***
Герберт нерешительно переминался с ноги на ногу напротив столовой. Дверь резко распахнулась, оттуда стремительно вышел Его Сиятельство. Одного взгляда на отца было достаточно, чтобы Виконт понял: гроза еще не прошла, хотя рассчитывать на это было бы крайне наивно. Посмотрев сквозь сына и словно не увидев его, Граф прошествовал по коридору в сторону своих покоев. Молодой человек все понял без слов и понуро пошел в свою комнату. Ему было очень тяжело. Придя к себе, он безучастно сел на кровать, хотел сцепить пальцы рук, но даже этого не смог сделать: рука была забинтована, боль еще давала о себе знать. Как бы быстро не происходила регенерация у вампиров, осина — особый случай. Помимо болезненных ран, она еще обладает отравляющим не-мертвых эффектом. От бессилия блондин готов был заплакать. «Ну почему? Почему все так плохо?!» Предложив Альфреду свою кровь, он понимал, что Граф не будет в восторге от его поступка, но такой крайне отрицательной реакции все-таки не ожидал. Конечно же, поступок Герберта не был сиюминутным решением.***
Пока Альфред спал днем после укуса на Балу, Герберт был рядом. Он не пошел в фамильную усыпальницу, он вообще не любил спать в саркофаге. Сидя в удобном кресле напротив и глядя на спящего юношу, Виконт размышлял. Будучи натурой порывистой и импульсивной, тем не менее важные решения он привык принимать взвешенно, после длительных раздумий. Что-то изменилось в его бессмертной душе после того, как горе-охотник на вампиров пришел к ним в замок. Сначала это была обычная реакция на смазливую мордашку, и единственное, что он знал, — ему нравится этот симпатичный малыш. Глупенький, как же он смешно смущался и убегал! Не понимал, что только раззадоривал скучающего аристократа. Но после того, как юный вампиролог не смог пронзить колом спящего (но при этом все видящего) графского сына, что-то дрогнуло у Герберта там, где раньше билось сердце. «Несправедливо отдать его на съедение толпе презренных кладбищенских вампиров. Нельзя позволить ему стать одним из этих отбросов или, что еще хуже, оказаться выпитым до капли», — эта мысль прочно засела в его голове и не давала покоя. К тому же Виконт вспомнил народную мудрость: «Долг платежом красен». Еще не представляя конкретно план своих действий, он аккуратно подобрал утерянный Альфредом колышек, — на всякий случай, пусть будет. На Бал он пошел, будучи твердо уверенным, что не даст студенту погибнуть от чужих клыков. Тем более, давно в замке фон Кролоков не было такого занятного гостя. Милое, детски-припухлое лицо, темно-русые колечки волос, серо-зеленые омуты глаз… А как привлекательно выглядели губы, которые еще не знали, наверное, вкуса поцелуев! И, конечно же — да-да! — восхитительная фигура с прелестной попкой, по которой Герберт, дурачась, лишь раз пробежался пальцами. Тут было от чего прийти в восторг. Что будет дальше — Виконт не заглядывал, но решил, что ТОЛЬКО ОН укусит Альфреда, и с торжества они уйдут вместе. Сначала все складывалось удачно: они танцевали, малыш даже потянулся к нему, а укус графского сына был аккуратным и безболезненным. Не-мертвые вокруг шипели, но сдерживались. Все-таки статус Виконта как сына главы клана останавливал их. Но потом начались неприятности: сначала колом поранился, а потом ненавистный Мариус, это порождение злобной гиены и шакала, решил помешать Герберту. «Никогда, видно, он не угомонится. И ведь приходится терпеть такую тварь из-за родственных связей. Ах, Рара, что же ты наделал! — давняя обида вновь царапнула бессмертную душу вечно молодого блондина. — Кто-то другой был бы давно сожжен на солнце за гораздо меньшие выходки». Но удалось выбраться из Бального зала и принести Chéri в свою комнату. Похлопотав над ним и занявшись затем рукой, Герберт, наконец, поговорил с Графом.***
