Шестнадцать лет

      Стон срывается с твоих губ. Яркий свет скользит по лицу, мысленно ты проклинаешь Дэнни, который, должно быть, в сотый раз забыл выключить настольную лампу. Большой любитель почитать на ночь, видите ли. Или на утро?       Трудно поверить, что он все еще верит в сказки со счастливым концом. Верит, что кто-то добрый и обязательно красивый – так он сказал тебе однажды – придет, чтобы забрать его. Это из того-то дерьма, в котором вы все погрязли по уши?       Горько усмехаешься на это, чужая наивность почти причиняет боль, ведь в памяти еще свежо твоё: «Мы будем вместе? Хватит ржать, я серьезно. Обещай мне, Дерек! Обещай, что не бросишь». С ресниц срывается прозрачная слеза, когда ты слышишь: «Стайлз?»       Замираешь. Боишься дышать. Нет, о мой бог, нет. Только не этот голос, только бы сойти с этой планеты прямо сейчас. Господи, пожалуйста. Лучше сломанные ребра, лучше задохнуться от нехватки кислорода, но не это всё.       Его горячая рука мягко сжимает твою, она словно лёд, ты чувствуешь обжигающее тепло на кончиках заледенелых пальцев. Тебе не нужно видеть, открывать глаза, чтобы знать наверняка, что в эту самую минуту он хмурит свои невероятные брови. Срывается с места, прижимаясь ногами к кровати, склоняется над тобой с обеспокоенным лицом, отчего его дыхание касается твоего искусанного рта.       Это как морской бриз после долгого путешествия по жаркой, словно ад, пустыне, но правда в том, что ты лучше бы сгорел заживо под лучами палящего солнца или умер бы от жажды, чем пить этот воздух, на который больше не имеешь право. Больше нет.       Ты не хочешь открывать глаза, боже, нет, но, когда его грубые пальцы плавно и нежно скользят по твоей щеке в немой просьбе, ты не можешь отказать. Увы. Его лицо – это отдельный вид искусства. А ты гребаный эстет, помешанный на нем.       Он улыбается, у тебя сводит скулы. В ушах звучит по-прежнему любимый голос «эй, привет». О, этот голос. А глаза, светло-травянистые глаза, это важно, влажно блестят. Тебе больно. Внутри все переворачивается, спазмом сводит внутренности, а душевные раны, которые ты так старательно зализывал, снова кровоточат.       Это становится откровением, ведь ты считал, что от прежнего тебя ничего не осталось. Ошибался. Любовь причиняет почти физическую боль. Собственные слезы жгут глаза.       Он шепчет: «Все хорошо. Я рядом, я же обещал тебе, помнишь?», а ты кричишь молча. Вот так. Глубоко в душе, а, может, на поверхности, ты не знаешь. Эхо мешает. Спасайся. Спасайся от меня, Дерек. Неужели ты не видишь, что я грязный? Я не хочу тебя испачкать, только не тебя, пожалуйста, но он не слышит. Прижимает тебя ближе, сокращая между вами расстояние.       И ты хочешь, чтобы под ногами разверзлась земля, провалиться прямо в ад. Готов продать душу дьяволу со всеми потрохами, лишь бы избавить его от возможных последствий твоего пребывания здесь, защитить. Где там надо расписаться? Тащите ручку. Ладно, к черту ручку. Дайте нож. Кровью.       Твоим мольбам, конечно же, не внемлют. Может, оттого, что дело уже сделано, осталось только умереть и welcome? Кому еще нужна твоя душа? Вернее то, что от нее осталось. Богу? Вот уж вряд ли.       Ты проклинаешь себя за то, что остался там, где тебя нашел Питер. Ты идиот. Алло, это же тот самый оборотень из больницы с психическим расстройством и манией величия, где были твои мозги, парень?       Поток мыслей в твоем воспаленном сознании обрывается, когда Дерек говорит: «Я позову шерифа. Он ждет внизу». И это как гром среди ясного неба, ты хватаешься нервными пальцами за футболку оборотня, моля: «Нет, Дерек, пожалуйста, нет». Он в шоковом состоянии.       Ты чувствуешь это кожей, тебе страшно. Ты ждешь, что он оттолкнет тебя, поймет, наконец, что ты другой. Ч-у-ж-о-й. Он обхватывает твое лицо ладонями со словами: «Что они с тобой сделали?»       Ты молчишь. «Говори, говори со мной, Стайлз» почти рычит оборотень, сжимая твои плечи. И ты подчиняешься его воле, шепча охрипшим голосом: «Отпусти меня, Дерек. Я хочу уйти».       На него больно смотреть. «Нет». Он мечется, словно раненый зверь. Отворачивается от тебя к окну, сжимая подоконник. За окном дождь.       Ты поднимаешься с кровати, тянешь руку, хочешь коснуться, успокоить, приласкать, но не можешь. Ты не можешь дать ему то, что он хочет. Себя прежнего. Не можешь перевести стрелки часов назад, как в каком-нибудь фантастическом фильме. У тебя нет ни машины, ни маховика времени.       Руки дрожат. Он смотрит на тебя через оконное стекло, словно не может насмотреться, словно ты – это лучшее, что он когда-нибудь видел. Разве так смотрят на шлюху?       «Скажи, что не любишь меня и я отпущу тебя». Господи. Ты закрываешь глаза, кусаешь губы. Это ловушка. Он слышит ложь, он оборотень, на минуточку, а ты достаточно сообразительный парень, чтобы не начать врать напропалую. Ты должен, должен что-нибудь придумать.       «Не люблю».       Глаза в глаза, собственное сердце не на месте, бьется о рёбра, как пойманная птица о прутья некогда свободной, а теперь вдруг жутко тесной клетки. Чужая боль ядовитым веществом проникает внутрь, заражая. И тебе кажется, что это никогда не кончится, что эта молчаливая агония будет длиться вечно.       «Уходи».       Вот и все. Ты стоишь, но разбиваешься. Быстро опускаешь голову, ловишь на ходу вещи, срываясь с места в сторону двери. Быстрее, только бы отец не заметил, думаешь ты, когда вылетаешь через запасной выход на встречу неизвестности.