Моя Вечность/My Infinity

Работать. Работать. Работать. Ещё немного, и это слово потеряет для Эл смысл — так сильно он на нём концентрировался. Даже когда пытался отдыхать, работа занимала все его мысли, но оставалось ощущение, что чем сильнее он в неё уходил, тем стремительнее его мысли разбегались. Эл потянулся к пятой по счету кружке, чтобы заглушить кофейной горечью, разведенной приторно-сладким рафинадом, кисло-сладкое послевкусие карамельной конфеты. Мозг требует больше сахара, и Эл незамедлительно выполняет его желание, давясь кремом очередного пирожного. Он не спал двое суток, самозабвенно отдаваясь изобличению преступников. Разум придерживался чётко поставленной задачи, но Эл то и дело крыло воспоминаниями о минувшем сне: капли дождя на влажном песке; прикосновения длинных пальцев, оставляющих на коже россыпь мурашек напополам с болью от кулаков; горячие губы, скользящие по уголкам его рта; золотисто-карие глаза, полные ненависти и всеобъемлющего желания. На непродолжительные периоды у Эл получалось отвлечься от этих мыслей, а вчера ему почти стало плевать. Стоило вернуться к привычному образу жизни, и Кира уходил в прошлое, а воспоминания с его участием постепенно растворялись в настоящем, безвозвратно теряясь в череде смутных отголосков сновидений, которые Эл даже не запоминал. Нужно лишь сделать над собой усилие и очистить своё сознание, тогда всё лишнее мозг автоматически вытеснит. Вот только бордовый синяк на скуле пока не желал сходить, а кончик языка непроизвольно цеплялся за подсохшую ранку на нижней губе. Эл казалось, что он до сих пор чувствует возбуждение и гнев, которые обрушились на него в драке. Помнит, как эйфория и адреналин разливались по телу обжигающим ядом, создавая убийственный контраст с холодным проливным дождём. Интересно, после этого Эл прекратит когда-нибудь ассоциировать дождь с этими чувствами? Объяснять Ватари происхождение синяков сомнамбулизмом — полная чушь. Эл в жизни не ходил во сне, не получал травм и не прокусывал себе губы, но детектив надеялся, что банальное «упал со стула» устроит опекуна ровно настолько, чтобы не задавать лишних вопросов. Старику можно было только посочувствовать: это уже третий звоночек с угрозой для жизни детектива за последнюю неделю. Как бы пожилой директор от переживаний не схлопотал инфаркт. И всё из-за Киры. Эл не хотел о нём думать, но рассматривая в зеркале свое тело, усыпанное следами драки (уже практически незаметными), внезапно перешедшей в страсть, он сомневался, что у него получится не думать. Но Эл справится, как и всегда. Серьезных поводов для беспокойства нет, его разум всё ещё отлично справляется с эмоциями, и никакие сомнения не возьмут над ним верх — на то и существует здравый смысл. Всего-то нужно заставить себя выбросить из головы одного психопата-убийцу, который преследует его в сновидениях — проще некуда. Новая порция сладкого, и дело пошло быстрее. Всё так, как и должно быть: он дома, в надёжных стенах Вамми Хауса; преступления на любой вкус и цвет жаждут его раскрытий; холодильник, полный шоколадных чискейков, в пределах досягаемости, и главное — никто не помешает. Равномерный стук клавиш, тихий шум процессора, привычная тяжесть чашки в руке — всё сопутствовало благоприятной рабочей обстановке. Но Эл всё равно вздрогнул, когда новый звук разрезал тишину. То были глухие удары мелких капель по крыше и оконному стеклу. Опять дождь… Уже и погода смеётся над его попытками. Для полноты картины не хватает только залетевшего в окно Бога Смерти с тетрадью в руке. Уголки губ приподнялись в грустной улыбке. Три дня прошло с тех пор, как Лайт улетел в ночное небо. Не то чтобы Эл скучал - просто хотелось снова поговорить с кем-то, кто за долгое время смог завладеть его вниманием. Конечно, в приюте достаточно умных людей, но именно Лайт проявил