Разговор с сиятельным родителем прошел легче, чем можно было себе представить. Поругав сына, но потом и похвалив его, Граф согласился оставить Альфреда в качестве воспитанника. Многие готовы отдать все за такую честь, но Герберта это не совсем устраивало. Иметь при себе милую ручную зверушку, конечно, приятно, только хотелось Виконту совсем другого. Он не сомневался, что поладит с Альфредом, даже сделает со временем своим любовником. Взгляды, бросаемые студентом на Балу, и то, как он потянулся к графскому сыну во время танца, подтверждали эту уверенность. Однако Виконт хотел не только этого. На его длинном бессмертном пути встретилось немало юношей, с которыми он удовлетворял свои потребности. Что он видел? Страх в их глазах и похоть во время близости. Расставался блондин с ними без малейшего сожаления, выпивая досуха и забывая следующей же ночью. Альфред сначала тоже показался таким, но потом… Он смотрел на Герберта со смущением, смешанным с удивлением, даже с восхищением, но не со страхом. В его глазах читалось стеснение, а та доверчивость, с которой мальчик прильнул к нему на Балу, окончательно выбила почву из-под ног. Герберту не нужен был испуганный зверек, ему хотелось видеть рядом существо, если не равное ему (не по статусу, а по сущности), то хотя бы близко стоящее. И, кажется, он нашел того, кого так долго искал. Обо всем этом размышлял красивый белокурый не-мертвый, сидя в своей комнате и глядя на мирно спящего юношу. Тот был спокоен и умиротворен. Боль и «ломка» обращения, казалось, пока не затронули его. «Так могут спать только безгрешные души», — подумал Герберт. Он уже все для себя решил. Неизвестно, как воспримет случившееся сам Альфред. Но, по крайней мере, то, что с ним произошло — наименьшее из зол, которые подстерегали его, так неосмотрительно проникнувшего в логово вампиров. И вообще, он был таким милым… Разбудив юношу и исполнив задуманное, младший фон Кролок приготовился к грандиозной взбучке. Зная крутой нрав сиятельного родителя, реакцию предсказать было совсем не сложно. Тем более, что за всеми этими событиями Герберт совсем забыл, что отец может наблюдать за ним, проникая в его голову мысленно, и не поставил защитный блок. Поэтому, идя с Альфредом по коридору в столовую, он внутренне готовился принять на себя гром, молнии и вселенский потоп — все, что только можно себе представить. Да, реакция была незамедлительной и суровой. Только почему должен страдать малыш? Он ведь совершенно ни при чем! И когда Герберта выставили за дверь, а Альфред остался получать свою порцию нагоняя, Виконт сломался. Он почувствовал страх и неуверенность студента, которого Граф, казалось, умышленно унижал. «Как же можно, ведь мальчик так раним, и потом, он же ни в чем не виноват!» — негодовал Герберт.***
Об этом вспомнил наследник славного рода, сидя на кровати. Казалось бы, что такое две ночи по сравнению с бессмертием? Но столько событий вместили они, что, вероятно, решали дальнейшую судьбу двух вампиров — трёхсотлетнего избранного и новообращенного. Легко поднявшись, Виконт направился к выходу из комнаты. Не успел он дойти, как дверь распахнулась. На пороге стоял Его Сиятельство. Холод и отчуждение, которым он чуть ранее обдал Альфреда, теперь имел удовольствие ощутить на себе Герберт. — Далеко собрались, Ваша Светлость? — спросил Граф ровным голосом. — Или я непонятно выразился, или ты вдруг стал таким непонятливым? Герберт, ты меня сильно расстроил. Неужели не ясно, что твое самоуправство подрывает мой авторитет? — казалось, Эрих все же начал распаляться. — Завтра любой не-мертвый будет делать все, что взбредет ему в голову. У них великолепный пример перед глазами. Если уж Граф не в состоянии усмирить собственного сына, свое порождение, то что же говорить об остальных?! Я не удивлюсь, если они постараются от нас избавиться, и на нашем месте окажется Мариус. Сколько лет подлый интриган об этом мечтает, триста или чуть меньше? Ты поставил под удар сам факт нашего спокойного существования, — в голосе Его Сиятельства сквозили возмущенные интонации. Чтобы