Amadeo Pour Un Italiano

      Он никогда не думал, что его жизнь может пойти по такой наклонной, как сейчас. Но каждый раз, когда казалось, что всё позади и он справился, судьба подкидывала ему новое испытание. Будто бы проверяя на прочность. Амадей больше не был уверен в том, насколько он прочный. Он был соткан из костей и мяса, и как любого смертного, его наполняли эмоции. Впрочем, теперь он чувствовал себя абсолютно пустым. После смерти Саманты, после разговора с Антонио в тёмном переулке, стало окончательно ясно, что ничего в нём больше не осталось кроме агрессии и всепоглощающей ненависти, которая казалось, теперь заполнила его до краёв. Он вошёл внутрь и колокольчик на двери шелохнулся, заполнив помещение приветливым звоном. Ощущение неуютности тут же дало о себе знать, и мальчишка поежился, услышав шум пальбы. Со времен страшных событий в лесу, он ни разу не находился к выстрелам так близко. Но всё естество почему-то кричало о том, что ему нужно именно сюда. По крайней мере, спрятаться от Сальери где-то нужно было. Городской Тир идеально для этого подходил. Вряд-ли Антонио сунулся бы в такое людное место, чтобы его донимать. Глаза до сих пор щипало от слез, он поморщился, пытаясь отогнать от себя неприятные воспоминания. В ушах все еще стоял его собственный крик, перемешанный с голосом садиста. Последнее воспоминание настигло его прямо перед входом в Тир. Оно длилось наверное пол минуты, если так прикинуть. Вольфганг плохо запомнил подробности, но зато прекрасно помнил тот день. Последнее, что осталось у него в памяти, это Антонио, прижимающий его к себе. Его теплые руки, и голос со всеми оттенками бархата. Они вышли на улицу, прохладный ветерок слегка отрезвил голову. Мальчишка сам добрался до машины, хоть и чувствовал руки, которые страховали его от падения. Ноги были совсем ватными. К моменту, когда он добрался до пассажирского сидения мерседеса, тело оцепенело. Голова была пуста, а по салону мягко плыла мелодия из радио. Рядом громко громыхнуло, и он вздрогнул, едва сдержавшись от того, чтобы не накрыть голову руками. Спокойно, это ненастоящие выстрелы. Всего лишь Тир. Это место создано для того, чтобы выпустить пар. Воспоминания отнимали слишком много энергии, а реальность была ватной. Это пугало потому что Вольфганг знал, что обычные воспоминания не погружают тебя в такой транс. Кажется, придется снова идти на сеанс к психотерапевту, вот только теперь его некому будет заставить. Франческо ведь нет. Злая усмешка тронула его губы. Ему нужно кого-то пристрелить, пусть даже это будет бездушный пустой манекен, с мишенью на груди. Нужно. Иначе скоро он перейдет на живые мишени. Антонио вон, неплохо так напрашивается. Он перевел взгляд на стойку, за которой виднелись щиты. Вокруг свистели пули, но мальчишка запретил себе реагировать. Он шагнул вглубь помещения, заметив, что подростки которые были у стойки, засобирались уходить. Мальчишка ободрено выдохнул, понимая, что место освободилось. Мужчина сидевший за стойкой, поднялся, принявшись складывать оружие и доставать патроны из оставшихся магазинов. Вольфганг прищурился, потому что мужчина показался ему знакомым. Он двинулся вперед, но тут же замер. Это невозможно. Невозможно. Невозможно. — Ты. О, боже, нет. Только не ты. Ты мертв. Сердце бездумно понеслось вперед, словно пыталось выпрыгнуть из груди. По привычке, он зачерпнул рукой воздух, пытаясь схватиться за ошейник Саманты, но едва не потерял равновесие — он всегда хватал её за загривок, когда испытывал страх, но собаки не было. Мальчишка выдохнул, с трудом удержавшись на ногах. На двери снова зазвенел колокольчик и он наткнулся на что-то сзади, машинально сжимая рукой чужую ладонь. Его недоуменный, полный паники взгляд уткнулся в янтарные глаза Антонио. Тот посмотрел на него с недоумением, но мальчишка только крепче сжал его руку. Ему нужно опереться на что-то, иначе он просто потеряет равновесие. Он бы ни за что себе в этом не признался, но он был просто счастлив от того, что Сальери в этот раз пошел за ним. Антонио взглянул на него ещё раз, уже собираясь спросить в чем дело, потому что хватка Вольфганга ощутимо сильно давила ему на шрам, оставленный Самантой, но мальчишка так же резко отпустил, и буквально бросился к ресепшену за которым сидел мужчина. — Ты мертв, — процедил он сквозь зубы, уперевшись обоими руками в стойку, ненавистно заглядывая в глаза напротив. Антонио поежился от этого тона и по его телу предательски пробежали мурашки, возвращая в недавние воспоминания. Он тут же пожалел, что этот тон был обращен не на него и мысленно отругал себя за это, наконец взглянув на мужчину. Он был крупным, фигура его чем-то напоминала Альберта. Отросшие тёмные волосы, собранные в хвост. Маленькие прищуренные глаза, подстриженная бородка. Он был одет в какую-то фирменную футболку и носил на голове кепку. Мальчик по сравнению с ним выглядел маленьким и неважным. Как огромный доберман и котёнок. И все же он держался довольно уверенно, упираясь руками в ресепшн, сантиметрах в пяти от мужчины. Что-то Антонио в нем не понравилось, какая-то деталь в нем была ему знакома. Присмотревшись получше, он понял, что сознание играется с ним, потому что незнакомец больно был похож на Курта, но Антонио быстро отбросил эту теорию. Он знал, что этот ублюдок мертв. Его показывали по новостям, Франческо говорил об этом, Вольфганг говорил об этом. Это точно не мог быть он. С другой стороны, почему тогда Моцарт так отреагировал? Антонио потёр ладошку, всё ещё чувствуя боль после того, как Вольфганг сжал её. Он остался стоять в стороне, не желая встревать, потому что чувствовал себя здесь лишним. Но он подождёт, пока Вольфганг закончит, ему всё ещё нужно было поговорить с ним. Мужчина за ресепшеном спокойно поднял глаза, сталкиваясь с этим ненавистным взглядом Моцарта. Он долго смотрел на него, склонив голову, но потом только рассмеялся. — Вольфи, — эта кличка так резанула по ушам, что Вольфганг всё-таки поморщился, не сумев совладать с собой. — Ты так подрос, надо же. — Ты. Мертв. — Прорычал он снова, игнорируя абсолютно всё и всех в этой комнате. — Я лично всадил