себя занятным собеседником, равным Эл. С ним было ужасно интересно спорить, забавно слушать колкости в свой адрес и платить той же монетой, следить краем глаза за его движениями и повадками, анализировать. Вернётся ли он ещё, думал Эл, глядя на то, как по стеклу расползаются прозрачные дорожки. Дверь за его спиной скрипнула. Эл обернулся, ожидая увидеть Ватари, но посетителем оказался не он. На лице Бейонда, как и подобает, застыл плотоядный оскал. Но было в нем что-то ещё, что-то неуловимое. Это настораживало. Преемник как-то изменился, то ли похудел, то ли черты лица заострились ещё сильнее. Во взгляде стало меньше лукавства, но куда больше сдерживаемой агрессии. Эл считывал ее в каждом движении, какими бы непринуждёнными они ни казались: в шагах, походке, постукивании пальцев по поверхности стен и даже в том, как Би неподвижно стоял. Эл заподозрил, что не за горами тот период, когда Бейонд начнет буйствовать. Такое случалось редко, но если случалось, детективу приходилось быть рядом и пропускать весь скопившийся негатив через себя. Даже сейчас это может произойти, но Эл совершенно не готов. Ему больше не позволяла гордость. — Давно тебя не видно, — Бейонд Бёздей бесцельно бродил по комнате, рассматривая корешки книг, стоящих на полках. Рассказывать, с какой целью он пришел на самом деле, В не спешил. — Я работаю, — ответил Эл, — Ты что-то хотел? — Пока ты безвылазно сидишь здесь, мелкие напали на след А. Как тебе новость? — Приятно слышать, что у них успехи, но какое отношение к этому имеешь ты? — Самое прямое — это я подбросил им зацепку, — улыбнулся Би, — Помнишь дневник А? Эл вылез из кресла и сложил руки на груди. — Это их дело, ты не имеешь права вмешиваться. Думаешь, твоя выходка останется незамеченной? Они не какие-то глупые дети, Бейонд, они мои наследники. — Но кто-то ведь должен присматривать за ними и указывать им путь, пока ты весь в работе — Би пробежался пальцами по сложенным на полке книгам и вытащил первую попавшуюся, — По-моему, я отлично подойду на эту роль, обожаю детишек! Хочешь, займусь ими прямо сейчас? Обещаю, я не дам им заскучать. Накормлю клубничным вареньем и шоколадками, почитаю на ночь… — Бейонд глянул на обложку, — «Криминалистическую трасологию». Как думаешь, оценят? — Оставь в покое моих наследников. Не забывай, что тебе запрещено контактировать с учениками, — под хриплый смешок Бейонда Эл выхватил у него книгу и втиснул обратно. — Я занят. Это всё, что ты хотел? Вишнёвые глаза стали темнее, но веселье всё ещё плескалось в них. — Да что с тобой? Расслабься, это же просто шутка. Детектив ничего не ответил, обратив внимание на свой компьютер. Сейчас у него нет настроения на очередные глупости Бейонда. Нужно вернуться к работе. Эл забрался обратно в своё кресло и придвинул тарелку с тортом. Бейонд молча подошёл и встал напротив, облокотившись руками о стол. Эл продолжал игнорировать — жевал торт и смотрел в монитор. — Не игнорируй меня, Эл. С каких пор ты корчишь из себя высокомерного ублюдка? Новый кусочек торта отправился детективу в рот. — Хочешь поиграть со мной? Ладно, — внезапно двойник с громким ударом коленей об пол пал ниц и поднял руки кверху, — О, великий детектив L, гроза жестокой преступности, гениальный и озаряющий мой путь с вершины своей праведности! Обратите свое царское внимание на ничтожного раба Бейонда! Эл тяжело вздохнул. — Я собираю материалы дела, а ты отвлекаешь. Будь добр, покинь мою комнату, у меня нет желания вставать и выпроваживать тебя пинком. Бейонд ухмыльнулся, но веселье из глаз исчезало. Он ещё немного покрутился у его стола, нашёл карандаш и начал бездумно крутить его в руке. — Осторожней, Эл, — хотя хрипловатый голос был тихим, детектив распознал в нем угрозу, — Я тебя люблю, но не настолько. Не забывай. — Нет, Бейонд, не любишь. Ты не способен к эмпатии