Long way home

      Дени проснулась от прикосновений…       Джон был рядом, он разбудил её осторожно. Он был одет, он проснулся давно и уже находился в делах, а она, Дени поняла это, снова спала столько, сколько ей хотелось. Его глаза были серьёзными, её — сонными.       В комнате, где они находились, было тепло, несмотря на то, что в полуразрушенном замке горячие источники больше не грели. Джон заставил слуг обставить их ложе жаровнями, в углу находилась целая гора дров, он сам строго следил, чтобы огонь в камине никогда не гас.       Она успешно оправилась от битвы и чувствовала себя хорошо уже несколько дней и успешно справлялась с обязанностями королевы. Никаких признаков недомогания, лишь лёгкая слабость и потребность во сне, которая стала ощущаться гораздо сильнее. Джон постоянно интересовался её здоровьем, но Дени так и не могла выдать себя. Прекрасно, — этим словом оценивала она своё состояние, каждый раз отвечала с улыбкой. И это было правдой. Говорить, что она носит под сердцем дитя перед отправлением в путь — очень глупо, думала Дени. Мейстер сказал, что с ней всё в порядке. Она сама даже не допускала мысли о том, что потеряет ребёнка. Она постоянно повторяла себе, что судьба дала ей этот шанс в такое мрачное время вовсе не для того, чтобы истечь кровью и умереть. Жизнь пробудилась в ней, зародилась в ней, чтобы появиться на свет… Так она думала. Жизнь внутри неё помогала бороться.       Тень всё чаще посещала лицо её мужа, она это видела чётко. Чтобы достичь света, надо пройти через тень. Это так, любимый. Он думал о Севере и о том, что бросал свой дом, свой народ, который поклялся защищать. О том, что путь на юг ради смутной надежды на победу давался ему нелегко. Он признался, что ему это напоминало его давний урок — его попытку оставить Стену ради дома и ножи за Дозор…       Дени всегда знала, как вернуть его себе и даль льду пасть. Любовью.       Она улыбнулась Джону, но он оставался серьёзным. Его глаза-вороны пронзали её аметисты. Она попыталась подняться, но он удержал её на постели.       — Скажи мне, Дени. Как ты? — спросил он её, глядя настойчиво. Его взгляд задержался надолго, такой тёмный, глубокий и сумрачный взгляд.       — Прекрасно.       Его руки принялись обнажать её. Распахнули одежды. Губы коснулись её тёплого тела, без слов, с её стонами, с её вздохами, с его шумным сопением.       Желание всегда настигало не вовремя. В свете недавних событий, их многочисленных дел и задач, всех проблем, любовь была тем, что можно было отложить до лучших времён. Но это было самое прекрасное, дарующее силы действо, которое они творили, несмотря ни на что.       Это было начало нового дня, очень важного дня — начало нового пути. И муж пришёл к ней за любовью сейчас, она это поняла. Он пришёл взять своё в очередной раз. И дать ей то, что по праву её.       Поцелуи покрыли её шею, легли на грудь. С напором, желанием, горячим дыханием.       Иди ко мне, сказал он ей безмолвно и ловким движением поднял её. В его руках, грубых и сильных, Дени почувствовала себя лёгкой, как перышко, в миг очутилась у него на коленях.       Джон убрал прядь волос с её плеча, ласково провёл рукой по лицу, по губам, что открылись в желании.       — Мне хорошо, любимый.       Её глаза становились хмельными. Его глаза были трезвыми.       Губы снова столкнулись с губами, сошлись глубоко и жарко. Она сияла светом в полутьме непонятно какого времени дня. Это было тёмное северное утро, но Дени в тот миг не стала думать о том, что творилось за пределами их ложа.       Едва проснувшись, она уже теряла контроль, теряла одежду, в то время, как муж не терял ничего. Она изогнулась дугой в его руках, что продолжали изучать её тело, изгибы груди, бёдер, живота.       