***
Магда сидела на кухне и тихонько напевала под нос. В руках ее мелькала иголка с ниткой: девушка зашивала испорченную Мариусом куртку Альфреда. Кроме ниток, иголки и ножниц, она отыскала в ящике, который ей принес Куколь, даже наперсток. Магда сразу нашла общий язык с графским слугой и начала понемногу понимать его. Девушка сообразила, что работы у нее будет мало: готовить еду было не надо, бессмертные питались только кровью, которую приходилось подогревать. Замок содержался в относительном порядке: Куколь исправно убирался во всех обитаемых помещениях, подметал коридоры и парадную лестницу. Поэтому с чистой совестью Магда занялась подгонкой платья для себя, потом пришила пуговицы к суману* Куколя и стала чинить куртку Альфреда. Горбун сидел за столом, подперев подбородок кулаком, и счастливо улыбался. Его глаза, смотрящие на девушку, казалось, излучали тепло. В это время на кухню зашел Герберт. Увидев идиллическую картину, он задержался в дверном проеме и слушал, как девушка напевает незамысловатую песенку, мелодия которой показалась Виконту смутно знакомой. Постояв незамеченным пару минут, он постучал по косяку открытой двери. Магда непроизвольно вздрогнула и быстро вскочила. — Ваша Светлость, что Вам угодно? — спросила она. Герберт с удивлением разглядывал девушку. Ее сразу было не узнать: платье, подогнанное по фигуре и укороченное в длину, совершенно преобразило ее. Сейчас она смотрелась никак не крестьянкой, а, скорее, как воспитанница или компаньонка в знатной семье. — Ты занялась курткой Chéri? Ну что же, похвально. Бедняга остался без верхней одежды, когда будет готова новая куртка, неизвестно. Я принес тебе гребень и ленту, — блондин достал из кармана широкий гребень и алую бархатную ленту. — Спасибо, Ваша Све… — но Герберт не дал ей закончить. — Не надо благодарить меня, я это делаю не из какого-то расположения к тебе, и это совсем не попытка подружиться. Опрятный слуга — визитная карточка хозяина, поэтому, раз уж ты попала в наш замок, должна выглядеть соответственно. Понимаю: без зеркала тебе обходиться тяжело, но ничего, привыкнешь со временем. Я же прекрасно обхожусь. Куколь, нагрей воды, приготовь корыто и приходи ко мне, я дам шампунь, — резко развернувшись, Герберт вышел из кухни. Герберт ощущал противоречивые чувства. С одной стороны, он понимал, что Магда не виновата в том, что Мариус выпил ее, а Рара проявил несвойственную ему слабость, пойдя на поводу у Chéri , и что девушка вовсе не рада произошедшему с ней. Она еще хорошо держалась. С другой стороны, почти трехсотлетний, трепетно взращенный эгоизм и чувство собственника противились тому, что придется с ней делить внимание и привязанность Альфреда, хотя бы и в качестве друга девушки. «Посмотрим, как пойдут дела; в конце концов, ее можно в любой момент отправить на кладбище, пусть ублажает там Эржебету», — успокоил себя Виконт.***
Герберт вошел в библиотеку. Там за столом сидел Альфред и, наморщив лоб, читал какую-то техническую книгу. Увидев блондина, он спросил: — Будем заниматься? Я подобрал книги по физике и механике — надо разобрать несколько интересных вопросов. Вздохнув, Герберт согласился и стал внимательно слушать объяснения бывшего ученого. Постепенно он увлекся, ему стало интересно. Альфред серьезно подошел к обучению, он посматривал на часы, чтобы урок занял два академических часа, не больше и не меньше. Во время пятиминутного перерыва «пары» он сосредоточенно листал справочник, а Герберт подошел к окну; он, казалось, что-то рассматривал на замковой площади. Через полтора часа молодые люди поменялись ролями, уже Герберт начал преподавать юному Барону азы французского языка: из иностранных Альфред знал только латынь, мертвый язык ученых мужей. Юноша с интересом слушал, это был первый раз, когда блондин выступал действительно как учитель в прямом смысле слова, а не как неутомимый любовник. И хотя Альфред был способным учеником, Виконту все равно казалось, что тот понимает недостаточно быстро. Герберт даже начал немного раздражаться. Или это происходило из-за того, что холодок, возникший между ними после появления Магды, не давал ему покоя? Когда урок был закончен, оба вздохнули с облегчением. — Chéri, я отнес твоей подружке гребень и ленту, — как бы между прочим сказал Герберт. — Герберт, за что ты дуешься на меня? Я же ни в чем не провинился. Чем тебе не угодила Магда? Извини, я не понимаю. — Ты слишком много уделяешь ей внимания, словно она для тебя дороже всех… дороже меня, — наконец блондин выдавил из себя то, что не давало ему покоя. — Да что же это такое! Магда мне ну… как сестра, что ли. Она была добра ко мне, теперь я должен ей помочь. Совсем недавно я был в таком же состоянии и помню, как это тяжело, сидеть одному в запертой комнате и сходить с ума. Тебя не было рядом, а Граф относился ко мне с подчёркнутым презрением! Такое не пожелаешь никому. Ты не поймешь, тебе все доставалось легко — и в прошлой жизни, и в не-жизни, — Альфред смотрел на Герберта и удивился, когда тот скривился. — Давай прекратим этот разговор. Считай, что я тебя понял и постараюсь быть мягче с девушкой. Хотя она ВСЕГО ЛИШЬ служанка, и никак не может быть тебе другом. А насчет того, что у меня все было легко и просто… пожалуй, пришло время рассказать тебе некоторые моменты, о которых я молчал. Ты поймешь, что завидовать совсем нечему, — Герберт горько усмехнулся. — Если ты, конечно, не упорхнешь спать под крылышко Рара. Разговаривая, молодые люди пришли в столовую. Его Сиятельство уже ждал их. — Приступим к трапезе! — произнес Виконт дежурную фразу. — А где же Магда? — вдруг спросил Граф. — Куколь обычно сам приносит кровь, — ответил Герберт отцу. — Ты же не хочешь сказать, что… — Именно