и глубоким переживаниям, ты можешь только правдоподобно имитировать, потому что ты психопат, — отрезал Эл без толики сомнений. После двух суток беспрерывной работы он был слишком измотан, чтобы лезть за словом в карман. Мгновение Бейонд неподвижно стоял, глядя на детектива вишнёвыми глазами. Карандаш в его руке хрустнул и раскололся надвое. Черные глаза Эл, очерченные глубокими тенями, устало, но вызывающе смотрели в ответ, но детективу быстро это надоело, и он отвернулся. В следующую секунду Бейонд оказался на расстоянии вытянутой руки. — Разве ты не знаешь, что нельзя говорить психопату, что он психопат? — ядовитый шёпот Бейонда опалил щёку детектива, — Это может его обидеть. — На правду не обижаются, — ответил Эл, увернувшись от нежелательного прикосновения. И чтобы не дать Бейонду новой возможности посягнуть на личное пространство, крутанулся в кресле и отъехал в другой конец стола. За всё время он ни разу не выпустил из рук тарелку с шоколадным тортом, будто тот был большой ценностью, которую в любой момент могут отобрать, если вовремя не съесть. — В последнее время ты изменился. Может, оторвешься ненадолго от торта и поговоришь со мной? — но большинство словесных атак Би просто разбивались о стену безразличия. Эл никогда раньше так себя не вёл, не игнорировал так открыто. Кровь начинала закипать, ещё чуть-чуть, и дымящаяся чаша терпения переполнится. — Эл. Ты слышишь, что я тебе говорю? Очередной кусочек торта отправился детективу в рот. — ХВАТИТ ЕСТЬ!!! На долю секунды Эл почувствовал, что его тело перестало что-то весить; в груди разлилась ноющая боль, как после невидимого удара камнем, который бросили с такой силой, что он застревает в теле намертво; сердце замерло и зашлось ходуном, казалось, оно сейчас выпрыгнет из груди; в ушах звенело; перед глазами заплясали искры; каждый волосок на голове встал дыбом — это был шок. Все эти ощущения пронеслись за одну миллисекунду, пока Эл падал вместе с креслом. Удар о деревянный пол, тяжесть металлической ножки кресла, придавившей его, и звон разбитой тарелки вернули детективу ощущение реальности. Чёрные глаза удивлённо распахнулись, а затем наполнились гневом. — Какого чёрта, Бейонд?! Зачем ты опрокинул мой стул и разбил тарелку с тортом?! — Не удержался, чтобы не выбить это самодовольство с твоего лица, — расхохотался В. — Знаешь, что, — Эл поднялся с пола, стряхивая с одежды невидимый мусор, — Мне это надоело. Повторяю в последний раз: убирайся из моей комнаты, или я навсегда вышвырну тебя из своей жизни. Смех затих также быстро, как и начался. Бейонд шокированно уставился на него, пока детектив морально готовился к последствиям. — Ты хоть сам понял, что сказал? — Понял. Тебя только понять не могу, — Эл поначалу замялся, но заметив боковым зрением испорченный торт, лежащий на полу, преисполнился праведного возмущения, — Я устал от тебя, от нас и всего этого. Да, звучит банально, но я не вижу смысла в том, чтобы продолжать дальше, поэтому я… — Поэтому ты… что? — красные глаза опасно сверкнули. — Поэтому я хочу, чтобы ты отпустил меня. Вот и всё. Произнеся эти слова, Эл сам удивился, что так долго держал эти чувства в себе. С его плеч словно спал тяжкий груз, который он нестерпимо долго носил, не снимая, а он даже не замечал, что всё это время его можно было снять. Оставалось лишь самое трудное — реакция Бейонда. Эл переживал, что ее последствия могут пагубно сказаться на нём. — Ты хочешь отказаться от меня? Эл нехотя пожал плечами, словно говоря: «Что поделаешь, ты прав. Как это ни заезженно, нам действительно нужно расстаться». Бейонд не сводил с него глаз, и это немного пугало. Но когда он повернулся к Эл спиной и издал какой-то невнятный, жутковатый звук, Эл напрягся. То был смех, безумный и крайне нетипичный для него. Он звучал приглушённо, и сквозь тихий хохот