Жить — значит меняться, меняться — значит взрослеть, а взрослеть — значит непрестанно творить себя самого. Анри Бергсон
***
Герберт спал беспокойно, часто вздрагивал во сне, всхлипывал, его тревога передавалась Альфреду. Блондин не видел снов, но был морально опустошён, на таком пределе находилась его нервная система, что он не мог окончательно успокоиться и нормально отдохнуть. «Хороший мой, не переживай. Всё давно закончилось, ты дома, я рядом. Успокойся, мы вместе и в полной безопасности, нам хорошо», — так думал Альфред, гладя любовника по голове. Удивительным образом Герберт постепенно начал затихать, довольно быстро прекратились всхлипы, а потом и вздрагивания. Парнишка тоже начал засыпать, как неожиданная догадка пронзила его мозг — да это же ОН, силой своего ментального воздействия, снял напряжение с Герберта, совсем так же, как его самого успокаивал Граф, когда он боялся спать в гробу! А теперь, спустя совсем непродолжительное время, уже он сам помогает Герберту. Это было неожиданно и казалось просто невозможным. В нем сразу же проснулся учёный, который попытался объяснить феномен происходящего. «Интересно, что сделал бы профессор на моём месте? Наверно, записал все факты в блокнот. Но блокнота с собой нет, и вообще, я не могу потревожить Герберта». Действительно, произошедшее не поддавалось логическому объяснению, проявление мощной силы высшего вампира не было понятно с научной точки зрения. Мысли Альфреда, независимо от его желания, обратились к Абронсиусу, которого Альфред любил со всеми его чудачествами и невероятными теориями, вызывавшими смех и непонимание в университете. И только ассистент был уважителен и внимателен к старику, воспринимал всерьёз его идеи настолько, что согласился на авантюрную поездку в Трансильванию. Юноша даже предположить не мог, насколько круто изменится его судьба. Как он хотел повидаться с профессором, обнять седого старичка, вдохнуть запах химических опытов, исходящий от его поношенного пальто, услышать дребезжащий, ворчливый голос, отчитывающий Альфреда за очередную неудачу в лаборатории! Это был единственный близкий человек, оставшийся у него там, среди смертных. «Я ведь оставлял письмо для профессора, когда побежал за Сарой! Оно пропало, или его отослали? Надо спросить у Магды, она обязательно должна знать…» — подумал Альфред. Но потом его мысли приобрели совсем другую направленность, в голове возникла идея, которую, ещё не представляя как, он решил обязательно осуществить следующей ночью.***
Пробуждение Альфреда было очень приятным — он почувствовал легкое прикосновение к губам и, ещё не проснувшись, счастливо улыбнулся. Когда его щека ощутила нежное, невесомое касание, легкое щекотание, он всё-таки открыл глаза. Крышка саркофага не нависала сверху, а стояла в стороне, над ним склонился Герберт, и, слегка закусив губу, с заинтересованным видом проводил по скуле и щеке юноши прядью белокурых волос. — Здравствуй, соня. Извини, что разбудил. Но ты совсем не спешил просыпаться, а один уходить я не хотел. Хорошо отдохнул? — Доброй ночи. Не очень, наверно потому, что долго не мог заснуть. А как ты спал, что тебе приснилось сегодня? — в Альфреде одновременно с пробуждением проснулся научный интерес к тому, что произошло накануне, когда он сумел воздействовать на Виконта силой своего внушения. — Да ничего не снилось, даже странно. Я хорошо восстановился и готов… А почему ты спросил? — блондин сразу что-то заподозрил. — По-моему, это я успокоил тебя и помог нормально отдохнуть. Ты заснул быстро, но очень беспокойно. Я мысленно поговорил с тобой, и ты перестал всхлипывать и дрожать. Герберт озадаченно посмотрел на любовника. — Chéri, то, что происходит с тобой, поистине удивительно. Я долго учился этому, а ты сам, без помощи Рара попробовал, и сразу же получилось. В твоем роду не было колдунов? — Да ты что, конечно же, не было, — засмеялся юноша. — Просто я очень хотел помочь, не мог допустить, чтобы ты страдал во сне, и у меня всё получилось. — Поэтому ты не отдохнул, как положено. Даже высший вампир теряет много сил, когда старается снять напряжение с кого-то. Следующий раз подумай, прежде чем это делать, — разъяснял Виконт. — Ты что? Я же ТЕБЕ помогал, неужели я буду жалеть себя, если ТЕБЕ надо помочь? И потом, мне ведь отец помогал преодолевать страх, когда я боялся спать в гробу первое время. Пойдём? — Альфред сел в саркофаге, собираясь выбраться. — Подожди, Chéri. Ты ведь сам вчера говорил, что впервые здесь оказался без отца, и было интересно всё рассмотреть, не торопясь. У меня есть одна идея, ты же не против? — лукавый взгляд изумрудных глаз лишал юношу права выбора. «Я слишком хорошо его успокоил, словно не было вчерашнего разговора», — удивился Альфред. — Против! «Саркофаг только для сна, и даже мысль о чём-то другом здесь исключается, это кощунство», — весьма похоже спародировал Альфред Графа. — Мы получим взбучку! — Ничего не будет, уверяю тебя, — уже серьёзно ответил Виконт, — он ничего нам не скажет. А затем добавил с игривой интонацией: — Я давно хотел узнать, чем этот «храм отдохновенья», как говорит Рара, отличается от обычной спальни. Ну, ты же меня понял? И Герберт утянул на себя сидящего Альфреда. Юноша смутился, но быстро успокоил свою совесть тем, что любовник ещё не вполне отошёл после тяжелейшей предыдущей ночи и опять нуждается в его утешении, только теперь другим способом.***
В столовой вдвоем за столом сидели Его Сиятельство и Магда. Бокалы с кровью стояли на салфетках перед ними и напротив пустующих мест Альфреда и Герберта. Граф нетерпеливо постукивал длинными ногтями по столу, выбивая какой-то речитатив. Сыновья задерживались больше, чем на полчаса. «Неслыханно! Неужели ему не надоело? О Тьма, сколько это может продолжаться? Он просто несносен», — закипал фон Кролок. В конце концов, не выдержав, он решил посмотреть на происходящее в усыпальнице. Увиденная картина очень возмутила Графа. Сыновья спешно одевались, вернее, спешил Альфред, запахнувший халат поверх надетых пижамных брюк и застёгнутой на все пуговицы пижамной куртки, а Герберт, слегка накрытый покрывалом, лежал на боку и опирался на локоть, глядя на него, пижама и халат были небрежно переброшены через стенку саркофага. Альфред, закончив одеваться, подошёл к любовнику и сунул ему в руки куртку от пижамы, явно поторапливая. — Ну, это уже слишком! — процедил сквозь зубы Его Сиятельство и залпом выпил бокал крови. — Магда, извини, заканчивай без меня. Мне надо идти. Фон Кролок стремительно вышел из столовой и направился в усыпальницу, оставив девушку в одиночестве. С «парочкой наглецов», как назвал про себя нашкодивших парней, Граф столкнулся, подойдя к дверям усыпальницы. — Доброй ночи, отец. Извините нас за опоздание… — начал оправдываться смущённый Альфред, но Граф не дал ему договорить. — Не могу сказать тебе того же. Герберт, я всё, конечно, понимаю, у тебя была очень сложная ночь, именно поэтому я отправил вас восстановиться вдвоем. Похоже, я был глуп, проявил наивность и слабость. Ты в очередной раз решил поиздеваться, видно, никогда не перестанешь изводить меня, — Его