тебе пулю в живот. Ты не мог выжить. Это невозможно. Его трясло от злобы, страха и удивления одновременно. За всё то время, что прошло после столь трагичных событий, ему ещё никогда не казалось, что прошлое буквально может смотреть тебе в глаза. Это был Роберт. Выглядел он немного иначе, козырек кепки был надвинут на глаза, а лицо изменилось за счет щетины и отросших волос, но мальчишка всё равно узнал его. Трудно было бы ошибиться после всего, что было. — Могу то же самое сказать о тебе. В тебя стреляли два раза, но ты почему-то стоишь здесь. Франческо хорошо постарался над тобой, да? — это было сказано без скрытого подтекста, но Вольфганг все равно заметил намек и ему стало противно. Он поморщился от отвращения. — Ты не ответил на вопрос, — зарычал мальчишка и схватил его за воротник футболки. Он тут же пожалел об этом, думая что теперь-то ему точно конец, но Роберт только усмехнулся. Его вся эта ситуация только забавляла. — Ты начинаешь меня разочаровывать, Вольфи. Впрочем, как будто ты вообще когда-то отличался интеллектом, — сказал мужчина, зная что это обязательно заденет парня. Дразнить его вот так всегда было весело. Он заводился буквально от любых мелочей. Моцарт зарычал от бессилия, понимая что никак не мог поставить этого ублюдка на место. Он был сильнее и больше, и даже если бы Вольфганг достал свой нож, вряд ли смог бы сделать хоть что-то. Этот амбал был хорошо подготовлен и наверняка смог бы выбить оружие из его руки за считанные минуты. Это тебе не Сальери, которому можно было бы безнаказанно тыкать ножом у горла. Он задумался от обиды, пытаясь вспомнить тот самый день. Воспоминания всегда были слишком свежими и это сделало только хуже. Если раньше Моцарт мог прятать страх за злостью, то сейчас это не очень получалось. Он чувствовал, как будто бы снова вернулся в прошлое и был один на один с этим мудаком. Даже это место… как зал, в котором они учились стрелять. Он закрыл глаза и пропустил воздух через лёгкие, медленно отпуская руки на чужом воротнике. — Бронежилет, — тихо сказал он, а затем повторил чуть громче: — на тебе был бронежилет. Франческо всегда целился в голову. Я никогда не спрашивал, но… очевидно это из-за того, что на всех были бронежилеты. И на тебе в том числе. Роберт сделал вид, что он удивлён и картинно захлопал в ладоши. — Ты меня удивляешь, оказывается ты не настолько безнадежен, как я думал. — Я изменился, — всё так же прорычал мальчишка, с трудом скрывая презрение, раздражение и злость. — Что ты вообще делаешь здесь? Тебя не должно быть в этом городе после того, что ты натворил. Вольфганг немного успокоился, осознавая что в этой реальности он был хозяином положения. Это был не Чёрный Ноль и Роберт больше не был его куратором, который мог мутузить его сколько влезет. Нет, теперь он был свободен, а вот мужчина скорее всего всё ещё находился в розыске. Непонятно, что он делал здесь, ведь его мог узнать кто-то из гражданских. Вольфганг не особо следил за новостями, поэтому не знал закрыла ли полиция расследование, учитывая что половина из тех, кто принадлежал к «Нулю» были мертвы. Ну, как половина. Рихтера не было на смене в день побега, поэтому скорее всего он сбежал. Как и Роберт. Вольфганг поморщился, пытаясь сильно не проваливаться в воспоминания. Роберт сильно пошатнул его уверенность в том, что всё позади. Стоя здесь рядом с ним среди всех этих мишеней и оружия, он всё ещё ощущал себя там. Реальность разваливалась на части и он ничего не мог с этим поделать. Было страшно. Его успокаивало только то, что они все-таки находились в общественном месте. Но несколько огорчал тот факт, что в городе разгуливал этот ублюдок после всего, что произошло. Что мешало ему снова взяться за старое? Что мешало ему закрыть магазин и прямо сейчас… Он сжал пальцы на столешнице ресепшена и мысленно дал себе пощёчину. Это. В прошлом. К тому же, он как-то смирился с тем фактом, что Антонио так же разгуливал по городу, да и в добавок ко всему преследовал его всегда, когда не лень. Чем эти две ситуации различались? Да ничем. Кроме того, что Сальери наверняка не сделал бы ничего такого же ужасного, как этот ублюдок. Он просто знал это. Да и собаки рядом не было. От этой мысли его неприятно кольнула тревога, но он не показал этого, с очередной усмешкой подняв глаза на Роберта. Тот так и не спешил отвечать, словно размышляя над этим. — Скажем так, я на пути к тому, чтобы свалить из этой дыры. — Прошло три месяца, — как бы невзначай сказал мальчик. Довольно внушительный срок, между прочим. Чего же он ждал, если до сих пор не уехал? Это было рискованно, разве что только его прикрывал кто-то. Вольфганг размышлял над всем услышанным. С момента как началась эта заварушка прошло три месяца, а Роберт до сих пор был на свободе. Мало того, никто даже не был в курсе, что он жив. Либо этот парень действительно был профессионалом своего дела, раз мог скрываться в городе так долго, либо полиция просто забила хер на расследование и давно закрыла дело. Его раздражало то, что он об этом не знал, в новостях наверняка что-то говорили. Впрочем, его в любом случае раздражала эта ситуация. Этот ублюдок был на свободе, практически под носом у самого парня, пока он наивно полагал, что весь этот кошмар остался позади. С одной стороны, у него были все полномочия сдать его под стражу. Просто назвать место, где он прячется, это проще простого, при этом он никак не пострадает. Или убить его прямо здесь. Его ужаснула эта мысль, но кажется он давно изменился, и отрицать это было бессмысленно. В конце концов, во что ещё он мог превратиться, если два месяца подряд из него только и пытались что сделать машину для убийств? Мальчишка с трудом подавил в себе желание поморщиться, чтобы отогнать назойливые мысли. Полиции было трудно доверять, они не защитили его, когда происходил весь этот ужас. Смогут ли защитить сейчас? Гораздо проще было бы покончить с этим самому. Это будет проще простого, ведь здесь полно оружия и Роберт просто не имеет права не выдать его, это же Тир черт возьми. Нужно будет всего лишь немного сместить прицел… Руки у него затряслись от нетерпения. Наверное, это