Опомнившись на мгновение, она снова встретилась с ним взглядом. Такой закрытый, он продолжал пребывать в холодных раздумьях. И в одежде. Её горячая кожа против холодной кожи его обороны. Пробивать всю броню было сложно и долго, а значит она обнажит только самое уязвимое место. Ловко орудуя своими пальчиками, она быстро справилась со шнурками. Но даже после того, как она обхватила его член рукой и крепко сжала, Джон оставался несокрушимым.       — Вы слишком строги, Ваша Милость, — улыбнулась Дени, прижавшись ближе.       Она приняла его в себя и заскользила быстро и властно, но он остановил её.       — Не надо торопиться, родная. Не так быстро, дай почувствовать тебя.       Он управлял ею медленно, смакуя, проникал в её глубину осторожно и бережно. Его глаза смотрели в её глаза неотрывно.       Он был в ней, в её теле, душе и сознании. Не опускал своего взгляда и рук. Держал её, сжимал и пронзал.       Она понимала, что сможет заставить его забыться лишь на мгновение своей тайной игрой, своими сводящими с ума приёмами и искусством любви. Он слишком оберегал свою способность контролировать ситуацию, но она заставит его отпустить себя, пусть и ненадолго. Она всё равно подарит ему тепло и близость, почувствует, что он рядом.       Тёмные глаза мужа напротив. Ну же, дай прочитать в них любовь и огонь! Она запустила пальцы в его волосы, двигалась волной и сжималась сильнее. Сильнее и туже захватывала над ним власть, и тут же почти отпускала на волю. Двигалась вверх и вниз медленно, смотрела в глаза, и улыбнулась, когда лёд дал трещину. Его губ чуть коснулась дерзкая улыбка, почти мальчишеская, безрассудная, такая любимая. Он попытался скрыть её, покачав головой, но Дени уже успела заметить.       Она открыла рот, чтобы сказать ему о его поражении. Помолчи, ответила его ладонь, коснувшись её губ в ответ. Продолжай делать то, что делаешь, к чёрту слова.       Тело Дейенерис жаждало действий глубоких и мощных. Но желание Джона обладать ею неспешно в то утро было сильнее. Дени закрыла глаза, тёплая волна внутри неё подступала и возрастала. Не столь ярко, как могла бы, но, впрочем, она нашла в этом свою прелесть. Дрожь пробежала по коже. Она продолжала своё тайное действо, чувствуя, как Джон прижал её ближе. Его руки блуждали по шёлковой коже, глаза продолжали смотреть на неё. Он хотел разглядеть больше, чем нужно, и она защищалась улыбкой. Он чувствовал, что она что-то скрывает, но она не скажет ему ничего. Она удержит тайну в себе, пока они не окажутся в безопасности. Будет ли это когда-нибудь? И если да, то когда? Её мысли и чувства отделились от тела в тот миг. Она поняла, что сама ушла далеко в своих думах. Она занималась любовью и боролась с собой. И эта борьба стоила ей удовольствия…       Она попыталась вести себя чуть активнее, наверстать упущенный подъём на жаркой волне, однако Джон оказался на пике быстрее. Дени вдруг показалось, что он совершенно не собирался её дожидаться, хотя он никогда так раньше не делал. Он всегда читал её, как надо, знал, когда она приближалась к экстазу. А она сама никогда не отставала от него. Это было похоже на наказание, но она всё равно улыбалась, глядя в его тёмные глаза. Её плоть отзывалась лёгкими импульсами, недостаточно сильными, чтобы сделать желание менее острым и удовлетворить себя. Плоть была разочарована. Дейенерис пребывала в смятении…       — Скажи мне, Дени, — прошептал он ей.       — Я люблю тебя.       Джон встал и поправил себя, затянув шнурки на штанах обратно потуже, и принял обратно свой серьёзный вид.       — Прости, что ты не успела кончить, — бросил он ей, двигаясь к выходу. — Нас ждут, королева.       И Дени поняла, что ей не показалось…