Сиятельство сдерживался с трудом. — Что-то не так, Рара? — Герберт, фальшиво удивившись, поднял брови. — Ну подумаешь, проспали немного. — Хватит разыгрывать комедию. Альфред, скажи мне, в прошлой жизни ты смог бы в соборе во время проповеди пастора справить нужду? Нет, полагаю? Так почему же сейчас позволяешь себе подобное святотатство? Для бессмертных усыпальница сродни часовне. Младший, я думал, твоя серьёзность и степенность будут во благо Герберту, но его уже не переделать, очевидно. А ты становишься легкомысленным и очень ведомым. Ты меня разочаровал, — резко развернувшись, Граф быстро пошёл в обратную сторону. Ему не хотелось смотреть в блудливые глаза Герберта и видеть раскаивающегося Альфреда. — Погодите, отец! Нам надо поговорить втроём, всем вместе, — внезапно услышал он из-за спины голос Альфреда. Удивленный фон Кролок не оглянулся назад, но остановился. — Приходите в кабинет, только приведите себя в порядок. От вас за версту тянет похотью. Жду вас через полчаса. С царственным видом он удалился, его сыновья остались в коридоре: насупленный, сосредоточенный Альфред и удивлённый Герберт.***
Через полчаса молодые люди, переодевшись и утолив жажду, подходили к кабинету грозного родителя. Как Герберт не пытался разговорить Альфреда, тот молчал или отмахивался, говоря: «Подожди!» — Проходите! — раздалось из-за дверей, едва они приблизились. — Хотя бы сейчас не задержались, садитесь. Слушаю тебя, Альфред, начинай, — выжидающе посмотрел Граф на названого сына. Герберт тоже не понимал происходящего. — Что ты хотел сказать? — Послушайте меня. Я сегодня долго не спал, думал. Сколько так будет продолжаться, это просто невозможно. Я смотрю на вас и совсем не понимаю. Вы же самые близкие и родные друг для друга. Отец ошибся, из-за этого ты пережил чудовищное насилие, страшную боль. Герберт, ты мне всё рассказал, твоя боль теперь и моя тоже. Да, отец очень виноват, но он столько лет старается заслужить прощение, неужели ты не видишь? Или не хочешь видеть, тебе это удобно — упиваться своей обидой? Альфред смотрел на Виконта, но тот опустил глаза и покусывал губы. Конечно, Cheri был прав, но слушать сказанное им Герберту всё равно было неприятно. — А Вы, отец. Вы столько времени не могли поговорить с сыном. Мучились и страдали. Старались быть строгим, но Герберт делал всё по-своему. Вы ему прощали, поэтому он стал взбалмошным и капризным. Чувство Вашей вины сделало его таким несерьёзным. Вместо того, чтобы поговорить и найти общий язык, Вы стараетесь быть строгим, а потом идёте на попятную и удивляетесь, что Герберт — вечный ребенок. Но Вы же сам дали ему ощущение вседозволенности и сделали его тем, кем он стал. Простите, я не хотел Вас обидеть, — взволнованно закончил юноша. Граф, в отличие от Герберта, смотрел Альфреду в глаза и осознавал, что названый сын, по сути, сущий мальчишка, птенец, прав во всём, хотя и непросто было это признать. — Я смотрю на вас со стороны, я вижу обоих и понимаю каждого. Пора прекратить эти бессмысленные препирательства. Вы же любите друг друга, это понятно сразу, ну почему не хотите признаться в этом? Вы оба моя семья, и мне очень больно от того, что вы мучаете друг друга. Я вас обоих люблю, правда, и не хочу никого обидеть. И… простите меня… если я лезу не в своё дело… Альфред закончил и как-то сразу сник, почувствовал себя опять неуверенным студентом, сам уже не понимая, как решился сказать столько нелицеприятного Герберту и Его Сиятельству. Он медленно пошел в сторону дверей, полагая, что сейчас ему лучше уйти. — Не уходи, Альфред. То, что ты сказал, очень важно. Ты начал этот разговор, и продолжен он будет при тебе. Останься, сын, — услышал юноша. — Да, Рара прав. Тебе надо остаться, это наш семейный разговор, и ты должен услышать, чтобы все знать и рассудить нас, если будет нужно. Нам важно знать твоё мнение, — поддержал Графа Герберт. — Хорошо, если вы оба так считаете… — молодой человек вернулся и сел в кресло. — Альфред, сразу один небольшой, но важный момент. Я давно собирался это сделать. Ты, как Барон фон Кролок, должен знать и иметь при себе, — с этими словами Граф подошел к сейфу, открыл его и достал крошечный пузырёк. — Это эликсир бессмертия, мощное средство, помогающее не-мертвым днем. Придает силу и мощь, правда, бесполезен против солнечных лучей, но благодаря ему в дневные часы можно чувствовать себя уверенно, как ночью. У Герберта тоже есть, правда, он добыл себе эликсир самовольно, попросту стащил и воспользовался им, когда в три часа дня ринулся к тебе. Конечно, так транжирить нельзя, пользоваться стоит только в самом серьёзном случае. Порой такой выпадает лишь раз за все бессмертие. Граф подал названому сыну склянку с эликсиром, и Альфред, рассмотрев плотную, притёртую крышечку и прямоугольный пузырёк, опустил его в карман. Граф между тем продолжил: — Герберт, я уже просил прощения, и не один раз, ты не можешь этого отрицать. С самого момента возвращения в замок, когда мы нашли тебя умирающим, я проклинал себя за легкомыслие и эгоизм. Я всячески пытался поговорить, но ты меня полностью игнорировал, не захотел пить мою кровь при обращении, вообще со мной отказывался разговаривать! Те два года, что Витторио был у нас, ты общался только с ним. Я хотя и был еще молодым вампиром, но уже многому мог научить и хотел этого, но ты упорно не желал со мной заниматься, — между нахмуренных бровей залегла морщинка. — Когда наш создатель собрался в Италию, ты, не задумываясь, уехал с ним и вернулся оттуда через полтора года совсем другим, не таким, каким я прежде знал тебя, а поверхностным и легкомысленным, лишенным малейшего намёка на серьёзность, начал называть меня «Рара». Как же меня коробило первое время от этого обращения! Но, по крайней мере, ты хоть как-то стал со мной общаться. Я знаю, что тебя убедил вернуться Витторио, сам ты ни за что не приехал бы обратно ко мне, — голос, обычно бесстрастный, звучал мрачно. Граф встал рядом с сидящим Гербертом и смотрел на него сверху вниз, Виконт, сжав губы, старался не встречаться взглядом с отцом и казался совсем непроницаемым. Но как только Его Сиятельство закончил свой монолог, Герберта прорвало. — Ты… Это ТЫ на меня обижаешься? Да ты сам оттолкнул меня, разве не так? Вспомни, ты обратил Мариуса и подарил ему бессмертие, а мне не дал умереть Витторио. Он, а не ты! Ты молчал и даже не пытался со мной нормально поговорить, не пожалел меня ни разу, конечно, Граф фон Кролок такой суровый, брутальный. Но я-то совсем другой. Если ты хотя бы попытался тогда… Знаешь, ведь я хотел поговорить, рассказать, как мне плохо, как ты мне нужен. Но не получилось, — Герберт замолчал, повисла пауза. Его Сиятельство непонимающе смотрел на сына. — Я шёл в твой кабинет мимо гостевой комнаты, в которой остановился Витторио. В замке слуг не осталось, только Куколь и Иштван, но они находились внизу. Поэтому я удивился, услышав какие-то звуки. Я подошёл, дверь была слегка приоткрыта; если бы я знал, ни за что не стал бы подглядывать. Понял, что я увидел? Ты занимался любовью с Витторио, с мужчиной, со своим другом! Ты, который всегда превозносил