так. Магда будет сидеть с нами за одним столом, — Граф оценивающе смотрел на впечатление, произведенное его словами: Альфред довольно улыбался, Герберт, наоборот, поджал губы и отвернулся в сторону. — Отец, позвольте, я позову ее! — вызвался Альфред, и Его Сиятельство кивнул в знак согласия. Мгновение — и юноша исчез за дверью. — Ты чем-то недоволен, сын? — напрямую спросил Граф. Герберт неопределенно пожал плечами. — Послушай меня. Когда появился Альфред, ты поступил так, как хотел, не считаясь ни с кем, да еще и создал из него избранного. Думаешь, мне было просто с этим смириться? Но я пошел тебе навстречу, принял твой выбор. Более того, я полюбил Альфреда и назвал сыном. Я тоже имею право на то, чтобы найти себе собеседника. Попробую сделать из нее образованную не-мертвую, Магда будет действительно моей воспитанницей, и только. Я же не говорю, что она займет место твоей матери рядом со мной. Этого просто не может произойти. Так случилось, что у нас раньше не было доверительных отношений, а теперь, когда все недомолвки выяснены, у тебя появился Альфред. Не протестуй, не надо, — Граф пресек попытку сына возразить ему и продолжил: — Не всем же везет, как тебе: найти эрудированного ученого, да еще и хорошего любовника при этом. Мне хочется побыть Пигмалионом и попробовать создать свою Галатею, — наконец закончил Эрих. — И так же влюбиться в свое создание? — напрямую спросил Герберт севшим от возмущения голосом. — Это обещает стать большим, чем интрижка на один день. И потом… как же Витторио? «Ну надо же, сначала Chéri, а теперь и Рара?» — блондину казалось, что почва уходит у него из-под ног. Но Граф ничего не успел ответить.***
В коридоре послышались шаги и негромкий смех, а через мгновение в столовую вошли Альфред и Магда. В ней трудно было узнать служанку из трактира. Одетая в темно-синее строгое платье с кружевным воротничком-стойкой, без единого украшения, но так удачно облегавшее ее женственную фигуру с тонкими щиколотками и запястьями, зеленоглазая блондинка со слегка вздернутым задорным носиком выглядела словно девушка из дворянской семьи или воспитанница дорогого пансиона. Магда воспользовалась принесенным от Герберта шампунем, и вместо косы волосы были слегка перехвачены алой лентой и каскадом струились по плечам и спине. Она была такой же блондинкой, как и Герберт. Ноги обуты хотя и не в новые, но все-таки туфельки на невысоких каблучках (Куколь постарался!) Самым удивительным было то, насколько она, вчерашняя служанка, естественно чувствовала себя в непривычной одежде и обуви, словно раньше постоянно носила такие вещи. — Доброй ночи! Прошу прощения за опоздание. Меня не предупредили, что я приглашена, — ничуть не смущаясь, девушка сделала очаровательный реверанс. Подойдя к столу, она подождала, пока Альфред отодвинет для нее резной стул с высокой спинкой, и только после этого села. Герберт и Его Сиятельство (особенно Герберт, конечно же!) от удивления не знали, как себя вести. Первым сориентировался Граф. — Дитя мое, я вижу, ты времени даром не теряешь и быстро осваиваешься. Мне это приятно. Тем более, у нас есть, что тебе предложить. Не так давно в шлоссе появился воспитанник — да-да, речь о тебе, Альфред — но так уж случилось, что недолго он пробыл в этом качестве. Сейчас это место вновь свободно. Предлагаю тебе стать моей ученицей. Конечно, ты все равно будешь помогать Куколю по хозяйству. Со временем, я думаю, станешь экономкой, если у тебя появится желание заниматься хозяйственными вопросами. Так что скучать будет некогда. — Благодарю, Ваше Сиятельство. Я согласна, — девушка ответила сразу, не раздумывая и не разыгрывая из себя ложную скромницу, что понравилось Графу. — Пф! Еще бы ты не согласилась! — фыркнул Герберт, но Эрих так посмотрел на него, что Виконт сразу замолчал. — Скажи мне, Магда, откуда ты знаешь, как приветствуют друг друга, как ведут себя за столом в благородных семьях? Ты где-то это видела? — поинтересовался фон Кролок-старший. — Позвольте немного рассказать о себе. Я ведь не с рождения жила в деревне. К Шагалу я попала, когда мне было двенадцать лет. До этого я жила с бабушкой. Родители умерли рано от какой-то болезни, косившей в лихой год всех вокруг. Я была у бабушки в гостях и чудом уцелела, выжила одна из всей семьи. Моя старшая сестра умерла вместе с родителями. Это случилось, когда мне было три года. Бабушка работала экономкой в замке у фон Мирбахов, — в этот момент Граф и Виконт удивленно переглянулись, но Магда не заметила этого и продолжала: — Бабушка говорила, что она какая-то дальняя родственница хозяев, поэтому ее взяли на работу в замок. Я росла вместе с их дочерью, нам даже шили одинаковую одежду, только мне из более простой и дешевой ткани. Мы были очень дружны и даже обучались вместе. Правда, не очень долго, но писать и читать я могу свободно, правила этикета еще не забыла. Потом бабушка умерла, а хозяин разорился и продал поместье: он не мог больше содержать прислугу. Так я оказалась в трактире у Йони. — Спасибо, дитя. Не будем больше ворошить твои воспоминания, просто утолим нашу жажду. «Обед» прошел в полном молчании. После трапезы Альфред пошел показывать Магде замок, в это время озадаченные Граф и Виконт поговорили наедине. — И что ты об этом думаешь, Рара? — спросил блондин, когда они не имели риска быть никем услышанными. — Наверное, то же, что и ты. Пройдем в Бордовую галерею: там висят портреты родственников по линии Габриэлы, все фон Мирбахи. Невероятно, но если это то, о чем мы подумали… появление именно этой девушки предсказала твоя матушка перед смертью. В галерее было очень темно; все равно отец и сын, каждый имея в руках подсвечник с тремя зажженными свечами, с трудом