Моя Вечность/My Infinity

— Эл, ты в порядке? Взволнованный голос Ватари вернул детектива к привычному состоянию невозмутимости и полной отрешённости. Надо признать, далось ему это чрезвычайно трудно, учитывая то, что произошло всего минуту назад. Эл почувствовал, как старческие, но по-прежнему крепкие и уверенные руки поднимают его с пола — до сего момента он все ещё не нашел в себе сил подняться самостоятельно. Эл посмотрел на опекуна: лицо Ватари выражало крайнюю степень обеспокоенности. Детектив ощутил знакомый прилив тепла и благодарности к этому человеку, но вместе с тем и некую долю вины за то, что заставил его волноваться. В данный момент мозг стремительно перерабатывал полученный поток информации, пытаясь произвести тщательную сортировку всех полученных за сегодняшний день данных. Нужно было разобраться, где сон, а где реальность. — Все нормально, Ватари, — спокойно произнес Эл, стараясь дать помощнику понять, что беспокоиться не о чем. — Мне показалось, что здесь кто-то был, и я немного… растерялся. Но теперь всё в порядке. Прости, что понапрасну встревожил. По угрюмому выражению лица Ватари тут же стало ясно, что в этот раз эти оправдания не сработают. Старик и раньше не упускал случая деликатно, но весьма красноречиво упрекнуть нерадивого детектива за тяжёлый график работы, из-за которого и ему самому — в его то весьма зрелые годы — приходится то и дело подскакивать посреди ночи, чтобы обеспечить своего воспитанника всем необходимым, будь то справочные материалы или сладости, загадочным образом исчезающие из холодильника за один вечер. Хотя количество было рассчитано как минимум на неделю — для нормального человека, естественно. И это не говоря уже о дневной работе, которой было вдвое больше. Но проблема была совсем не в этом, Ватари не жаловался. То, как последствия такой работы отражаются на детективе — вот, что по-настоящему беспокоило опекуна. Видя, как Эл день ото дня становился все мрачнее, а следы множества бессонных ночей все явственней проступают на его лице, Ватари с трудом мог мириться с этим. В этот момент гениальный детектив понял, что день, которого он так боялся, наконец настал — день, когда его верный во всем помощник в конце концов оспорит его решение. — Эл, о чем ты говоришь? Твой организм не выдерживает такой большой нагрузки, тебе необходимо взять перерыв. Прекращай так себя нагружать, — голос Ватари был таким же спокойным, как и всегда. Это настораживало. За всю жизнь проживания рядом с Ватари, тот ни разу не повысил на него голос, но Эл и без этого умел определять, когда его опекун сердился. И сейчас тон его голоса не предвещал для детектива ничего хорошего. — Ладно, я отдохну немного в машине, пока будем ехать. — Эл, мне неприятно это говорить, но я так устал от твоего упрямства. Учитывая твой образ жизни, я не могу закрыть глаза на то, как ты буквально загоняешь себя в могилу. — Ты преувеличиваешь. Ничего страшного не произошло. — Пока не произошло, — с нажимом поправил Ватари, его голос по-прежнему оставался бесстрастным, но в глазах бушевал настоящий шторм, так что Эл почти физически чувствовал, как подавляющая аура строгого родителя нависает над ним подобно грозовому облаку. — Если ты продолжишь так наплевательски относиться к своему здоровью, полагая, что никаких последствий не будет, страшное непременно произойдет. — Не стоит беспокоиться об этом. Я всегда могу обратиться к врачу. Если вдруг что-то пойдет не так, я тут же дам тебе знать, обещаю, — Эл поспешно перевёл взгляд на часы, висевшие на стене. — Ого, уже так поздно! Нам пора ехать. Детектив взял со стола ноутбук и стремглав помчался к выходу, наивно полагая, что в очередной раз последнее слово останется за ним. Ватари никогда не спорит слишком долго. А потом, возможно, он забудет про этот разговор. Хорошо бы. Но не тут то было. Почувствовав, как крепкая рука, за десять лет так и не утратившая своей хватки, удержала его за кофту и заставила остановиться, Эл удивленно округлил глаза. В последний раз с ним так обращались, когда ему не было и двенадцати. — Я уже всё отменил, поэтому до некоторых пор — сегодня