От аквариума к океану

Они нашли его, когда он еще барахтался в мутных школьных проблемах. Мир тогда казался огромным, а незрелые планы очень важными. Матвей хорошо помнил, как Она смело заявилась на его выпускной — яркая, статная, рыжеволосая. Лидия Птахова была ниже его почти на две головы, и в первую их встречу он ее буквально высмеял. Он весь вечер бросал на нее страстные взгляды, но подойти не решался. Матвей лишь приятельски улыбался и пытался слиться со столиком для закусок. Он не имел ничего против таких развлечений. Он был хорош собой и любил девчонок. Вот только ровесницы его никогда не интересовали. — Здравствуй, Матвей. — Привет, коротышка. Матвей ухмыльнулся, считая, что выглядит обольстительно. — Очень оригинально, Власов, — выдавила она сквозь зубы. — Мы можем поговорить? — Что ты сказала? Он на секунду опешил от того, что она назвала его по фамилии. Но после оглянулся вокруг и расслабился — в конце концов, они были на школьной вечеринке, где каждый второй обращался к нему именно так. — Говорю, давай найдем уединенное место? Есть разговор, — и чтобы сгладить первое впечатление, рыжая расплылась в улыбке. Матвей тут же растаял. Окинул ее голодным взглядом с ног до головы и взял за руку. — Можем и поговорить. Пошли. Он уверенно потянул ее за собой на балкон, по пути словив недовольный взгляд учительницы английского, в которую был влюблен в пятом классе. Их встретил теплый ночной воздух, тут же ударивший в голову лучше всякого алкоголя. Пахло цветами и дождем. — Так о чем ты хотела…поговорить? Матвей без стеснения опустил широкую ладонь на талию незнакомки и слегка притянул ее к себе. Зеленые глаза напротив будто гипнотизировали. — Слушай меня внимательно, Матвей. У меня для тебя есть предложение. — Мне оно уже нравится… Он потянулся к ней губами, но взамен получил звонкую пощечину. — За что? — обиженно пробормотал он. — Соберись и слушай. Я долго за тобой наблюдала и считаю, что ты нам подходишь. У тебя есть возможность поступить в институт, который по-настоящему изменит твою жизнь, — рыжая как-то странно усмехнулась. — Или можешь поступать на юридический, как планировал, и прожить всю жизнь под гнетом собственного брата. — Кто вы? — хрипло выдавил он из себя. — Та, кто хочет тебе помочь. — Я не нуждаюсь в помощи. И институт ваш мне тоже не нужен. — Ты, наверное, не совсем понял, — рыжая деловито кашлянула. — Ты уже в списках на зачисление. Все, что тебе остается сделать — это оправдать наше доверие. Он внимательно разглядывал ее долгих десять секунд, а затем насмешливо фыркнул. — Да вы несерьезно. — Понимаю, тебе трудно свыкнуться с этой мыслью. Но у тебя будет время подумать. Теперь запоминай хорошенько, повторять я не стану. Тугая блузка с расстегнутыми первыми пуговицами и плотно обтянутая вокруг бедер юбка все еще привлекали внимание Матвея, но теперь больше раздражали, чем вызывали желание прикоснуться. — Начиная с завтрашнего дня ты будешь ровно в пять утра подниматься пешком на последний этаж своего дома и… Важно начинать всегда с первого. Так что, тебе придется спуститься со своего шестого сначала на первый… И поднявшись, ты должен будешь петь, — рыжая задумалась. — Выбери любую песню. Но только одну. Каждый раз это должна быть одна и та же песня, понимаешь? Иначе ничего не выйдет. На протяжении всего инструктажа Матвей исправно кивал с самым серьезным видом. А когда понял, что она не собирается переводить все это в шутку, то рассмеялся. — Ну, я пойду, мелкая. Хорошего тебе вечера, — он неловко почесал затылок. — Тебе бы книги писать с такой фантазией, — и направился к двери. — Я серьезно, Матвей. Ты ведь живешь не один, верно? Подумай о том, что будет с твоими близкими. — Это угроза? — Это напоминание. — Все с ними хорошо будет. Хлопнув дверью, Матвей вернулся в душный зал и ощутил резко подкатившую к горлу тошноту. Ни с кем не попрощавшись, он поймал такси и вернулся домой. Брат с женой уже спали. Стараясь их не разбудить, он пробрался в свою комнату и завалился на кровать. Сон не шел. Матвей постоянно смотрел на часы и порывался пойти на балкон. Ради интереса, ради простого мальчишеского любопытства сделать так, как велела рыжая. И посмотреть, что будет. Он высматривал, подгонял стрелки часов к нужной отметке, наполнялся предвкушением, передумывал и снова вдохновлялся идеей подняться на последний этаж. И сам не заметил, как заснул. Утром он проснулся от звука сирен и криков в прихожей. Ингу, жену брата, забрали на носилках и поместили в карету скорой помощи. Брат поехал вместе с ней. А днем позвонил и сообщил, что Инга потеряла ребенка. Инга, у которой были черные кудрявые волосы и притягательный взгляд. Инга, в которую Матвей был влюблен последние пять лет. Инга, которую ему больше никак нельзя было любить, потому что он ее предал. Матвей сполз по стенке на пол и беззвучно заплакал.