рассматривали старинные портреты вельмож в парадных нарядах прошлых веков и их спутниц с невероятными прическами, одетых в вычурные платья. Около одного портрета они задержались. Красивая молодая женщина с волнами густых белокурых волос, с глазами изумрудного цвета держала на коленях прелестного малыша, доверчиво прижавшегося к ней и счастливо улыбающегося. Глаза у Герберта увлажнились. — Мама… Знаешь, мы ведь ходили в ее покои и там подобрали платья для твоей новой воспитанницы, — Виконт упорно не хотел называть Магду по имени. — Все-таки надо забрать портрет отсюда: теперь мне легче, чем раньше, на него смотреть. Я больше не одинок. Граф, между тем, прошел дальше, остановившись у портрета, ради которого они пришли в забытую галерею, и поднес к подсвечник, чтобы было лучше видно. — Смотри. Ты отлично знаешь родословную всех ветвей семейства, но все-таки. Вильгельмина фон Мирбах, твоя прабабка, «Воительница Вильгельмина», как о ней написано в семейной летописи. Она собрала отряд храбрецов и стала их командиром, когда в 14… году вторглись враги на наши земли. За это ее наградили высшим воинским орденом, Рубиновой Звездой Короля, — со стены на них смотрела… нет, не Магда, но знатная дама, очень на нее похожая, одетая в ярко-красное платье с разрезными рукавами, с модным в ту эпоху испанским воротником, в тончайших перчатках. На пальчиках сверкали драгоценные перстни, к груди приколот орден — звезда, усыпанная рубинами. Белокурые волосы — отличительная особенность большинства фон Мирбахов — собраны в высокую прическу. Женщина была очень похожа на Магду, только старше ее. — «Эрих, сумей устоять перед соблазнами; молю об одном — не бросай нашего мальчика. Ты еще будешь счастлив без меня, только не спеши. Счастье само тебя найдет. Ты встретишь, когда уже перестанешь ждать и надеяться, послушай меня, дорогой», — это были последние слова твоей матери. Я всегда считал их полубредом умирающей несчастной женщины, а, получается, Габриэла знала? Почти три столетия назад, но как, откуда? Просто невероятно. — Граф был крайне удивлен и поэтому на редкость много говорил. — Я не знаю, что сказать и как это принять, Рара. Но радости не испытываю; извини, конечно, обманывать не хочу. И потом, может быть, это простое совпадение. Ты ведь ничего пока никому не скажешь? — Герберт заметно волновался. — Разумеется, не скажу. Это только наши догадки, посмотрим, что будет дальше. Прошу тебя, не провоцируй Магду; наоборот, постарайся стать другом, присмотрись к ней. Со временем мы поймем, о ней ли говорила Габриэла перед своим уходом, — Его Сиятельство согласился с сыном. — Я постараюсь держать себя в руках. Конечно, если она не будет приставать к Альфреду, а насчет дружбы… Извини, но этого пообещать не могу, — Герберт зачастую бывал очень упрямым. Граф держал подсвечники, пока его сын снимал со стены картину с изображением Габриэлы фон Кролок с сыном. Портрет должен быть рядом с ним — твердо решил Виконт.***
Альфред показал Магде парадную залу со старинными портретами; провел по этажу, где находились покои Виконта и Его Сиятельства. Они посетили оранжерею с великолепными цветами; Магда долго ходила и рассматривала розы, лилии, крокусы, тюльпаны — цветы зимой были великолепным зрелищем. Альфред терпеливо ждал ее в коридоре: аллергия на слишком резкие цветочные ароматы и пыльцу не исчезла даже после обращения. Затем они побывали в библиотеке. Девушку интересовали, конечно же, любовные романы, но их-то как раз и не было. Вернее, были только в одном шкафу, отличавшемся от всех остальных в библиотеке. Да, романы о прекрасных чувствах стояли в шкафу графского сына. Альфред знал, что Герберт будет недоволен, если узнает об этом (это еще мягко сказано!), но все-таки решился и открыл дверцу шкафа. Магда подошла к нему, встала рядом, с интересом рассматривая корешки, и решила полистать какую-то книгу. По закону подлости в этот момент вошел Герберт. Он хотел пока оставить портрет здесь. Открывшееся взгляду зрелище совсем его не порадовало. Если назвать вещи своими именами — Виконт был в бешенстве. — Что здесь происходит? Я что, уже не хозяин не только в доме, но даже в своем собственном шкафу? Что будет дальше? Вы начнете рыться в моих вещах в спальне? — Герберт все больше распалялся. — Простите, Ваша Светлость, я не знала… — растерялась Магда. — Так это ты, Альфред? Не ожидал от тебя, mon Chéri . У тебя столько книг, — блондин кивнул на стол, — выбирайте любую! Расскажи ей про закон Гука, например. Ты не перестаешь удивлять и расстраивать меня в последнее время. Я очень не люблю, когда без разрешения берут мои вещи. Неужели не понятно? Куколь никогда не заходит в мою спальню, даже Рара уважает мое личное пространство. Тебе позволено многое, ТЕБЕ, и никому больше, но это не повод садиться на голову! — Виконт закончил гневную тираду. Альфред очень расстроился. Ему было неудобно перед Гербертом, а перед Магдой просто стыдно за несдержанность любовника. Он молчал, но все эмоции проступали на его лице; в омутах серо-зеленых глаз затаилась обида за справедливую, в общем-то, выволочку. Магда отошла в сторону и опустила глаза. Блондин, конечно, смягчился. Он уже дал выход своим эмоциям и начал успокаиваться, а вид расстроенного Альфреда вообще был нестерпим. — Ладно, все. Я не сержусь, но больше так не делайте, понятно? Можешь взять книгу и идти к себе… Магда, — Виконт через силу назвал девушку по имени. — Когда прочтешь, приходи, я порекомендую, что почитать еще. — Благодарю, Ваша Светлость, и еще раз прошу извинить, — Магда сделала реверанс и быстро ушла. — Герберт, зачем? Почему ты такой? — все-таки у Альфреда навернулись слезы на глаза, и этого блондин точно вынести не смог. Он прижал