Корзинка с котятами

Это одна кровать, это два тела на ней, и ещё целая отара овец, которая прыгает через неё в воображении развалившегося на почти всю огромнейшую постель Кисока. Справиться с бессонницей сомнительным образом помогает только половина затёкшей руки и сладко сопящий Сонхва как причина онемения конечности: тесно прижался к Кисоку («холодно»), уснул на его руке, и Чону равно очень жаль как и свою часть тела, так и будить соседа по кровати. Они выехали всего на три дня и две ночи, по велению Джебома отдохнуть в его домике на берегу. Домик оказался чуть ли не на диком пляже, ночью с моря дуло почти морозом, а Джебом, судя по отсутствию пледов и тёплых одеял в доме, горячее двух отдыхающих друзей. Это не радует Сонхву совсем, он весь вечер дрожит как осиновый лист, и Кисок отдаёт ему свой плащ, чтобы тот совсем уж не разболелся во время отдыха. Самому ему скорее просто свежо, чем холодно. Сонхва вдруг ворочается во сне, и Кисок умудряется переложить руку так, что в неё, наконец, начинает поступать кровь. Выть хочется от дурацкого чувства оживших мурашек по всей руке, но Ли явно мёрзнет, поэтому Кисок подтаскивает его к себе поближе и обнимает. Ощущение чужого тепла заставляет медленно погрузиться в дрёму. Сонхва жмётся и тяжело дышит, и это поначалу пугает очнувшегося ото сна Чона, который не может совладать ни со своим мозгом, ни с телом. Кое-как разлепляя веки, он даже не видит, больше чувствует, как Ли обжигает его ключицы губами, выдыхая его имя. — Кисок. Чону жарко. Очень. — Тебе нехорошо? — Кисок приглядывается к тому и видит, как за опухшими веками глаза полустеклянные и влажные, и сам весь Сонхва горячий и растрёпанный, словно видит мокрые сны. Чон теряет себя в понимании того, что в такого вида снах Ли зовёт его. — Помоги мне, — он шепчет в губы Кисоку, и тот прикусывает свои, пытаясь отстраниться: у Сонхвы жар, это чувствуется на расстоянии, и целоваться никто ни с кем не будет. Сонхва трётся о чужое бедро, и Кисок охает, что даже через слои пижамных штанов он ощущает совсем не приятную текстуру тканей, а конкретный чужой стояк. И ему это нравится. Чон Кисоку нравится Ли Сонхва. Настолько, что он помогает ему — опускает замёрзшие пальцы за чужой край штанов, белья, и по-свойски хватается за член. Целоваться не будут, но про петтинг никто ничего не говорил. Сонхва жарко дышит, непонятно, спит или нет, но вскидывает бёдра. Чон двигает рукой мягко, вниз, вверх, ощущая приятный рельеф вен по всей длине под своими пальцами. Это настолько будоражит его тоже совсем спящее сознание, что он пытается придумать, а как так подрочить себе, когда вторая рука всё ещё не пришла в чувства. Сонхва ёрзает и сдавленно охает, когда движения становятся резче, и даже не смущают прохладные руки. Снаружи их тонкого одеяла чудовищный холод, а под ним так жарко, душно и пахнет сексом, что Кисоку кажется, он задыхается в этой эйфории. Сонхва всхлипывает, пряча лицо, и еле слышно стонет, кончая в ладонь Кисока. И ещё дрожит, пока тот на полном автомате продолжает оглаживать ещё не опавший орган. А затем за какие-то пару минут проваливается в спокойный сон, без этого жара, всхлипов, вздохов, что-то невнятно бормоча себе под нос. Кисок думает, как бы так срочно сбежать из страны, но сначала сбегает в ванную комнату, поменять своё бельё, при этом ругаясь, что он же как школьник себя ведёт.