей. — Да, у меня только эта сумка, и скрипка. Её я возьму сам. — Вольфганг подхватывает инструмент в чехле, и повесив его на плечо, ещё раз осматривает пустую комнату. Пары только закончились, никто не спешил возвращаться в общежитие так скоро, и это было парню на руку. Он не хотел лишних вопросов. Франческо видел его тревогу, когда они вышли, видел с какой тоской он смотрит на родную комнату, и как он нервничает в машине. Было ли ему какое-то дело? Нет. Но этот парнишка был таким милым и наивным, что его хотелось как-то пожалеть. Хотя он ведь знал, что Вольфгангу всё равно не избежать того, что ждет его за порогом особняка Антонио. — Не бойся, его нет дома. — Мужчина кладет ключи от машины на тумбочку. Амадея трясет, и он легонько толкает его в бок. — Успокойся, Антонио вернется через час. Иди в свою комнату и делай уроки. Будь хорошим мальчиком, и он тебя не тронет. Моцарт не хочет быть хорошим мальчиком, ему противны эти слова и их значение, но он знает, что лучше это, чем то, что было вчера вечером. — Четырех ещё нет? — Нет, без пятнадцати. Иди. — Франческо ставит на полу возле комнаты Амадея его сумку с вещами. Сам парень даже не замечает, как они оказались здесь, ведь едва стояли в коридоре. — Если тебе что-то понадобится, просто позови меня. Или попроси кого-то другого, здесь достаточно прислуги. Моцарт смотрит, как Франческо удаляется по коридору, и ему кажется, что он лишился какой-то защиты. Несомненно, охранник был на стороне Антонио, но с ним Амадей чувствовал себя в безопасности, пусть это и была какая-то иллюзия, которую он сам и создал. Он, недолго думая, сразу же садится за стол, раскладывает перед собой ноты. Как и в прошлый раз, парень чувствует сильный голод, но так же боится выйти, даже зная, что Антонио нет. Вдруг он вернется как раз в тот момент, когда бедный Вольфганг решит поужинать? В голове пусто, он не может сконцентрироваться на работе, впрочем, зачем ему это нужно? Он мог бы сделать домашнее задание завтра на перерыве, он всегда так делал. Да даже в шумном колледже было легче сконцентрироваться, чем здесь — в тишине и полном покое. Шаги за дверью заставляют напрячься. Он слышит голоса — Антонио и Франческо. Последний смеется, он рассказывает что-то своим басистым голосом, но Амадей не слышит слов. Все смешалось в большой ком, он рандомно выводит ноты в своей тетради. Это должно было быть небольшим отрывком симфонии по сольфеджио. Но голова слишком тяжела для того, чтобы что-то сочинить. Тихий голос за спиной заставляет кожу покрыться мурашками. Вольфганг даже не слышит, как открывается дверь. — Амадео? Закрыть бы уши, чтобы не слышать этих дьявольских звуков. Антонио неспешно шагает, он знает, как пугает мальчишку. Амадей сидит спиной, но его бьет едва заметная дрожь, а ведь он даже не видит лица Сальери. Его усмешки, довольного вида. Мучитель становится за спиной, холодные пальцы ложатся на плечи. Сальери перегибается через парня, заглядывает в нотную тетрадь. — Сольфеджио делаешь? Это похвально, но ты пишешь бессвязный бред, малыш, — мужчина треплет его по волосам, легко усмехается, но Амадей резко закрывает ноты, так что, Антонио от неожиданности, даже отступает назад. — Это черновик. Я напишу завтра в колледже. — Что? — удивление в голосе Антонио сквозит едва заметно, он лишь прибавляет больше строгости своему тону. — Напишу завтра на перерыве… — Вольфганг вздрагивает, чувствуя опасность. Не стоило так говорить. — Я не могу здесь сосредоточиться. — А в шуме и спешке ты сможешь? Да ещё и без инструмента. Ты не того наебать решил. — Я могу! — парень вскакивает с места, резко почувствовав уверенность. — Я хорошо знаю ноты, меня учил отец! Я могу писать, не проигрывая мелодию. Я всё воспроизвожу в голове. Но здесь у меня не получается, ты меня пугаешь, я не могу собрать свои мысли, чтобы создать хоть долю мелодии. Антонио молчал, пытаясь понять всё сказанное Вольфгангом. То, что он