Моя Вечность/My Infinity

Уже не первый раз, покидая мир людей, Лайт ловил себя на знакомом ощущении, что главное различие между миром призрачным и миром осязаемым — это воздух. Даже не беря во внимание тот факт (или гипотезу, ведь факты нужны только людям), что Богам Смерти нет нужды дышать воздухом и ощущать телом его дуновение, Лайт заметил отличие. В знакомой пустоши, среди серых скал, выстраивающихся в гнетущий пейзаж, воздух был мертвым, тяжелым и холодным. А может, воздуха и вовсе не было, как и света солнца. Может, когда-то оно и грело здешние скалы, но сейчас давным-давно погасло. Задумываться о такого рода вещах, как: свет, воздух и то, нужно ли Богам Смерти дышать — другие шинигами сочли бы глупостью, именно поэтому было до тошноты забавно, что только после смерти эти мысли прочно укоренились в мыслях Лайта. Почему раньше, когда он мог дышать полной грудью, чувствовать ветер и удары сердца в груди, Лайт о таком не задумывался? Почему не замечал, что у воздуха на самом деле был цвет, вкус и даже запах? Почему принимал как должное? Какой бы ни была причина, теперь бессмысленно думать о том, к чему больше не имеешь отношения. Был в мире Богов Смерти воздух или нет — не важно. Лайт просто, как всегда, ищет новую причину ненавидеть свое нынешнее обиталище, когда должен был бы ненавидеть себя. Присутствие Рюука ситуацию не спасало, но, нельзя не признать, иногда скрашивало бессмысленные будни. Он последний, с кем бы Лайт стал делиться мыслями о природе своих чувств. В отличие от Лайта, Рюук не жалуется на недостаток острых ощущений. На скуку — да, скучать Рюук умел как никто другой, но точно не по вкусу жизни. Если когда-то он и разделял аналогичные чувства, которые мучают Лайта, то они давным-давно растворились в бесконечно долгом существовании, которое не мог измерить в годах даже сам Рюук. Тем не менее, Рюук был не из тех примитивных созданий, носящих с ним одно наименование лишь по природе возникновения. По умственным способностям он многих превосходил, и хотя у них с Лайтом было мало общего, Рюук снискал у бывшего Киры что-то вроде уважения, граничащего с отвращением и неприязнью, в которую превратилась ненависть за некогда отнятую жизнь. По крайней мере, с ним есть, о чем поговорить. Но отнюдь не всегда эта «дружба» приносила выгоду. С куда большим воодушевлением Рюук вставлял палки в колёса, пробивал на негативные эмоции и шантажом подбивал нарушить очередное не шибко важное правило — всё ради хлеба и зрелищ. Но лучше это, чем примитивное существование без цели и алчных желаний, которых нет у других шинигами. В отличие от них, Лайт единственный, кто разделял жажду Рюука развеять скуку. При всей к нему неприязни, Рюук оставался его единственным союзником. Посвящать Короля шинигами в людские планы Лайта — в интересы Рюука не входит, но опасаться, что в любой момент ему наскучит, стоило бы. Поэтому Лайт и ходит по тонкому льду. Чем безумнее его идеи, тем дольше Рюук остается наблюдателем. Пока в желтых глазах Бога Смерти горит интерес, Лайт продолжает нарушать правила. И если бы не тонкая красная нить, тянущаяся через непроходимые барьеры потустороннего мира прямо к Лайту, видит шинигами, очень скоро он забыл бы и себя. Нить брала свое начало из взъерошенной черноволосой макушки, над которой с самого рождения светились имя и продолжительность жизни. Нить дрожала и сворачивалась, так и норовя спутаться при любой попытке дергать за нее, но крепилась к детективу крепко. Лайт в любую секунду мог выпустить второй конец из пальцев, а то и вовсе обрубить ее одним росчерком пера, да не выпускал. Не потому, что не мог — просто не успел наиграться вдоволь. Всё именно так. Это игра, способ скоротать пресную вечность, пока не наскучит и не придёт день положить этому конец. Лайт был уверен, что однажды этот день настанет. Эл умрёт от его руки — совсем как Лайт когда-то