***

      Дени настояла на отбытии вместе с кхаласаром. Вместе с армией и своими людьми. Совместное решение было принято таковым, что они вместе с Джоном проследуют верхом до Близнецов, а дальше отправятся до Харренхолла на драконах. У Божьего Ока им надлежало встретиться с Браном и поговорить о предстоящем сражении.       Обсидиановое оружие разобрали без остатка. Северяне, выдвинувшиеся каждый по своей дороге, дотракийцы и Безупречные, собравшиеся в путь с королевой, армия Арренов, направлявшаяся домой в Долину. Досталось оно и тем, кто не смог никуда уйти и поселился в замке. Воины с увечьями и тяжёлыми ранами. Мейстер, люди, что служили Винтерфеллу, вместе с пострадавшими в битве остались в сердце зимы. Стены были разрушены, никто не смог бы выстроить их заново в короткий срок. И всё, что могли сделать его новые жители — наблюдать и стеречь то, что уцелело, жечь огонь и смотреть в оба. И ночью, и днем.       Джон встретился со своим Десницей на уцелевшей части стены. Перед глазами было поле недавней битвы. С него ещё продолжал подниматься дымок от погребальных костров. Тел было слишком много, а времени мало, чтобы устраивать церемонии. И всё было сделано грубо и быстро. Последние дни часто шёл снег, но ему не удавалось скрыть следы смерти.       — Я очень хочу чувствовать, что делаю верный выбор, сир Давос. Я хочу знать, что я не предатель. Но не могу. Это мой дом, он полуразрушен. А мы бежим отсюда, как трусливые твари. Волки не должны так поступать. Старки не должны!       — Ты не Старк, хочу напомнить тебе… — Сир Давос в тот миг смотрел на Джона своим излюбленным отеческим взглядом, что было, пожалуй, важно для обоих. — Дозорный на Стене не должен покидать Дозор и становиться королем Севера. Но представь, что бы было, если бы ты остался там? Писал бы письма королям и лордам о том, что там происходит? Белые Ходоки прорвались бы через Стену, возможно, спустя сотни лет со дня твоей кончины, и никому бы не было дела. Это странная война, мой мальчик. Вспомни, за что ты получил нож в сердце. За то, что видел дальше и больше тех, кто счёл тебя предателем. Сам ты был уверен в своём решении. И ты был прав. Просто тебе не повезло. Ну, или наоборот — повезло. Теперь-то ты живее, чем раньше, и обеты, что ты давал, над тобой больше не властны. Твоя судьба, учитывая все открывшиеся тайны, сложна и закручена. Всякое в жизни бывает, судьба отправляет тебя подальше на Север, чтобы ты в итоге попал на юг. Боги ли ведут нас по такому пути, или это наш выбор, а всё остальное — лишь случай… Я не могу сказать. Но если ты принял решение, стоит ли сомневаться? Сейчас время для трезвости.       Джон вспомнил Лилли и её сына. Какое решение было трезвым? Умереть самому и спасти их? Или убить драконьим огнём обоих сразу вместе с десятком Иных, не опускаясь на землю? А быть может, вмешаться, попытаться и проиграть, как и вышло в итоге? Иногда выбор приходилось делать из зол. И Джон всегда старался выбирать меньшее.       Давос посмотрел на него с прищуром и продолжил.       — То, что ты испытываешь сейчас — это обратная сторона любви. Когда твоё сердце наполнено ею, то думать трезво, без чувств, очень сложно. А на что способен человек, лишённый их? Только на зло. Я уверен, что только тот, кто найдет в себе место, и для того, и для другого, сможет преодолеть всё трудности и придти к победе. Но кто же сможет уравновесить лёд и огонь внутри тебя? Только сам. Только сам.       Он был прав. Времени для сентиментов не осталось. Любовь должна была идти рядом с твёрдостью. Джон стоял на границе знакомого прошлого и неведомого будущего. Он знал, что его путь был непрост, и дальше он будет ещё труднее.       