заметил Роберт, потому что он как-то странно склонил голову набок, словно пытался прочитать его мысли. Да уж, больше он ему ничего не расскажет. Его взгляд отчётливо отдавал подозрением. — К чёрту тебя, дай мне ствол. Изначально я для этого сюда и пришёл, — сказал он, вкладывая в голос как можно больше спокойствия и безразличия. Получалось плохо, черт возьми. — А ты умеешь им пользоваться? — усмехнулся Роберт по старой привычке. Вольфганг с трудом сдержался от того, чтобы не зарычать и не схватить его за горло. Вместо этого он склонился над прилавком и тихо протянул с угрозой: — Дай мне ствол и узнаешь. Роберт не мог не заметить изменения в нем, как бы ему не хотелось. Моцарт весь был словно не такой, каким должен быть. Его взгляд был твёрдым, ненавистным. Голос холоднее стали, и в нем прощупывалась уверенность, которой точно не было раньше. Местами он срывался, но это было не от страха и неуверенности, как раньше. Это было от злости. Он передвигался резко, без лишней скованности и даже поза в которой он стоял перед мужчиной, отдавала твердостью. Трудно было не заметить, что он изменился. «Чёрный Ноль» был способен сломать такого слабака, как он, но не превратить в это. Роберт видел перед собой идеального убийцу. Собранного, твёрдого, без капли сомнения в глазах. Курт был бы очень доволен результатом, возможно они даже смогли бы продать его по хорошей цене. Мальчишка был хорош. Впрочем, в последнем он сомневался, потому как Курт скорее оставил бы его себе ради забавы, он любил играться с Моцартом. В этом Роберт не сомневался. И никакие деньги не заставили бы его расстаться со своей игрушкой. Ломать он любил больше, чем создавать. В этом они отличались. Роберт осмотрел его с головы до ног ещё раз, размышляя стоит ли давать пистолет. Он видел этот огонёк в глазах и слишком хорошо знал, что он означает. В конце концов, у этого парня были все основания ненавидеть его и желать смерти. Вот только Роберт сомневался в том, сможет ли он что-то сделать. В любом случае, у него вряд ли получится, даже если он и осмелится. Мужчина прекрасно помнил его потуги стрелять. Маловероятно, что с того времени что-то изменилось. Но было интересно. Интересно, насколько далеко он сможет зайти, насколько хорошим убийцей он был. А он был, в этом сомневаться не приходилось. В тот день в лесу он точно убивал, Роберт просто знал это. Это было видно по его взгляду, и этот взгляд он ни с чем бы не спутал, потому что такой же каждое утро видел в зеркале. Приняв всё-таки решение, мужчина достал пистолет с полки снизу, проверил магазин и замер в нерешительности, потому что у Моцарта загорелись глаза ещё ярче, а руки подрагивали в нетерпении. Он положил пистолет на столешницу, крепко прижав рукой и усмехнулся. — Знаешь, ты мне нравишься. Такой собранный и уверенный, кажется занятия все-таки пошли тебе на пользу. Курту бы понравился результат, будь он здесь. Возможно, он даже взялся бы за тебя снова, несмотря на то, что ты натворил. Вольфганг едва устоял на ногах, услышав то самое имя. В глазах у него потемнело на миг, но он заставил взять себя в руки. О чем он говорит? Курт мертв. На сто процентов. Мертв, мертв, мертв. Франческо убил его, он сам видел тело. Было столько крови, он точно мертв. Но уверенность в этом пошатнулась и Роберт это заметил. Как и то, что мальчишка начал чаще дышать, сжимая и разжимая пальцы на столешнице. Попался. — Ты его разочаровал, — он наклонился ниже, понижая голос. Моцарту показалось или он специально пытался имитировать его акцент. — Знаешь, что он с тобой сделает, когда доберется? Нет. нет. нет. Это неправда, неправда. Вольфганг зажмурился, потому что сознание услужливо подкинуло ему картинки того, что именно Курт сделает. Он хорошо знал, что эту встречу вряд ли переживет, во всех возможных, черт возьми, смыслах. Нет. Проще схватить пистолет с полки и просто застрелиться. Это было всяко лучше того, что его ждет. — Замолчи! — он резко поддался вперёд, даже взрыкнул для убедительности, но голос всё равно дрожал. — Заткнись! Это… это неправда! Он мертв! — Ты уверен в этом, Вольфи? — усмехнулся Роберт, но всё же отстранился, осматривая трясущегося парня. Всего пара нужных слов и его выдержка была сломана. Теперь он был похож на Моцарта, которого Роберт помнил. Но это было ожидаемо, потому что у любого человека были слабые стороны. Нужно было только их найти, а потом ударить под самый дых. — Так же как ты был уверен в том, что я мертв? Черт. Это слишком. Этого всего было слишком. Страх просто заполнил всё его естество, не давая мыслить здраво. Отличить воображение от реальности было сложно. У него не получалось дышать ровно. — Я… я видел своими глазами. Франческо застрелил его. Это неправда. Неправда. Ты лжешь! — Не переживай, Вольфи, скоро всё будет по старому. Возможно, даже лучше, ведь теперь ты будешь единственным, и у Курта будет больше времени. К тому же, ты больше не будешь его так разочаровывать, верно? Ты прекрасно знаешь, что бывает, когда кто-то разочаровывает Курта. Это была угроза. Сраная угроза. Вольфганг стиснул зубы до упора, страх сводил его с ума, но теперь к нему прибавилась ещё и злость. Никто, блять, больше не посмеет ему угрожать. Хватит с него. — СУКА! Я тебя убью! — его глаза словно загорелись красным, а может Роберту только показалось; мальчишка ловко подтянулся на локтях и перемахнул через стойку, бросаясь на своего противника. — Ты лжешь, сукин ты сын! Роберт не успел вовремя увернуться, попросту не ожидая, что Моцарт отважится на что-то такое. Они вместе повалились на пол. Мальчишка сел сверху на чужие бедра и схватил его одной рукой за горло. Он вспомнил, что у него был нож под ветровкой, так что долго не думая, достал его, сразу же целясь в предплечье или артерии. Он знал, что не промахнется, и от этого в крови начал разливаться адреналин вместе с эйфорией. Раздался треск, но не от рвущейся плоти, а от того, что мужчина перехватил руку с ножом и вывернул мальчишке запястье, до боли сжав. Оружие выпало из его руки и Вольфганг вскрикнул, теряя самоконтроль. Черт. Нет, нет, только не это. Острый укол тревоги окончательно сбил с