Amadeo Pour Un Italiano

— Дурацкая интонация! Ну, почему у всех получается, кроме меня? — Вольфганг расстроенно плюхнулся за свое место и сложил руки перед собой. Герр Мюллер снова раскритиковал его игру. Вчера мальчик старательно тренировался до самого вечера, но ничего так и не вышло, а сегодня он запорол ещё одну мелодию. — Ну, не расстраивайся, Вольф, может быть, тебе попросить кого-то позаниматься с тобой? — Маэва с сочувствием похлопала друга по плечу. Когда у Моцарта что-то не получилось, он сильно психовал. Девочка знала о его упрямом характере, но не винила. За столько лет дружбы она уже привыкла к нему и только пыталась помочь. — Времени совсем нет, уже завтра будет контрольная игра. Да и всё это впустую, я привык всего добиваться сам, а не просить помощи, — фыркнул мальчик, подпирая подбородок рукой. Да и у кого ему просить помощи? Одногруппники… Нет, это точно нет. Просить кого-то из преподавателей, на это наверняка нужны деньги, остаётся только Антонио или Альберт. Вот насчет последнего парень не был даже уверен, что он имеет какое-то отношение к музыке, а после наставлений Сальери до сих пор болели пальцы и задница. «Да пошел он с такой помощью», — зло подумал Вольфганг. Единственный кто мог бы ему помочь, это, наверное, Франческо. Если он учил Антонио музыке, то должен знать и такое, но его, как назло, теперь не было. — Тогда не ной и добейся всего сам, — со смешком сказала Маэва. Мальчик недовольно засопел. Вот и добьется. В конце дня возле колледжа его теперь ждал Альберт. У него была другая машина, тоже какая-то иномарка, но мальчик не разбирался в этом. Внутри всегда был запах сигарет и громкая музыка. У Франческо было намного уютнее. Всего за прошлый день Амадей уже успел возненавидеть Альберта, который сразу не вызвал у мальчика симпатии. Грубый, насмешливый, вечно с сигаретой в руках и дурацкой музыкой в машине. А ещё он постоянно делал навязчивые знаки внимания, которые раздражали. Впрочем мальчик не переживал на этот счёт, он знал, что если Альберт сделает с ним хоть что-то — Антонио на нем живого места не оставит. После того, как Франческо уехал, в особняке стало ещё тише. Антонио теперь вообще редко появлялся, а мальчик был и рад этому. Теперь не нужно было постоянно сидеть с ним в одной комнате и страдать от его издевок. Бегло перекусив на кухне, Вольфганг сразу пошел в кабинет Сальери. Знакомое фортепиано уже не вызывало былой радости… Мальчик сидел здесь, наверное, уже часа три, но успехов это всё равно не принесло. Мелодия звучала не так, как надо. — Снова насилуешь его? — над ухом раздался смешок. Мальчик опустил руки и повернулся к двери. Присутствие Антонио не радовало, но он подавил в себе недовольство. — Ничего не имею против, но я пришел попросить, чтобы ты играл немного тише. У меня голова болит. Вольфганг даже удивленно вытянулся. Сальери что-то просит, вот это поворот. — Не могу! У меня завтра контрольная игра, а ничего не получается, — понуро ответил Амадей, и раздраженно нажал на клавишу. Раздался противный звук, от которого Антонио зажмурился. — Прости, — виновато сказал Моцарт. Он убрал руки от инструмента и сложил их на груди. Антонио несколько минут просто смотрел на поникшего мальчика, а затем тихо попросил: — Покажи, как ты играешь. Моцарт воспроизвел спокойную мелодию, и на середине Антонио его остановил. Не ударом по пальцам, а простым жестом, как заметил мальчик. — Ты слишком напрягаешь руки, — заметил Сальери. — Посмотри. Итальянец легко заиграл, но повторивший за ним мальчик снова сделал ошибку. — Нет, — сказал мужчина, — вот так, не психуй, — он накрыл ладони Вольфганга своими и направил их в нужную сторону. — Когда запомнишь позицию, привыкнешь и все получится. Моцарт заметил, что Антонио говорил спокойно. Он не грубил и даже не повышал голоса. Совсем не похож на того Сальери, который бил его по пальцам в прошлый раз. Мальчик действительно начал запоминать в каком положении надо держать руки. На третий раз у него уже получилось сыграть самому без помощи садиста. — Спасибо, — добродушно сказал он и улыбнулся. Показалось даже, что Антонио ответил такой же улыбкой. Или… Нет, показалось. Теплая ладонь прошлась по светловолосой макушке парня, но затем мужчина так же ушел. «Хм, странный», — подумал мальчик. Он снова положил руки на клавиатуру и начал играть. Ближе к позднему вечеру Вольфганг уже был готов. Волнение перед завтрашним днем сошло на нет, и он только сложил сумку, оставив её на стуле возле письменного стола. Он поужинал, пару раз столкнулся с Альбертом, который не упустил возможности снова поприставать к Моцарту. Антонио так и не появлялся. Мальчик подумал, что ему, должно быть тяжело. Особенно после вчерашнего разговора со старшим. Как Сальери узнал об откровениях