свою любовь к маме, боязнь именно твоего осуждения довела меня до самоубийства. Вы оба стонали и рычали, словно два безумца, и не могли насытиться друг другом! Я тогда не знал еще вкуса страсти, наоборот, после насилия мне было противно на вас смотреть. Ну ладно Витторио, он всё же чужой, но ведь ты — мой отец. После этого я не мог даже видеть тебя, не то, что познавать вместе новый для меня мир не-мертвых. Я едва дождался, чтобы уехать с Витторио отсюда. — О, Тьма! Ну почему ты молчал, Герберт, почему? Я постарался бы тебе объяснить… — начал Граф. — Что объяснить? То, чем вы занимались? После насилия Мариуса я представлял, как это выглядит, а позже, во время поездки, со мной поговорил Витторио. В отличие от тебя, он был откровенен со мной. Он был моим учителем, но только не в любви. Ты же знаешь, он тебе писал, что во время путешествия я принял обет посвящения в орден Гастона Орлеанского и поклялся любить только мужчин. Для тебя ничего нового, Рара, говорю всё это для тебя, Альфред, — Герберт замолчал. Тишина, хоть и недолгая, всё же казалась сейчас удушающей. — Chéri, надеюсь, после моего рассказа ты не отвернешься от меня. Альфред слушал продолжение истории Герберта и понимал, насколько мало до сих пор он знает о своём возлюбленном. — После посвящения у меня было много любовников — и живых, и не-мёртвых. В высшем свете это не считалось пороком, даже многие представители духовенства не отказывали себе в греховной слабости. Приехав с создателем в Италию, мы попали на Венецианский карнавал. Я не мог усидеть дома, тем более, всё самое интересное происходило по ночам. Шальное веселье, легкость нравов и близость такого числа живых, полнокровных людей меня свели с ума. Я будто лишился рассудка. Уйдя тайком из дома, я ударился в загул, не контролируя себя. Той ночью в меня словно бес вселился. На мне была маска, скрывавшая лицо. К середине ночи народу на улицах поубавилось, а я нашел мальчиков из «дома утех». Немного золотых монет в кармане — и к моим услугам были лучшие юноши-проституты. Я совсем потерял голову, имея их поочерёдно; охмелев от похоти и вина, мы занимались любовью втроём. Герберт нахмурился, ему было неприятно вспоминать о прошлых похождениях. — Опомнился я, когда рядом со мной лежало два бездыханных тела, а камзол был весь в крови. Мне совсем не было их жаль. Один юноша пошевелился, он ещё не умер, я вполне мог обратить его. Но я не стал делать этого, наоборот, вонзил в его горло нож и выпустил остатки крови, а затем сбросил тела обоих в канал. Между тем, ночное небо начинало светлеть, ещё немного — и наступило бы утро. Один, на улице, в чужом городе при скором восходе солнца, обагрённый кровью, — я не знал, что мне делать, просто шёл по парапету, пытаясь понять, где нахожусь. На моё счастье, по каналу плыла одинокая гондола. Я запрыгнул в лодку, не спрашивая разрешения, и назвал адрес. Отшатнувшись от меня, гондольер забился в угол утлого судёнышка. Навыками гипноза я уже обладал, и мое возвращение в дом Витторио прошло успешно. Бросив денег на дно лодки и стерев воспоминания, я отпустил гребца. Виконт на мгновение замолчал, а затем бесстрастно продолжил: — Их тела нашли на второй день, и почти сразу же стражники задержали гондольера, который всё забыл и не мог ничего связно объяснить. Случившееся наделало большой переполох, даже карнавал закончился раньше положенного времени. Стараясь не привлекать внимание, мы спешно уехали в тосканское имение создателя. Рара, ты знал об этом? — поинтересовался Герберт. — Конечно же, знал, понял тебя и не посмел осуждать. Но заговорить с тобой об этом так и не решился. — А ты, Альфред? Я стал тебе противен, только честно? — голос блондина звучал как-то обречённо, а изумрудные глаза потухли. — Не знаю. Ты не мог себя контролировать, и это многое объясняет. Не бывает безгрешных людей, а чего уж говорить о не-мёртвых. Не представляю, как я повёл бы себя в такой ситуации, поэтому не могу думать о тебе плохо. Мне жаль тебя, но еще больше жаль тех несчастных парней, которым не повезло встретить безумного вампира. Принять я это могу, но вот понять тебя — вряд ли, — сказано это было вроде бы искренне, а о чём там на самом деле думал юноша, осталось загадкой для Герберта. Он совсем сник. «Но ведь я решил быть честным до конца, малыш должен знать обо мне абсолютно всё. Иначе как можно быть вместе, скрывая друг от друга что-то, пусть даже очень неприятное. Всё тайное становится явным, пусть лучше узнает сразу. Даже если я его сильно разочаровал». — Мне больше нечего рассказать о себе. Теперь ты, Рара. Будь честен до конца. Его Сиятельство искренне удивился. — Не знаю, о чем ты, сын. У меня нет секретов от вас. — Хм. Удивительно… Тогда объясни твои отлучки «по делам» несколько раз в году. После них ты возвращаешься таким энергичным, таким… живым. Ты же убиваешь людей, признайся. Последние полвека печатное слово стало доходить и в нашу глушь. Каждый раз после твоего возвращения я с нетерпением жду свежую газету, которую привезёт Куколь. Угадай, какую рубрику я читаю в первую очередь? Заметки о происшествиях. Удивительным образом после каждой твоей «деловой поездки» появляются сообщения о пропавшем человеке, а часто о найденном трупе, в котором не осталось ни капли крови. Гибнут только мужчины. Интересно, что с ними происходит перед смертью? Горячее соитие? — вновь распалялся Герберт. Он на мгновение прервался, перевел дух и продолжил с тем же запалом. — Какое лицемерие! Ты с усмешкой часто говорил о моих порочных наклонностях, с которыми приходится тебе мириться, а сам… Как ты двуличен все-таки… Даже с жертвой накануне Бала ты уединяешься, если это женщина, но никогда — с юношей. Ты что, боишься чьего-то осуждения? — О Люцифер! Как часто я прошу дать мудрости моему сыну! Но, увы. Да, ты все правильно понял, провёл почти расследование, но вот результат… Ты получил «минус» там, где стоит «плюс» в конце логической цепочки, — усмехнулся Граф. Герберт непонимающе смотрел на него. — Надо копать глубже, господин сыщик. Прежде, чем осудить меня, подумал бы о том, что жертвы совсем не случайно выбраны. Никогда не страдает невинный человек. Моя цель — правосудие над теми, кого нельзя призвать к ответу по закону, кто по праву сильного и богатого избегает наказания. Последний раз это был ростовщик, сделавший многих бездомными, сумевший довести несколько человек до самоубийства. Но у закона к нему претензий нет. Или нерадивый сын, выгнавший на улицу старика-отца, а затем спустивший все состояние за карточным столом. Продолжать, или достаточно? Герберт был удивлён услышанным, Альфред пришел в восхищение. — Отец, Вы словно благородный Рыцарь Карающего Меча! — воскликнул юноша. — Не идеализируй меня, младший. Первый раз я это сделал от скуки, просто решил разобраться, кто может послужить хорошей трапезой, а кто достоин жить дальше. Восстановить справедливость и при этом утолить жажду мне показалось забавным. Если хочешь, Герберт, присоединяйся ко мне в следующий раз. А насчет соития — это твои фантазии. Витторио был моим единственным НАСТОЛЬКО близким другом. У Альфреда от услышанного кругом шла голова. — Простите меня. Я должен осмыслить всё, что узнал о вас. Я, пожалуй, пойду, — юноша услышал сегодня слишком много, это не укладывалось в его не-мёртвой голове и требовало осмысления. — Да-да, конечно. Тебе надо привести мысли в порядок, я понимаю, — согласился Граф. — Герберт, оставь его одного, не мешай, — заметив, что Виконт хочет пойти следом, сказал Его Сиятельство, — тем более, мы еще не договорили.***
