Моя Вечность/My Infinity

Лайт влип, серьезно влип. Учитывая, что чуть ли не впервые за десяток лет он умудрился привлечь к своей персоне внимание вышестоящего, влип он по-крупному. Лайт жил, отчасти руководствуясь примером Рюука, а отчасти — собственными помыслами. До сегодняшнего дня ему благополучно удавалось не попадаться на глаза «тому самому, который в кругах шинигами известный, ты в курсе», не прилагая практически никаких усилий. Не боялся он и выделяться из серых безмозглых кучек, собирающихся за игрой в кости, не скрывал к ним ни презрения, ни жалости. Может, за это другие шинигами его и недолюбливали, но такая известность ему даже льстила. Что Лайт, что Рюук — любые их вылазки в мир людей проходили мимо всевидящего ока Великого Правителя или Старика, как его за глаза прозвали Боги Смерти. Возможно, стоило проявить к Королю толику уважения, если бы им хоть раз довелось увидеть своими глазами того, перед кем следует трепетать. Но Великий Правитель, о присутствии которого в их мире знал каждый, не показывался уже не одну сотню лет. А может и не одну тысячу. Никто из ныне живущих шинигами причины этому не знал, не был знаком с Правителем лично и ни с кем из тех, кто бы мог его знать. За долгие столетия мертвая земля, не способная дать жизнь даже клочку мутной жухлой травы, обросла множеством разных слухов. Одни поговаривали, что Богов Смерти создал сам Великий Правитель; другие, что он был лишь самым первым и древнейшим шинигами, поэтому и убедил всех, кто появился позже, что он и есть их создатель. Ещё говорили, что Боги Смерти образовались из камня и земли, а крылья и Тетради Смерти получили, когда начали сознавать самих себя. Разные ходили слухи, но все они сходились в одном: в настоящее время Король Богов Смерти сделался так ветх днями, что уже не мог в своем нынешнем обличии показаться другим, рискуя рассыпаться в пыль от малейшего дуновения. Но кто-то должен был поддерживать веру в существование Великого Правителя и нести его волю. А иначе какой смысл в существовании Богов Смерти, если не будет на свете Короля? Эту роль примерил на себя шинигами по имени Армония Джастин, самый старший из всех. Он был единственным, кто утверждал, что знал Великого Правителя. Правда это была или нет, неважно. Главное, что Тетради Смерти мог достать лишь Армония Джастин, и этот факт все сочли убедительным доказательством того, что тот имел непосредственное отношение к Правителю, а значит и его самого можно таковым считать. Его опыт и мудрость, а в особенности лояльность к праздному образу жизни всех шинигами, к коим относились и забавы Рюука и вылазки Лайта в «нижний мир», обеспечили ему хорошую репутацию. В результате ни один шинигами за нескончаемо долгий срок его «правления» не изъявил желания оспорить власть Армонии Джастина. Лайт, как и много на своем веку повидавший Рюук, сомневался в правдивости слов Армонии и его добрых намерениях, но претендовать на роль местного Метатрона они не собирались. Главное, чтобы Старик вовремя закрывал глаза, пока они творят, что вздумается. То ли интерес к наказанию непослушных шинигами Армония Джастин утратил за мириады столетий — или сколько ему там? — то ли Рюук был таким мастером убалтывать Старика, но будни сослуживцев его мало волновали. Вероятней всего Лайт не первый шинигами, терзаемый скукой и любопытством. Возможно, даже не самый отчаянный. Почему-то было такое чувство, что Рюук в свое время достаточно присытил названного Короля своими выходками. Последний довод Лайт счёл наиболее разумным, чтобы не думать о последствиях своей двойной жизни, поэтому и его авантюра сильного переполоха вызвать не должна. Как оказалось, вызвала. И дня не проведя в человеческом мире в обществе детектива, к которому в короткий срок привык настолько, что, казалось, грань меж двух миров начала