от руки Рюука. Он самолично выберет этот день, и тогда уж вволю насладится страхом смерти, который явит себя из бездны глубоких тёмных глаз. А до тех пор Лайт будет наблюдать и контролировать ситуацию настолько, насколько силы шинигами ему позволят. К счастью, возможности Бога Смерти с тетрадью практически безграничны, но спешить некуда, иначе будет неинтересно. Пока он держит ситуацию под контролем, ведущая роль в игре будет его — нужно лишь продолжать удерживать контроль. Лайт исправно соблюдал правила придуманной собой же игры, но некоторые незначительные инциденты выбивали его из равновесия. В один момент Лайт почти потерял контроль, когда непроизвольно подставил руки под падающее с крыши тело, но всегда успокаивал себя, смотря на продолжительность жизни, которая, вопреки всему, оставалась неизменной. Судьбу не изменишь, и в это весь смысл. Так и должно было быть. — Ты удивил меня, Лайт. Не ожидал, что ты так легко забудешь о главном правиле шинигами. Если бы глаза Рюука умели выражать что-то, кроме веселья, Лайт позволил бы себе услышать в его вопросе тревогу. Но он никогда не забудет, что Рюуку всегда было плевать. Разве такого, как Рюук, может вообще волновать судьба другого шинигами? Это просто нелепо. Лайт едва удержался, чтобы не прыснуть со смеху от своей наивности. — За кого ты меня держишь? Разве тот факт, что я стою сейчас прямо перед тобой, не говорит о том, что я не нарушал этого правила? Я не настолько безрассуден, Рюук. — А вот мне кажется, что ты поддался эмоциям. Твои слова звучат так, будто ты сам себя убедить пытаешься. Честно сказать, я удивлён, что ты до сих пор не развеялся кучкой песка по ветру. Боги Смерти не могут спасти человеку жизнь, не отдав взамен свою. Но ты… — Но я снова смог удивить тебя, Рюук, прямо как в старые добрые времена. Рюук ничего не ответил, и Лайт счёл это за молчаливое согласие. Много воды утекло с тех пор, но Рюук не забыл, как постоянно наблюдал за умным и самоуверенным человеком, которым Лайт был когда-то. Они никогда не говорили о прошлом, но юный шинигами всегда знал, что они связаны друг с другом прочнее, чем кто-либо — как владелец тетради и его Бог Смерти. Крепкими духовными узами, которые оборвет лишь смерть. И даже теперь эти далёкие воспоминания связывают их общей целью, которой теперь стал новый владелец тетради и сам Лайт — его новый Бог Смерти. Почувствовав за собой превосходство, Лайт продолжил: — И ко всему прочему я нашел в этом правиле лазейку, что позволило мне избежать печальной участи Джелоса. — Ты всё равно сильно рисковал, спасая того парнишку. — Но риск оправдался. Падение с крыши не убило бы его, и продолжительность жизни это доказывает. Максимум переломал бы кости. Я просто решил не допустить этого. Только и всего. Рюук нахмурился, ему нечего было возразить, но сомнения никуда не делись. Лайт сдержал гнев, смерив Рюука мрачным взглядом, и с нажимом процедил: — Я ничего к нему не чувствую. И не умру так глупо, Рюук. — Надеюсь, что так. Да только сдается мне, что участь твоя будет скверной, если продолжишь в том же духе. Лайт фыркнул: — Сдается мне, моя участь тебя сильно беспокоит. Стало быть, не такой уж ты и чёрствый, каким кажешься. Осторожней, Рюук, а то привяжешься ко мне! — Можешь язвить сколько хочешь, но твоя маска вот-вот даст трещину. Ты станешь достаточно уязвим, а затем вы с Эл просто убьете друг друга. Веселья в глазах шинигами уже давно не было. Лайт не распознал в них эмоции, тем более что-то, что отдаленно напоминало бы тревогу. Но слова Рюука говорили о его необъяснимой причастности — он действительно не желал Лайту смерти, оттого и вел себя так. Лайт не знал, как к этому относиться. — Я ведь говорил, что сумею тебя удивить, — сказал Лайт и поднялся с холодной скалистой поверхности, чтобы найти уединенное место, где смог бы погрузиться в дрëму и вспомнить себя прежнего.