Покинуть прошлое, в котором осталось очень много хорошего, было сложно. Дом волков, в котором он вырос. Дом Робба, Нэда, дом его детства в семье, дом, где он получил уроки сира Родрика и мейстера Лювина, услышал сказки старой Нэн, смех Рикона… Дядя Бенджен, Дозор и братья, Игритт, Вольный народ, Манс — весь его путь лежал в прошлом. Север был его жизнью. Но и Дейенерис была ею. И будущее уходило на юг вместе в ней и её тайнами, которые она берегла слишком усердно.       Любовь ждали испытания…       Джон заметил во дворе тёмную полную фигуру.       — Простите меня, сир Давос. Есть человек, с которым мне нужно поговорить, и срочно. — Он кивнул Деснице и оставил его, спустившись вниз стремительно, словно птица.       Сэмвел Тарли был потерян. И Джон знал причину — он потерял близких. Он никогда, чёрт, никогда не найдёт тех, кто ему дорог! Какая жестокая правда… Ему придётся лгать Сэму всю свою жизнь и унести в могилу тайну исчезновения дорогих ему людей.       Было невероятно трудно даже смотреть в его сторону, но надо было образумить и воодушевить своего друга на дальнейший поход. Да простят меня Боги, повторял Джон про себя. Да простят меня…       — Джон, их нигде нет. А что, если они погибли? Если бы они были живы, они бы уже дали себя обнаружить.       — Они могли укрыться в Зимнем Городке. Лилли жила за Стеной всю свою жизнь. Теперь застенье перебралось сюда. Она взрослая и самостоятельная и может постоять за себя. К тому же она мать, а значит, её шансы уйти от опасности и выжить, защищая дитя, гораздо выше.       Боги, это чудовищно.       — Я не могу бросить их здесь, — продолжал Сэм.       — А что, если ты будешь искать их целую вечность и не найдёшь? Север огромен. А у нас другие задачи. Тебе нужно следовать на юг вместе со мной. Ты покинул Цитадель, забрал фамильный меч, решив встать на путь героя. У тебя получается, не мечом, но умом. И впереди ждёт ещё многое.       — Какой тогда смысл? Если они погибли, Джон. Я ведь хотел защитить их, и не смог. Так получается?       Подбородок Тарли сморщился, рот кривился в гримасе. Он был готов заплакать, но держался из последних сил. Джон мог утешить, снова заговорить о пустой надежде, но вместо этого отреагировал на подступающие слёзы друга злостью…       — Ты мой лучший друг, Сэм…       Он тут же осёкся. Нельзя дружить с людьми, которых ты судишь или посылаешь на смерть, прозвучали вдруг в голове слова Нэда.       — Я считаю тебя таковым, хоть это и неправильно. И я благодарен тебе за всё, но спешу напомнить тебе о твоём долге. Ты ведь не забыл: защищать всех живых. Ты пока ещё брат Ночного Дозора. Ничто и никто не освобождал тебя от клятв и обетов. Ты покинул обучение, лишив Чёрный Замок будущего мейстера. Как Лорд-Командующий, я был бы против того, что ты отказался выполнять мой приказ. Но я промолчал, ничего не сказав тебе. Тебе нельзя заводить семью, но ты поступил так, как поступил. И я снова ничего не сказал тебе. Ночной Дозор пока остаётся здесь, но я оказываю тебе честь следовать за мной на юг. Мы с тобой теперь не братья, я не Лорд-Командующий, и мою настоящую фамилию ты знаешь. И я не прошу. Ты мог бы остаться и бродить с дозорными по лесам с Губителем Сердец и сражать Иных. Надолго ли тебя хватит в этом случае? Я видел, Сэм, я знаю. Их много, они приходят тихо, появляются, как призраки. Ты даже не заметишь, как они окружат тебя и заберут твою жизнь. Нужен ли ты будешь своей наречённой семье в таком случае? Твоё оружие не сталь, ты это знаешь! И ты нужен рядом со мной и Дейенерис. Нам нужны такие люди, как ты. — Джон посмотрел на него из-под хмурых бровей. — Ты же умный, Сэм, не стоит продолжать этот разговор. Тебе пора в путь.       — А как бы ты поступил, если бы пришлось выбирать? Между долгом и велением сердца?       Сэмвел Тарли определённо больше не был трусом.       — Вряд ли тебе понравилась бы та цена, которую я заплатил за возможность впредь этот выбор не делать.       А вернее, выбрать и то, и другое. Как и Дени. Они выбрали быть вместе и смотрели в одном направлении. В этом они были едины. Дени ни за что не поступила бы так, как Лилли. Но Сэму об этом говорить не следует.       — К чему этот разговор? — продолжал Джон холодно. — У тебя не стоит такого вопроса. Твой вопрос: долг или долг? Вспомни выбор твоего брата. Зачем повторять такие глупые ошибки? Ведь ты не такой.       Сэмвел понял.       — Мы даже не попрощались, она просто ушла, — бубнил себе под нос Тарли. — И забрала малыша Сэма. Мы виделись после битвы, она была не в себе. Но тогда мало кто был… А потом я их не нашёл. Просто ушла.       — Может быть, стоит уважать её решение. Наверно, была причина уйти, не спросив тебя. Она жила в рабстве до встречи с тобой. Женщины вольного народа ценят свободу, и она, возможно, её ценит вдвойне.       — А что, если они…       — Тогда ты сможешь отомстить. Но умирая здесь, у тебя ничего не получится.       Сэм остановился и посмотрел на Джона внимательно.       — Кажется, я снова узнаю этот голос. Он звучит так же, как тогда, когда ты был у власти в Дозоре. Ты был другим, когда мы увиделись с тобой здесь, в Винтерфелле, после разлуки. Но теперь в тебе говорит Эйегон Таргариен.       — Это война, Сэм. Она говорит во мне…

***

      Дальнейший их путь оказался нелёгким. Хоуленд Рид убедил Джона, что в Сероводье Иные будут не так опасны. У болот своя сила, говорил он, однако это плохо утешало.       Драконы были поблизости. Их пламя не дало путникам увязнуть в снегу, Королевский Тракт открылся взору, и это существенно облегчало путь. Чем ближе они подходили к Перешейку, тем меньше становилось снега.       Ночевать было сложно и очень холодно. Мороз и сильный ветер, который поднялся на второй день, унёс несколько жизней. А тех, кто проснулся и остался в живых, холод очень быстро выматывал, и недолгого сна им катастрофически не хватало.       Чтобы продвигаться быстрее, припасов взяли по минимуму. Спали под мехами, тесно друг к другу. Сооружать шатры не было времени, они были очень простыми, собранными из шкур и крупных веток. Почти как одичалые. Костры горели повсюду, драконы согревали своим теплом королеву и её приближенных. Бороться с суровыми условиями с детьми огня на службе было легче. В проталинах под местом их ночлега всегда обнаруживалась зелёная трава. Их тела, словно печи, грели Дейенерис и Джона, когда Дрогон и Рейегаль укладывались спать вместе, сплетая между собой подобие гнезда, укрывая супругов от зимней стужи.       Забраться на спину Дрогона и улететь вперёд Дени даже не думала. Её седло было готово и оказалось очень удобным. Хоть управление поводьями и было непривычным, Дейенерис радовалась, что оно у неё было, и не забыла поблагодарить за него всех, кто принял участие в создании упряжи. Она опробовала новое несколько раз ещё там, над Винтерфеллом. И слава Богам, это было прекрасно!       Большую часть пути, что они прошли, вокруг простиралось бескрайнее белое снежное море, поднимающееся валами западнее Королевского Тракта. Под толщей снега это были земляные насыпи. Рукотворные холмы — курганы Первых Людей. Повсюду могилы, думала Дейенерис. И если пока никто из них не восстаёт, значит, время ещё есть.       