медленно таять, Лайту вновь пришлось тащить свои крылья обратно к мир шинигами, к большому разочарованию Эл. Лайт его не винил, сам же пообещал не улетать так скоро, но спустя каких-то пару часов уже мчался обратно по первому зову. Он ни за что не стал бы шинигами на побегушках, но прежде на него никогда не обращали внимания, а значит намечается что-то важное и стоящее участия Лайта. Когда Рюук с натянуто-обеспокоенной улыбкой сообщил, что Старик желает с ним «потолковать», Лайт не стал медлить. Крылья быстро несли его в чистое голубое небо, инстинктивно прокладывая курс к невидимому человеческому глазу облачному вихрю. Вихрь моментально поглотил летящего навстречу шинигами и закружил в себе, будто живой организм, переваривающий его в своей утробе. В следующее мгновение Лайта выбросило на обратную сторону неба: более древнюю, темную и уродливую. Изнанка неба была полной противоположностью неба человеческого мира: ни чистой лазури, ни белых облаков, не говоря уже о солнечных лучах, снеге и дожде. Сизая высь — это самое близкое к белому, что там было. Лайт сложил большие чёрные крылья и опустился на извилистую лестницу, которая спиралью тянулась ввысь к серому клочку света. Уже не раз Лайт возвращался в темную знойную пустошь этой дорогой, полный уныния и безразличия. Но сейчас им впервые овладело волнение, тревога и любопытство. — Не злись, это не я на тебя настучал, — прохрипел Рюук, ожидающий его на краю мира. Колючий взгляд Лайта говорил о недоверии. Как тут поверить, помня, что Рюук самолично забрал его человеческую жизнь забавы ради? Никто, кроме Рюука, не был в курсе его намерений в отношении детектива и Тетради Смерти, но какими-то образом действующему Правителю стало об этом известно. Судить наперед рано, но и недооценивать Армонию Джастина не стоило. Сам Лайт Короля толком не видел, но все знали, что Армония Джастин давно живёт на свете и научился считывать в поведении шинигами абсолютно всё. Обмануть Правителя было не так-то просто. Большие глаза-алмазы, намертво застрявшие в выемках золотого черепа, сверкали твердо и источали ослепительное сияние, но не мягкое, а холодное и мертвое, словно два куска льда, которые не растают ещё несколько тысяч лет, поддерживаемые жизнью и разумом. Бог Смерти с головы до пальцев был увешан разного рода драгоценностями, и в этой серой мгле сверкал подобно сокровищу затонувшего судна, оставленном на морском дне. Когда смотришь на него, то не испытываешь желания прикоснуться или присвоить себе это золото и алмазы, потому что темная прозрачная мгла подходит ему гораздо больше, и на дне глубокого моря этому сокровищу самое место. Армония Джастин ждал его там же, где и всегда — на своем золотом троне, усеянном такими же камнями, что украшали его череп. Вы какой-то момент Лайту даже показалось, что действующий Король и его трон — это единый организм. — Где она? — спросил Армония Джастин, — Где твоя Тетрадь Смерти? — В мире людей, — без утайки ответил Лайт. Лгать не было смысла, Король был слишком проницателен. В этом случае обычная ложь не сработает, но можно сказать полуправду. Ещё человеком Лайт обнаружил, что самый эффективный способ солгать кому-то — сказать правду. — Человек, за которым я наблюдаю, сейчас владеет ею. Но он полностью в моей власти. — Если бы он был в твоей власти, тетрадь использовалась бы по назначению. Я не чувствую, что это происходит. Мне известно все о моих тетрадях, о каждом вписанном имени, о каждом убитом человеке. Я не возражаю, что вы развлекаетесь с людьми, но я не потерплю, чтобы моими дарами пренебрегали. Армония Джастин встал с трона. Теперь Лайт видел его более отчётливо. Когда Король приблизился, Лайт нерешительно поднял на него глаза. Этот шинигами совсем не походил на Рюука. Вспомнив, какой ужас он испытал в первую секунду, увидев