***

Время давно перевалило за полночь, но сон к Ниа никак не шел. Лёжа на спине, он бесстрастно взирал на потолок широко распахнутыми глазами, которые уже успели привыкнуть к темноте. Нарушать установленный режим сна он не планировал. В отличие от Мелло и Мэтта, Ниа был прилежным воспитанником, но события минувших дней возвращали его в комнату А, и он не переставал снова и снова прокручивать в голове различные варианты дальнейших действий. Чего уж говорить, хвастаться им было нечем. За последние два дня они с Мелло облазили каждый уголок, каждую щель в комнате А, но не нашли ничего подозрительного, никаких следов пребывания их бывшего старшего собрата по дому. Ниа и не надеялся, что будет легко, он прекрасно знал, что все напоминания об А вынесут из комнаты, а значит ловить там больше нечего. Как бы ни было печально, память об А стиралась, и непременно настанет день, когда его комнату заполнит собой, своими вещами, запахами и мыслями другой жилец. А призрак первого преемника L навсегда покинет эти стены. Но Мелло, как и сам Ниа, был твёрдо уверен: что-то от него должно было остаться — надо лишь тщательнее искать. Если и был у А какой-то секрет, который объяснил бы случившееся с ним, то ответ находится где-то в его комнате. Эл неспроста велел начать поиски именно там. Ниа видел в этом смысл, но отсутствие результатов заметно поубавило в них спеси. А сильнее всего по самолюбию ударила сегодняшняя выходка Мелло. Ниа думал, что слово L для подростка — закон, нерушимая заповедь, которую надо соблюдать. Ниа действительно позволил себе поверить в то, что приказ детектива заставит Мелло утихомирить свой буйный нрав и тягу к самодеятельности, что уж в этот раз они смогут поладить и сработаться. Но Ниа понял, что ошибался, когда Мелло, без всякого предупреждения, притащил «на место преступления» своего друга. Тогда-то Ниа и осознал в полной мере, что им никогда не стать напарниками. Как будто слова L про команду только из них двоих пролетели мимо его ушей; как будто Ниа в глазах Мелло настолько жалок, что даже наперекор наставнику он предпочтёт ему Мэтта; как будто их дружба и тяга к друг другу так сильна, что сам L перед ней меркнет. Ниа тогда промолчал, оставив свое мнение при себе. Какой смысл что-то доказывать Мелло и говорить, что Мэтт — лишнее звено, что он уступает их способностям, что он третий лишний? Когда эти двое принялись вместе обыскивать комнату, делиться друг с другом мыслями, сыпать догадками и предположениями (совершенно абсурдными и дурацкими), третьим лишним почувствовал себя уже Ниа. Эта парочка придурков дурачилась вопреки важности поставленной L задачи, а Ниа просто смотрел на них и чувствовал себя как никогда паршиво. Он просто надеялся, что хладнокровие не покинет его и поможет обнаружить хоть какую-нибудь зацепку. Зацепку они не нашли, так что спать все отправились разочарованными. Ниа не хотел спать, он хотел, чтобы его личное драгоценное время не пролетело во сне мгновенно, а тянулось долго-долго, до самого утра, а он просто лежал наедине со своими мыслями. Без Мелло и Мэтта, которые заставляют чувствовать себя паршиво и одиноко. Уж лучше полное одиночество, чем быть в их компании. Неожиданно за дверью послышались чьи-то быстрые шаги, и это вернуло Ниа в реальность. Шаги приближались к комнате, ему не показалось. Он поднялся с постели, не зная, опасаться ему или нет. Он уже жалел, что не запер дверь на замок. Внезапно дверь распахнулась, явив на пороге силуэт подростка, в котором Ниа без труда узнал