Альфред шел по коридору и не мог понять переполнявших его эмоций. Казалось бы, всё хорошо — Граф и Герберт открылись друг другу, но почему-то было совсем не радостно. Альфред узнал много нового о прошлом близких, и это знание только неприятно удивило. По натуре добрый и чувствительный, даже став не-мёртвым, Альфред не изменился. Хотя он и сказал, что принимает поступок Герберта, осознавать его жестокость было совсем не просто. Став членом семьи фон Кролоков, Альфред видел ту пропасть, которая его разделяет с Графом и Гербертом. «Я никогда не смогу стать таким, как они. Я не смогу убивать людей, даже если сам буду погибать от жажды. Недоразумение, а не бессмертный». Юноша вспомнил, как он боялся первой охоты и тогда не сумел убить зверя. В лесу его обуял азарт, он почувствовал себя хищником и без труда выследил красивую, яркую лисицу. Глядя в глаза, силой внушения обездвижив животное и приблизившись, Альфред так и не смог вонзиться клыками в прекрасного зверя — это сделал Герберт. Выслеживал животных и подчинял своей воле юный не-мёртвый легко, что было совсем не удивительно для избранного вампира, но вот лишать их жизни было сущей пыткой для Альфреда. Даже Магда без труда справлялась с мелким зверьем — зайцы, белки и куницы были ее постоянной добычей, а он так и не мог научиться делать это. Правда, однажды он всё-таки самостоятельно завалил крупного кабана, но просто не осталось другого выхода — животное было в ярости, налитые кровью глаза с ненавистью смотрели на Альфреда, зверь никак не хотел поддаваться воздействию внушения. Понимая, что надо сработать на опережение, молодой охотник, особенно хрупкий по сравнению с огромным кабаном, прыгнул ему на спину и был моментально сброшен и подмят. Юноша не растерялся, ему вовсе не хотелось быть затоптанным копытами и растерзанным диким вепрем. Действия обгоняли его мысли: когда не получилось ухватиться за жесткую шерсть на загривке, пальцы с удлинившимися острыми ногтями, словно нож в масло, вошли в тело животного и ощутили горячую плоть. Кабан дёрнулся от неожиданности и боли, этого мгновения хватило, чтобы Альфред вонзился клыками в горло огромного зверя, ему показалось мало, он укусил ещё раз и едва не захлебнулся хлынувшей кровью. Подоспевшие фон Кролоки оттащили тушу в сторону. Альфред, поднявшись с залитого кровью снега, потрясённо смотрел на свои руки и куртку, что насквозь пропиталась кровью. Голова у него закружилась, к горлу подступила тошнота, и юноша не смог сдержаться. До самого заката следующего дня он молчал, не желая обсуждать произошедшее, хотя Граф и Герберт потом хвалили скорость его реакции и действия в критический момент. После этого случая Альфред участвовал в охоте, выслеживал зверей, но не мог их убивать. Фон Кролоки не упрекали его, вообще не говорили на эту тему, но Альфред всё равно переживал. Вот и сейчас он шёл по коридору и мучился от того, что он не такой, как должен быть, что он никчёмный и лишний в семье фон Кролоков. Юноша решил поговорить с Магдой. Она, как и Альфред, совсем недавно обрела новую сущность, и юноша решил узнать, как проходит её адаптация, спросить об ощущениях девушки. Магда, как обычно, сидела в кухне и что-то шила, ловко орудуя иголкой с ниткой. — Привет, Альфред! Проголодался? — девушка отложила шитьё в сторону, направляясь к плите. — Сейчас подогрею кровь. — Нет, я пришел поговорить. Расскажи, как тебе живётся, как ты привыкаешь к новой жизни, — ответил юноша, — всё, что ты чувствуешь. — Да я вроде бы уже привыкла. — пожала плечами Магда. — Здесь намного лучше, чем было у Шагала, ко мне все хорошо относятся, даже Виконт привыкать начал. Работы немного, у меня теперь есть две прекрасные комнаты, хорошая одежда. Я с удовольствием занимаюсь с Его Сиятельством и с тобой, читаю книги. Мне здесь нравится. — А как же жажда? Ты сильно страдаешь? У тебя не бывает непонятной злобы, ярости? Каково тебе ощущать себя холодной, словно мёртвой? — Альфред засыпал девушку вопросами, которые его самого очень волновали. — Послушай меня, Альфред. Что произошло — уже изменить невозможно. Конечно, ощущать себя живой, с горячей кровью приятнее, но лучше быть вампиром, чем не быть вообще. Знаешь, как я боялась лягушек раньше? Мышей и крыс не боялась, а от холодных лягушек меня всегда бросало в дрожь. А теперь я сама холодная, словно лёд. Но обязательно привыкну и к этому. Тем более, бывают моменты, когда я чувствую себя совсем живой, когда… — Магда замолчала и, смутившись, продолжила, — Ты меня должен понять, разве ты чувствуешь себя безжизненным и холодным, когда тебя любит Герберт? Альфред задумчиво кивнул. — Жажда меня накрывает, но крови в замке всегда достаточно, я не страдаю от нее. А что касается злобы и ярости… Я едва не укусила Шагала, так он заслужил это. Жаль, Его Сиятельство помешал мне, хотелось наказать Йони на веки вечные. — Я удивляюсь, как ты можешь на охоте быстро и легко убить столько мелкого зверья! Как у тебя получается? — А при чём тут обращение? Работая в трактире, я готовила еду и видела, как происходит убой скота, мало того — я сама могла свернуть шею гусю, или зарубить петуха и ничего при этом не почувствовать. Так что тут для меня мало что изменилось. Знаешь, будь проще. Слишком отличалась моя и твоя жизнь в прошлом, поэтому и привыкаем мы по-разному. — Я чувствую себя лишним в замке, никчёмным… Я словно тряпка, а не бессмертный, и никогда не смогу лишить жизни человека, ты меня не убедишь. — Как знать, как знать. Мы часто представить не можем, что произойдет с нами, и как мы поведём себя при этом. Не зарекайся, Альфред, — с сомнением сказала Магда. (Вот удивилась бы она, узнав, насколько пророческими окажутся её слова совсем скоро!) Девушка продолжила: — Вообще, не говори глупости! Всё у тебя наладится, а то, что не всё получается — со временем освоишься, и выброси это из головы. Посмотри, как они тебя любят! Граф вообще не делает разницы между тобой и родным сыном, а уж Его Светлость и часа без тебя не выдержит. Альфред с сомнением покачал головой, но всё-таки слова Магды его немного приободрили. Он поблагодарил подругу и решил пойти в библиотеку — читать «Некрономикон». Надо было изучить хотя бы азы священной книги не-мёртвых.***