настоящего Бога Смерти, о существовании которых и не подозревал, Лайт удивлялся прежнему себе. По сравнению с Армонией, Рюук был лишь мелкой сошкой, не способной вселять подлинного страха. Его жуткий грим поначалу и мог выбить из колеи, но он совсем не походил на того, кто мог бы причинить ему вред. Да, в итоге Рюук принёс Лайту смерть, и обида всё ещё жгла Лайта, но от Рюука не исходило такой силы и опасности. Армония Джастин молча смотрел, но глаз у него не было, тем не менее Лайт все равно ощущал на себе его взгляд, спрятанный за алмазами, словно за стеклами очков. Такой придирчивой проверке Лайт никогда еще не подвергался. Все защитные оболочки, сотканные из лжи и обмана, трещали по швам, а он стоял обнажённый — только тело, дух и душа под беспощадным взглядом Короля шинигами. — Тетрадь Смерти стала частью человеческого мира, — сказал Лайт, отгоняя наваждение, — Очень скоро ею активно начнут пользоваться. Внезапно Король метнулся к нему и схватил за крыло так сильно, что раздался хруст. Лайт едва не вскрикнул, но вовремя стиснул зубы. Дождавшись, когда он придет в себя, Король сказал: — Отвечай правду, грязная, лживая порочная выгребная яма! Отвечай, почему наша сакральная реликвия не наполняется новыми именами, а пылится где-то на полке у смертного как самая обычная безделушка! Может тебе напомнить, что надо делать в том случае, если человек отказывается использовать Тетрадь Смерти? — Стереть этот эпизод из его памяти, — ответил Лайт. — А что будет, если Бог Смерти откажется следовать правилам? — Вы заберёте себе остаток его жизни. — Тогда ты знаешь, что делать. В противном случае мне придется записать имя этого человека в мою собственную тетрадь, а твою Тетрадь Смерти вернуть в мир шинигами. Почему ты не можешь этого сделать? Причина была в самом Эл, в отношении Лайта к нему, в больной привязанности. Это была тайна Лайта, которую он самовольно спрятал за семью печатями, так глубоко, чтобы даже он сам не смог бы до нее добраться. И впервые Лайт испугался. Но не за себя. Он боялся, что Армония доберется до этой тайны, и тогда… Он не знает, что будет тогда. Он не знает даже, что сделает сам, если позволит себе чувствовать, признается самому себе, что Эл для него… Лайт очень старался, чтобы его природа ответила за него, и страшно боялся, что всех его ужасных качеств, увиденных в нем Королем, окажется мало. И Лайт лгал теперь всей своей душой. — Он был слишком глуп, слишком упрям, слишком правомерен, чтобы использовать тетрадь. Я выбрал наугад и лишь потерял время. Вы знаете, что я не лгу. Взгляните на меня, посмотрите внимательно и скажите, что вы видите. Лицо Армония Джастина было невозможно прочесть. Лайт понятия не имел, какое существо отражается в этих алмазах, но очень надеялся, что существо это покажется настолько отвратительным и уродливым, насколько это возможно. Лишь бы Король поверил, что Лайт испорчен до мозга костей; чтобы смотря прямо ему в душу, не увидел правды. Лайт лгал каждой клеточкой своего тела, всем своим существом, всеми своими прошлыми деяниями и всеми фибрами души. Пусть в нём не найдут ни капли любви, пусть не получится! В нём и впрямь нет ничего хорошего. Нет в нём любви к Эл. Но она была. Откуда взялась? Когда это случилось? Лайт не знал. Эта любовь подкралась как тать в ночи, ждала во мраке, дожидаясь своего часа, долго-долго, а потом раз, и настигла его, схватила за горло и крепко сомкнула зубы на его шее. Стоя перед Великим Правителем Богов Смерти, Лайт уповал только на одно: что в тени его чудовищных преступлений это истинное чувство покажется крохотным, как иголочка в стоге сена, и жалел, что не убил еще больше людей: ведь тогда разглядеть его было бы еще труднее… Но игла вошла глубоко в его сердце и раскололо его надвое; Лайт так боялся, что Армония Джастин увидит… — Чистая, губительная