уж точно — ты останешься в Вамми, — отчеканил Ватари твердым, не терпящим никаких возражений, тоном. — Что? И когда только он успел? — Ватари, постой… — детектив был настолько обескуражен внезапным поведением своего помощника, что не сразу нашел в себе силы для сопротивления, пока его тащили в дальний конец комнаты, где располагалась неиспользуемая до этого момента кровать. — Не могу я сейчас тратить время на сон, у меня много работы! Куча незавершённых дел, недописанный отчёт, и ещё… — Я уже все решил. Ватари толкнул его, заставив опуститься на кровать, а затем сделал то, от чего Эл ещё долго прибывал в полнейшем шоке. Забрал у него ноутбук! Словно у какого-то ребенка, слишком долго засидевшегося у компьютера. В этот момент Эл и впрямь почувствовал себя нашкодившим ребенком, а не известнейшим во всем мире детективом. Это было сродни оскорблению! — До тех пор, пока не придёшь в себя, будешь сидеть здесь и отсыпаться. — Ватари, это очень мило, что ты так заботишься обо мне, но я уже достаточно взрослый, чтобы самому решать, как мне жить. Пожалуйста, перестань так себя вести и отдай ноутбук. И что это за нравоучительный тон такой? Не удостоив детектива ответом, Ватари молча направился к выходу — ноутбук остался у него в руках. Как только дверь за ним закрылась, Эл услышал, как поворачивается в замке ключ. Он тут же вскочил с кровати и помчался к двери: такой наглости от Ватари он никак не ожидал! Но добежал слишком поздно. К своему глубочайшему огорчению, он оказался запертым снаружи. — Ватари, как это понимать? — Эл возмущённо затарабанил в дверь. — Ты понимаешь, что удерживая меня здесь насильно, ты покушаешься на мою личную свободу? — Право свободы может быть ограничено соображениями сохранения жизни и здоровья, — раздался за дверью тот же спокойный, а теперь и с оттенком доброжелательности, голос опекуна. — Не обращайся со мной, как с ребенком! Мне двадцать пять лет! — не унимался детектив, продолжая скрести в дверь. — Ты не можешь просто запереть меня здесь! Я великий детектив современности, я нужен этому миру! — Это не значит, что тебе можно пренебрегать отдыхом. — У меня нет времени на отдых! Лучше открой дверь, все равно в кровать не лягу. Ни на шаг не сдвинусь, пока не откроешь дверь! Снисходительный смешок из-за двери: — Это сейчас ты так говоришь, но когда я уйду, ты ляжешь. А как только услышишь мои шаги, сделаешь вид, что все это время стоял. Уж мне ли не знать. И пожилой англичанин зашагал прочь, не обращая внимания на возмущенные восклицания, которые слышал уже далеко не в первый и, уверен, не в последний раз.

***

Упрямства детектива хватило на целый час и двадцать пять минут. Его, конечно, могло хватить и на большее, но, к счастью, Эл был не настолько глуп, чтобы без дела стоять на ногах целый день. Напрасно Эл надеялся, что его помощник одумается и выпустит его. Даже спустя два часа ожидания Ватари так и не соизволил появиться. Лохматый гений обречено сел на кровать и упёрся взглядом в паркет. Бороться с самим собой было бессмысленно, а Ватари ему уже не провести. Слишком хорошо тот его знает. Может, Ватари прав, и ему действительно не помешает немного отдохнуть? В конце концов Эл сам довел себя до такого, что начал видеть галлюцинации. Немудрено, что Ватари так разозлился. Но Эл не был бы L, если бы так просто признал свою неправоту, ведь последнее слово всегда оставалось за ним. Однако… Не согласиться с тем, что он болен, означало бы, что тот монстр, которого он видел в своей комнате совсем недавно, не был плодом его разыгравшегося воображения, утомленного бесчисленным количеством работы и отсутствием сна, а вполне себе реальным. От этой мысли по спине пробежал неприятный холодок. Взгляд мрачных темных глаз, очерченных глубокими тенями, устремился в сторону окна, возле которого одиноко лежала потрёпанная черная тетрадь — единственное напоминание о недавнем мистическом инциденте. Было до мурашек неприятно смотреть в ее сторону, осознавая, чьи когтистые жуткие руки держали ее каких-то пару часов назад. Перед тем, как выронить тетрадь из рук (или намеренно ее там оставить) и исчезнуть, шинигами