В Кабинете Его Сиятельства наконец-то царило полное согласие, отец и сын говорили и не могли наговориться. Конечно, больше рассказывал Герберт — вспоминал о детстве, о том, как путешествовал по Италии, какие книги читает, о своей любви, о желании быть с Альфредом официально объявленной парой. Граф слушал его внимательно, узнавая много нового о сыне и изредка вставляя замечания, это была ночь воспоминаний и откровений для фон Кролоков. Не сговариваясь, они не затрагивали грустные темы, напротив, старались освежить в памяти какие-то курьёзные или комичные моменты. Герберт часто смеялся, даже на губах Графа изредка проскальзывала улыбка. Позабыв о времени, бессмертные проговорили всю ночь, выпив принесённую Куколем кровь, и спохватились только, когда за окном начал заниматься рассвет. Напоследок Герберт сказал: — Я знаю, тебе не нравится, как я к тебе обращаюсь. Но я так привык обращаться к тебе «Рара»… — Пустое, я тоже давно привык, и другое обращение было бы для меня странным. — Граф потрепал сына по плечу и улыбнулся. — А где же Альфред? Даже не зашёл к нам ни разу. — удивился Его Сиятельство. Выйдя из кабинета, бессмертные шли готовиться ко сну и увидели, что из-под дверей библиотеки виднеется полоска света. Зайдя туда, они увидели спящего юношу. — Смотри, Рара, он устал и заснул прямо здесь. Он совсем не отдохнул накануне, помогая мне успокоиться, — умилялся Герберт, глядя на любовника, свернувшегося калачиком на диване. — Прелесть моя, как ребёнок. — Ты его недооцениваешь, я много раз тебе говорил, и всегда оказывался прав, — ответил Граф и накрыл названого сына пледом. — Не буди его, пойдём. Задув свечи и прикрыв дверь, они разошлись по своим покоям.***
Десятью сутками ранее, ночью в трактире города Клуж-Напока, близ сказочного леса Хоя-Бачу — Эй, приятель, ещё вина! И лангош* принеси, а лучше два! — глухой, низкий голос раздался в трактирном зале. — Куриный паприкаш* скоро приготовится? Я плачу, не скупясь! Хозяин заведения поспешил выполнить желание необычного посетителя. В это время, когда ночь уже вступала в свои права, народа в заведении почти не было — только колоритный незнакомец, откинувшийся на спинку стула, за столом в центре, и охотник с мальчиком-учеником, тихо сидящие в углу. Посетитель выглядел необычно даже для этого сказочного места. Какого только народа не встречалось здесь, в окрестностях мистического леса Хоя-Бачу! Охотники со всей Европы стремились сюда, словно мотыльки на огонь, и трактирщика трудно было удивить, но не сейчас. Это был кто угодно, но только не обычный охотник. Высокий, атлетичный, смуглолицый мужчина лет тридцати пяти — сорока, с длинными чёрными волосами, в кожаной широкополой шляпе и в чёрном же кожаном плаще. Чёрные брюки, заправленные в высокие сапоги на толстой, рифленой подошве завершали его наряд. Пронзительные карие глаза смотрели на окружающий мир недоверчиво, испытующе, словно оценивали, опасен ли объект наблюдения. Крючковатый нос и тонкие губы придавали лицу хищное выражение. — Ваша Милость, Вы будете снимать комнату? Надолго в наши края? Если на охоту, то сейчас не совсем сезон. — попытался заговорить трактирщик с незнакомцем. — На охоту, только не такую, как ты думаешь. Нас было двое, мой напарник свернул раньше, решив навестить Влада Дракулу, я же продолжил свой путь дальше, навстречу приключениям. Тёмный ваш край, неспокойный. Ох, и много же нечисти здесь водится. Преподобный Стефан благословил меня и моего друга ван Хельсинга на священную миссию — избавление от проклятых кровососов. Разговаривая так с хозяином, путник не услышал, как испуганно пискнул тёмно-рыжий кудрявый мальчишка, ученик охотника. Сам охотник, видный мужчина с красивыми каштановыми волосами, во франтоватом охотничьем костюме, внешне не проявлял эмоции, но внутри его бушевал ураган. Мариус (вы, конечно же, поняли, кто эти двое — охотник и его ученик) лихорадочно прикидывал в голове, как использовать появление охотника на вампиров себе во благо. И если Сара испугалась и была готова дать дёру, то он, наоборот, никуда не спешил, ведь ночь только недавно началась, и медленно потягивал из толстостенного стакана бурду, которую трудно было назвать сливовицей, .***
После бегства из трактира Шагала Мариус не знал, куда направиться, у него не было чёткого представления о пути следования. За деревней он сбросил с обрыва в пропасть тело выпитого Сарой местного дурачка, завёрнутого в простыню, и затем его словно вела какая-то неведомая сила, он шёл уверенно и быстро, миниатюрная Сара с трудом успевала за ним. Он охотился, добывал без труда пропитание себе и спутнице, днём они прятались то в заброшенной сторожке в лесу, то в сарае на краю деревушки, то в какой-нибудь пещере. Вампир быстро обучил Сару полётам, девушка обращалась в прелестную рыжую вечерницу, и они уже не шли ночами, а совершали длительные перелеты. Мариус сразу поставил девушку на место, она быстро поняла, какой огромной ошибкой было ее обращение и бегство с неуравновешенным бессмертным. Вампир мало с ней разговаривал, вёл себя, словно хозяин со служанкой — свысока, насмешливо-пренебрежительно. Сара с тоской вспоминала свою любимую ванну с горой душистой пены и мечтала об одном — вернуться обратно. Привыкшая к чистоте, она особенно тяжело переносила тяготы пути без возможности позволить себе принять ванну и выспаться на белоснежных простынях. «Папочка, ты же простишь меня, я твоя единственная дочка, твоё сокровище. Я буду сидеть тихо, словно мышка, и никому не помешаю», — мысленно беседовала Сара с отцом, не понимая абсурдности своего желания. Мариус часто и жадно занимался с ней любовью, вел себя несдержанно, даже грубо, но Саре нравилось, это придавало им обоим силы для дальнейшего путешествия, распаляло и словно согревало их тела. Всё происходило быстро, где-нибудь на мешковине в сарайчике или вообще на снегу, бессмертный лишь расправлял и стелил её снятую широкую нижнюю юбку вместо простыни. Но однажды ему показалось мало, и он попробовал обладать ею, как мальчиком. Сара запаниковала, принялась извиваться и плакать, даже укусила Мариуса и получила от него оплеуху, едва не свернувшую ей челюсть. Потом он старался загладить свою грубость, даже просил прощения, но девушка надулась и надолго замкнулась в себе. Мариус понял, что так просто она не сдастся, и внешне словно забыл об инциденте. «Придётся подождать, девчонка капризна и своенравна. Ну да ничего, я умею терпеть и добиваться своего. А может, мне Тьма пошлёт хорошенького мальчика или юношу, тогда я смогу без сожаления избавиться от Сары и забыть о ней», — думал вампир. Минуты блаженства во время близости и боязнь остаться одной в незнакомом месте — две причины, по которым Сара была рядом с проклятым братом Эриха фон Кролока. Так они путешествовали, пока не оказались вблизи необычного леса. Драконовый крылан впереди и рыжая вечерница вслед за ним влетели в мистическую чащу, и в самой дремучей глуши, где ветки кустов и деревьев, сплетаясь между собой, начали ранить перепонки рукокрылых, оказались у старой избушки, в которой жила ведьма, хозяйка леса. Мариус понял, что путешествие закончилось.***