***

Следующую ночь он провел в одиночестве — брат с женой остались в больнице, а утром, стиснув зубы, отправился выполнять дурацкий ритуал. Забравшись на девятый этаж, Матвей долго ходил по узкой площадке открытого балкона и посматривал на часы. Он пришел слишком рано, потому что боялся снова опоздать. Когда стрелка часов коснулась пяти, он несмело запел. Не привыкшие к подобной нагрузке связки щекотали горло, то и дело норовя ненароком провалиться в желудок. Покрасневший — то ли от стыда, то ли от злости — Матвей хрипло тянул военный марш, которому его учил еще отец. Марш, который он усиленно повторял прошлой ночью, но так и не спел. Закончив, он перевел дыхание и собрался спускаться, когда живот резко скрутило спазмом. Упав на колени, Матвей закашлялся, а затем его вывернуло. На грязном полу вперемешку с желудочной кислотой поблескивали три золотые монеты. Быстро запихнув их в карман домашних трико, Матвей поднялся, воровато оглянулся и вернулся в квартиру. Только вечером, принимая душ, он обнаружил на левом запястье черную полосу. Он перепробовал все средства, имевшиеся в доме, чтобы смыть уродливое тату, но полоса осталась нетронутой. Рыжая подкараулила его на следующий день в школе, когда он забирал документы. Ее образ разительно отличался от того, что Матвей видел пару дней назад. На девушке были прозрачные очки, сквозь которые на него глядели два огромных черных зрачка. Зеленого цвета там не было и в помине. А вся ее кожа была покрыта черными узорами — нити обвивали руки и ноги, стягивали шею и налезали на лицо. Матвей был готов поклясться, что черная линия на его руке была нарисована тем же, что и узоры на теле девушки. — Что за чертовщина? Кто ты? Матвей смотрел с презрением. — Такой меня видишь только ты, — рыжая чиркнула длинным ногтем по своей щеке, и черный завиток изогнулся, поддавшись ласке. — Мне это неинтересно. Я не хочу становиться таким же, как ты. — Ты и не станешь, — рыжая хихикнула. Ему показалось, что надменно. — Покажи мне руки. Он подчинился прежде, чем успел обдумать свое решение. Увидев узор на его запястье, рыжая удовлетворенно кивнула головой. — Ты быстро учишься. — Зачем ты сделала это с Ингой? Она этого не заслуживала! Она тут вообще не причем! — Я ничего не делала, — рыжая пожала плечами и прищурила взгляд. — Было что-то еще помимо рисунка? Матвей долго смотрел ей в глаза, а затем едва уловимо отрицательно покачал головой. — Что ж. Значит, пойдешь со мной, — девушка задумчиво пожевала губу, смотря куда-то сквозь него. — Будешь повторять все в точности, как сегодня. Если пропустишь день или опоздаешь, я узнаю. Как только будет достаточно, я сама найду тебя. Повисла неуютная тишина. Аттестат под мышкой был невероятно тяжелым и тянул к земле. — Я буду поступать на юридический, — упрямо буркнул Матвей. — Поступай. Только продолжай тренировки. Тебе потом все зачтется. — Тебе тоже. — Я знаю. Рыжая исчезла, так не и не назвав своего имени. С того дня Матвей пел каждое утро. Жуткая татуировка росла, как и мешочек, наполнявшийся монетами.