Шестнадцать лет

      Ответа нет, но это молчание, как бальзам на израненную душу. Тут нет фальши, пустых обещаний, а главное – разочарования. Безразличная тишина внушает доверие и ласкает слух.       Дерек мягко берет тебя за руку и ведет за собой, прикрывая широкой спиной от всего мира. Ну, конечно же, нет, это всего лишь твое разыгравшееся воображение, но не все ли равно, если от этого кошки на душе перестают скрестить, сворачиваясь мягкими клубочками?       Перешагиваешь порог дома, а как будто бы взбираешься на эшафот.       Это так странно. Здесь ничего не изменилось, как если бы время просто прошло мимо. На трюмо в прихожей под слоем пыли лежат забытые тобой часы, которые уже никуда не спешат, а стоят на месте в ожидании своей участи. На кухонном столе в лучах вечернего солнца серебрятся столовые приборы, точно бы отец вот-вот вернется с работы. В большой комнате разбросаны пуховые подушки, а в ушах еще звенит веселый голос Скотта: «Ну, берегись».       Улыбка расцветает на губах, пока пальцы скользят по старой обивке дивана, и даже ком в горле не может испортить этот момент, нет, этот день. Двадцать шестое сентября несколько лет тому назад, кто бы мог поверить? Последние счастливые минуты перед тем, как звонок телефона разрушил всю твою жизнь.       «Стайлз, мне жаль, – механически воспроизведенный голос в трубке, на заднем фоне раздаются звуки битвы. – Ты был прав – это Тео, он притащил на хвосте какую-то тварь! Твой отец… мне так жаль».       С пушистых ресниц срывается прозрачная слеза, одиноко скользя по щеке. Ты просто хотел доказать, что Тео не тот, за кого себя выдает, отправляя Лиама проследить за старым/новым знакомым. И, в принципе, план удался, но последствия втоптали тебя в грязь по самую макушку.       И вот сейчас все, как тогда, а ты другой. Испорченный, разукрашенный шрамами, и с вывернутой наизнанку душой. Запоздало слышишь тихий шум за собственной спиной, чтобы успеть обернуться, удержать удаляющегося оборотня. Вот и все, ловушка захлопнулась.       Слова проникают в сознание, точно, как острые иголки. «Стайлз, – ласковый, пропитавшийся болью шепот. – Знаешь, с самого твоего рождения ты был особенным ребенком: с изощренной на выдумки логикой, с неуклюжими конечностями и жаждой приключений, но я всегда знал, что сказать или сделать, чтобы поддержать тебя, помочь. А сейчас все по-другому, я в замешательстве, – ты видишь, как отец прячет осунувшееся лицо в ладонях, и собственное сердце разрывается на части, будто бы его пропустили через мясорубку. – Помоги мне, пожалуйста, – горячие слезы обжигают щеки. – Что мне с тобой делать? Ругать за то, что ты сделал? Благодарить за то, что спас мне жизнь, закрывая глаза на последствия? Или просить прощения? За то, что подвёл тебя. За то, что ты, видимо, считаешь меня чудовищем, раз предпочёл остаться в этом… там?»       Ты хватаешь воздух ртом, словно рыба, выброшенная на берег, опускаясь на колени подле ног отца. С языка срывается: «Пап, все совсем не так».       «А как? Я, действительно, хочу понять».       «Это сложно объяснить, – кусаешь губы. – Вообще-то, очень сложно… Я боюсь, – опускаешь голову. – Мне так страшно, пап, – чувствуешь, как твоих волос мягко касается напряжённая рука. – Вы не должны были найти меня, так безопасней, то, что я там делал… это ужасно».       Сильные руки заключают тебя в объятья, похлопывая по спине. Ты опираешься подбородком на крепкое плечо, робко обнимая его в ответ.       «Мы справимся. Всегда справлялись».