Мариус что-то шепнул Саре на ушко, и она потихоньку вышла из трактира ждать своего спутника на улице. Хозяин подал задержавшийся ужин посетителю и теперь гремел посудой на кухне за стеной. Бессмертный, встав и с грохотом отодвинув стул, подошёл к охотнику. — Вы ищите вампиров в этих краях? Их здесь нет, но я могу Вам подсказать, где их логово. Разрешите представиться, Мариус Кришан, дворянин из Сибиу. Выбрался на охоту из Южных Карпат в эти чудесные места. С кем имею честь? Смуглый незнакомец недоверчиво посмотрел на него исподлобья замутнённым алкоголем взглядом. — Кто я? Годфри ван Гаррет, из Фландрии. Вместе с Абрахамом ван Хельсингом мы прибыли в ваш край. Тут наши пути разошлись, мы поругались. Он считает себя самым опытным и главным охотником на упырей, я ему не нужен. Ван Хельсинг сам решил разобраться с Дракулой, а меня отправил обратно. Хочу ему доказать, что тоже кое-чего стою. Годфри осушил стакан вина и закусил наконец-то готовым ужином. — Вы слишком много пьёте, господин ван Гаррет, — с осуждением сказал Мариус, — ваша рука утратит уверенность, а глаза потеряют меткость. — Не учите меня! — рыкнул черноволосый, — лучше расскажите, что знаете. Поняв, что перед ним не вполне трезвый человек, Мариус использовал силу гипноза, которой обладал как высший бессмертный. Годфри не распознал, что перед ним вампир, и это было главным результатом успешного внушения. Глядя прямо в глаза собеседнику, Мариус рассказал душещипательную историю о якобы загубленных вампиром жене и сестре, обесчещенных, а затем выпитых досуха монстром, живущим в замке в горах южнее Сибиу. — Это чудовище держит в страхе всю округу, люди боятся выходить из дома, лишь только зайдет солнце. Я чудом спасся, но лишился замка и своих любимых женщин. Изверга боится даже собственный отец, которого он держит в заключении в моем замке. — И как же зовут это исчадие Ада? — казалось, начав трезветь, спросил Годфри. — Герберт фон Кролок. Как такого только земля носит! На его счету сотни загубленных душ! Особенно он любит пить кровь молодых девушек, но не обращает их, а насилует и затем выпивает до капли, тела бросает с обрыва в горную реку. У него есть подручный, мальчишка Альфред, продавший душу Дьяволу, но он так, слабак, пешка. А отец, Эрих, безобиден, пьёт кровь животных и никого не беспокоит. Как я жалею, что слаб и не могу отомстить за свою семью! — голос Мариуса дрогнул, казалось, он вот-вот заплачет. Ван Гаррет что-то напряженно прикидывал в голове. Наконец он сказал: — Любезный мой Мариус, я помогу Вам, а заодно докажу Абрахаму, чего я стою. Я привык работать в одиночку, так что не переживайте, что не поможете мне. Расскажите лучше, где находится Ваш замок. Мариус с готовностью поведал, как добраться до деревни Пэлтиниш в предгорье Южных Карпат, нарисовал схему прохода через лес и объяснил, где находится потайной лаз под крепостной стеной. Он рассказал, как незаметно можно проникнуть с чёрного хода в замок и сделал неплохой эскизный план, указав жирными крестами, где находятся спальня Герберта и кабинет Графа. Годфри совсем протрезвел и внимательно слушал, задавая толковые уточняющие вопросы. Рассказав всё, что требовалось знать, Мариус вновь налил стакан Годфри до краев. — Удачи Вам, мой друг! И пусть хранят Вас небеса! Я буду молиться за Вас, — он поднёс ладонь к глазам, смахивая несуществующую слезинку. — Не беспокойтесь, я отомщу за Вас. Экипировка у меня хорошая, я профессионал, а не дилетант. Давайте договоримся, что ровно через месяц мы встретимся здесь же вечером. — Прощайте! С нетерпением буду ждать Вашего триумфального возвращения! — Мариус обнял Годфри, бросил горсть мелочи на стол и вышел из трактира. Охотник на вампиров позвал хозяина, сказал, что останется на ночь и попросил разбудить его на рассвете. — Ну что же так долго, Ваша Милость, — недовольно сказала Сара вышедшему вампиру, — я уже заскучала. — Это того стоило, крошка! Сегодня удача на нашей стороне! Этот дурак убьет Герберта и мальчишку! — А как же Граф? Его нельзя убивать, а то мы погибнем тоже, — заволновалась вампирша. — Эрих истребит этого олуха в два счета, когда узнает о гибели Герберта. Охотник считает, что Граф безобиднее ягнёнка, — хохотнул Мариус. — Так что скоро мы вернёмся в замок! Эрих будет убит горем, и его можно будет застать врасплох. Сам Люцифер сделал нам подарок, послав этого глупца! А сейчас пойдем, поищем живую еду, только не здесь, в другом конце города. Успеем вернуться в лес до утра. И парочка вампиров устремилась на поиски загулявшего на свою беду «ужина».***
Трактирщик разбудил Годфри, едва взошло солнце. Встряхнув головой, охотник на вампиров вспоминал произошедшее накануне вечером. «Надо же было так напиться! Теперь и вспомнить сложно, что было вчера. Ах да, дворянин из Сибиу. Как там его, Мариус, кажется? Ну да, он же рассказал про логово монстра». Пошарив в кармане рюкзака, он вытащил блокнот довольно большого формата, пролистал и увидел там записи рукой Мариуса — аккуратно выполненный план замка на нескольких страницах с крестом и надписью «Герберт» у одной из комнат. На отдельной странице был подчеркнут заголовок: «Как из деревни Пэлтиниш (жудец Сибиу)** добраться до замка», далее следовала подробная инструкция с ориентирами в лесу. Годфри сосредоточенно осмотрел содержимое рюкзака — подзорную трубу, проверил освящённые серебряные пули в барабане пистолета, колья из осины (где там колышкам Альфреда до этих длинных, остро заточенных кольев с серебряными наконечниками!). Серебряное распятие было завернуто в кусок чистого холста, освящённый в церкви топорик, библия и бутыль со святой водой — все было в порядке, и ван Гаррет собрался отправиться в путь. — Приятель, — сказал он трактирщику, расплачиваясь, — ты видел раньше того дворянина в костюме охотника, который вчера был здесь с учеником? — Да, Ваша милость, два или три раза, они приходят поздно вечером и проводят обычно пару часов. Только, сдается мне, — тут трактирщик сделал круглые глаза и зашептал заговорщически, — они не совсем те, за кого себя выдают. Годфри, вопросительно вскинув брови, посмотрел на него. — По-моему, это девушка, а никакой не ученик! Наверняка сбежала от родителей, а знатный господин не знает теперь, как от неё отделаться! — торжествующе заявил трактирщик, гордясь собственной проницательностью. Ван Гаррет расхохотался. — Ах ты, старый греховодник! Померещилась же тебе такая чушь! Безусого рыжего мальчишку перепутать с юной прелестницей! Уморил, нет слов. И охотник на вампиров вскочил на гнедого жеребца, отправляясь в дальнюю дорогу. До Сибиу** он добрался без проблем, останавливаясь на ночлег на постоялых дворах, стараясь не привлекать к себе внимание. Прибыв в центр жудеца**, он снял комнату в трактире на окраине и начал расспрашивать о деревушке Пэлтиниш**, ища попутчика в затерянный среди лесов и гор населенный пункт. На второй день ему повезло — крестьянин из Пэлтиниш, приезжавший в город за новыми лопатами, согласился взять к себе в телегу необычного путешественника. Годфри оставил жеребца на попечение хозяина трактира, щедро заплатив за уход. Ранним утром, лишь только рассвело, телега выехала из города на проселочную дорогу. Крестьянин угрюмо молчал, не пытаясь завести знакомство. Тяжелый снег проседал под скрипящими колесами, оставались следы, наполнявшиеся темной, талой водой. «Ещё неделя, и начнется весенняя распутица, — подумал охотник, — вовремя я добрался, главное — теперь не затягивать». Дорога была долгой, и Годфри вскоре наскучило молчание. — Скажи-ка, милейший, всё