Шестнадцать лет

      Время – зыбучий песок, оно засасывает тебя, а ты не сопротивляешься. Только лишь ожидаешь, когда оно, наконец-то, поглотит твою безвольную тушку, убивая.       Дом – твоё единственное пристанище, где ты не ждёшь ножа в спину. Дерек всё время рядом, стоит на страже, как какой-нибудь сторожевой пес, а не волк, ей-богу. Правда в том, что это бесполезно, ведь сейчас опасность исходит не извне, а изнутри: собственные страхи не дают покоя.       Ты боишься, что если покинешь его хоть на минуту, обречёшь своих близких на что-то ужасное, типа как персональный апокалипсис для маленькой четы Стилински-Хейл. В общем-то, это с самого начала попахивало горелым, ну, ты и Дерек. Просто… серьёзно?       Несмотря на абсурдность ситуации, вы срослись, как сиамские близнецы. Действовали всегда вместе, как самый отлаженный в мире механизм, пока ты не сдал свои позиции, пуская всё под откос, чтобы спасти отца. Дерек не простил.       Ты чувствуешь это напряжение между вами, которое можно резать ножом, когда ты к нему прикасаешься, вот как сейчас. Он вздрагивает, выворачиваясь из твоих объятий. Это… больно, как если бы ребра наружу.       Ты шепчешь: «Как долго это будет продолжаться? Как долго ты собираешься шарахаться от меня, как от прокажённого? Прекрати себя мучить, я тебя отпускаю». Слёзы срываются из-под прикрытых век. Он хватает тебя за плечи, слабо встряхивая со словами: «Что за бред ты несёшь? Опять всё решил за нас обоих? Да, ты должен был, чёрт возьми, сказать мне. Мы справились бы вместе».       Ты горько усмехаешься, словно наглотался никотина от твоих любимых сигарет: «Не справились бы, не с такой суммой… и ты это знаешь». Дерек ловит твоё лицо, отвечая: «Каково это было? Каково тебе было быть под ними? Ты думал обо мне? Пожалуйста, скажи, что да, даже если это ложь». Он дёргается в твоих руках, как от пощёчины, когда ты говоришь: «Нет, никогда». Нежно, почти невесомо касаешься его губ, боясь спугнуть, и на выдохе: «Потому что я люблю тебя, как я могу мешать тебя с грязью? Ты подарил мне рай в своих объятиях, а там был сущий ад».       Он смотрит на тебя блестящими от слёз глазами, жадно целуя искусанные в кровь губы. Его руки скользят по твоей спине до самых лопаток, сжимая в объятиях, а губы шепчут: «Я хочу взять тебя, стереть этот запах… хочу, чтобы ты снова был моим». Ты тихо отвечаешь: «Тогда сделай это, Дерек, спаси меня от этого. Залечи мои раны, потому что это всё, чего я хочу».       Он снова целует тебя, опрокидывая на кровать. Каждое трепетное касание к твоим шрамам, которые на тебе оставил публичный дом, как пластырь на израненное кровоточащее в нескольких местах сердце. Каждый поцелуй, как глоток свежего воздуха для приговоренного к смертной казни. Как там говорится? Перед смертью не надышишься? Вот и ты не можешь.       Руки охочие изнеможённые жаждой прикосновений к твоей горячей коже, исследуют тебя, как карту сокровищ, задевая и лаская самые потаённые места на твоём теле так, что пальцы на ногах подгибаются, а поясница выгибается, как у кота, предоставляя больший доступ для дальнейших действий. Когда он проникает в тебя плавными поступательными движениями, ты видишь звёзды с открытыми глазами, отчаянно хватая раскалённый между вами воздух и сжимая сильные влажные плечи.       Боишься закрыть глаза и оказаться там: в сыром подвале или на кровати... Обрываешь себя на мысли и впиваешься цепким взглядом в красивое заострённое по-звериному лицо любимого мужчины, не мигая. От осознания того, что ты, наконец-то, его и это он прямо сейчас у тебя под кожей, в тебе до самого упора, срываешься в пропасть чистого наслаждения, запрокидывая голову и кончая с его именем на устах в протяжном стоне.       Он догоняет тебя в несколько быстрых движений, накрывая своим весом, и лёжа с ним под одним одеялом ты уверен, что счастье есть, оно дышит с тобою рядом.