Мелло. Возмущение, которое он сдерживал на протяжении всего дня, возросло с убийственной силой. — Ты уже и ночью сюда заваливаешься? Я думал, королевская ночь в следующем месяце. Мелло обернулся к выходу, пытаясь разглядеть снаружи некоего преследователя, затем быстро захлопнул дверь и закрыл на задвижку. — Спокойно. Видишь, я без зубной пасты, — сказал Мелло, в доказательство показав пустые ладони. Он подошёл к шкафу, бесцеремонно открыл его и пошарив по полкам, вытащил запасной спальный мешок. — Мелло, что тебе нужно в моей комнате? Если нашёл, что искал, можешь уходить. Я пытаюсь уснуть, как видишь. — Ты спи, а на меня не обращай внимание. Я тут сегодня посплю, ты не против? Мелло уже расстилался на полу, пока Ниа в ступоре хлопал глазами. — Нет, я против! Пока не объяснишь, зачем ты здесь. — Это Мэтт, он заебал меня. Я уснуть пытаюсь, а этот придурок ноет, что у нас в трубах кто-то ползает, и просит, чтобы я проверил. Заебал! Не успел Ниа рта раскрыть, чтобы возразить, как деревянная дверь зашаталась под грудой ударов и жалобных криков снаружи. — Мелло! Куда ты убежал, мне же страшно одному! — Иди в жопу, Мэтт, я спать хочу! Ищи себе другую комнату! — выкрикнул в ответ Мелло. — Но я правда слышал! У нас на потолке кто-то сидит! — Иди к психиатру лечись, меня только не впутывай! Не дожидаясь продолжения представления, Ниа подошёл к двери, быстрым движением открыл замок и освободил Мэтту дорогу. Он надеялся, что тот заберёт своего друга, и они, наконец, уберутся из его комнаты. — Сейчас же идите к себе! Меня в ваши перепалки впутывать не надо. Мэтт быстро заскочил внутрь. Растрепанный, сонный, без своих любимых очков — он умоляюще смотрел на Ниа. Кажется, и впрямь чем-то напуган. — Ниа, хоть ты мне поверь! У нас на потолке завёлся призрак! — Да успокойся ты! — Мелло раздражённо закатил глаза. — Это просто ветер по трубам шумит, осенью так бывает. — Нет, это был не ветер, а шорох! Как будто кто-то передвигался над нами и наблюдал! — Это могла быть летучая мышь или… — Да нет же, я знаю… — Или крыса. Крысы могут заползти в трубы… — Так, хватит! — отрезал Ниа ледяным тоном, после которого замолчал даже раскрасневшийся Мелло. — Вернёмся в вашу комнату и проверим всё ещё раз. Если не будет никакого шороха, вы остаëтесь там, а я у себя. Все понятно? Идём. С этими словами Ниа твердым шагом направился на четвертый этаж, где располагалась комната Мелло и Мэтта. Злость и раздражение на этих придурков только укрепляли его решимость. Мысль, что на их потолке действительно кто-то завелся, он даже не воспринял всерьез. Парочка идиотов бежала следом, ворча и переругиваясь. Ниа едва не закатил глаза. Стараясь не разбудить других детей, трое мальчишек преодолели лестничный пролёт и через минуту оказались перед настежь распахнутой дверью, которую Мэтт бросил впопыхах. Задержавшись у порога лишь на мгновение, Ниа первым шагнул в комнату, следом вошёл Мелло и только потом, немного помаячив в дверях, зашёл Мэтт. В полумраке виднелись разбросанные вещи, кроссовки, тетради и учебники. Да уж, с чистотой эти двое не дружат. Слева от двери Ниа нащупал выключатель, но лампа не загорелась. — Серьезно? — приподнял брови Ниа, невольно ощущая себя героем низкопробного ужастика. — Аа, это… — прошептал Мэтт неуверенно, — мы так и не вкрутили новую лампочку. Как раз собирались завтра этим заняться. — Понятно, — хмыкнул Ниа. — Фонарик есть? Мелло подошел к столу и открыл нижний ящик. Порывшись в нем немного, он воскликнул «нашел!» и включил свет. Следующие пять минут дети