успокоиться, он прервался ненадолго, затем продолжил: — Немного у нас союзников на кладбище, а подстрекателей — пруд пруди. Ты всегда небрежен и высокомерен с нашими собратьями, тебя терпят только из-за того, что ты мой сын. Но ведь может наступить момент, когда даже я не смогу помочь. Я должен проявить твердость. Надеюсь, понятно, что это делается в общих интересах, — Граф выжидательно посмотрел на сына. — Что же теперь будет с Альфредом, Рара? Ты ведь не отправишь его на кладбище, верно? Два высших вампира на кладбище — такого еще никогда не было, — наконец у Герберта появилась возможность заговорить, — И ведь он ни в чем не виноват. Накажи меня, пусть все видят, что ты суров, но справедлив. Но не надо трогать Сhéri. — О, Тьма, мы на разных языках общаемся, что ли? При чем здесь вообще Альфред? Да кому он нужен? Хотя… ты прав, пожалуй. Он же теперь избранный. Спасибо, сын, за такой подарок. Большего недоразумения я не видел лет двести. Зачем ты вообще это сделал? — вопрошал Граф. — Ну и задал ты мне задачу! Собственный сын поступил хуже коварного врага. Теперь надо все обдумать и найти выход из этого тупика. Невозможно допустить попытки переворота в клане, — всегда серьезный Граф говорил НАСТОЛЬКО серьезно, что, казалось, слова его мечом рассекают воздух. — Неужели все так плохо? — Да, и только благодаря тебе. Поэтому, пока все не успокоится, ты под домашним арестом. Слухи расходятся быстро, пусть все знают, что ты наказан. И то с моей стороны это чрезмерная мягкость. По-хорошему, тебя следовало хотя бы на месяц отослать на кладбище, в тот дальний угол, где самые ветхие гробницы. Без покрывала, шелковых подушек, без гребня для волос и пилки для ногтей, чтобы ты прочувствовал всю прелесть тамошнего существования. Лежать без движения в застывшем состоянии, ни одного глотка крови — чтобы все понимать, и при этом не иметь возможности пошевелиться лишний раз, — Граф фон Кролок говорил АБСОЛЮТНО СЕРЬЕЗНО и не собирался давать спуска зарвавшемуся отпрыску. Герберт содрогнулся. — Но ведь ты этого не сделаешь, правда? — Пока ты будешь благоразумен, останешься в замке. И никаких попыток выйти из комнаты, понял? Полная изоляция. Куколь будет приносить кровь. Оставь мысли о встрече с Альфредом. Малейшая провинность — и ты окажешься наказан по-настоящему. Я серьезен, как никогда, — все прозвучало как ультиматум. Граф развернулся и вышел из комнаты сына. Герберт услышал звук закрываемого на ключ замка.***
Виконт опять сел на кровать, запустил пальцы в великолепные белокурые волосы и с силой стал тянуть за них. Боль должна была вывести из почти шокового состояния, но не помогало. Герберт раскачивался взад-вперед, затем вдруг резко вскочил и начал метаться по комнате. Подбежав к туалетному столику, он одним рывком сдернул с него большую вышитую салфетку. Все его богатства — пузырьки с духами, склянки с ароматическими маслами — полетели на пол. Дорогая рассыпчатая пудра облачком висела в воздухе. Тушь, карандаши, губная помада — все было разбросано. Один тюбик с кремом не был закрыт, и на него с мстительным наслаждением виконт наступил и начал топтать в первую очередь. Потом под его ботинками оказались тушь и помада. Упаковка была прочной, и виконт, прикусив нижнюю губу, давил до тех пор, пока она не затрещала. А духи… он хватал пузырьки и швырял их о стены, поднимал и кидал до тех пор, пока не получалось разбить. После того, как смешалось несколько ароматов и дошла очередь до масел, во всем шлоссе стоял аромат, как на распродаже в элитном бутике. От этого даже запершило в горле и начался спазм, вот ведь странно — как может начаться приступ астмы у не-мертвого — но он был. Герберт захрипел, схватился за горло и рухнул на пол. Красивый лиловый доломан, рубаха из дорогого тонкого шелка и элегантные брюки — все покрылось пятнами от косметики и подтеками от масел и духов. Волосы спутались, ну и плевать! Он испытывал какое-то извращенное