юношу к себе и стал гладить его по голове. — Прости меня, малыш, прости. Я слишком привык всегда быть один; привык, что все лежит на своих местах и никто не касается моих вещей. Наше существование стремительно меняется. После веками устоявшегося порядка началась такая суета… Мне просто надо привыкнуть. Посмотри, что я принес, — Виконт поднял развернутый к стене портрет. — Узнаешь меня? Габриэла фон Кролок, моя мама, и я вместе с ней. Здесь мне чуть больше года. Правда, она красивая? Я очень ее любил. Когда она умерла, мне казалось, что я тоже умру. И вот, прошло столько лет, века прошли, но я все еще тоскую по ней. Хочу повесить портрет в сиреневой гостиной в моих покоях. Поможешь мне? — Да, она очень красивая. Ты так на нее похож! Какой же ты смешной, какие у тебя щеки! — действительно, смотреть на маленького Герберта без умиления было невозможно.— Конечно, помогу! Альфред тоже успокоился и подумал, что хорошая идея повесить портрет в гостиной, а не в спальне. Это было бы сущим святотатством.***
Его Сиятельство под утро, в самом конце насыщенной неожиданностями ночи, делал распоряжения Куколю на следующий день: тому предстояло ехать в город. Нужно было забрать саркофаг для Альфреда. Визит к модистке с новыми мерками женской одежды и перечень мужских вещей разных размеров тоже займет немало времени. Посещение салона готовой дамской одежды, в который у Графа не было раньше необходимости обращаться, вызовет, наверняка, переполох. Но деваться все равно некуда. Хорошо, что Магда написала нужный размер и даже попыталась нарисовать, какую одежду она хотела бы иметь. Его Сиятельство, вздохнув, достал увесистый кошелек со старинными золотыми монетами и отдал слуге. — Удачной поездки, Куколь! Надеюсь, наш покой никто не потревожит в твое отсутствие, — Граф положил руку на голову скрюченного горбатого слуги и погладил его.***
Спать семейство не-мертвых отправилось опять в усыпальницу. Герберт, хотя и поговорил с отцом tétе-a-tétе, но решил: чтобы не нервничать, не стоит оставлять наедине отца и Магду в усыпальнице. Альфред, ждущий рассказа о прошлом Виконта, был в недоумении, но понял, что никаких тайн о своем прошлом в этот раз Герберт ему не откроет. Кстати, сама Магда в усыпальницу не спустилась — она зачиталась романом Джейн Остин.***
Утром Куколь поехал в город выполнять поручения Его Сиятельства и добрался в Сибиу без приключений. Сара с самого утра объявила родителям, что собирается перед сном принять ванну и попросила приготовить побольше горячей воды. Она даже сходила в лавку, где купила новую пену и мочалку (хотя у нее было уже две губки, одну из которых подарил Граф).***
Сара пришла в сарай, едва стемнело. Мариус, вальяжно сидящий на старом сундуке, покрытом половиком, уже ждал ее. Не-мертвый был в хорошем настроении: предыдущей ночью он удачно поохотился в лесу, и неутолимая жажда не мучила его. Более того, он сыто и довольно улыбался. — Доброй ночи, Ваша Милость! — поприветствовала вампира девушка. — Здравствуй, Sternenkind! Ты решила со мной поговорить и поэтому пришла? Ну что же, мы вчера не закончили разговор. — Да, Ваша Милость, родители помешали, — казалось, Сара с удовольствием общалась с вампиром — Так чем же тебя так оскорбил мальчишка-студент? Нас прервали на самом интересном месте. — Я не хочу про это вспоминать. Скажу одно — он оскорбил меня как женщину. Больше ничего не буду объяснять, — девушка обиженно поджала губы. Мариус расхохотался. — Так он отверг тебя? Ничего удивительного: ему не нравятся женщины, ему нравится Виконт. Сопляк сбился с правильного пути в самом начале не-жизни. Надеюсь, совсем короткой не-жизни. Как можно променять красивую, молодую, живую девушку на гадкого Герберта с его скверным характером? Он просто глупец, если не оценил тебя. — не-мертвый смотрел на Сару масляным взглядом. Та слегка порозовела от смущения. — Ваша Милость, так я могу понравиться мужчине? — Конечно, ты очень привлекательная девушка. Вот мне ты, например, очень нравишься. Если бы ты только согласилась стать моей спутницей… Но ты, наверное, не захочешь, а жаль. Я так долго ждал момента, чтобы воплотить свою мечту в явь: быть единоличным хозяином замка, владеть фамильными богатствами и стать главой клана. Мне удалось сбежать от Эриха, а это было непросто. Теперь я свободен, но в одиночку слишком трудно противостоять Графу и Виконту. От сопляка-студента легко избавиться, он не будет помехой, его в расчет не беру, — Мариус наконец-то нашел благодарную слушательницу и продолжил: — Герберта надо просто уничтожить, а вот с Эрихом так не получится. Он мой создатель, поэтому я не могу его убить или испепелить, иначе погибну сам. Но я продумал и это. Он не умрет, но будет не опасен, — глаза Мариуса пылали ненавистью. — За что же Вы так не любите Его Сиятельство? — Саре было интересно слушать не-мертвого. — Он держал меня двести лет в цепях у столба, в сыром подземелье. Дважды в месяц брат приходил вдвоем с Гербертом и давал мне кровь, ровно столько, чтобы я не был бесчувственным истуканом, спящим не-мертвым. Нет, я все чувствовал и понимал, но при этом не мог ничего, даже лишний раз пошевельнуться. Сутками напролет я стоял и слушал, как с потолка капает вода, медленно, по капле, однообразно и бесконечно. Пока я провел так два столетия, вода продолбила в камне лунку, которая заполнялась водой капля по капле, капля по капле… Я сходил с ума от этого звука, мой самый страшный кошмар теперь — услышать во сне звук падающих капель, из-за этого я ненавижу дождь. Часто Эрих приносил плеть и порол меня — долго, с упоением, с оттягом, до кровавого месива на спине. А уж если хлыст брал в руки его сынок, удары становились еще сильнее, он рассекал мою спину