говорил… Не укладывалось в голове. Сальери, конечно, слышал о музыкальных гениях, обладающих абсолютным слухом, даром сочинять, импровизировать просто на ходу, но их было единицы, а чтобы таким был шестнадцатилетний мальчишка. Нет. — Ты думаешь, я поверю в это? Ну-ка, напиши мне что-то, давай. Раз ты такой умный. Прямо сейчас, без фортепиано, только нотный лист и ручка. Амадей фыркнул, недовольно взяв нетронутый лист. Да, ему часто не верили, и это очень раздражало, никто не смеет занижать его талант, и он ещё покажет, что может. Пальцы быстро выводят ручкой ноту за нотой. Сальери не успевает следить за этим, мальчишка пишет очень быстро. Но наверняка это просто набор нот, написать связную мелодию так быстро, без инструмента, да ещё и так спонтанно просто невозможно. — Подавись, — Вольфганг швыряет готовый набросок в руки Антонио. — Доволен, нет? Сальери пропускает мимо ушей эту дерзость. Он пробегается глазами по строфам, и его лицо пронзает гримаса недовольства. — Это всего лишь ноты. Даже для маленькой зарисовки слишком плохо. — Да ну? А ты попробуй, напиши это за две минуты, как я. Слабо? Можешь проиграть, если читать по нотам не можешь. К слову, эта мелодия для скрипки. Антонио поджимает губы. Поведение Вольфганга начинало злить его, но ответить он не мог, потому как, этот детский набросок, написанный за минуту, в разы превосходил его, который он мог писать в течении часа, а признавать этого он, естественно, не будет. — Занимайся, Амадей. И только попробуй принести завтра кол, — итальянец нагибается, рычит в ухо Моцарту, притягивая его к себе за воротник. — Иначе будешь иметь дело со мной. Парень отводит взгляд, пытаясь не смотреть в подернутые злостью глаза Сальери. Он впервые видел его таким, впервые оказался настолько близко к лицу композитора, который грозился разорвать его на части. Кажется, он вывел его, и теперь Амадею действительно светит задница, но итальянец только с пренебрежением отталкивает его от себя, разжимая пальцы, а в следующую секунду покидает комнату.***
Утро далось Вольфу труднее обычного. Вчера ему так и не удалось поужинать, а из-за пустого желудка сон никак не шел, и парень просто полночи провалялся на душистой постели, смотря в потолок. Тяжелые веки не желали подниматься, и сладко зевнув, австриец перевернулся на другой бок, натянув до подбородка плед. Он благополучно забыл, что ему не стоит опаздывать, забыл, что Сальери его сотрет с лица земли, если он ослушается, всё, чего ему хотелось, это просто досмотреть сон, который только начал приходить. И каким же было разочарование, когда в дверь постучали. — Вольфганг, тебе нужно вставать, — если бы этот голос не был девичьим, и таким нежным, Амадею показалось бы, что это Антонио. А от того, он резко подскочил на кровати, не сразу поняв, что произошло. Теплый плед был небрежно откинут на пол. — Прости, я не хотела тебя напугать… — девушка виновато улыбнулась, и только сейчас Моцарт смог рассмотреть того, кто нарушил его покой. Это была худощавая, милая девочка, на вид его ровесница, но что-то подсказало, что она старше. Ее непослушные волосы были собраны в хвост, и отдавали светлым, коричневым оттенком, глаза, что так невинно смотрели, были карими, немного светлее, чем у самого Вольфганга. Он так же нелепо улыбнулся, но в следующий момент спрятал свой смущенный взгляд. — Я тут вроде прислуги, — продолжила она. — Эвер. Я навожу порядок в комнатах, а ты новенький, да? Я знаю, что Антонио очень трепетно к тебе относится, и решила тебя разбудить, уже половина восьмого. Он не обрадуется… Трепетно к нему относится? В каком это месте этот педофил трепетно к нему относится? Верно, она что-то путает, но напоминание о том, что он уже опоздал на первую пару заметно прогнало сонливость. О, чёрт, да Сальери его убьет! — Спасибо… Я — Вольфганг, — он протянул ей руку, но впрочем вспомнил, что она уже звала его по имени, а значит, выглядело это нелепо. — То