удовольствие, становилось легче от того, как сильно он страдает. Эмоции наконец нашли выход наружу. Слезы полились по лицу, и это принесло облегчение. Как же он не был похож на самого себя: элегантного, подтянутого, эталон хороших манер. Какой идеальный порядок у него всегда царил в спальне! Но сейчас это словно был не он, а какая-то другая его составляющая, долго сдерживаемая и наконец вырвавшаяся наружу. Истерика закончилась также внезапно, как и началась. Вытерев рукавом опухшие глаза и еще продолжая всхлипывать, Виконт начал успокаиваться. Сидя на полу и привалившись к кровати, он, наконец, пришел в себя. Взгляд прояснился, и Герберт с удивлением смотрел на творение своих же рук. «Хорошо бы умыться… И переодеться тоже… Надо звать Куколя…» — мысли в голове шевелились вяло и медленно. Глаза закрылись, и прямо на полу бессмертный заснул. Нормальная реакция на стрессовую ситуацию.***
Сколько Герберт проспал, непонятно. Очнулся он также неожиданно, как и заснул. Он лежал на чем-то мягком, на нем была сухая одежда. Пахло лилиями. Было темно. Не открывая глаз, он решил сесть и ударился головой. «Понятно, я в усыпальнице», — мысли начали приобретать логическую направленность. Пошарив под подушкой, Герберт нащупал маленький, совсем крошечный пузырек из резного хрусталя. Хвала Тьме, Граф и Куколь не нашли его, когда укладывали обессиленного Виконта в саркофаг. Надо было тихо сдвинуть крышку и выйти наружу. Аккуратно взявшись за боковины крышки, он как можно более плавно начал сдвигать ее, и, хвала Тьме, получилось. Глаза, хорошо видящие в темноте, сразу оценили ситуацию: все было спокойно. Рядом стоял саркофаг Графа. Нового гроба в усыпальнице не наблюдалось, значит, Альфреда тут нет. Было очень тихо. Герберт начал устанавливать ментальную связь с отцом. «Рара, — мысленно позвал он графа. — Он рядом и спит», — понял Виконт. Перескочив через край саркофага, медленно и аккуратно он закрыл крышку над своим спальным местом. Было тяжело: голова казалась словно чужой, движения — замедленными. На каменном полу стояли мягкие кожаные туфли. Обувшись, Герберт задумался, что же делать дальше. Он помнил об угрозе попасть на кладбище, но в тот момент это почему-то не волновало его. Наверху, в столовой, пробили часы. Три удара. «Закат еще не скоро», — автоматически отметил Виконт. Бесшумно и медленно, на цыпочках он поднялся по лестнице, тихо открыл дверь и вышел в коридор подземной части замка. Все происходило неспешно: днем вампиры гораздо слабее, чем ночью, и двигаются гораздо медленнее, плюс последствия истерики.***
Пришла пора воспользоваться содержимым пузырька. Герберт аккуратно открыл его и капнул в рот две капли. В крошечном флакончике находился эликсир неуязвимости бессмертных. После обращения сына Эрих раскрыл наследнику тайну, которую знали только высшие, избранные вампиры. Существовал эликсир, дорогой настолько, что никакие сокровища мира не могли по цене сравниться с ним. Этим средством воспользоваться можно было не больше двух-трех раз за все бессмертие — настолько мало его осталось за бесконечные века не-жизней вампиров. Основными компонентами были кровь Дракона, прародителя Тьмы, и первого избранного вампира. Пары капель хватало, чтобы в дневное время не терять силу, а чувствовать себя, как ночью. Единственное, от чего не спасал эликсир — солнечные лучи, серебряное распятие и осиновый кол. Флакон хранился у Графа в кабинете под замком, но Герберт не был бы самим собой, не попытайся он заполучить немного чудо-средства. В одну прекрасную ночь, когда Его Сиятельство был в отлучке, наследник, удалив под благовидным предлогом из замка Куколя, сумел заполучить заветный эликсир. Флакон был непрозрачным, из темного закаленного стекла, и когда хитрый воришка отлил оттуда немного, совсем чуть-чуть, это осталось незамеченным. Сколько ногтей он сломал, сколько изуродовал пилок и шпилек — об этом блондин предпочитал не вспоминать. Главное, что сейф открылся, замок не был сломан, а флакон водружен на место. Дверь сейфа захлопывалась, а не закрывалась на ключ, проделка Виконта осталась незамеченной.***