проскальзывали неразборчивые слова. Он повторял их раз за разом, пока детектив, наконец, их не разобрал: — Идиот… Идиот! Какой же ты идиот! Если бы только ты знал… если бы ты знал… — Что знал? Что я знал, Бейонд? Я не понимаю. Бейонд настиг его в мгновение ока, заставив повалиться на пол. Эл был так обескуражен странным поведением друга, что даже не сопротивлялся. Он растерянно смотрел на Бейонда. — Ты не можешь отказаться от меня! Это невозможно, понимаешь?! Тебе придется принять меня, рано или поздно. И лучше бы тебе сделать это сейчас! — Хватит, Бейонд, — Эл поморщился под его напором и попытался встать, однако Бейонд удержал его за обе руки — Я не хочу делать тебе больно. Двойник холодно следил за попытками Эл высвободиться. Руки преемника почти со всей силы сжимали его запястья, а колени надёжно фиксировали ноги. — Ты никогда не был сильнее меня, пока я тебе этого не позволял. — шептал Бейонд очень сладким голосом, после чего стиснул детектива почти до боли — Ты не сильнее меня, Эл. Ты мой! — Тогда чего ты ждёшь? Воспользуйся своей силой и покажи, как сильно ты меня любишь. Когда в их отношениях что-то шло не так, лучшим решением всегда было нападение — это лучшая защита. Но в этот раз это не сработало. — Ну, если ты просишь… Бейонд навалился на него и прижал своим телом к твёрдой поверхности, лишая возможности двигаться. Эл мог бы попытаться вырваться, может, у него получилось бы сбежать, но он не видел в этом смысла. Даже если и получится его ударить, Бейонд не успокоится, он будет продолжать снова и снова, пока не получит от Эл то, чего хочет. Лучший вариант — это позволить ему сделать это, тогда Бейонд почувствует себя победителем и отпустит Эл. Ничего, ему не привыкать. Ещё одно добровольное изнасилование не сломает его. Он не такой, как те жертвы, на которых он насмотрелся, не как те девушки, которым с пелёнок вдалбливали в головы, что их честь и главную ценность можно отобрать, просто насильно засунув в них член. Нет, это всё ещё его тело, оно никому не будет принадлежать, сколько его ни истязай, потому что его мысли, его разум и чувства — всё, что составляет само его существо — оно глубоко внутри, не здесь, а очень-очень далеко, куда ни одному человеку не добраться. Чтобы не видеть лица Бейонда, Эл закрыл глаза и отвернулся. Его голова повернута в сторону окна. Эл вообразил, что стоит сейчас там, за окном, где льет дождь и шумит ветер. Он прислушивается к этим чистым природным звукам и старается игнорировать частое дыхание своего злобного двойника, который расстёгивает его штаны. Эл скребёт ногтями старый паркет, пока огрубевшие руки, покрытие выпуклыми шрамами, обхватывают его орган и медленно начинают водить по нему. Тело предательски откликается на простые движения, и гордость трещит по швам. Самое ужасное, что Бейонд уже был в нём, и точно знает, куда надо давить и где погладить, он знает все точки и слабые места. Знает его тело лучше его самого. От злости Эл жмурится, чтобы сдержать слезы, и мотает головой из стороны в сторону. Нет! «Какую модель поведения лучше всего применить?» Возбуждение Эл нарастало по мере увеличения амплитуды движений, дыхание становилось частым и прерывистым, похожим на дуновение ветра в листьях. И он, наконец, открывает глаза. Зрительный контакт установлен. Бейонд смотрит в черные глаза и видит… ничего. Пустоту. Бездну, холодную и мертвую. Никаких чувств: ни страха, ни стыда, ни гнева, ни даже ненависти. Только что-то, отдалённо похожее на спокойствие и ожидание. Но чего от него ждут? Бейонд смотрит на Эл и, кажется, впервые за всё время их совместной жизни видит перед собой не человека, а живую куклу со стеклянными глазами. Секс-игрушку — что хочешь с ней, то и делай, и ничего тебе не будет. Она молчит, хлопает глазами и томно вздыхает, когда ей позволяют кончить. Эл в последний