просто подсвечивали каждую панель на потолке и внимательно прислушивались, чтобы не пропустить ни звука. Ниа задавал направление, Мелло светил фонариком в указанное место, а Мэтт просто старался держаться поближе к ним. Как Ниа и подозревал, никаких звуков «призрак» не подал. Хотя Мэтт, похоже, действительно верил в его существование. — Итак, — заключил Ниа, — никаких признаков постороннего присутствия. Мэтт, вынужден согласиться с Мелло насчет психиатра. Завтра же запишись на приём, а потом… Шкряб Все трое замерли, навострив уши. Каждый искал на лице другого подтверждение услышанному. Шкряб-шкряб — Я же говорил, — произнёс Мэтт одними губами. Мелло нахмурился и перевел холодный взгляд голубых глаз на Ниа, ожидая его реакции. Не понятно, какой именно реакции он от него ждал. Возможно, что тот опровергнет страхи Мэтта. — Кажется, звук шел из-под панели, — сказал Ниа. — Кто-то должен залезть и приподнять ее. В ответ молчание. — Только не я! — ответил Мэтт на неозвученный вопрос. Мелло смерил его снисходительно-насмешливым взглядом и вздохнул так, словно был единственным человеком в этой комнате, способным проявить героизм. — Ну конечно, кто же ещё! Мелло сдвинул письменный стол и быстро запрыгнул на него. — Всё ради тебя, дружище, — усмехнулся он и подтолкнул пальцами одну из панелей на закрепленной на потолке железной обрешетке. За белым квадратом, приподнятым вверх, показалось пустое пространство, скрытое в темноте. Мелло поднес туда фонарик и поднялся на носки, чтобы заглянуть внутрь. — Ого! — протянул он, его голос эхом разнёсся по периметру потолочного пространства, отражаясь от металлических балок. — Здесь можно всю жизнь прятаться, даже в другие комнаты попасть! — Что еще ты там видишь? — нетерпеливо спросил Мэтт. — Ничего особенно. Ни крыс, ни призраков, ни летучих мышей. — А ветер чувствуешь? — поинтересовался Ниа. — Нет, только кучу пыли и стружки. Хотя… — Что? — Пыль лежит здесь не ровным слоем. Как будто кто-то прошелся по ней. И плитки кое-где поцарапаны. Мэтт и Ниа переглянулись. — Кто-то здесь был, — прошептал Мелло, осматривая внутреннее пространство — Кто-то побольше, чем крыса. Ниа ничего не понимал. Когда он пришёл в эту комнату, он планировал избавиться от этих двоих и вернуться досыпать свои положенные часы. Какой еще призрак? Это просто смешно. — Вы тут как хотите, а я пошел к себе, — сказал он. — Наверняка у нас в приюте объявился сталкер. Да, это вполне логично, ведь поклонников среди детей у вас предостаточно. Или просто кто-то решил пробраться к вам ночью и подшутить. — Погоди, — возразил Мэтт, — разве тебе не интересно поймать этого сталкера? Это прямое нарушение правил поведения приюта. Если ты нам поможешь, заработаешь поощрительные баллы. — Не стоит. У меня и без вас их достаточно. — Но… — Оставь его, Мэтт! — вмешался Мелло, спрыгивая со стола. — Без него справимся. Ниа хмыкнул и направился к выходу, но внезапно снова раздался шорох. — Эй, ты! — крикнул Мелло, запрокинув голову, — Что смотришь, интересно?! Вылезай давай, не надо рожи своей любопытной стесняться! Ниа стоило бы отвернуться и просто уйти, стоило закрыть эту дверь и вернуться к себе обратно. Ему совершенно нет дела до их проблем. Но это дурацкое чувство, это треклятое любопытство удержало его на месте, заставив обернуться и посмотреть на потолок. Белое минералволокно, из которого были сделаны потолочные панели, медленно прогнулось под чьим-то весом. Казалось, оно вот-вот проломится, явив на свет затаившегося наблюдателя. В белом свете фонарика