толку; Роберт схватил его за затылок и приложил головой о рядом стоящий прилавок с оружием, окончательно скидывая с себя и поднимаясь на ноги. Моцарт заскулил, чувствуя сильное головокружение. Он поднялся на локтях; руки дрожали. Картинка перед глазами плыла и он знал, что ещё один такой раунд точно не выдержит. Страх сковал всё его естество, когда Роберт навис над ним. Вот теперь ему точно конец. Теперь он ни за что не выберется из этого проклятого магазина. А этот ублюдок наверняка закроет дверь на ключ и что-то сделает с ним. Но что бы там не задумывал мужчина, этим планам не суждено было сбыться. Он слишком поздно услышал за своей спиной шаги, а когда обернулся, его лицо встретилось с чужим кулаком. Антонио ударил его один раз в челюсть и другой в солнечное сплетение, откидывая подальше. Это было непросто, потому что Роберт был раза в два крупнее и тяжелее, но видимо эффект полной неожиданности сыграл на руку, поэтому пока ошалелый человек приходил в себя, Сальери подал руку напуганному до смерти Моцарту и поставил его на ноги, тут же загораживая собой. Вольфганг посмотрел на него благодарно, уже порядком забыв, что Антонио всё ещё был здесь. Он-то думал, что Сальери давно ушёл. Но потом мальчишка разозлился, думая об этом. Он всё это время был здесь и, черт возьми, просто стоял?! Да что с ним не так? Впрочем, Вольфганг все равно был благодарен. Это щемящее чувство в груди. В школе за него никто никогда не заступался. Никто не защищал его от этих ублюдков. У него конечно был Анри, но часто они были порознь и Вольфганг был один на один то с Куртом, то с Робертом. За спиной Антонио было уютно и безопасно. Он чувствовал, как будто бы прочная стена выросла между ним и ублюдком, надежно защищая. Антонио стоял спиной к нему, поэтому не видел слишком быстро сменяющихся эмоций благодарности и злости на его лице. Его интересовало сейчас явно не это. Он долго стоял в тени, наблюдая за разговором и пытаясь понять, кем был этот загадочный человек, а когда понял, ярость заполнила всё его естество. Единственной мыслью было избить его до полусмерти, вымещая всю ту злость, которую он чувствовал после того, как Вольфганг вернулся в его особняк. Антонио знал, что он перекладывал ответственность, а злился на самом деле на себя, ведь это была его вина. Но винить кого-то другого всегда было проще, верно? Роберт сплюнул себе под ноги, проклиная реакцию, которая подводила его уже второй раз за сегодня. Но атака исподтишка на то и была атакой исподтишка, что тормозила все остальные реакции, когда на тебя нападали внезапно. Антонио посмотрел на него с ненавистью, поднимая за ворот и прижимая к стене всем своим весом, на который только был способен. — Не приближайся, блять, к нему, — прорычал он сквозь стиснутые зубы, как и всегда делал, когда злился. Роберт собирался вывернуться из хватки, чтобы нанести ответный удар наглецу, но остановился, внимательнее рассматривая того, кто был перед ним. Человек был симпатичным, с довольно привлекательными чертами лица, и даже шрам на правой скуле не уродовал, а наоборот добавлял ему особого шарма. У него была идеальная прическа, которая несколько растрепалась, но тёмные волосы всё равно поблескивали от лака и переливались на свету. И глаза. Такие темные и манящие. Радужки глаз совсем потемнели, делая его похожим на существо преисподней. К тому же, Роберт заметил ошейник, плотно облегающий вокруг шеи. Это было… странно, но красиво. Этому человеку он определенно шел, делая ещё более привлекательным. Он вдруг вспомнил, что Моцарт тоже носил ошейник, когда был пленником. Вот только шипов на нем не было. Но его так зацепила не приятная внешность, нет. Роберт определенно знал этого человека. — О, я тебя знаю… — протянул он довольно, совершенно проигнорировав угрозу. — Маэстро Сальери. Курт рассказывал мне о тебе. Ты маленькая звезда этого города. Он предлагал тебе присоединиться к нам, но ты променял всё на свою студию. Глупый, глупый маэстро. — Не смей называть меня так! — рявкнул Антонио агрессивнее, чем планировал. Его руки сильнее сжались на футболке. Ткань треснула под пальцами, но никто из них не обратил на это внимания. — Ты ни черта не знаешь обо мне. Цепной пес, всюду снующий за своим хозяином. Знаешь, мне даже обидно, что твоя история про него дешевая провокация, потому что будь он здесь, я бы с удовольствием перерезал ему глотку своими же руками. Рычание сменилось на сталь в голосе. Роберт с сомнением посмотрел на него, но что-то в его взгляде изменилось. Пока Антонио не мог понять, что именно. — Зря ты так, Курт тебе доверял. — Доверял? — Антонио протянул это с явной иронией, разразившись хриплым смехом. — Ты ничего не знаешь о нем, верно? Потому что, тогда бы ты знал, что Курт не доверял никому. Он работал один, а люди рядом с ним всегда были только средством достижения цели. Думаешь, ты был близок с ним? Как бы не так. Будь он жив, он бы и пальцем не пошевелил, чтобы вытащить тебя отсюда. — Ты понятия не имеешь о чём говоришь, — оскалился Роберт похлеще любой собаки. Антонио не мог не заметить, как эти слова задели его. С лица тут же стерлась ухмылка, взгляд стал более враждебным. Прятать эмоции этот человек не умел, и это было только на руку Сальери. Он читал его, как раскрытую книгу, а потому продолжил давить. — О, я хорошо знаю, о чем говорю. Я знал этого ублюдка, — Сальери цокнул языком, не сводя с него пытливых глаз. Любой, кто видел бы его со стороны, сказал бы, что когда на тебя смотрят вот так, отвернуться ты не сможешь, как бы не хотел. — В чем же я не прав? Ты правда думаешь, что ему было дело хоть до чего-то кроме денег и бизнеса? Ну же, вспомни, он никогда не подпускал никого ни к себе, ни к делам, которыми занимался. Только сухо раздавал приказы, угрожая убить каждого, кто всунет нос дальше, чем того требовала ситуация. А угодить ему было практически невозможно, ибо в противном случае ты всё равно оказывался либо с дулом пистолета у виска, либо с лезвием ножа, которое упиралось тебе в глотку, — Антонио довольно улыбнулся и склонился к уху мужчины, игнорируя неприязнь. — Он не ценил ни одного человека, который был рядом