до самых костей. От боли я терял сознание и рассудок. При этом он осыпал меня самыми страшными проклятиями, какие только существуют на свете. Когда раны затягивались, пытки повторялись снова. За что же мне их любить? — глаза Мариуса горели зловещим огнем. Казалось, он не видит Сару и рассказывает не ей, а специально разжигает в себе лютую ненависть. Мариус умолчал о том, что в замке архитектуры XIII века имелась огромная камера пыток, со всеми непременными атрибутами времен инквизиции: троном допроса, нюрнбергской девой, испанским сапогом, дыбой, колыбелью Иуды… да всего и не перечислить. То, что Мариус оказался у позорного столба с закованными в цепи ногами и зафиксированными руками и головой, было наиболее мягким и гуманным способом наказания. — Но почему Граф так поступил? Я, конечно, знаю, что на Бал нужна живая жертва. Но вообще-то он не показался мне жестоким, — Сара еще хотела что-то сказать, но Мариус так на нее посмотрел, что она прикусила язычок. — Ха! Ему не понравилось, что я сделал с Гербертом. Он рос таким избалованным, а когда вырос, стал совсем несносным! Я… просто немного наказал его, постарался объяснить, что надо любить женщин, а не засматриваться на мужчин. Изнеженный мальчишка не придумал ничего лучше, чем наложить на себя руки. И как ведь все хорошо складывалось! Но очень не вовремя появился Эрих, — глаза Мариуса горели таким огнем, что, казалось, сейчас вспыхнет деревянный инвентарь, стоящий в сарае. — Он вернулся из путешествия по Европе новообращенным вампиром. Конечно же, не дал умереть своему сыночку смертью мученика и попасть в рай, а без лишних раздумий обратил его. Так его напоил, что Герберт стал даже шустрее, чем был. Меня Эрих хотел сначала выпить до капли, но не решился, зато потом придумал наказание страшнее… то, что я ощущал, испытывают, наверное, грешники в аду, только огня не было. А впрочем, хватит! Что-то я слишком разговорился, — Мариус уже устал порядком от тяжелых воспоминаний. — Ты ведь пришла не только поболтать? У тебя есть какое-то дело ко мне? — Ваша Милость, я хотела предложить Вам принять ванну. Сегодня есть такая возможность: отец нагрел много воды, я попросила, — девушка уже засомневалась, стоило ли затевать это. — О! У вас есть ванна? Представляю себе подлинное чудо. Не обижайся, Сара, — Мариус нежно погладил девушку по щеке, увидев, что та надулась. — Конечно, не так шикарно, как в замке, но все-таки это настоящая ванна. Я купила специально для Вас мочалку и пену, — кокетливо сказала Сара. — Вам, по-видимому, не понравилась моя идея. Так я пойду? — Подожди! Я не спросил тебя, согласна ли ты помогать мне? Для этого я должен буду обратить тебя, — вампир с нетерпением ждал ответа. — Я приготовила ванну и открою окно в своей комнате. Буду Вас ждать, — рыжая бестия улыбнулась самой обворожительной улыбкой, на какую только была способна. — Скоро приду. Открой маленькое окошко, я обращусь в крылана, чтобы было незаметно. Девушка кокетливо стрельнула глазками в сторону своего бессмертного собеседника и вышла из сарая. «Ах, чертовка! Она действительно мила! Согласилась же на обращение в конце концов. Или нет? Решила со мной поиграть, ну что же. Приму, пожалуй, ее игру», — Мариус подумал о том, сколько же (лет? или веков?) он не мылся как положено, а также о том, как долго у него не было женщины. Чтобы не лежала, подобно тряпичной кукле, лишенной эмоций или, наоборот, не обладала просто животной тягой к совокуплению. Среди не-мертвых и тех, и других он встречал много и часто. Ему намного больше нравились мужские ласки; точнее, не ласки, а сопротивление совсем юных. Обладание мальчиками приносило ему наивысшую степень удовольствия. Но где же было найти в прибежище не-мертвых подходящего юношу? Именно поэтому он так рассвирепел, увидев, как Герберт уносит с собой Альфреда с Бала. Опять ему не досталось то, что хотелось иметь больше всего! И сейчас Мариусу была нужна партнерша, полная горячей страсти и чувственности. Только живая женщина способна согреть его после векового заточения и обитания в гробнице на кладбище. «Жаль, что это ненадолго, и вскоре после обращения ее горячий пыл заменит обычная безудержная похоть. Придется потом искать другую». Так далеко не-мертвый пока не заглядывал, сейчас его интересовала Сара. «Крошка, по-моему, совсем не против! Интересно, у нее был кто-нибудь раньше? Вряд ли. Я постараюсь доставить ей удовольствие».***
Вернувшись в дом, Сара застала отца в своей комнате. — Где ты была? — подозрительно спросил трактирщик. — Папа, я искала тебя. Хотела спросить, не забыл ли ты, что обещал приготовить горячей воды. Видно, разминулись. Я в сарай ходила, думала, что ты скотину кормишь. — Ну ладно, коли так. Я сидел в трактире внизу. Да помню я; будет тебе вода, сколько нужно, — смягчился Йони. — Папочка, как ты меня понимаешь! Я ведь девушка, я хочу быть чистой. Ведь в этом нет греха? — Хорошо, дочка. Против чистоты я ничего не имею. Главное, чтобы окна были закрыты. Хотя о чем это я, сейчас же зима. Я принесу тебе воду. Что-то ты сегодня разохотилась до ванны, — Шагал вышел из комнаты дочери. Вскоре он вернулся, неся два ведра нагретой воды. Он сходил несколько раз, затем принес и холодную воду. Одна из стен импровизированной ванной комнаты оказалась заставлена в два ряда ведрами. — Спасибо, папочка! — Сара звонко чмокнула его в щеку, отчего строгий отец улыбнулся. — Ты просто чудо! Сегодня я не выйду, сразу после ванны лягу спать, можно? — Можно, только запрись на все запоры и занавесь окна! — посоветовал дочери Йони. — Хорошо, папа! Сделаю все, как ты скажешь! — отвечала послушная дочь. Стоит сказать, что внизу находился собственно сам трактир — кухня и зал для посетителей, комната Сары со смежной с ней ванной комнаткой и комнаты постояльцев, в этот раз пустовавшие. Йони, Ребекка и Магда имели свои комнатки под крышей, второй этаж был скорее мансардой. Раньше и Сара обитала наверху, но с появлением ванны она с огромным трудом уговорила отца позволить ей перебраться в комнату, смежную с ванной. Дело в том, что дочурка трактирщика обожала принимать водные процедуры. Ванна с горячей водой в облаке пены была лучшим времяпрепровождением для Сары. Для безопасности трактирщик поставил мощные внутренние задвижки, чтобы снаружи нельзя было попасть в комнату посторонним — Шагал берег честь дочери. Когда же ночевали постояльцы, он запирал комнату на ключ снаружи. Сейчас чужих не было, и эта предосторожность казалась ему излишней. Поэтому Йони, не заподозрив ничего дурного, спокойно удалился.***