Мелло различил над собой большую черную тень, и рука его задрожала. Мэтт судорожно дышал, силясь успокоить колотящееся сердце, когда эта тень двинулась прямо к ним под глухой хруст панелей. А Ниа просто окаменел, не в силах отвести от этого зрелища взгляда. В следующую секунду тень остановилась на границе между двумя белыми квадратами, а затем один из них начал медленно съезжать в сторону, открывая за ним черный квадрат с полостью внутри. Дети затаили дыхание, но не могли увидеть ползущего — темнота полностью спрятала его очертания. Тонкая костлявая кисть с длинными угловатыми пальцами вылезла из темноты, словно большой паук, и потянулась прямо к ним. Чья-то лохматая голова, покрытая грязными черными патлами, испачканными чем-то липким и красным, свесилась так резко, будто кто-то натянул ее с обратной стороны и выстрелил ею вниз, как из рогатки. Леденящие душу кровавые глаза на бледном лице сверкнули, уставившись в испуганные детские лица. Свесившись вниз, голова не шевелилась и не издавала никаких звуков, напоминая иссохшее чучело. Мелло, Мэтт и Ниа смотрели в эти глаза, как завороженные, пока глухое кряхтящее гарканье не начало извергаться из его горла: — Привет, детишки! Похоже, вам нужна помощь. Крик комом застрял в горле, грудь сдавило под его натиском так, что спëрло дыхание, а в ушах зазвенело от истерических воплей Мелло и Мэтта. Эти крики были созвучны с тем криком, что родился у Ниа, но не вырвался из его горла. Тело перестало слушаться. Всё, что он чувствовал — это руки Мелло (или это был Мэтт, он не видел четко), которые резко дернули его в сторону входной двери. И вот они уже в коридоре — бегут так, что немеют ноги; хвастаются за руки так, что потеют ладони; кричат так, что проснувшиеся сироты повскакивали с постелей и возмущенно кричали в догонку: «Хватит орать, придурки!», «Два часа ночи!», «Какого чёрта, я директору скажу!». Ниа ничего не слышит: ни собственного голоса, ни голосов других воспитанников. Он просто бежит. Бежит вместе с Мелло и Мэттом, бежит от страшного монстра на потолке, бежит и чувствует странное, доселе не испытанное волнение. Чувствует громкий стук собственного сердца, готового вот-вот пробить грудную клетку. Он знает, что и Мелло, и Мэтт сейчас чувствуют то же самое, и от этого почему-то так… захватывающе. Прямо на лестнице они едва не врезались в удивленного Ватари, поднимающегося на третий этаж. При виде директора, дети резко остановились — при такой прыти они запросто могли столкнуть пожилого джентльмена с лестницы. В теплом свете керосиновой лампы на дружелюбном лице проступили глубокие морщины, пушистые седые брови и густые усы. Дышать сразу стало легче. — Мелло, Мэтт. Разве отбой не был три часа назад? — строгий голос директора отрезвил всех троих. Заметив среди них Ниа, Ватари задумчиво поправил свои очки. — Ниа, и ты? — Прошу прощения, господин Вамми, что нарушил распорядок, — ответил Ниа, — у меня была причина. — В нашу комнату проник монстр! Ниа просто хотел помочь, — тут же перебил его Мэтт. — Или кто-то из жильцов Дома, похожий на монстра, — добавил Мелло. Ниа вышел вперёд и встал перед директором. — Мэтт жаловался на подозрительные шорохи в комнате, и они с Мелло попросили меня помочь им проверить, потому что доверяли моему опыту. Но когда мы пришли осмотреться, из отверстия в потолке показался человек, внешне очень похожий на Эл, но адекватным поведением не располагающий. Я думаю, он передвигается по вентиляционной системе, чтобы подслушивать чужие разговоры и пугать детей. Очень