с ним. И с удовольствием всадил бы нож между лопаток тому, кто посмел бы перечить. Кажется этого Роберт выдержать не мог, а потому всё-таки схватил Антонио за обе руки, удерживающие его за ворот футболки, и резко рванул вниз, разрывая захват. Итальянец пошатнулся, не ожидая такого подвоха, и на время потерял координацию. Роберту этого хватило, чтобы ударить его по левой скуле. Больно, резко, неприятно. Антонио рухнул на колени, едва успев выдохнуть. Под ребрами тут же что-то хрустнуло, выбивая весь воздух из легких. Он припал руками к полу, кашляя. Голова сильно кружилась и от боли его мутило, но он не сдался. Сплюнул кровь на пол и поднял голову, усмехнувшись, всё так же нагло заглядывая в глаза. Теперь снизу вверх. Вольфганг подумал, что ему надо бы вмешаться. Антонио конечно красиво стелил и был мастером слова, но с физической подготовкой Роберта ему не потягаться. Он с легкостью убьет его, даже не применив оружия. Мальчишка поморщился, думая откуда в нем вообще такие чувства. Как будто бы ему будет не всё равно, если с этим ублюдком что-то произойдет. Если с ними обоими что-то произойдет. — Думаешь, ты знаешь меня или моего босса? Тебя никогда не было в нашем бизнесе. Тебя никогда не было рядом с ним. Курт даже никогда не упоминал тебя. Ничтожество. — Ошибаешься, Роберто, — протянул Антонио довольно, даже в таком положении оставаясь хозяином ситуации. Его глаза всё так же манили, а хриплый голос сковывал, не давая возможности вырваться из этого дурмана. — Из всех людей, которые когда-то были возле него, я был тем, кто стоял ближе всех. А не упоминал он меня по той причине, что наши отношения предполагали то, чтобы мы не упоминали друг друга. Антонио знал наверное, что после того, как он это скажет ему прилетит ещё один кулак. Он увернулся, но запоздало; Роберт с размаху врезал ему по затылку. Теперь голова не только кружилась, теперь вся комната расплывалась, а звуки напоминали какофонию. Антонио подумал, что он уже испытывал подобное на своей террасе, когда Вольфганг несколько раз ударил его пистолетом по голове. Черт. Он тряхнул головой, пытаясь прийти в себя и подняться, чтобы дать отпор, но это оказалось труднее, чем он думал. Вся комната вертелась. Он заметил, как ублюдок приблизился к нему, с намерением добить наверное, но потом остановился отчего-то. Антонио силой воли заставил тошноту отступить и оперся спиной о стену, осматривая окружающий его мир. Роберт стоял в нескольких шагах от него, а Вольфганг держал его на мушке. Где он взял пистолет? — Оставь его в покое или я тебе мозги вышибу, ублюдок, — мальчишка рычал, глаза его метали искры. Антонио захотелось усмехнуться, потому что в кои то веки этот сраный пистолет был направлен не на него. Роберт улыбнулся некрасиво и по злому; кажется, злость его немного отпустила после того, как он поколотил Сальери и оставил его на коленях, но не до конца. Руки у него подрагивали, а взгляд не предвещал ничего хорошего. Мальчишка ясно видел это, а потому подбирал слова с осторожностью. Проблема была в том, что он сам не умел контролировать себя. — Он пустой, Вольфи, так что я не советую тебе делать глупости, — сказал Роберт, кивая в сторону пистолета. Это был тот самый, который он приготовил для Моцарта. Вот только магазин был пустым. Вольфганг выругался про себя, в тайне сейчас ненавидя Сальери чуть больше обычного. Если бы не он, его собственный пистолет был бы сейчас с ним. Тот, который он забыл на террасе ублюдка тогда. Черт бы его побрал. — Давай проверим, — с твердостью в голосе ответил мальчишка, демонстративно перезаряжая затвор. — На тебе. Антонио блефовал, играя фразами, а значит и он сможет. С другой стороны, если магазин пустой, почему тогда Роберт всё же отступил на несколько шагов назад? Значит, не такой уж и пустой. Но эта уверенность не продлилась долго; выплюнув краткое «с удовольствием», мужчина двинулся на него без тени сомнения. Вольфганг запаниковал, тут же отступая назад. Руки задрожали от страха; он выстрелил, скорее рефлекторно, но пистолет издал только глухой щелчок, оповещая, что патронов не было. Черт-черт-черт. Нет. Только не сейчас. Стена возникла буквально из ниоткуда и он уткнулся в неё спиной, прощаясь с жизнью, потому что вид угрюмого Роберта, надвигающегося на тебя, был способен довести до сумасшествия. — Знаешь, Вольфи, играться с тобой интересно, но это быстро надоедает, — он схватил мальчишку за локоть и вжал в стену, нависая сверху. Слишком близко. Вольфганг часто задышал, буквально с головой погружаясь в воспоминания. Нет. Только не это. Пожалуйста. Нет. — Отпусти его, если не хочешь, чтобы у тебя появились настоящие проблемы, — протянул Антонио, лениво опираясь на стену в углу. Его поза была расслабленной, но голос отдавал сталью; в этих словах отчетливо можно было услышать угрозу. Теперь он выглядел гораздо лучше, по крайней мере по его виду нельзя было сказать, что несколькими минутами ранее он часто дышал и сплевывал кровь, ползая на коленях. Его челка растрепалась, одежда была измята, но глаза всё так же выражали довольство и уверенность. — Всё-таки, лучше выбрать себе противника своего размера. — Это тебя, что ли? — Роберт оскалился, повернувшись к нему лицом, но Вольфганга не отпустил. Тот зажмурился, дрожа как осиновый лист. Антонио не был глупым и понимал, что если он пойдет силой на этого амбала, то шансы на победу у него будут невелики. В этом у него уже была возможность убедиться. Роберт был здоровым и его физическая подготовка была внушительной. Даже если бы он и атаковал его, этот хитрый ублюдок наверняка смог бы блокировать или отбить удар. А бил он сильно и метко. Скула у него до сих пор болела. Как и ребра. Нет, здесь явно был нужен другой подход. К счастью, Антонио знал какой; он ухмыльнулся про себя. Он-то видел Роберта насквозь, за этот короткий промежуток времени он смог его проанализировать, как следует. Прощупать. Слабые стороны. Если обнаружить слабые стороны, а потом надавить на них, любой человек будет уничтожен. К счастью, у него был опыт в этом деле. — Ну, хватит, это и вправду начинает надоедать, — он хрипло рассмеялся, складывая руки