В замке царила темнота. Под землю дневной свет не проникал; в наземных покоях и коридорах висели такие тяжелые, плотные шторы, что лучей солнца можно было не опасаться. Единственная неприятность — встреча с живыми людьми, особенно с охотниками на не-мертвых, но таких и в помине не было. «Теперь будет проще», — с удовлетворением отметил Герберт. Обратившись в сиреневую летучую мышь и замахав крыльями, он быстро полетел по запутанным коридорам вверх. Куда отправиться? Такой вопрос даже не возникал в его голове — конечно же, к Альфреду. Увидеть, обнять и успокоить — только это занимало сейчас его мысли. А что будет потом — неважно, как-нибудь выкрутится. Оказавшись в наземном коридоре, нетопырь замедлил ход, опустился на пол и принял облик Виконта. Вновь тишина вокруг… Где именно мог находиться его Сhéri, блондин не знал, но это не должно было стать проблемой — ведь не зря он был высшим вампиром. Он без труда настроился на мысли всех, кто находился в пределах замка. «Дрова, свечи, дешевое вино — Куколь, нет, не то. И чего это вдруг он белым днем спит? Кровь, много крови — кладбище, снова не то», — настраивался Герберт на ментальный контакт с окружающими. И вот, наконец, он нащупал, увидел синее небо, луг, полный красивых цветов — Альфред видел прекрасный сон. Через пару минут Герберт оказался около двери, за которой спал юноша. Это была бывшая комната для слуг. Теперь замок обходился без них, и комнаты в дальнем крыле пустовали. «Ах, Рара, как же неосмотрительно ты поступаешь, не проверяя все действия Куколя», — мысленно усмехнулся Виконт. Впрочем, сейчас это было ему только на руку. Дело в том, что дверь оказалась закрыта не на ключ, а всего лишь на наружный засов, и Герберт без труда открыл его. В скромно обставленной комнате, на узкой кровати сном праведника спал Альфред. Его не мучили кошмары, он улыбался во сне. — Ну, здравствуй, mon Сhéri, — нагнувшись над юношей и легонько тронув его за плечо, произнес Герберт.***
Альфред спал и видел прекрасный сон: ясный солнечный день, синее безоблачное небо, земля, покрытая ковром полевых цветов. Он и Герберт, взявшись за руки, идут по яркому ковру. Виконт улыбается и наклоняется к нему, кладет руку на талию. Повернувшись к Герберту, Альфред протягивает руки навстречу, чтобы обнять. — Ну здравствуй, mon Сheri, — произносит блондин, и юноша обнимает бессмертного. Это было прекрасно! Но вдруг сон прервался. «Как же обидно! Как всегда, на самом интересном месте», — юноша открыл глаза и замер от неожиданности. Над ним склонился графский сын и улыбался, его прекрасные изумрудные глаза сияли от счастья. «Разве это возможно? Или это иллюзия, продолжение сна?» — встряхнув головой, чтобы видение рассеялось, Альфред снова посмотрел туда, где стоял Герберт: видение не исчезло. Он по-прежнему стоял, склонившись над ним. «Значит, это не сон?» — Альфред окончательно проснулся и устремил взгляд на предмет своих грез. — Герберт… — прошептал он и, протянув руки, порывисто обвил его шею руками. Герберт сел рядом и нежно приобнял юношу за талию. — Ты пришел? Ты ведь больше не оставишь меня, правда? Мне так плохо одному, — Альфред прижался к его груди. Герберт поцеловал его в макушку. — Малыш, я обязательно что-нибудь придумаю, обещаю не оставлять тебя надолго. Альфред поднял глаза, из которых готовы были брызнуть слезы. Герберт наклонился и поцеловал его в приоткрытые губы. Это был их первый поцелуй, легкий, нежный, с соленым привкусом из-за слез Альфреда. — Не плачь, mon Chéri, — прошептал Виконт и снова прикоснулся к его губам. Альфред кивнул головой, робко и несмело ответил взаимностью. Язык Герберта легкой бабочкой коснулся губ, едва скользнул по зубам и покинул рот юноши. Альфред задрожал от охватившего неизвестного ему ощущения. — Не сейчас, милый, я боюсь потерять голову, — Герберт, вздохнув, отстранился. Так сидели они, обнявшись, и молчали. Они понимали друг друга без слов. Лучше и прекраснее этого мгновения ничего для них не существовало…***
