Корзинка с котятами

Из страны совершенно не сбегается. И даже из комнаты, и из кровати. Кисок чувствует, что он в западне, что он бы лежал так в кровати ещё пару жизней, лишь бы не выходить в столовую. Чон лежит, а ноги ватными становятся, потому что, а как теперь дальше? Объект его обожания сейчас шебуршит фантиками чёртовых конфет, и к нему, по-хорошему, надо бы выйти. Но вот в сознание Кисока вторгаются воспоминания о том, как его сосед с горящими глазами просил о помощи, как тяжело дышал, пытаясь держать себя в руках, как стонал, пачкая чужие руки. И выйти уже не просто не хочется — не можется, мышцы ног словно перестают быть живыми. Кисок лежит ещё пять минут, веря, что сейчас прилетят инопланетяне и заберут его на Марс (хотя, Сонхву скорее), и никакого неудобства между ним и соседом не будет. Но, как назло, никто не собирается прилетать, и Чон чувствует себя очень капризным ребёнком. Пишет Джебому, пока встаёт с кровати, чтобы помнил его хорошим человеком, на что тот даже не реагирует. Сонхва сидит за прозрачным обеденным столом, таская из чаши явно Джебомовы конфеты и поглощая их в таком количестве, словно его цель на сегодня — впасть в диабетическую кому. Кисок старается как можно более непринуждённо пройти в сторону кухонной стойки, чтобы налить себе кофе, хотя ему кажется, что он где-то между состояниями «парящий» и «ползущий». Добирается до кофемашины, даже не заинтересовав Сонхву своим присутствием, берёт в руки кружку и чуть не роняет её от внезапного вопроса в спину. — Как спалось? Что ответить, Кисок правда не знает. Медленно поворачивается, всё ещё пытаясь изо всех сил быть спокойным и расслабленным. Но нервозность ощущается как проглоченный кусок арматуры. — Хорошо, только холодно было. Утром. Ночью-то было вообще не холодно, да, Чон Кисок? — А я, видимо, у тебя всё покрывало отобрал, мне всю ночь было жарко. Хотя дует с моря прилично. У Кисока в голове целое цунами недоумения по типу «ты что, не помнишь ничего?!» и «это ты меня сейчас покрывалом назвал? Это подкат?». Но выдаёт он что-то из разряда звуков понимания и пытается сделать глоток оживляющего кофе, который в кружке ещё пока отсутствует. Данный факт мало смущает Кисока. — И что, — он подходит к столу, усыпанному фантиками, — ничего не было? — Чего не было? — хмурится отвлёкшийся от конфет Сонхва. — Ты про что? Не совсем понятно, правда ли он не помнит, что произошло, или просто старательно делает вид, и Кисок правда начинает считать, что ему это приснилось. Даже неловко перед соседом становится, что он влюблён в него настолько, аж мокрые ночные фантазии явью кажутся. — Ни про что, Сонхва, — Кисок наконец-то расслабляется и улыбается. — Не проснулся просто ещё. Поехали сегодня в город?