на груди. — Ты больше не под защитой «Нуля», где ты очевидно мог делать всё, что тебе захочется, и Курт не будет прикрывать тебя. Тебя разыскивает полиция, но это мелочи по сравнению с тем, что я сделаю, если ты не прекратишь. Он лениво достал телефон из недр своих брюк и сделал вид, как будто бы собирался звонить кому-то. Роберт клацнул зубами. Во взгляде промелькнула легкая тревога и неуверенность. Он взрыкнул и метнулся к Антонио, подходя практически вплотную, но не ударил. Антонио знал, что не сможет. Он смотрел твердо и уверенно. Трудно было выдержать такой взгляд. Взгляд, который ломал всю выдержку и выворачивал тебя наизнанку. Вольфганг хорошо его знал. Ладошки его вспотели, а тело пробрало сотней мурашек. Антонио смотрел на него так в октябре. И когда он так смотрел, трудно было ему перечить. Жесткий, лишенный всяких чувств, хладнокровный. Он с трудом сдержал себя от того, чтобы отвернуться. — Ты блефуешь. — Неужели? — Да, — Роберт сощурился, будто бы пытался прочитать мысли Антонио или найти хоть толику страха в его глазах. Получалось у него плохо. Сальери был абсолютно непроницательным. — Оставь эту сказку для кого-то другого. У тебя нет влияния в этом городе. Ты здесь никто. У тебя есть свой круг поклонников. В прессе и на сцене твоё имя появлялось очень давно. Ты получаешь деньги с контрактов и владеешь своей студией. Всё. Откуда он, черт возьми, знает? Антонио подавил в себе желание нахмуриться, чтобы никак не выказать реакции. Роберт продолжал: — Как я и говорил, Курт рассказывал мне о тебе. Говорил, что предлагал тебе присоединиться, но ты отказался. Не хотел слишком марать руки, у тебя как раз карьера пошла вверх, как бы не так. Вот и остался ни с чем. Маэстро. — Это я остался ни с чем? — Сальери искренне усмехнулся, смотря снисходительно, но не перегибая палку. Его взгляд был насмешливым, но при этом отдавал твердостью. — Это мне говорит человек в бегах, который работает в богом забытом районе Вены, — он оттолкнул Роберта, который преградил путь и прошелся по залу, закрывая собой вжавшегося в стену Моцарта. — Знаешь, почему ты всё ещё здесь? Этот город единственное место, где у тебя есть хоть какой-то шанс на существование. Связи, нужные люди. Так ведь? А сидишь ты здесь потому что, есть тот кто тебя прикрывает. Тот, кто достанет тебе новое имя, документы, возьмёт под крыло, пока всё не уляжется. Но в любом другом городе, кто ты? Кусок дерьма с херовой репутацией преступника, где ни работы, ни жилья ты не получишь. Вот почему ты до сих пор не уехал. Но пора бы посмотреть правде в глаза — твой босс мёртв и ваша организация разрушена. А твои руки по локоть в невинной крови. Роберт смотрел на него не мигая, забыв кажется как дышать. Как он это делает? Этот мужчина был хорош, как бы он ни пытался отрицать этого. Возможно, он даже мог бы составить Курту конкуренцию. Он не боялся, хотя стоило бы — Роберт мог убить его всего парой ударов, кулаки его были тяжелы. Учитывая, что ему уже не посчастливилось убедиться в этом. И всё равно, он был уверен и не дрожал, наоборот — голос его отдавал такой сталью, что хотелось послушаться. От него всего веяло властью, как и от Курта. Вот только в отличие от Курта, он был спокойным. И спокойствие это было похлеще, чем если бы он держал под его горлом нож или кричал. Но самое главное, это то что он слишком хорошо умел считывать людей. Роберт готов был поклясться, что никто в городе не знал о нем. Но Антонио всё равно как-то узнал о его мотивах. О том, что его прикрывал другой человек. Он узнал об этом, всего лишь поговорив с Робертом больше десяти минут. Он не лгал насчет Курта. Наоборот, должно быть, он был действительно хорошо знаком с ним. — Только не надо строить из себя невинность! Ты занимался этим не меньше нашего. Эта кровь и на твоих руках. Роберт не знал, чем ему крыть; Антонио видел его насквозь, и если он начнет спорить, то только больше загонит себя в угол. С такими как он было сложно. Такие как он ломали выдержку и уверенность, превращая тебя в кучку пепла, какой бы сильной личностью ты ни был. Он не мог не заметить того, что Сальери был достаточно опытен в этой сфере. Ломать людей с помощью пары фраз для него было обыденностью. — Дай-ка подумать, — Антонио усмехнулся, но усмешка получилась слишком враждебной. Он расцепил руки и начал приближаться. Всё ближе и ближе. Теперь они поменялись местами. — Я не убивал. Я не был ответственен за эту скотобойню. И я уж точно не занимался детской торговлей. Не смей нас сравнивать. Твой босс был редкостной сукой, отравляющей всё на своём пути, в том числе и тех, кто был приближен к нему. Можешь колотить меня сколько захочешь, но это правда, и ты знаешь это. Антонио подошел вплотную и посмотрел Роберту прямо в глаза. Зрительный контакт был просто невыносимым. Хотелось оттолкнуть его, но Сальери резко поддался вперед, ещё ближе. Глаза его отдавали чернотой, такие темные, будто бы радужки и вовсе не было. Он толкнул обескураженного человека на офисное кресло, стоящее совсем рядом возле стойки. От неожиданности мужчина сел, даже не подумав почему-то перечить в этот раз. Антонио склонился над ним, упираясь одной рукой в стол и заговорил угрожающим бархатом: — Мне не нужно влияние, чтобы бросить тебя за решётку, кретин. Тебя всё ещё разыскивает полиция. Одна наводка на тебя и это здание будет полно легавых. Неужели ты ещё не понял? Тебе конец и Курт тебя не спасёт. Никто не придёт за тобой. Вольфганг замер в нерешительности, наблюдая за ними со своего места. Он всё ещё не мог поверить, что Антонио так легко сломал выдержку этого человека. Человека, который буквально отравлял его жизнь два месяца подряд. Который едва не убил его на границе. Который уже почти изнасиловал его здесь, в этом магазине, если бы Сальери только не увязался за ним. Он закрыл глаза и пропустил сквозь себя воздух. Становилось спокойнее. Антонио защитит его. Он так много представлял себе это, что в увиденное с трудом верилось. Стоя перед Куртом на коленях; Дрожащими пальцами сжимая пистолет от того, что Роберт кричал; Лежа на полу и снося удары ремнем, а потом и лезвием ножа. И какая-то слепая