злоба, жестокость, бессердечие, жажда власти, безразличие. Порочная, ядовитая скука и въедливое любопытство. С самого детства в тебе не было ни капли эмпатии, доброты и способности любить. Лишь имитация этих чувств, чтобы рассчитать выгоду наперед. Ты убивал без промедления и раскаяния, предавал, плел интриги и наслаждался вседозволенностью. Ты воистину средоточие всех моральной грязи человеческого мира. Даже сейчас, утратив свою человеческую природу, ты остаешься таковым. Внутреннее ликование охватило Лайта. Он одновременно и боялся, и так мечтал услышать этот желанный приговор. Значит у него получилось, он победил. Обманул самого Короля Богов Смерти! Борясь с отвращением, Лайт, наверное, впервые за всё сознательное бытие засунул свою гордость куда подальше и опустился перед Королем на колени, подгибая раненое крыло. «Эта мразь любит лесть. Даже Королю Богов Смерти не устоять перед ней». — О, Великий Правитель, простите меня! — надломленно прошептал Лайт, для убедительности простирая бледные руки к ногам шинигами, — Я и представить себе не мог, что вы такой могущественный! Вы знаете обо мне абсолютно всё, ничего не укрылось от вашего взора. И как я мог возомнить себя Богом?! Вы — истинный Бог этого мира! Позвольте мне исправить мою оплошность и вернуть то, что я так беспечно утратил. Эти людишки не способны оценить по достоинству дар Богов! Обещаю, я исправлю свою ошибку. Мне нужно лишь немного времени. Сыграть роль высокомерного тупицы, пристыженного Королем, оказалось верной стратегией. Армония Джастин понемногу начал успокаиваться, и выглядел крайне довольным. Притворное раскаяние подействовало. — Делай, что считаешь нужным, — сказал Армония, смотря на Лайта с презрением, — И впредь не пытайся прыгнуть выше головы. Чем выше полёт, тем круче падение. Помни об этом. По дороге обратно Лайт ни одним мускулом не выдал, как трудно ему передвигаться. Правое крыло пробирало острой болью от каждого движения. Похоже, сломано. При мысли, что придется лететь со сломанным крылом, у Лайта закружилась голова. Если ему сейчас так больно, какая адская боль ожидает его, когда он расправит крылья над Винчестером и спикирует вниз? И это ещё полбеды. Сможет ли он вообще удержаться в воздухе с одним здоровым крылом? Времени оставалось ничтожно мало, а он так и не притворил свой план в жизнь. Тринадцать дней скоро истекут, и проверка детектива завершится. А теперь ещё и этот Король, так не вовремя обративший на него своё внимание. Если бы Лайт только знал способ убить его… Лайту казалось, что заставить Эл воспользоваться Тетрадью Смерти ему не успеть, дни пролетели слишком быстро. Как оттянуть время? Надо срочно что-то придумать. Ему нужна была фора. Лайт подошёл к подножию невысокого отрога, под которым утроились два Бога Смерти. Как всегда, не придумав другого занятия, они перебрасывались черепами. Не смотря на то, что Лайт никогда не проявлял к их играм никакого интереса, правила игры он понял сразу. Это было даже проще, чем кости. Нужно, чтобы черепа, которые ты бросаешь, выпали в строго горизонтальном положении. Чем больше горизонтальных черепов у тебя выпадет, тем больше шансов выиграть. Слишком скучно и примитивно даже для Рюука, про Лайта и говорить нечего. Но заинтересовать других шинигами не составит труда. Предложи им свою игру — они только обрадуются новой возможности поразвлечься и очень удивятся, что нелюдимый странный Бог Смерти, прежде носа из укрытия не казавший, сам попросился к ним в игру. А потому Лайт выбрал для них самую простую, принцип которой два недалёких шинигами быстро поняли. Кости. — Помнится мне, ты говорил, что не любишь игры, где исход зависит от случайности, — издевательски рассмеялся Джаббар, согласившийся с ним на игру. Да, Лайт ненавидит игры, где исход не зависит от интеллекта, но