Лишь только отец ушел наверх, Сара выскользнула за дверь и принесла пустую бельевую корзину. Девушка немедленно стала расправляться с чесночными гирляндами у себя в спаленке и в ванной комнате, сбрасывая их; уже скоро перед ней стояла почти полная корзина. Накрыв чеснок сверху старым мешком, девушка волоком вытащила ее в коридор, а оттуда — в пустующую комнату постояльцев. Распятие и изображение Девы Марии с младенцем Христом Сара тоже решила спрятать. Она завернула их в чистое полотенце и положила на полку в шкаф, плотно прижав дверь. Затем Сара действительно приняла ванну, с удовольствием погрузившись в теплую воду с облаком душистой пены. Красотка блаженно закрыла глаза и улыбалась, наслаждаясь теплом, уютом, чистотой. Волосы она решила не мочить, а просто заколола их повыше на макушке. Сара вытянула руки вперед, рассматривая свои нежные пальчики с аккуратными ноготками, затем полюбовалась стройными, ровными ножками, закинув их на бортик ванны. — А-а-а! — раздался мелодичный голос девушки. — Вот видишь, зря ты волнуешься! — Ребекка успокаивающим жестом погладила мужа по руке, и Йони согласно закивал. — Да, да, конечно! Спать, спать! — широко зевнул Йони. В трактире наступало «сонное царство».***
Сара, с удовольствием понежившись в ванне, наконец, вылезла и вытерлась махровым полотенцем. Нежная, бархатистая кожа, порозовевшая от теплой воды, благоухала ароматом малиновой пены. Девушка накинула тонкий халатик, запахнула его посильнее и завязала на поясок, а затем начала вынимать шпильки из волос, распуская богатые рыжевато-каштановые волосы. В этот момент она услышала тихий стук. Сара подошла посмотреть. За окном висел в воздухе коричневый крылан. Сара кивнула головой и медленно, стараясь не греметь шпингалетом, открыла маленькое окошко. В щель быстро проскочил Мариус, потянуло холодом с улицы. Крылан быстро принял свой истинный облик, и сразу запахло сыростью и тленом. В сарае, где на стенах было развешано много сушеных трав, Сара почти не ощущала этого запаха. Сейчас, несмотря на аромат пены, девушка явственно почувствовала его и недовольно сморщила носик. — Ваша Милость, ванна готова, только тише, пожалуйста, не разбудите родителей, они еще не очень крепко спят. Вот новая мочалка и пена, я специально для Вас купила. Полотенце на стуле. Я буду в комнате рядом. — Хорошо, постараюсь не шуметь, — тихо ответил Мариус. Сара ушла в свою комнату, прикрыв дверь. Она села на кровать и принялась гадать, что же будет происходитьпосле того, как вампир примет ванну. Мариус разделся и медленно опустился в горячую воду. Конечно, это была не ванна в замке, но все-таки гораздо лучше, чем вода в графском пруду, поросшем тиной, или чем совсем ничего. Он расслабился, прикрыл глаза и довольно долго лежал, наслаждаясь покоем и теплом, которое вдруг ненадолго позволило ему ощутить себя почти живым, почти теплым внутри. Затем Мариус взял мочалку и интенсивно, быстро начал намыливаться, избавляясь от застарелой грязи. Он вымыл голову и решил, что не уйдет, пока волосы не высохнут. Простуда не-мертвому не грозила, конечно, но не хотелось оказаться снаружи с замерзшими, звенящими сосульками на голове. Наконец, закончив, он вылез из ванны, вытерся и обернул на бедрах полотенце. Безусловно, Мариус был хорошо сложен: широкоплечий, с мускулистыми руками и атлетичным торсом, рослый — он смотрелся мужественно и весьма привлекательно. Увидев рядом на стуле еще одно небольшое полотенце, не-мертвый, не раздумывая, вытер голову. Он сожалением посмотрел на свой в прошлом роскошный костюм и подумал о том, как же не хочется облачаться в грязные лохмотья. Мариус тихонько приоткрыл дверь и вошел в комнату девушки. Окинув взглядом стены, не заметил ни распятия, ни лика Христа, ни чеснока. «Молодец, крошка! Хорошо подготовилась!» — мысленно похвалил вампир Сару. При его появлении девушка встала с кровати и смущенно посмотрела на Мариуса. Еще никогда она не видела так близко, рядом с собой почти полностью обнаженного мужчину. Вампир с нескрываемым удовольствием рассматривал миниатюрную девушку в запахнутом халатике, который только подчеркивал все соблазнительные изгибы и выпуклости ее фигуры. — Я подобрала Вам кое-что из одежды. У нас в прошлом году останавливался охотник, ушел на волков и сгинул, а вещи остались. Мы долго его ждали, все постирали и выгладили. Он был как раз такого же роста, как Ваша Милость, — заговорила Сара, прерывая неловкую паузу. Мариус прекрасно понял, о ком идет речь: он выпил до последней капли того охотника. Сара вышла и через пару минут принесла высокую стопку одежды из пустующей комнаты для постояльцев: брюки-галифе, шерстяные гетры, «альпийский смокинг» и даже егерскую шляпу с заткнутым за тулью перышком. Одежда оказалась, как по заказу, любимого Мариусом коричневого цвета. Была также простая, но почти новая чистая белая рубаха. Даже ботинки, подбитые