раз судорожно выдыхает Бейонду в лицо, после чего затихает. На его лице застыл немой вопрос: «Мы трахаться будем или нет?» Бейонд замирает, нависнув над ним. Он хотел сделать ему больно, так сильно, как сделали ему. Нет, во сто крат сильнее! Он жаждал его крови, хотел сломать, изуродовать, растоптать свою непокорную любовь и жестоко убить, как следует наслаждаясь процессом. Он мечтал, что будет вбивать его в пол, наполняя бушующей внутри ненавистью. Но огонь ненависти затушил холодный порыв ветра. Эл не будет его, сколько бы раз Бейонд ни клеймил его, сколько бы ни убеждал, что детектив не прав, Эл постоянно стремился от него отделиться. И за это был столь же ненавистен, сколько и желанен. Нет, Бейонд, ты и правда психопат. Он выпустил детектива из захвата и нерешительно протянул руку, чтобы аккуратно коснуться холодной щеки. Но Эл брезгливо отпрянул. — Полегчало? — спокойным голосом спросил Эл, но в нем чувствовалось глубокое презрение. — Чем ещё я могу быть тебе полезен? Бейонд молчал, и невозможно было понять, о чём он думает. Не понятно, почему задрожал его подбородок, почему заблестели глаза и почему он со всей дури ударил кулаком в пол рядом с головой Эл, а не в саму голову, и почему он опустился сверху и стиснул детектива в крепких объятиях. Эл почувствовал, как Бейонд затрясся в глухих рыданиях, и очертания комнаты начали расплываться от накативших слёз. Хотелось сбросить с себя Бейонда, но Эл слишком устал и хотел спать. Он хотел зацепиться взглядом за что-нибудь, пусть даже это будет Лайт, наблюдающий из тени. Но его здесь не было. Эл прикрыл сонные глаза, надеясь, что хотя бы во сне его оставят в покое. Он так боялся снова возвращаться туда и встретиться с Кирой лицом к лицу, что второй день не позволял себе уснуть. Но теперь всё стало безразлично. Он был готов ко всему, но случилось то, на что Эл не надеялся, о чём он так просил — Бейонд поднялся и ушел, оставив наконец детектива одного. И почему нельзя было сразу выполнить эту простую просьбу? Поднявшись с пола, Эл осмотрелся, как будто был здесь впервые. Его стол, его компьютер, его кресло, лежащее на полу, его книги — всё резко стало чужим. Чтобы не оставаться один на один со свежими воспоминаниями, Эл вышел из комнаты.

***

Ливень всё не прекращался, обдавая тяжелыми каплями пустующий двор. Кто вообще решит выйти на улицу в такую погоду? Только кто-то вроде Эл, чувствующий острую необходимость смыть с себя всю боль и воспоминания об этом дне. Босые ноги ступают по мокрой траве, под пальцами хлюпает мокрая земля, превратившаяся в грязь, липнет к ступням, приятно холодя кожу. Одежда из грубой ткани быстро намокла и облепила поджарое тело. Эл запрокинул голову, подставляя лицо холодным каплям. На душе становилось спокойно. Дождь, который непрошено напоминал о Кире, теперь успокаивал. Ограда была близко. Эл ускорил шаги, хотя знал, что выходить за нее не станет — здесь был его Дом, здесь был Ватари, здесь его младшие братья и сестры, и другого безопасного места ему не найти. Он прислонился к железным прутьям, смотря на дорогу, что вела далёко в город. Он мог бы уйти. С лёгкостью проскользнуть за ограду, подобно текучей, неудержимой жидкости, которой не страшна никакая преграда. Эл мог бы выйти на середину проезжей части и, не думая ни о чем, просто брести куда глаза глядят. Вот только зачем и куда? Несколько минут он стоял неподвижно, пока не почувствовал странное. Вокруг, под падающими каплями дождя, дрожали трава и листья, но Эл больше этого не чувствовал. Он посмотрел наверх и понял, в чем причина. Над головой, наподобие зонта из густых чёрных перьев, застыли два огромных крыла, а прямо за его спиной уже некоторое время стоял Лайт, закрывая Эл от дождя. Его Бог Смерти пришёл тихо, без предупреждения, в самый личный и неожиданный момент. Но детектив был