надежда, что Антонио придет, разнесет этот сраный бордель и заберет его, предварительно расхерачив ебало Курту и остальным. Но ничего не происходило. Никто так и не приходил. Никто не защитил их. Он закрыл глаза. — Если меня арестует хоть один полицейский, ты сядешь со мной в одну камеру. Думаешь, я буду молчать? Ты замешан в этом не меньше. Ты сотрудничал с нами. Сальери сжал зубы, ногтями впившись в столешницу. Это упоминание больно резануло по ушам. Он сотрудничал с ними. Он сотрудничал с Куртом. Он был частью этого гребаного борделя. Прикрывал, даже… пользовался услугами. Ему хотелось закрыть глаза, но это всё равно не спасло бы его от чувства вины и стыда, которые он испытывал изо дня в день. Как теперь смыть с себя всю эту грязь? Он завязал. Это было в прошлом. В прошлом. Но сколько судеб теперь разбито из-за этого «в прошлом»? Для него это прошлое, в то время как для других сломанная жизнь. Такая же, как у Вольфганга. Сколько было таких, как он? Он пропустил воздух сквозь ноздри, не давая себе потерять лицо. Единственное, что он может сделать сейчас, это разобраться с этим ублюдком. Не в прямом смысле этого слова конечно, но пока хватит и этого. А потом, кто знает… проще его отправить за решетку или подослать Альберта, он пока не решил. Но он должен был разобраться с этим. Ради Вольфганга. — У тебя нет доказательств против меня. Ни у кого нет, — его голос теперь звучал более хрипло, чем обычно, но твердости он не потерял. Во взгляде промелькнула тень сомнения, впрочем Роберт не заметил этого. Антонио выпрямился, облокотившись о стол, меняя позу. Градус его давления тут же снизился. — Я всего лишь музыкант, который владеет студией, так ты говорил? В конце он усмехнулся, сбрасывая несколько прядей волос с лица. Ублюдок отзеркалил его усмешку. — А по-моему, у нас тут как раз есть одно маленькое доказательство твоей вины. И стоит оно прямо передо мной, — он кивнул на Моцарта и Антонио по инерции обернулся. Мальчишка стоял там со стеклянными глазами. Он был словно в прострации, Антонио сомневался, слышал ли он вообще о чем шла речь. Он не знал по правде говоря, почему до сих пор был на свободе. Почему Вольфганг так и не заявил в полицию хотя бы о похищении? Доказательств у него не было, конечно. Но был Анри. Они вдвоем могли хотя бы попытаться. Почему Анри этого не делал Антонио даже не пытался разобраться. Поступки этого парнишки были слишком непредсказуемыми и нелогичными. Возможно, он не хотел расставаться с особняком, в котором уютно жил? Черт его знает. Он потер руками переносицу, на миг позволяя себе расслабиться и подумать, но всего лишь на миг. Когда он повернулся к Роберту, глаза его опять не выражали ничего кроме черноты и власти. Он издал легкий смешок, скорее самому себе, но человек перед ним принял это на свой счет. Антонио пригладил рукой растрепавшиеся волосы и посмотрел на Роберта сверху вниз. Ему нравилось, когда он был выше. — Если это хоть как-то поможет засадить тебя за решётку, я лично напишу чистосердечное признание. Это того будет стоить. Потом он отошел от стола и протянул Роберту руку, чтобы помочь подняться на ноги. Тот долго сомневался, не решаясь принять помощь, но всё-таки сдался. Сальери усмехнулся, резко притягивая ублюдка к себе за локоть. Он приблизился к его уху и яростно зашептал: — Если ты ещё когда-нибудь осмелишься прикоснуться к нему хоть пальцем — я приду за тобой и я убью тебя, — говорил он медленно, напрасно растягивая слова, чтобы сильнее запугать. Он не знал воспримет ли Роберт его угрозу всерьез, но было плевать. Его дело предупредить. Тем более, что он в любом случае разберется с этим подонком. Только не сейчас. Сейчас у него были дела поважнее. Он толкнул наемника обратно в кресло, напоследок даже силой прижав, чтобы он вжался в сидение как следует; после чего развернулся наконец к мальчишке и бережно взял его за руку, подталкивая к выходу. Его тихое «пойдем» осталось только между ними, но Вольфганг дрожащими и холодными пальцами от страха всё равно сжал руку Антонио. Теперь ему даже не верилось, что они могли спокойно взять и переступить порог. Это ощущалось, как второй побег.

****

На улице было спокойно, хоть и вечерело. Вольфганг выскочил сквозь злосчастную железную дверь и обессиленно рухнул на колени прямо у входа. Сил у него не осталось, что-то подсказывало, что нервная система полностью отключилась; тревога смешалась со злостью, дыхание было прерывистым и частым. Он всхлипнул, чувствуя приближающуюся паническую атаку, но теперь было всё равно. Руки уперлись в асфальт, он был ещё теплым после палящего летнего солнца. Почему, черт возьми, всё всегда идет наперекосяк?! Он сцепил зубы, руки у него дрожали хуже обычного, затем вытащил пачку сигарет из кармана, царапая ногтями обертку. — Блять, — достать из злосчастной коробочки хоть одну сигарету было сложно. Руки тряслись. Руки просто нереально тряслись. Казалось, они просто жили теперь своей жизнью. Этого всего было слишком. Кое как вытрусив из пачки один косяк, он достал зажигалку и раскурив сигарету, остался сидеть на коленях. Где бы теперь взять силы, чтобы хотя бы пошевелиться? — Ты же не веришь в его россказни про Курта? — голос Антонио был хриплым и мягким, и поначалу Вольфганг даже вздрогнул в очередной раз забыв, что Сальери всё ещё был здесь. Мальчишка молчал. Сигарета в его руках дрожала, как бы он ни пытался её удержать. Его трясло; он пытался затянуться, но не получалось. Лёгкие будто бы отказывались втягивать в себя воздух. Или табак. Он повернулся к Антонио, заглядывая себе через плечо, и удивился тому, насколько спокойным и уставшим он выглядел. Где тот пронизывающий насмешливый взгляд? Где его жесткость и холодность, которые были на лице ещё буквально минуту назад, когда он прижимал Роберта к креслу? Этот Антонио смотрел на него уставшими, поддетыми беспокойством глазами, без тени угрозы или уверенности. Как он… как он это делает? Антонио не трогал его, думая что ему все-таки нужно прийти в себя. Он боялся подходить к нему или прикасаться. Нужно время. Ещё бы, он только что столкнулся со своим живым кошмаром наяву спустя столько