гвоздями, подошли вампиру по размеру — он примерил обувь и остался доволен. — Ты просто сокровище! — не-мертвый забрал у Сары стопку одежды и положил на стул рядом с ванной. Мариус приблизился и взял девушку за подбородок, смотря ей в глаза, гипнотизируя взглядом. Сара подалась ему навстречу, вампир обнял ее, прижал к себе, чувствуя тепло, слыша частое биение сердца. Сара не ощущала холода, исходящего от не-мертвого, тот после ванны был теплым Если бы не противоестественная белизна кожи и ярко-алые губы, можно было бы подумать, что ее обнимает обычный мужчина. Девушка прижалась к бессмертному, призывно приоткрыв губы. Но Мариус неожиданно отстранился от Сары и положил ладони ей на плечи, больно сжав пальцами. — Sternenkind, ты понимаешь, что сейчас с тобой произойдет? Ты готова шагнуть со мной в вечность? Я хочу, чтобы ты САМА пожелала этого, — Мариус был вполне уверен в том, что жертва Сары абсолютно добровольная, но решил немного проверить девчонку еще. — Ну так что? — Ваша милость, я… я готова. Вы такой привлекательный, красивый мужчина… я хочу разделить с Вами дальнейший путь. Мне немного страшно, но я не сомневаюсь, — глаза девушки лихорадочно блестели. Мариус явно ожидал такого ответа. Не-мертвый рывком привлек Сару к себе и чувственно поцеловал; так, что у нее перехватило дыхание. Девушке было приятно ощущать себя в сильных, уверенных руках. Вампир в благодарность за заботу и внимание хотел сделать Саре приятное. Он отстранился и постарался не спешить. Девушка вопросительно смотрела на него. Не-мертвый развязал поясок халата, потянул за рукав, и легкая, невесомая преграда упала на пол. Одним движением сбросив с себя полотенце, Мариус, прищурившись, окинул взглядом обнаженную фигурку Сары и остался доволен увиденным. Небольшие, упругие груди, плоский, подтянутый живот, соблазнительная ямочка пупка, а ниже… девчонка была чудо как хороша. Мариус решил растянуть удовольствие и пока не смотреть, он просто встал вплотную к Саре и начал с поцелуев. Его язык легко и глубоко проскользнул в рот девушки и требовательно, по-хозяйски начал его исследовать. Мариус втягивал губы Сары в свой рот, у нее даже перехватило дыхание от такого решительного напора. Но вампир быстро отпустил губы и спустился ниже, целуя шею, сначала нежно и легко, а потом глубоко и даже болезненно, прикусывая бархатистую кожу, оставляя алые пятна. Положив руки на грудь, Мариус начал поглаживать ее, постепенно, потихоньку сжимая и слушая услаждающие вздохи девушки. Лаская большими пальцами соски, он ощутил, как они начали твердеть, Сара застонала от ранее неведомых ей ощущений своего тела. Не-мертвый продолжил ласкать соски губами и понял, что начинают предательски вылезать клыки. Ощутив вновь, что все происходит быстрее, чем ему хотелось бы, Мариус решил проверить, как реагирует партнерша. Оглаживая бедра девушки, он, как естественным продолжением движения руки, положил свою ладонь между ее ног и слегка надавил. Сара уже с трудом сдерживала вырывающиеся из груди стоны. Двигая рукой вверх к пупку и опять вниз, Мариус понял: девушка порядком возбудилась. Пальцем не-мёртвый нашел ее самое заветное, чувствительное место и легонько нажимал на него; оглаживал вокруг, вновь нажимал, заставляя девушку дрожать от возбуждения. Сара была готова принять его внутрь себя, такая влажная и горячая, трепещущая от его прикосновений. Мариус еще немного поиграл с ней пальцами, ощущая, как все более мокрой и теплой становится его ладонь, как дрожит и пульсирует ее естество от ласк руки. «Да она, похоже, никогда не играла сама с собой», — удивленно подумал Мариус. — А-ах… А-ах… — чувственно, отрывисто стонала Сара. Мариус, продолжая ласкать ее пальцами, прошептал на ухо: — Тебе хорошо? — Даа… — и вновь послышались ее стоны. Не-мертвый, сам уже возбужденный в высшей степени — его весьма солидный орган подрагивал и начал сочиться — резко поднял на руки показавшуюся ему невесомой Сару и понес к кровати. Надо сказать, что кровать в комнате девушки была не деревянная, а с панцирной сеткой, с никелированными шариками на спинках, и Мариус, моментально оценив ситуацию, поставил Сару и одним нетерпеливым движением сдернул перину на пол. Чего только не сделаешь в порыве страсти! Перина, собранная явно не пушинка к пушинке, а из перьев, была большой и тяжелой, но вампир совсем не почувствовал этого. Не-мертвый опять подхватил Сару и, опустив на перину, нетерпеливо развел в стороны ее ноги и согнул в коленях, затем взял ее руки в свои, сжал маленькие ладошки в кулачки и завел ей под спину, приподнимая бедра. Он потерся головкой члена о раскрытую щель, попытался неспешно проникнуть внутрь и ощутил ожидаемое препятствие. Мариус не стал мучить ни Сару, ни себя, превращая проникновение в долгое, затянутое страдание. Вампир на долю секунды отстранился, а затем вошел в нее сразу, стремительно и глубоко, одновременно с громким криком девушки. Он знал, что ей больно, но не останавливался; напротив, продолжал движения быстро, то входя в нее по самое свое основание, то почти покидая восхитительное, горячее лоно и вновь возвращаясь, с упоением погружаясь в нее. Сара извивалась под мощным партнером, уже не сдерживала свои стоны; простыня под ней стала влажной от выступившего пота. Несмотря на боль, девушка подавалась навстречу, снова и снова, это было какое-то безумие. Совсем не ощущалась граница, за которой заканчивалось наслаждение и начиналась сильная боль. В момент финала, одновременно с тем, как он изливался внутрь горячего, возбужденного женского тела, Мариус глубоко вонзил клыки в пульсирующую жилку на нежной, хрупкой шее. Главное было вовремя остановиться и не переусердствовать. Вампир оторвался от нее, запечатал