одарил его очень странным, до самых костей пробирающим взглядом. Эл хорошо запомнил тот момент. Этот взгляд ему совсем не понравился. Он вообще терпеть не может, когда кто-то слишком долго на него смотрит или пытается влезть в душу. Но сегодня этот до жути странный субъект нарушил все установленные детективом табу. Одним лишь взглядом. До такой степени Эл его испугался, что готов был возненавидеть! Он ещё долго не двигался с места, но всё же поднялся. Эл совсем не хотелось трогать лежащий под окном черный предмет, помня, как к нему притрагивалось нечто, зовущее себя шинигами. Ему чудилось, что в том месте ещё оставались отголоски недавно пережитого испуга. Не много не мало, но подойти пришлось. Детектив опустился на корточки и медленно протянул руку к черному переплету, словно оттягивая тот миг, когда его кожа почувствует мягкий материал обложки. Он боялся, что если снова прикоснется к ней, нечто снова объявится. Но ничего не произошло. Озираясь по сторонам, Эл видел только голые серые стены, шкафы и стол с разбросанными обертками от конфет. Тетрадь повисла на кончиках пальцев. Странная привычка — держать вещи за края, желая как можно меньше прикасаться к ним — удивила бы кого угодно. Одни его знакомые полагали, что Эл чересчур брезгливый; другие — потому что находит это удобным. Но лишь Бейонд знал настоящую причину. Эл не хотел оставлять отпечатков, что весьма кстати, когда ты детектив, ведь ни в коем случае нельзя стереть следы на доказательствах. Также Бейонд знал, что Эл любил не задерживаться подолгу на одном месте и оставлять следы своего пребывания. Никаких следов. Это касалось всего, что имело к нему непосредственное отношение, будь то немногочисленные личные вещи, записи и собственные отпечатки. «Знаешь, — заметил В однажды, — с твоей щепетильностью, тебе не в детективы надо было подаваться, а в преступники». Может и так. Как бы то ни было, Эл был уверен — какой бы путь он ни избрал, он был бы идеален во всем. Выполнил бы любую работу качественно и добросовестно, если только та сможет действительно заинтересовать его. К сожалению или к счастью, преступления интересовали его только в том виде, в котором ему приходилось с ними работать: наблюдать, разбирать, искать причины. Но совершить их самому — это последнее, что входило в планы детектива. Однако он бы покривил душой, если б хоть раз заявил, что никогда не нарушал закон. Ещё как нарушал! Ради того, чтобы раскрыть преступление, найти виновника и открыть миру правду, тем самым заявив всем о своей гениальности, стоило порой преступить моральные принципы. А иначе никак, ведь если не избавиться от присущих всем человеческих эмоций, таких как доброта, участие, милосердие и прочая ерунда, мешающая работе, не сможешь думать, как преступник. Лишь разобравшись во всем, включая мотивы, цели и желания самых отпетых мерзавцев, можно построить для них капкан и ловко туда заманить. Гибко мыслить, не гнушаться даже самых грязных методов, пожертвовать чьей-нибудь жизнью. К последнему детектив прибегал редко, только в случае крайней необходимости, но результат всегда оправдывал ожиданий. Небольшая жертва, которая поспособствует поимке преступника, разумеется, не будет напрасной. Справедливость должна победить. Но такого понятия, как «зло» для детектива L не существовало, также как и «добро», к которому себя он не относил. Ненависти к преступникам он не чувствовал, также как и сопереживания к жертвам. Только холодный расчет помогает найти ответы на вопросы и позволяет принять реальность такой, какая она есть. Не удивляйся жестокости людей, будь готов на все ради достижения цели — эта схема работала четко и безотказно. И Эл, не стыдясь себя, продолжает пользоваться ей и по сей день. Люди — очень интересные существа, их не всегда удается понять, именно поэтому Эл так любил свою работу. А ещё в глубине души Эл очень интересовала эта тетрадь. Более того, он хотел проверить ее в действии. Теперь, убедившись в том, что этот предмет не из мира людей, а из неизвестного ему ранее, можно быть уверенным, что это не шутка, и что с ее помощью он вправду может