рад его видеть. Он долго смотрел на него снизу вверх, ища в нем малейшие изменения, но Лайт ничуть не изменился: просто Эл теперь видел его по-другому. — Спасибо, — улыбнулся детектив, — Но я уже промок. Лайт ещё не видел Эл таким: промокшим, уязвимым, с потерянным взглядом, застланным матовой пеленой. Мокрые черные волосы облепили худое лицо, на скуле виднелся бледный синяк. — Ты дрожишь. Эл удивился и обхватил себя руками: — Правда? Странно, я не чувствую холода. — Больше не боишься меня? Детектив внимательно посмотрел на Лайта, на его бледное лицо и горящие ярко-красные глаза, на его крылья, руки, плечи и даже ноги. — Я заблуждался. Есть вещи пострашнее Богов Смерти. Лайт нахмурился, но не от злости, а от волнения. — Что с тобой? Ты выглядишь так… — Как? — Как в тот день, когда ты упал с крыши. Перед тем, как упасть. Эл попытался вспомнить, что тогда произошло перед падением. Кажется, в тот день он намеренно переспал с Бейондом, чтобы вызвать у Лайта отвращение и прогнать. Они никогда это не обсуждали, но Эл давно интересовало, что Лайт о нём подумал в тот момент. — Что ты почувствовал тогда? — прошептал Эл. Бог Смерти коснулся рукой подбородка. — Удивился немного. Но это ничего не меняет. Я давно наблюдал за тобой, и ты всегда казался мне странным. Что именно Лайт подразумевал под "странным"? Секс между двумя мужчинами? Если так, то Эл разочарован. Хотя себя он причислял к асексуалам, Эл знал, что в мире найдется немало людей, которые считают однополую связь не просто странной — ненормальной, противоестественной. Люди сами по себе странные существа. Эл до сих пор им удивляется. Они порождали ненависть друг к другу веками, ссорились из-за расхождений во взглядах, устраивали войны из-за идеологий, убивали из-за цвета кожи, ориентации и религии. И самое печальное, что такие люди до сих живут с ним на одной планете. Их большинство, и они искренне верят в свою исключительную правоту. Умом Эл понимал причины, он мог даже объяснить данное поведение, если бы его попросили. Но другая его часть, которую у большинства принято звать «душой», каждый раз, сталкиваясь в работе с насилием, не прекращала искать этому более логичное объяснение, чем было на самом деле. Вопрос «почему» не давал ему покоя. Люди действительно убивают друг друга из-за таких мелочей? Только из-за того, что кто-то просто думает иначе? Только из-за желания навязать другим свой образ мышления? Только из-за этого? Неужели это всё? Неужели, нет никакой иронии, мотивации, какого-то двойного дна или скрытого смысла? Неужели взрослые действительно уподобляются неразумным детям, когда дело касается жизни посторонних им людей? Разве взрослым не следует проживать свои жизни и не интересоваться жизнью окружающих? В минуты рассуждений Эл как никогда понимал тех, кто каждый день пробивает барьер общественного мнения. Он смотрел на мир и безуспешно пытался расширить нерасширяемое, втиснуть толстую нить здравого смысла в крохотное игольное ушко человеческих убеждений, увидеть бескрайний горизонт в картине с узкой рамой. Он буквально не мог взять в толк, как существа, которые считаются вершиной эволюции, могут быть такими узкомыслящими. Прав был тот, кто сказал, что познания умножают скорбь. В этом есть смысл. Большинство не хотят быть умными, большинство хотят быть счастливыми. — Но кое-что мне не понравилось, — голос Лайта спустил Эл на землю, — Ты смотрел на меня так, как будто не видел меня. Тебя словно не было там. Ну вот опять. Что он имеет в виду? Если Эл каждый раз будет об этом думать, новый поток сознания опять его унесёт, и разговор не состоится. — Но сейчас я здесь, — ответил Эл. Теперь, когда Лайт вернулся, ему стало намного легче, но не ясно, надолго ли, — А ты? Ты со мной? Бог Смерти кивнул и сел с Эл рядом, чтобы разница в их росте сократилась. — Я с тобой.