прошу вас решить эту проблему, директор. Отчитавшись, Ниа, как подобает прилежному воспитаннику, сделал шаг назад. Ватари нахмурился, снова поправил свои очки, а потом сказал миролюбивым тоном: — Вот, значит, в чем дело. Что ж, мне искренне жаль, дети, что вам не посчастливилось столкнуться с Бейондом. Он крайне эксцентричная личность, и мы не допускаем, чтобы он контактировал с другими учениками. Представляю, как вы, должно быть, испугались, увидев его. — Так это был Би? — воскликнул Мелло. — В темноте я даже не понял, что это он. Я знал, что они с Эл очень похожи, но никто не рассказывал нам, как они связаны. — Они братья? — спросил Ниа, — Или двойники? — Бейонд — особый кадр, информацию о котором мы не распространяем среди учеников, ради их же безопасности. Эл всегда следил, чтобы Бейонд не досаждал другим воспитанникам, но сейчас он спит. На секунду Ватари задумался о чем-то, но потом сразу принял обратно вид бодрого старичка, готового утешить своим теплом каждого ребенка: — Не волнуйтесь, мы позаботимся, чтобы он вас больше не беспокоил. Идёмте, дети, напою вас ромашковым чаем. Он всегда успокаивал меня, когда я не мог заснуть. Сегодня вам лучше переночевать в другой комнате, а завтра мы позаботимся, чтобы больше никто не смог пробраться к вам с потолка.

***

Утром они так и не рискнули заглянуть в ту комнату — всё равно их бы туда не пустили, пока ремонтируют потолок. Но терять время зря никто не собирался. Что бы ни произошло прошлой ночью, откланяться от главной задачи это права не даёт. Как и вчера, Ниа, Мелло и его хвостик проводили время, копаясь в комнате А в поисках любой информации, способной дать им наводку на причину кончины ее бывшего жильца. — Может хватит на сегодня, — не выдержал Мелло, — Полдня тут копаемся! — А Эл вообще объяснил, что именно мы должны найти? — поинтересовался Мэтт, развалившись на кровати. — Когда мы найдём, мы это узнаем, — ответил Ниа. — Нет ни одного места, где мы еще не искали! — Должны быть еще идеи. — Где я их тебе возьму, с потолка?! Ниа вздохнул. Он тоже устал искать. Час назад Мэтт сделал попытку достать свой PSP, но Ниа одарил его таким презрительным взглядом, что Мэтту пришлось отложить ее и принять вид усердного следопыта. Смотря на то, как Мэтт лежал и бездумно вдуплял в потолок сквозь свои оранжевые гоглы, Ниа в очередной раз почувствовал раздражение. Он даже не пытается быть полезным! — С потолка… — рассеянно протянул Мэтт, и вдруг вскочил с кровати. Мелло удивленно посмотрел в его сторону, а когда Мэтт влез на тумбочку, вымолвил: — Да ладно! Серьезно, Мэтт?! — Мелло, ты гений! — воскликнул Мэтт, — Об этом месте так сразу и не подумаешь. Это вполне могло быть в духе А. — Он прав, — неожиданно даже для самого себя поддержал его Ниа, — нам действительно не приходил в голову такой вариант. И знаете, что еще я думаю… Мелло перевел на него взгляд, ожидая ответа. — Что Бейонд неспроста появился вчера в вашей комнате. Помните, что он сказал тогда? — Сорри, я как-то не запомнил, учитывая его видок, — буркнул Мэтт. — «Привет, детишки! Похоже, вам нужна помощь». На лице Мелло отразилось понимание. — Ты думаешь… Он хотел дать нам подсказку, где надо искать? Получается, он знает про задание L. — Именно! А это значит, что он связан с L теснее, чем мы думали. А возможно, он заинтересован и в деле о самоубийстве А. — Или замешан в нём, — добавил Мелло, нахмурившись. — Ну, это нам и предстоит выяснить, — сказал Мэтт, потянулся к панели и приподнял одну из них. Ниа внезапно восхитился его