Бран был всадником красного дракона. Тирион придумал ему крепление, не позабыв при этом и себя. Он соорудил себе небольшое сидение, чтобы присматривать за Старком и, как он говорил, лучше разобраться в особенностях полёта драконов. Уже вскоре он проклинал свою настойчивость и всю эту затею. Потому что красный дракон не летал. Он скакал широкими шагами, разгонялся, превращая всю свою массу в смертоносный, всесокрушающий таран. Но, чёрт побери, он не летел! Крыльями махал всё чаще, даже чуть отрывался от земли и парил, но вскоре падал на землю, сотрясая мир вокруг, и снова принимался ползти, как самая обычная ящерица.       Благо, что он хотя бы прозрел. Его глаза были зелёными, с золотым отливом, почти такие же, как его пламя. Яркий свет наверняка мог напугать его и заставить тревожиться, но такого света не наблюдалось.       Светозарный был очень необычным драконом. Он был грозным и диким, огромным, но в нём чувствовалась некая наивность ребёнка. При том, что он унёс немало жизней, он казался невинным. Казалось, что дракон не делал зла с умыслом, хотя возможно, изначально и был создан для этого. По чьему замыслу родились на свет эти создания? Если они прислужники смерти, то почему они так хорошо служат живым, оберегая их от убийственного мороза?       Бран уверял всех, что полностью управлял гигантом, однако Джон видел, что ему удавалось это значительно хуже, чем он говорил. Дракон сопротивлялся, и Бран в итоге признался в этом.       — У меня совершенно нет представления, как повелевать таким зверем. Когда я вижу его глазами и смотрю под ноги, я едва останавливаю его, чтобы не снести кого-нибудь.       Покоряться Брану Светозарный явно не хотел, и борьба порой казалась нешуточной. Джон переживал, что здоровье брата существенно пошатнётся, но он был бодр и даже активен. Казалось, что дракон даёт ему силы. Джон поддерживал Брана, воодушевляя на дальнейший путь, который был ещё долгим.       — Дракон ведь не ворон и не лютоволк, — говорил он с улыбкой. — И не человек со слабым разумом. Они очень умны и сильны, у них своя воля, но ты сильный маг, и у тебя всё непременно получится.       Он верил своим словам, пусть и не достаточно сильно.       — У Рва Кейлин я покину вас, — сказал как-то Тирион Брану. — Это слишком для меня. Пусть ваш друг лорд Рид летит в вашей компании, а меня ждёт моё седло и земля. И твари, что ходят по ней вполне привычным человеку образом. Я имею ввиду коней, разумеется.       — Разве вы не мечтали полетать на драконе? — пошутила Дейенерис, наблюдая, как карлик в очередной раз сползал со Светозарного, со стонами и выражением муки на лице. Он оступился, скатился по сложенному крылу, словно бочонок с вином, и приземлился на ноги не столь ловко, как мог в свои лучшие годы, напугав королеву.       — Боги, полетать и поскакать — это разные вещи, — ответил ей Тирион, поднимаясь с земли и растирая свои короткие ноги. — К тому моменту, когда этот засранец всё-таки поднимается выше, мои силы уже покидают все мои конечности, и удовольствия от этого я уже не получаю. Только страшно, а вдруг мои ручки и ножки откажут слушаться именно тогда, когда лететь вниз станет гораздо дальше. Нет, Ваша Милость, я люблю жизнь. Пусть у меня такое тщедушное тело, но мой ум должен служить здесь людям, а не драконам. — он притопнул ногой. — Я не герой, и моё место на твёрдой земле, в земных делах. И пусть наградой моим заслугам станут вполне земные удовольствия.       Дейенерис легко улыбнулась ему в ответ.       — А что происходит с Вами, позвольте поинтересоваться, — продолжал Ланнистер. — Вы как-то грустны, хоть и радовались, что ваши люди покинут холодные и голодные земли. Ваш муж переживает, оно и понятно, но Вы будто грустите за него. — Он ухватил её руку и поднял взгляд… — Вы что же, поссорились с ним?       — Нет, милорд, всё вполне объясняется трудной дорогой. Есть моменты, когда я могу его поддержать, но есть время, когда ему нужно побыть наедине с собой и справиться со своими проблемами… Эйегон сейчас нуждается во мне меньше, у него в голове планы, которые мы не раз обсудили вместе. Вы же мужчина и понимаете, о чём я говорю.       — Вам всё-таки не удаётся лгать, Ваша Милость. Вас саму что-то гложет, и я молюсь Богам, чтобы это был не раздор в Вашей семье. Вы должны быть вместе сейчас, как никогда. И я бы очень хотел, чтобы Эйегон Таргариен, а не его белый зверь, был с вами чаще. Это странная война, и для победы над иной формой жизни в людях должно быть больше человеческого.       — Когда-то вы думали иначе.       — Когда я думал, что за Стеной водятся грамкины и снарки. Стоит ли вспоминать о всех наших заблуждениях?       Не стоит. Дени сама просила его об этом — молчать об ошибках.       А что, если она поступила неверно, утаив правду? Муж подозревал, это было очевидным. Он стал очень закрытым и слишком ледяным даже с ней. А льда вокруг хватало и без этого. И скажи она ему правду прямо сейчас, он уже вспыхнет, как драконий огонь.       Воистину, судьба их свела в очень трудное время. Свела надёжно и крепко, и ни с какой другой целью, кроме как творить чудеса. Их любовь ожидали трудности. И иначе, как преодолеть их, они поступить не могли…       Джон и Дени разговаривали мало. Либо по делу, либо безмолвно. Когда наступало короткое время покоя, это были просто объятия. В руках друг друга было надёжно и тепло, и выяснять отношения не хотелось.       Их люди по-прежнему страдали от суровых условий, теряли силы. Близкие Старков были за сотни лиг, в местах, где враги не дремали. Они сами были в пути к будущим битвам и новым смертям, к новым ответам и вопросам. К старым и новым врагам. К Старым и Новым Богам…       — На что похож Остров Ликов? — спросил Джон Хоуленда Рида, когда они устраивались на очередной ночлег. — Это безопасно для Брана?       — Это место никак нельзя назвать безопасным. Не всякий человек выдержит такое испытание. Я смог там выжить, потому что я зеленовидец. Мне были известны некоторые секреты Детей Леса, у нас в Сероводье тоже царят свои законы. Каждый, кто их знает, способен на многое. А ваш кузен — само воплощение божественной силы. Мы будем вместе, я помогу жизни в его теле продержаться подольше…       Джон недоумённо посмотрел на Рида и нахмурился.       — Зачем вы мне это говорите? Я уверен, что он выживет…       — Вы знаете, что он обречён. Старые Боги дают ему силы. И отбирают жизнь. У него важная роль в этой войне… — Он подошёл ещё ближе и дотронулся до плеча Джона. — Но сразить Великого Иного предстоит не ему. А Вам. Так указывают многие знаки. Нужно теперь найти больше ответов. И принять своё предназначение.       Джон кивнул.       Он ведь уже принял это однажды, когда умер…       Когда попал в чертоги смерти, в неведомое пространство, где времени не существовало. Когда он оказался младенцем в утробе, вместо вод окутанный густыми чернилами. Без плоти, без мыслей, в пустоте и бесконечной тьме…       Он принял, когда сделал вдох и выдох, почувствовал запах роз и увидел их синий свет…       Когда те два дракона в том сне сплетись в узел. Два гиганта, завязанные самой судьбой — чёрные кости, черная кровь и светозарное пламя…       Один белый с красными глазами, выползший из замка огня. И скоро белый король заберёт его жизнь. Другой красный с белыми глазами, выползший из замка льда. И скоро чёрный король заберёт его жизнь.       Тебе пора, голос звучал в голове, как тогда. Только тот, в чьем сердце отвага, не знающая преград, способен свергнуть любого врага.       Отвага у Джона была, и очень много. Не было лишь оружия.       А проклятая магия сводила с ума и говорила загадками…