убивать. На негнущихся ногах он медленно подошёл к столу и открыл тетрадь. Разум настойчиво твердил, что это затея глупа и ничего хорошего не принесет, что лучше избавиться от этого странного артефакта и навсегда забыть. Но интуиция была громче. Эл знал, что если не осмелится протестировать тетрадь, то будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь, никогда не узнав что-то новое для себя, о чем никто никогда до него не знал — скрытую подоплеку этого мира. Он просто не мог закрыть на это глаза. Эта тетрадь манила его, она была интересная! Прежде всего, детектив ещё раз изучил правила. Сам того не подозревая, Ватари обеспечил своего подопечного неограниченным запасом времени, и теперь Эл с каждой прочитанной строчкой открывал для себя все новые и новые детали, откладывал в ящик долговременной памяти и создавал в уме самые разнообразные проекции ситуаций, где мог бы потенциально применить новые возможности. Но пока это были только предположения, не имеющие никакого отношения к реальности. Спешить было незачем. Необдуманные поступки — один из главных источников проблем человечества. Хорошо, что Эл не из таких: привычка слишком много думать, перед тем, как что-то сделать, была у него с детства. За изучением многочисленных правил и нюансов, Эл не заметил, как просидел до темноты. Расплывчатый круг луны уже заглядывал в открытое окно, напоминая о приближении ночи. Комната стремительно погружалась во мрак. Холодный ветер раскачивал скрипучие ветви деревьев, обнажая их голые руки, будто бы из последних сил удерживающие в кривых пальцах немногочисленные сухие листья, неумолимо летящие к земле. Эти ветви напомнили детективу те самые руки. Неприятная ассоциация заставила темноволосого гения подскочить и резко захлопнуть открытое окно. Почему он раньше не заметил, что оно открыто? Вряд ли это спасёт от вторжения Бога Смерти, но уж точно не повредит. А что, если он вернётся? Что сделает с ним, если он посмеет использовать тетрадь? Эл нехотя прокрутил в памяти жуткие события сегодняшнего утра. Что сказал ему тогда шинигами? Парень задумался. Лайт. Да уж… Не слишком подходящее имя для такого отвратительного существа. И странное. Но красивое. Хотя, если подумать, при мысли о нем ничего другого на ум и не приходит. Какими именами там принято нарекать Богов Смерти? Эл не имел понятия, да и не горел желанием узнавать. Черт с ним, сейчас главное вспомнить, что ещё сказал Лайт. Вроде бы, эта тетрадь теперь принадлежит ему, по какой-то причине. Но ясно одно — это зачем-то нужно шинигами, и он, Эл, как и подобает детективу, должен сперва выяснить, чего Лайт добивается. Почему он здесь и зачем пришел именно к нему? «А что, если он все ещё следит за мной? Только и ждёт моего следующего шага. Что, если он хочет, чтобы я использовал тетрадь? Но зачем, если он может убивать и сам?» Эти мысли мучали детектива на протяжении всей ночи, пока он пытался уснуть. Ватари можно было не ждать до самого утра, холодильник был полный, но Эл, вопреки всему, даже не притронулся к еде. Свернувшись колачиком на кровати, он пребывал в тревожном ожидании, ещё сам не осознавая, чего именно ждёт. Почему-то Эл догадывался, что шинигами не появится сегодня. А ещё непонятное предчувствие чего-то нового, терпеливо ожидающего впереди, не оставляло его. Эл уже не боялся так, как раньше, но и не знал, что принесет ему судьба. Было два пути: либо он избавится от тетради, как и собирался, и продолжит жить своей жизнью, а шинигами больше не потревожит его, либо поддастся искушению узнать новые секреты, что гарантирует повторную встречу со странным существом из другого мира. К утру Эл уже знал, как поступит. И пусть это грозит ему смертью, упускать свой шанс он не намерен. Случайно или по воле высших сил, эта участь выпала ему, и будь он проклят, если не воспользуется этой возможностью. Не узнай он этого сейчас, не узнает никогда, так что будь, что будет. В следующий раз, когда Лайт появится, Эл должен быть готов — нельзя бояться. С этими мыслями детектив наконец смог расслабиться и погрузиться в глубокий сон, полный решимости и уверенности в завтрашнем дне.