Солнце село, зимой очень короткие дни. В замке начала просыпаться не-жизнь. Его Сиятельство открыл глаза и прислушался к тишине, царящей в склепе. Его охватило смутное беспокойство: он понял, что не чувствует присутствия сына. Одним движением Эрих сдвинул крышку саркофага и стремительно поднялся. Ноздри его затрепетали, тонкое обоняние уловило — о нет! — едва различимый запах эликсира бессмертия. Хотя весь замок пропитался после истерики Герберта смесью духов и ароматических масел, Граф почувствовал этот, казалось, вовсе не уловимый запах. Фрагменты мозаики сложились в его голове в единое целое. Молниеносно вспомнилось, как прятал глаза сын и неестественно себя вел после его возвращения из недавней поездки, как странно открылся замок сейфа — всегда податливый и хорошо смазанный, в тот раз он странно заскрипел. «Ну что за несносный мальчишка! Добрался-таки до эликсира и не придумал ничего умнее, чем сбежать белым днем. Разумеется, к Альфреду», — Граф ни на мгновение не засомневался. Настроившись мысленно на Герберта, он увидел такую картину: двое грустных юношей, обнявшись, сидели и молчали. Его Сиятельство тяжело вздохнул. «О, Люцифер! Что же теперь делать? С одной стороны, это полнейшее безобразие, такое поведение заслуживает серьезного наказания. Но с другой стороны… Трижды за последние дни мальчик проявил себя очень непослушным, но в то же время упорным и непоколебимым. Что-то есть, значит, в этом студенте такое, от чего Герберт потерял голову». Граф очень любил сына, к тому же чувствовал свою безграничную, не заглаженную вину перед ним еще со времен прошлой, человеческой жизни. Вновь его лоб прорезала морщинка — Эрих фон Кролок сосредоточенно думал. Наконец, он принял решение и вышел из усыпальницы.***
Его Сиятельство подошел к комнате, в которой сидели юноши («Надо же, Герберт даже не попытался вернуться обратно до темноты. Или они там счет времени потеряли?»), и плавно открыл дверь. Герберт, увидев отца, прижал к себе Альфреда, словно пытался защитить. У студента глаза от ужаса стали круглыми. — Ну-с, молодые люди, я вижу, что разговаривать с вами бессмысленно. И непокорность ваше имя. Хвала Тьме, что ты сбежал днем, и никто не узнает об этом, — сказал Граф сыну. — Так ты не отошлешь меня на кладбище, Рара? — оживился неугомонный наследник. — Тебя следовало бы наказать за это и за эликсир. Я все знаю. Впредь не смей его тратить по пустякам, это, надеюсь, понятно? — голос Эриха звучал строго, но без ледяного холода, который так обдавал накануне. — Я никому не позволю переступать за рамки приличий, в том числе — и в первую очередь — тебе, Виконт фон Кролок. Для всех ты по-прежнему наказан. Но вы будете видеться, раз это так вам необходимо. Я буду заниматься с Альфредом и… — Рара, я тоже готов с ним заниматься — обучать языкам, музыке и этикету, — перебил Герберт. — Не обнаглел ли ты, сын мой? Даже думать забудь и не перебивай меня, когда я говорю. Я буду заниматься с Альфредом, а ты сможешь иногда присутствовать на занятиях и освежать знания. Герберт, тебе пора, прощайтесь. Я отправил письмо в Сибиу, скоро будет готов саркофаг для Альфреда. Пока Куколь приготовит гроб. С завтрашнего дня будете спать в усыпальнице, молодой человек, — Его Сиятельство обращался уже к горе-вампирологу. Альфред вздрогнул. — Ничего страшного, все привыкают, и Вы привыкнете. По крайней мере, так вы оба будете под присмотром и не наделаете новых глупостей, — Граф резко развернулся. Развевающийся плащ, казалось, занял половину комнаты. Герберт поцеловал Альфреда во взъерошенную макушку и ободряюще потрепал по плечу. Отец и сын удалились. За дверью вновь раздался звук задвигаемого засова и возмущенный голос Герберта. Альфред вновь остался один.***