в ваших краях спокойно? Вопрос повис в воздухе, попутчик словно не слышал его, лишь лениво подстегнул лошадь плетью. Ван Гаррет схватил за грудки возницу. — Чёрт тебя подери, что ты молчишь, кого боишься? Я задал тебе вопрос! Отвечай, пока по-хорошему прошу! Годфри мог быть грозным и убедительным одновременно. — Зря Вы так, Ваша Милость. Вы приехали, и, если Бог Вам поможет, уедете отсюда. А мне здесь ещё жить и семью кормить, — спокойно ответил мужик. — Я сразу смекнул, кто Вы. Только ни к чему это, всё равно у Вас ничего не получится. В начале зимы парнишка приехал, молоденький, румяный, красивый, и где он? Ушёл в лес — и нет его. Две девушки местные пропали, дочка трактирщика и служанка. Куда делись, тоже никто не знает. Сгинул местный дурачок, получается, четверо за одну зиму, а волки это или вампиры, никому неизвестно, — подвёл итог крестьянин. Он вновь замолчал, только глубоко вздохнул. — Но я совсем не какой-то там парнишка, у меня благословение нашей матери-Церкви и освящённые предметы, я немало упырей за свою жизнь убил, и вашу деревню избавлю от этого проклятия, — уверенно ответил Годфри. — Бог Вам в помощь, — равнодушно ответил возница и больше за всю дорогу не проронил ни слова. У околицы охотник спрыгнул с телеги и протянул несколько монет. — Нет-нет, Ваша Милость, денег с Вас я не возьму. Возвращайтесь лучше живым! — крестьянин перекрестил ван Гаррета и въехал в деревню. Годфри, широко ступая, пошёл в сторону леса. Идти было неудобно, ноги глубоко проваливались в рыхлый, талый снег и скоро промокли, но охотник не замедлял шаг. Благодаря подробному описанию он без труда добрался до замка, но времени это заняло немало. Уже смеркалось, когда ван Гаррет оказался у крепостной стены; он успел до темноты найти потайной лаз, о котором говорил Мариус. Забравшись в сухое место и достав подзорную трубу, охотник затаился. С наступлением ночи мертвая тишина стала наполняться какими-то шорохами, послышались тихие вздохи и стоны, или это только показалось? Годфри глянул в подзорную трубу и едва не присвистнул от удивления: напротив лаза, у противоположной стороны крепостной стены, было большое кладбище без крестов, на нескольких могилах сдвигались плиты, и не-мёртвые вылезали наружу. Вскоре появилась женская фигура — на фоне полной луны высокая женщина в пышном платье остановилась поговорить с вылезшим из могилы вампиром. Верная своему слову Эржебета Батори обходила обитель не-мертвых. У ван Гаррета аж дыханье спёрло от увиденного! Он стал прикидывать в уме, как он расправится с Гербертом, а потом доберётся до разорения кладбища и истребления нечисти, очищения солнечным светом и огнём. «Ван Хельсингу и не снились такие подвиги, он будет посрамлен. Мое имя останется в веках! Наконец справедливость восторжествует!» — ликовал Годфри. «Однако странно. Если это замок Мариуса, а это несомненно так, уж очень он подробно расписал мне, где что находится, но о кладбище ничего не сказал, значит… О Святые небеса, это значит, он тоже вампир и решил моими руками убрать конкурентов?!» Ван Гаррет недобро усмехнулся. «Ну ничего, я потом разберусь и с ним, после того, как уничтожу здесь всё! Но сначала главный монстр, Герберт фон Кролок; видать, очень силён, раз Мариус не вступил с ним в открытое противоборство. Мальчишка слаб и глуп, старый Граф не в счёт — их уберу легко, не придётся и пули тратить, кольями обойдусь, а если их этот монстр обратил, тогда исчезнут сами, потом — кладбище. Да, работа предстоит серьёзная». Посмотрев на замок, Годфри заметил свет в двух окнах. За время пути он выучил наизусть расположение комнат и понял, что свет горит в библиотеке и кабинете старого Графа. В спальне главного монстра пока было темно. Оставалось дождаться утра. Усталый охотник заснул, согревшись несколькими глотками вина и положив рюкзак под голову.***
Часы в столовой замка пробили двенадцать раз, когда Альфред проснулся. Ему мешало что-то, жёстко упираясь в бедро. Не открывая глаз, юноша нащупал пузырёк, грани которого доставляли неудобство. Поняв, что совсем недавно наступил день, Альфред вспомнил, как заснул накануне в библиотеке, а не в спальне. Он ощутил какое-то смутное беспокойство: было тихо, но молодой человек необъяснимо почувствовал опасность, она витала в воздухе, сначала совсем незримо, но с каждым мгновением Альфред ощущал её сильнее. Он сел на диване, вслушиваясь в тишину, которая давила на уши и становилась просто нестерпимой, осязаемое чувство надвигающейся беды накаляло нервы до предела. Молодой человек ментально настроился на Герберта, но увидел Виконта, спящего безмятежным сном в своей постели. Тревога не покидала юношу, он уже решил было списать её на счет непривычного времени пробуждения, как вдруг его обострённое обоняние уловило чуждый, незнакомый запах. Запах живого человека, который был опасен. Альфред встал и медленно, неслышно вышел в коридор. Он был слаб — сказывалось дневное время суток. Пройдя несколько шагов, юноша ощутил чужое присутствие, не приближавшееся, а, наоборот, отдаляющееся от него куда-то в сторону, он попытался понять, что происходит, и вновь испытал страх за Герберта. Опять настроившись на возлюбленного, он увидел, как к его спальне приближается высокая фигура. Словно в ступоре, юноша видел, как мужчина вошёл в комнату, сбросил кожаный плащ и развязал рюкзак, доставая оттуда такие понятные бывшему вампирологу предметы для истребления не-мёртвых. Сбросив оцепенение, Альфред попытался мыслить быстро и не паниковать. В ночное время он бы в два счета добрался до покоев Виконта, но сейчас-то был день! Тут рука в кармане опять нащупала пузырёк, данный накануне Графом. «Вот он, тот случай, который бывает один раз на всё бессмертие». — промелькнуло в голове Альфреда. Не раздумывая, юноша открыл пузырёк и капнул несколько капель в рот. В висках застучала кровь, казалось, стало жарко, он даже услышал биение своего сердца. На раздумья времени совсем не было. Мгновенно обратившись в нетопыря, он быстро полетел в сторону спальни виконта, резко тормозя на поворотах, чтобы не удариться о стену и не потерять драгоценное время. Ни на мгновение в его голове не промелькнула мысль, что действует он из чувства самосохранения, что гибель Герберта приведет и к его гибели тоже. Нет, об этом он даже не вспомнил, Альфред спешил спасти свою любовь, обожаемого принца, единственный смысл существования.***