время в мире шинигами течет чертовски медленно, а у него всё время мира, чтобы отработать разные техники и навыки, которые могут в любой момент пригодиться. И кто говорит о случайности, когда речь заходит о технике броска контролируемым способом? Лайт улыбнулся, но вслух сказал только: — Считай, я пересмотрел свои приоритеты. Давай, чтобы игра стала интереснее, сделаем ставку? — Неплохая идея, — согласился Бог Смерти Джаббар, — На что играть будем? — На Тетрадь Смерти, — ответил Лайт. Глаза шинигами в узких щелях маски потрясённо распахнулись, а затем он расхохотался ещё громче. — А не слишком ли ты самоуверен, сосунок, для первой игры? Я в этом деле бывалый, уступать не буду. — Именно поэтому я и мечтаю сыграть с тобой. Я знаю, что ты азартен, и мало кто сможет обыграть тебя. — Твоя правда. Ну ладно, тогда три раунда на Тетрадь Смерти. Ну что, готов проиграть? Первый раунд Лайт проиграл. Намерено, чтобы усыпить бдительность соперника. Он мог и отдаться случаю, но в планах было одержать победу в двух раундах, получить Тетрадь Смерти, а затем усыпить бдительность ещё и Короля. Лайт надеялся, что Король, увидев, что он снова владеет Тетрадью Смерти, сместит фокус с детектива на кого-нибудь другого. Способ мошенничества Лайта не требовал нечестных кубиков, они были самыми обычными, выточенными из старой черепицы. Он дал кубику соскользнуть и выпасть так, чтобы он повернулся вверх нужной ему гранью. В третьем раунде Лайт незаметно для Джаббара сделал по-другому, использовав один кубик как стопор для другого. Выполнял он такие броски так, что никто бы не заметил. Падающие кубики выглядели обычно, но при этом приземлялись в нужной комбинации. Достигалось это изучением того, как кубик летит в воздухе, и контролем каждого этапа броска. Доведения до совершенства требуется много часов практики. У Лайта было двадцать лет, чтобы научиться этому. Через полчаса игры и пары минут гневной тирады проигравшего Джаббара, Лайт поднялся на вершину каменистого отрога с новой тетрадью в руке. Внизу, среди песчаных камней, покосившихся от времени надстроек, обветшалых жилищ, наскоро сложенных из старых досок и ржавых обломков металлолома, словно ленивые букашки, копошились немногочисленные шинигами. Кто-то бесцельно бродил взад-вперед, размахивая бесполезной косой, готовой развалиться от любого случайного столкновения с камнем; кто-то рисовал длинными черными ногтями узоры на земле; кто-то просто сидел и бросал перед собой кости, а потом глядел на них, ища в выпавшей комбинации какую-то придуманную им самим закономерность. Лайт безразлично смотрел на развернувшуюся перед ним картину. «На это ты смотрел на протяжении сотен лет, Рюук?» — подумал Лайт. Хриплый смешок безысходности вырвался из груди. «И я однажды стану таким же, когда проживу столько, сколько и они? Мои воспоминания исчезнут, я утрачу вкус к жизни, и даже интерес к убийствам рано или поздно пропадет. Я буду жить так долго, пока не потеряю себя. Годы жизни, которые люди так не хотят терять, станут для меня неиссякаемым песком. Я буду смотреть, как умирают люди, и как день смерти Эл приближается с каждой минутой. И даже если сейчас мне от этой мысли не по себе, потом мне и это станет безразлично. Я не хочу забывать, не хочу, чтобы мне стало безразлично». Лайт с силой зажмурился, не желая смотреть в будущее: эта гнетущая картина, эти шинигами, их обезображенные тела, их уродство, отголоски которого день ото дня также проявляются на его теле, эта удушающая скука, длиною в вечность. Но откуда-то из глубины его сердца (которого ни у какого шинигами быть не может) исходил тихий монотонный голос, обладатель которого всё ещё жил на этом свете. «Ты найдешь свою вечность. У тебя же есть крылья». Одно крыло было сломано, но второе всё ещё цело. А значит он сможет прилететь к нему.