ранки и слизал последние капли крови. Девушку сводила с ума боль в шее и внизу живота, она уже почти ничего не соображала. Это была словно не Сара, а сгусток безудержной, горячей энергии, обжигающий ее саму и даже Мариуса. Но вот девушка перестала стонать и метаться, а только тяжело дышала. Сара испытала оргазм и лежала, наполненная семенем любовника. Она была счастлива, несмотря на боль. Мариус, оторвавшись от ее шеи, казалось, опьянел от молодой, сладкой крови. Он сел рядом с лежащей Сарой и довольным взглядом победителя окинул ее фигуру. — Что это, кровь! — не вопросительно, а утвердительно произнес он. В том, что Сара — девственница, он почти не сомневался с первой минуты их знакомства и только что имел возможность убедиться в этом. — Да, милый, — произнесла Сара, и вдруг почувствовала, что с ней происходит что-то совсем необычное. Ее затрясло, тело выгнулось дугой, она резко села на перине. Мариус с холодным любопытством смотрел на изменившееся выражение лица, на хищный взгляд, на резко обозначившиеся белоснежные клыки. О Тьма! В горячке страсти Мариус, всегда такой предусмотрительный, упустил из вида, что надо будет давать Саре кровь. Сара потянулась, пытаясь добраться до его шеи. — Нет, так дело не пойдет, дорогуша. Мысли о том, чтобы поделиться своей избранной кровью, он даже не допускал. Вампир принес халат и бросил его девушке. — Одевайся, — отрывисто сказал он. — Я схожу в сарай и принесу кролика. Быстро натянув галифе и накинув рубаху, он вышел на цыпочках в коридор. Ему несказанно повезло: направляясь к входной двери, он заглянул в зал для посетителей. За столом, опустив голову, спал какой-то чумазый крестьянин. Мариус посмотрел на него, брезгливо сморщившись, но в любом случае это было лучше, чем кролик. Вернувшись в комнату, он взял Сару за руку и повел в зал трактира. — Это пьяница? — спросил не-мертвый. — Нет, это Драгош, местный дурачок, ему нельзя пить. Он часто остается на ночь. Мать его жалеет и не прогоняет. Отец раньше ворчал, но потом привык, — ответила девушка. — Пей, — Мариус подтолкнул Сару к спящему крестьянину. Не раздумывая, с резким рыком она вонзилась клыками в его шею. Новообращенная пила, не останавливаясь, до тех пор, пока не поняла, что крови уже не осталось в мертвом теле. Тогда вампирша оторвалась от несчастного, зрачки ее вертикально вытянулись, глаза стали красными. Сара провела языком по обагренным кровью клыкам и облизнулась. Она с непонимающим видом смотрела на такое знакомое и одновременно ставшее другим помещение. Обоняние улавливало целый букет незнакомых запахов, слышались скрип и шуршание со всех сторон. Здесь, оказывается, совсем не было тихо. Сара различала тончайшие трещинки на столе, видела даже невесомую, прозрачную паутину высоко под потолком. Слух, обоняние и зрение чрезвычайно обострились, чувствительность стала просто невероятной. Спустя несколько минут взгляд вновь обрел осмысленное выражение, глаза приобрели обычный вид, а клыки втянулись. — Ну вот и все, тебе легче? — с ухмылкой спросил Мариус. Страсть улеглась, и он опять чувствовал себя знатным господином, хозяином, пренебрежительно снизошедшим до общения с жалкой селянкой. — Да. Послушай, Мариус… — начала было Сара, и в тот же момент получила пощечину. — Да ты, никак, забыла свое место? — издевательским тоном произнес он. Девушка поникла. — Но ведь Вам было хорошо со мной, Ваша Милость? — все-таки спросила она с надеждой в голосе. Мариус рассмеялся, и долго смеялся от души, словно услышал удачную шутку. — Да, совсем неплохо. Если нет рядом такого мальчика, как Альфред, то сойдет и Сара! Ты, да и вообще любая женщина, никогда не сможет сравниться с юношей-любовником. Как сладко их сопротивление и неподчинение! Ни с чем не сравнимое удовольствие открывать девственный, нетронутый сосуд! Чем сильнее страх и боль, тем больше желание обладать и быть хозяином. Заставить бояться и подчинять себе. Слаще Герберта фон Кролока я никого не встречал за все свои годы, — на мгновение мечтательно прикрыв глаза, сказал вампир. — А женщины — это лишь замена, совсем неполноценная, на мой взгляд. Не имея пирога, от голода съешь и сухую горбушку, — совсем уже доступно объяснил Мариус. — Но что-то мы задержались, пора собираться, — деловито приказал он девушке. Пройдя вместе с ней в комнату, он оделся до конца в костюм охотника и выглядел даже щеголевато. Брезгливо поддев кучу тряпья, бывшего раньше его костюмом, вампир подумал о том, что придется убрать лохмотья вместе с окровавленной простыней и выпитым Сарой крестьянином. Ну да ничего: он насытился сладкой, хмельной кровью, был полон сил и энергии. Положив перину на кровать, вампир велел Саре взять самые необходимые предметы одежды и убрать беспорядок в комнате. Вскоре все выглядело так, словно ничего и не происходило этой ночью необычного. — Кстати, Сара! Ты вечно жаловалась на родителей, но сегодня их словно вовсе не было, — удивился Мариус. — Я заварила им ОСОБЕННЫЙ чай, они не проснутся до утра, — спокойно ответила юная вампирша. «Девчонка хитра, изворотлива и в любой момент готова утолить мое желание. Поскольку я оказался ее первым мужчиной, за удовольствие быть со мной она выполнит любой приказ. Да что там, будет молить об этом, как о величайшей милости», — Мариус вновь подумал, как же повезло ему со спутницей. Под покровом ночи из трактира Йони Шагала вышли двое, девушка и мужчина. В руках Сара держала корзинку с кое-какими вещами, а Мариус, перекинув через плечо, легко нес тело несчастного дурачка, выпитого Сарой. Куда они направлялись, было непонятно. Но определенно в направлении, противоположном замку.***
ПРИМЕЧАНИЕ: * суман — румынская национальная мужская верхняя одежда с рукавами.