есть, ты уже, наверное, знаешь… — замялся парень. — Моцарт! Амадей зажмурился. Этот голос он узнал бы из многих, и судя по интонации, ничего хорошего он не предвещал. Австриец только успел свесить ноги с постели, когда в комнате появился Сальери. — Ты совсем охренел? Время видел?! Я говорил тебе, чтобы ты не опаздывал, — итальянец шипит с явной угрозой, но так и остается стоять в дверях. — Я и не опаздывал. Мне… ко второй паре сегодня, — соврал парень, стараясь не смотреть в глаза своему мучителю. — С какой это радости? — голос Антонио звучит слащаво, он даже немного улыбается, но улыбка эта издевательская. — Вчера была двойная лекция. Я закончил раньше всех, поэтому мне разрешили прийти позже. — Вольфганг пожал плечами, совершенно не обращая внимания на Сальери. Он заметил, что это раздражает мужчину, и вновь начал корить себя за свое поведение. Впрочем что он сделал? Разве он виноват, что Антонио раздражают элементарные вещи? — Через десять минут ты должен быть в коридоре. Время пошло, — мужчина злобно сверкнул глазами, и оставил парня одного, даже не обратив внимания на Эвер. И как он ещё не прикопался к тому, что он болтал с ней? — Прости, мне нужно идти, — бросил Амадей, спешно хватая с полки полотенце. Похоже сегодня он будет без завтрака.***
— Ты играешь с огнем, — сказал Франческо, вставляя ключи в зажигатель. Вольфганг уже сидел в салоне, довольный, что Сальери ограничился лишь словесными угрозами, он радостно смотрел в окно, наблюдая за тем, как машина медленно отдаляется от особняка. — Так получилось. Франческо, я не спал всю ночь, уже почти сутки ничего не ел, и едва соображаю из-за стресса. Мне ещё нужно написать мелодию, а я совсем не в форме. Антонио сказал, если принесу двойку, то можно вообще не возвращаться, — буркнул Амадей, откидываясь на спинку сидения. Франческо вздохнул. Не зная, почему, он испытывал тревогу за парня. С таким образом жизни, он точно облажается, и тогда Сальери просто сожрет его. Понятно было, что у Моцарта стресс, но так злить хозяина точно не следовало. — За языком следи, он у тебя больно длинный. Я тебе дам немного денег, купишь себе поесть, и жди меня после занятий на улице, как и обычно, — подытожил охранник, уже подъезжая к колледжу Вольфганга. Тот тепло улыбнулся, и взяв две купюры из рук мужчины, начал выбираться на улицу. — Спасибо, Ческо. Всё будет в порядке, — просто сказал он. Франческо спокойно проводил его взглядом, и минутой позже начал разворачивать машину. Он чувствовал, что этот мальчик ему нравится. Такой необычный, солнечный, улыбчивый, но как всегда было с клиентами Антонио, загнанный в угол и пугливый. Его хотелось защищать, помогать, ведь он был такой хрупкий, и совсем беспомощный. Пусть Сальери пока его не насиловал сильно, сломать психику шестнадцатилетнему ребенку было легко. Это Ческо знал по своему опыту, за который уже насмотрелся многого. Не все выдерживали такую жизнь. Кто-то сходил с ума на первых днях, кто-то кончал жизнь самоубийством, кто-то замыкался в себе, кого-то Сальери сам мог довести до смерти. Франческо очень не хотел, чтобы с Амадеем что-то случилось, за такой короткий срок они с ним стали почти друзьями. По крайней мере, так показалось охраннику. Поэтому, когда он подъехал к колледжу в конце дня, и не обнаружил там Моцарта, что-то нехорошее начало закрадываться в его сознание. Неужели мальчишка был настолько глуп, что решил сбежать? Это было не похоже на него, но тем не менее, он не приходил. Франческо дождался трех, зная, что, они уже по-любому опоздали, и Вольфа ждало наказание, даже если он появится. Но парня не было. Если бы у Ческо был номер Амадея, он бы первым делом позвонил ему, но выбора не было. Австриец так и не пришел, а значит, он должен был доложить об этом Антонио. Как никак, а работой он дорожил. — Его нет на месте, — сказал он в трубку, дождавшись пока гудки пройдут, и на другом конце не послышится голос Сальери.