Франческо, он не знал, но судя по крикам в коридоре, они очень не поладили. А потом ещё Ческо так громко выгнали… Все-таки ему тяжело. Быть изнасилованным в детстве, да ещё и собственным братом… Это страшно забыть. Амадей убедился в этом, когда зашёл в комнату и застал Антонио, лежащим на кровати. Обычно в такое время он ещё сидел за столом и что-то писал. — Чего тебе? — как-то без эмоций протянул мужчина. Ему хотелось спокойствия. Как в тот год после смерти родителей. Спокойствия и больше ничего. Вот только он уже не пятнадцатилетний парень. Амадей сначала замер в дверях, даже задумался, чего он собственно пришел. Ему не хватало общения без Франческо, а Тонио, кажется, был единственный с кем можно было бы поговорить. — Ничего… Просто. Поговори со мной, — вдруг неожиданно сказал австриец. — Насколько я помню, я не сильно разговорчив. Тяжко тебе без Франческо, да? — Антонио зло усмехнулся. — Он не хотел, Антонио, — осторожно начал мальчик. — Не сердись на него. Тонио замолчал и поджал губы. Ему было некомфортно от того, что этот мальчик знает правду. Что кто-то кроме него вообще знает об этом. — Давай, не будем о нём, хорошо? — попросил он тихо. — Хорошо, — согласился Амадей. — Я просто хочу, чтобы ты не сердился на него. — Тебя когда-нибудь насиловал брат, Амадео? Вопрос встал ребром. Вольфганг понял, что говорить на эту тему сейчас было неуместно с его стороны. — Нет… — Тогда не тебе решать, сердится мне на него или нет. Мальчик замялся, не зная, что ответить. Он только посмотрел на Антонио и слабо улыбнулся. Довольно красивый, симпатичный мужчина, талантливый, судя по его наброскам, и, наверняка, очень добрый в душе. Но одинокий. Со своими проблемами и страхами наедине. Был бы он таким законченным садистом, если бы не Франческо? А может быть ему нужно было просто, чтобы кто-то подарил ему кусочек любви, ведь он, действительно, совсем, совсем один. И никого нет с ним рядом. А что если именно поэтому он стал таким? Мальчик тихо вздохнул и сел на колени возле кровати, обхватив руками своего мучителя за шею и грудь. Голову он устроил немного выше живота и ещё раз глубоко вздохнул. Объятия ведь лечат, правда? Антонио от такого вздрогнул. Он шугался сейчас прикосновений совсем, но объятие… Казалось, это было все, что ему сейчас нужно, но он никогда себе в этом не признается. — Что ты делаешь? — Обнимаю тебя, — выдохнул мальчик. Антонио прикрыл глаза. Было хорошо и тепло. — Зачем? — Затем, что тебе это нужно. — Ерунда… Мне не нужны эти дурацкие… — Всем нужно, чтобы их обнимали, — неожиданно сказал мальчик. — Чтобы любили и заботились. И тебе тоже нужна любовь и обнимашки, а ещё тот, кто будет греть тебя ночью. Антонио показалось, что он растает от этих теплых слов. Кто последний раз говорил ему такое? Когда-то мама ещё совсем в детстве, а потом Франческо. Но это всё исчезло. Выходит, он был счастлив только, когда был ребёнком. И то, продлилось это недолго. А Амадей… Этот мальчик творил что-то странное. Антонио не понимал, почему он так относится к нему. То спрашивает что-то о семье, то говорит такие странные вещи, а теперь и вовсе обнимает. И это всё после того, как Сальери его изнасиловал. — Амадео… Ты говоришь глупости, — Тонио поборол в себе желание положить руки мальчику на спину. — Нет. А ты скучаешь по нему? — Моцарт неожиданно перевел тему. — Скучаю. Скучаю по Франческо, который был до пятнадцати лет моей жизни, а потом вместо него появилось какое-то животное. Антонио скучал. Ему очень не хватало брата, настоящего брата, который был с ним всё это время. Франческо был самым лучшим, он делал все, он помогал. Но потом сам же всё это разрушил. — Ческо говорил, что вы дружили в детстве, — сказал мальчик. — Что ещё он говорил? — Что любит тебя. Антонио замолчал и поднял глаза в потолок. В эти слова не верилось, но верить хотелось. Он просто лежал так с закрытыми глазами, и все-таки положив руку на спину Амадея, начал его медленно поглаживать. Было так много вопросов, так много непонятностей, но сейчас хотелось только лежать в этих теплых объятиях и не думать ни о чём. Тонио больше так и не заговорил. Амадей уже начал засыпать на его руках, но через несколько минут Сальери затормошил его. — Ложись спать, Амадей. Уже поздно, — сказал он, мягко отстраняя мальчика от себя. Тот недовольно замычал, открыл сонные глаза и посмотрел на композитора. — А ты? — И я тоже, — Антонио уже не стал спорить. Он молча поднялся и приготовил постель. Моцарт с очень сонным видом плюхнулся на кровать, но когда Сальери лег рядом, он не забился в угол, как обычно, не отодвинулся, а наоборот лег ближе, и несмело закинул одну руку садисту на грудь. — Спокойной ночи, — тихо пробормотал он. Антонио впервые добродушно улыбнулся перед тем, как уснуть.