времени. Пускай. Он подождёт. Вольфганг спустя вечность все-таки заговорил. — Я не знаю, — голос дрожал, поэтому он шептал, прижимая сигарету к щеке. — Не знаю… — Вольф, — он присел на корточки перед ним и осторожно накрыл дрожащие ладошки своими, чуть сжимая. — Посмотри на меня. Он вздрогнул от этой клички, тут же поднимая глаза — так его называли только самые близкие; стало тепло и спокойно. — Курт мёртв, а все, что ты услышал там — очередная манипуляция. Он лжет. — Откуда ты знаешь? Тебя… тебя даже не было там. Ты не можешь знать наверняка. — Потому что, Франческо не разбрасывался бы подобными фразами просто так, — это был весомый аргумент и Антонио это знал. Вольфганг тоже это знал, однако страх всё равно был сильнее. Он затрясся, мотнув головой. — Ты не понимаешь. Если… Курт найдет меня, — он сглотнул, потому что выговорить это имя оказалось непросто, — он… ты не представляешь, что он со мной сделает. Ты не знаешь, на какие вещи он способен, а после того, что я натворил в лесу, я… мне… Антонио знал, на что был способен Курт. Очередное напоминание ударило его под дых хуже любого ножа. Вольфганг весь дрожал от страха и ужаса, и это была его вина. Ничья больше. Он знал. И всё равно отдал его туда. Как он мог. Чудовище. — Он не тронет тебя, Вольф, — Антонио гладил его ладонь большим пальцем, голос его звучал настолько мягко, что создавалось ощущения, будто бы тебя держат в объятиях. — Он мертв. Мертв, слышишь? Никто из них больше никогда не причинит тебе зла. Я обещаю. Мальчишка затушил сигарету об асфальт и резко прильнул к Антонио. Его руки держали крепко, вцепившись как за спасительную соломинку. Мужчина сначала опешил, не ожидая такой реакции, но после всё равно крепко обнял Вольфганга в ответ. Пальцы осторожно поглаживали его по спине, успокаивая. Антонио не знал, что ему делать, поэтому просто держал дрожащего парня в объятиях, чувствуя как он вздрагивал всё больше и больше, не имя сил сдерживать истерику. Это объятие было благодарностью. Благодарностью, которую он не мог озвучить вслух. Моцарт отстранился спустя вечность. Глаза у него теперь болели из-за слез, но это ничего, зато теперь он чувствовал себя намного лучше; страх отпустил, до этого крепко держащий за горло. Можно было дышать. Вдыхать и выдыхать, и так по новой. Они не говорили больше. Сидели на бордюре за зданием Тира и курили. Было хорошо и легко. Улица уже почти опустела, торговцы разбредались по домам, сворачивая товар. Вольфганг наблюдал за людьми, голова его была абсолютно пуста. Впервые мысли просто испарились. Он не смог бы передать словами, насколько это ощущалось… свободно? Как будто до этого ты был в путах, а теперь они спали. Это продолжалось бесконечно, пока Антонио первый не нарушил тишину, привычно затянувшись. — Можно поговорить с тобой насчет твоей собаки? — он всё ещё с осторожностью подбирал слова, Вольфганг до сих пор не мог привыкнуть к этому. Однако, упоминание о Саманте его неприятно кольнуло; он тоже затянулся и только затем ответил: — Если ты будешь продолжать доказывать мне, что она была без сознания — я тебя чем-нибудь ударю. Антонио хотел испустить смешок, но вовремя сдержал себя. Нервы, должно быть. Он обхватил запястье на правой руке, рассматривая шрамы от клыков. — Она в коме, — просто сказал он. — Что? До этого они не смотрели друг на друга, но теперь мальчишка повернулся, вскинув брови. В коме? — Врачи говорят, что её состояние стабильно, она просто… не может проснуться. Теперь Антонио тоже смотрел на него; они замерли с дымящимися сигаретами между пальцев. — Откуда ты знаешь это? — Вольфганга встревожила эта новость и успокоила одновременно. Но эмоций всё равно не осталось. На его лице не было ни одной. — Я ездил в клинику, — Сальери затушил сигарету и бросил окурок на землю, отряхнув руки от пепла, — проверял всё ли нормально. Ветеринар сказал, что она вроде как должна поправиться, вот только неизвестно когда это случится. Я оплатил стационар и купил кое-какие лекарства для поддержания её жизни, так что… Он запнулся, увидев как потемнели глаза мальчишки на этих словах. Даже в полумраке это было заметно. Зря он это сказал. — Я тебе спасибо за это сказать должен или что? — прозвучало враждебно. — Вольф, я… не это имел в виду. — Не называй меня так, — его глаза сверкнули в темноте и он взрыкнул, буквально выплевывая эти слова. — Я тебе не Вольф. Он вскочил на ноги и бросил окурок на землю. — Я то думаю, чего ты со мной возишься с того самого дня, как Сэм получила пулю, а ты… ты… думаешь, меня можно купить? Красивыми словами, обещаниями или оплаченным стационаром для моей собаки?! Я не продаюсь! Конечно, он просто пытается заполучить его доверие! Как иначе? Как ещё может быть с этим ублюдком?! Неужели он думал, что с Антонио может быть хоть как-то по-другому? Обида захлестнула его с головой, не давая думать. Черт побери. Он опять повелся. — Я не пытался тебя купить, черт бы тебя побрал, Моцарт. Я хотел помочь. Почему ты хоть раз не можешь поверить в то, что я хочу помочь? — в голосе Антонио тоже сквозила обида. Он устал. Каждый раз, когда он пытался сделать что-то хорошее, происходило… это. — Потому что, обычно ты не помогаешь! — Вольфганг всплеснул руками от злости, прищурив глаза. — Обычно ты только разрушаешь, ломаешь, убиваешь. Ты меня разрушил. Ты уничтожил мою жизнь. Антонио сглотнул ком в горле, сдерживая себя от того, чтобы не потупить глаза в пол. Он был прав. Как же он, черт возьми, был прав. В нем нет ничего хорошего. Ничего. Только чернота, заполнившая собой абсолютно всё в его теле. Вольфганг схватил свой рюкзак и наскоро закинул его на плечи; когда он повернулся, Антонио смотрел на него ужасно печальными глазами, поддетыми усталостью, но мальчишка на это не повелся. Он подошел ближе, в его собственных глазах плескалась ненависть вместе с обидой. — Ты меня продал, Антонио. Купить обратно не получится. Когда он побежал к выходу с городского рынка, Антонио почувствовал как будто в нём что-то надломилось. Как будто бы там было, чему ломаться. Как будто бы там вообще что-то было. Он ведь знал, что сердца у него не было. Там вообще ничего не было.