смелости, учитывая как он дрожал вчера ночью, не отходя от них ни на шаг. Будет воистину поэтично, если именно он обнаружит конец ниточки. Мелло и Ниа в ожидании уставились на Мэтта, который чуть ли не по пояс скрылся за панелями потолка, повиснув на обрешетке. — Джекпот! — разнесся эхом радостный клич, после чего довольный Мэтт спрыгнул на пол, держа в руке старую зелёную книжку. Не дожидаясь разрешения, Мелло выхватил ее из рук друга и бегло пролистал. — Мэтти, это ты гений! Ты нашел его личный дневник! — Мелло кинулся к нему и повис на шее. Пока они ржали, как кони, Ниа улучил момент и выхватил дневник. Начальная запись была 5 мая 2008 года. Последняя — 8 апреля 2013. Где-то в этот период всё и произошло. — Ниа, не наглей! Кто нашел, тот и читает! Мэтт выхватил обратно дневник. Открыв сначала вверх ногами, он повертел его в руках, открыл первую страницу, с важным видом поправил свои гоглы на манер старшего преемника и нарочито громко прочистил горло. — Мэтт, хватит глумиться над умершим! Он был нам как брат! — не зло осадил его Мелло. — Да че такого-то! Он всегда так делал, когда читал свои доклады! — Для начала открой записи, написанные в тот месяц, когда А покончил с собой, — посоветовал Ниа, — С ними надо ознакомиться в первую очередь. Мэтт кивнул и открыл дневник на последней странице.

8 апреля 2013 года

«Сегодня я совершил самую большую глупость за всю свою сознательную жизнь. Возвращаясь назад, я вспоминаю себя и думаю: как я мог быть настолько самоуверенным и эгоистичным, что позволил себе думать, что достоин знать все секреты L? Как мог даже на секунду подумать, что смогу выдержать этот груз и с ним сравниться? Я и понятия не имел о том, кто он такой и как много он носит внутри себя. Даже сейчас, зная то, что я знаю, я не могу заставить себя перестать уважать его. Знаю только, что теперь страшусь его ещё сильнее. Впервые в жизни я не знаю, как мне поступить: открыться ли мне или хранить эту тайну до конца своих дней? Проблема в том, что я больше не знаю, что правильно. Сделав выбор в пользу одного, не потеряю ли я другое? Не потеряем ли мы все L, если я заговорю? С каждым днём мне всё страшнее, мне чудится, что они знают. Они знают, что мне всё известно! Что со мной будет? По сути я никто — всего лишь ребенок, и даже не первый претендент на место L. Вселенная не схлопнется, если такой как я внезапно исчезнет. Но если исчезнет L, это изменит всё. Я не могу рисковать, я должен молчать. Я должен забыть обо всем, о тайне L, о секретах Дома, о своём способе подслушивать разговоры взрослых, о Бейонде… Больше я не полезу в эту чертову вентиляцию, это не мое дело! Никогда не должно было быть моим делом. Я облажался, и теперь пытаюсь вернуться в старое русло, которого для меня больше не существует. Я больше не знаю, ради чего живу и имею ли право на жизнь. Я невольный хранитель страшной тайны, которую не знает даже сам L. И, честно говоря, я больше не знаю, зачем мне жить, зная, что никому не рискну рассказать эту тайну. Лишь здесь, на этих страницах, которые никто никогда не найдет, я могу излить свою душу. Но я весь трясусь, даже просто пересказывая всё в дневнике. Зачем я это делаю? Наверное, в глубине души, я всё равно надеюсь, что кто-нибудь однажды разделит со мной этот груз.» Мэтт прервал чтение, растерянно глядя в дневник. — Ну, чего замолчал? — нетерпеливо воскликнул Мелло. — Читай дальше! — Не могу. — Всмысле не можешь?! — Не могу, — повторил Мэтт и показал им последнюю страницу, — дальше ничего нет. Страница вырвана.