Годфри смотрел на спящего вампира и не мог не подивиться насмешке природы — перед ним лежал прекрасный юноша, он был словно ангел, сошедший с картины Рафаэля. На миг охотник даже усомнился, тот ли это, кто ему нужен. Но протянутое к лицу спящего зеркальце не помутнело от дыхания, более того, и сам спящий не отразился в нем. Сомнений не осталось — перед ним страшный монстр, насильник и убийца сотен людей, проклятое Богом создание. Ван Гаррет достал из рюкзака кол, топорик и пистолет, заряжённый серебряными пулями. Он ещё накануне продумал, как истребит вампира: надо выстрелить туда, где раньше билось сердце, вбить для верности кол, а потом отсечь голову освящённым топориком и сразу же вынести тело и голову сгореть на солнце — оно светило очень ярко, день был ясным и по-весеннему тёплым, не то, что накануне. Но сначала он достал распятие. По правилам, упырь должен был почувствовать приближение своего конца, ощутить ужас и неотвратимость Божественного возмездия. Годфри, приступая к делу, опустился на колени рядом с Гербертом и, держа перед его глазами распятие, нараспев заговорил: — О вампир, взгляни сюда, это Иисус Христос, спасший нас от мук Ада и умерший за нас на кресте. По щеке Виконта покатилась слеза. Чем больше говорил охотник, тем больше было слез. Наконец блондин открыл глаза, но даже не попытался шевельнуться. Охотник прижал к его обнажённой груди серебряное распятие, сразу же запахло горелым, но Герберт по-прежнему пребывал в оцепенении. Нетопырь был недалеко, он уже почти долетел; запах горелой плоти сводил Альфреда с ума, он подгонял себя, выбиваясь из сил. В тот момент, когда Годфри взял пистолет, чтобы приставить его к груди вампира и нажать на курок, в комнату вбежал Альфред и со звонким, громким криком: «Гееерберт, очниись!!!», прыгнул сзади на охотника, словно молодой волк. Он ударил Ван Гаррета по руке, прозвучал выстрел, и пуля отрикошетила от стены. Альфред вцепился врагу в плечи, а ногами обхватил туловище, повис на нём сзади. Все происходило мгновенно. Охотник упал, но совершенно не думал сдаваться — его соперник был гораздо слабее физически и намного ниже ростом. Но ярость и способности высшего не-мёртвого придавали юноше силы. Они перекатывались по полу, Годфри пытался оторвать от себя соперника, словно прилипшего к его спине, но у него ничего не получалось. Мальчишка впился мертвой хваткой в его плечи и, изловчившись, рыча, как бешеный хищный зверь, впился в шею врага, яростно разрывая горло. Охотник захрипел и обмяк. Альфред, не видя ничего перед собой, вонзился клыками еще глубже; его глаза, красные, с вытянутыми вертикально зрачками, горели дьявольским огнём. Он не видел ворвавшегося Графа, сбрасывающего распятие с груди сына, не видел Герберта, смотревшего с непониманием на происходящее. Альфред пришел в себя, когда фон Кролок с силой оторвал его от бездыханного тела и сразу же ощутил дурноту, как тогда, на охоте. Юноша медленно вышел за дверь и согнулся пополам, его тошнило, словно кровь охотника была для него ядовитой. Когда всё вышло из него обратно, снаружи, над замком, вдруг раздался гром, а небо, за минуту до этого бывшее лазурно-синим, почернело, и стало темно, как ночью. Граф подошел к окну и рискнул на мгновение слегка отодвинуть тяжелую штору. «Похоже, это был час истины для всех нас», — подумал Его Сиятельство и посмотрел на сына. Герберт застывшим, ничего не выражающим взглядом смотрел в одну точку. Внезапно, что-то вспомнив, Граф быстро вышел из комнаты. (Да, он тоже принял каплю волшебного эликсира, как только услышал сквозь забытьё сна крик Альфреда и звук выстрела и мгновенно примчался в комнату сына). Граф поспешил к Магде: он вдруг подумал о том, что охотник мог убить её, а только затем подняться выше. Распахнув дверь, он увидел девушку, сидящую в кресле и поднявшуюся при его появлении. Она тоже услышала выстрел и гром за окном и не знала, что подумать. — Девочка моя, не волнуйся. Это был охотник, но Альфред убил его. Уже не опасно. Его Сиятельство подошёл к Магде и прижал ее к себе. — Как же я испугался, что ты могла погибнуть. Ещё одну потерю дорогой мне женщины я бы не перенес, — дрогнувшим голосом сказал он, а в синих, бездонных глазах мелькнули слезинки. — Спи, Магда, и ничего не бойся. Магда легла в кровать и накрылась одеялом. Граф нагнулся, поцеловал нежно, слегка коснувшись губами, и положил ладонь ей на лоб. Через минуту девушка крепко спала.***
Вернувшийся с улицы Куколь энергично жестикулировал и что-то объяснял хозяину. — Я всё понял, спасибо, — Граф погладил по голове верного слугу. — Пока мы будем спать, убери наверху. На всякий случай понаблюдай до заката за тем, что происходит снаружи. Но, думаю, всё будет спокойно. Они поднялись вдвоем в спальню Виконта. Герберт по-прежнему пребывал в прострации и сидел на кровати рядом с Альфредом. Юноша был одет только в рубаху и брюки, его окровавленный доломан валялся рядом на полу, накрывая тело охотника. — Вы как? Сможете идти? — спросил Граф, Альфред утвердительно кивнул. — Пойдём в усыпальницу, надо хотя бы немного отдохнуть. Нам всем предстоит сложная ночь. — А как же… — хотел что-то спросить Альфред, но фон Кролок перебил его. — Не переживай, сын, он был один. Всё закончилось. Оказывается, Куколь, выйдя из замка, увидел следы, отпечатавшиеся в талом снегу, дошел до лаза под крепостной стеной и вернулся обратно. Следы были оставлены одним человеком. Об этом он и доложил хозяину на только им двоим понятном языке, но Граф не стал перегружать уставшего Альфреда этими подробностями. Взяв совсем ослабшего Герберта с двух сторон под руки, они направились в усыпальницу.***
Примечания: Лангош*, куриный паприкаш*— блюда венгерской и румынской национальной кухни. Лангош* — уникальный венгерский фаст-фуд, представляет собой лепёшку из пресного дрожжевого теста, которая варится в кипящем масле. Название блюда переводится с венгерского как «пламя». Это и понятно, учитывая любовь венгров к красной паприке. Куриный паприкаш* — знаменитое венгерское и румынское блюдо из птицы. Паприкаш может быть приготовлен только из «белого мяса» — птица, телятина, мясо ягнёнка и рыба.Его особенность — он должен быть обильно приправлен сметанным соусом и паприкой. Пэлтиниш (жудец Сибиу)** (развернутая справка, все по порядку) Жудец** — административно-территориальная единица Румынии. Название жудец (в буквальном смысле «область, находящаяся в подчинении данного судьи») — производное от румынского слова «жуде». Сибиу** — город в Румынии, в Южных Карпатах, один из важнейших культурных и религиозных центров, первое упоминание о нем относится к 12 веку. Был основан германскими колонистами, которые пришли в Трансильванию по приглашению венгерских королей, после того как Трансильвания была завоевана венграми. Назван Германштадтом в честь святого Хермана. Большинство семейств германских колонистов были родом из Фландрии, Люксембурга или из долины Рейна, но всех колонистов местные жители начали называть саксонцами. Отсюда, очевидно, и приставка «фон» перед фамилией Графа. (Мне было интересно узнать, откуда немецкий признак принадлежности к аристократическому роду взялся у венгерского или румынского вельможи, да и фамилия Кролок ну не румынская какая-то. Теперь я поняла и спешу поделиться). Сибиу — уже современное название, его я решила использовать в своем фанфике во избежание повторов с другими авторами, хотя во время описываемых событий город назывался Германштадтом. Сам город расположен в южной части Трансильвании, во впадине Чибин, пересекаемой рекой Чибин. Утверждается, что нынешнее название города Сибиу происходит от латинского названия реки Cibinum или Cibiensis. Пэлтиниш** — реально существующий населенный пункт, находится действительно в жудеце Сибиу. Так что все достоверно с точки зрения истории и географии))