***
«Когда готова благодатная почва, рождаются спасители». Прохор Озорнин
***
Ох и непростым же выдался уходящий день у обитателей затерянного в горах замка XIII века. А ведь после него предстояла еще сложная и напряженная ночь.***
Герберт так и не пришел в себя, не очнулся. Он был, словно сомнамбула, когда Граф и Альфред под руки вели его в усыпальницу. Оказавшись в саркофаге, он лишь поморщился, в то время как отец стал обрабатывать бальзамом рану, нанесенную прижатым к его груди большим распятием из серебра. Ожог смотрелся пугающе, рана была глубокой, кроваво-черной, распятие расплавило под собой участок тела, и получилось углубление в форме креста с обугленными краями. Особенно чудовищным это казалось на фоне белоснежного, мраморного тела — Ему очень больно? — спросил Альфред, Граф утвердительно кивнул. Юноша словно забыл о том, что боролся только что всеми силами с врагом, что он весь в синяках от схватки на полу с мощным, массивным охотником, что рубаха его пропитана кровью; не чувствовал, как кожа на лице и руках стала очень сухой и едва не трескалась от чужой засохшей крови. Он смотрел на уродливую рану и, казалось, ощущал боль своего принца, делил ее вместе с ним. — Смотрится действительно страшно и болеть будет долго, это ведь серебро, освященное водой в храме. Здесь ускоренная регенерация не сработает, скорее всего, но заживет рано или поздно. Главное, что Герберт не погиб благодаря тебе. Ты не представляешь, что сделал для меня, Альфред. Я твой вечный должник теперь, — обычно лишенный проявления эмоций Граф не скрывал слез, губы его дрожали. — Отец, не надо благодарить. Я сделал только то, что Вы и Герберт сделали бы для меня. Дороже вас двоих у меня никого нет и никогда не будет, — говорил он спокойно и даже бесстрастно, по-видимому, это было последствие шока, еще не отпустившего юношу. Аккуратно забравшись в саркофаг, Альфред лег на бок, стараясь не касаться и не тревожить Герберта. — Отдохните, дети. Силы вам будут очень нужны, — с этими словами Граф задвинул крышку саркофага сыновей. Его Сиятельство прекрасно понимал, что надо отрешиться от переживаний и попытаться просто отдохнуть, но у него не очень-то получалось. В едва не произошедшем непоправимом несчастье он винил… себя. «О Тьма, за что опять посланы такие испытания? По моей вине Герберт снова едва не погиб. Я не смог бы, наверно, существовать, случись это. Я приношу несчастье своему мальчику, — от этой мысли защемило в груди, там, где, казалось бы, никогда уже ничего болеть не может. — И Альфреда потерял бы, лишился обоих сыновей сразу. Если бы не он, то…» — о том, что могло произойти самое ужасное, Эрих фон Кролок отказывался думать, допустить эту мысль было совершенно невозможно, но он все равно возвращался к жестокой реальности снова и снова. «Надо же было на радостях, что сын наконец-то оттаял, потерять голову и не проверить, что происходит на территории. Вот уж действительно, где тонко — там и рвется. Разговор по душам, первый за бессмертие, едва не стал последним». Дело в том, что после бегства Мариуса каждой ночью, перед рассветом, Его Сиятельство телепатической силой высшего не-мертвого «сканировал» все, что находилось внутри крепостных стен, на подступах к замку и даже далеко на подходе к нему. По закону подлости, именно в эту ночь он изменил своим правилам и пропустил появление охотника. «Люцифер, спасибо, мой темный Бог, что помог Альфреду, что надоумил вовремя дать ему эликсир. Предстоит понять, откуда взялся охотник. Но… похоже, эту тайну мы не раскроем», — вздохнул Граф. Конечно, было СЛИШКОМ много вопросов, ответы на которые хотел бы получить бессмертный глава клана: почему злодей не заплутал в лесу, где даже местные жители не могут нормально ориентироваться и сумел добраться до скрытого во мгле замка. Но, по крайней мере это, хотя и с трудом, поддавалось объяснению. Самое непонятное и странное было другое - как, как враг попал внутрь, за высокие крепостные стены, не обнаружив себя; в конце концов, вошел внутрь замка и откуда знал, где будет спать Герберт. Именно Герберт был первой целью, манил охотника, словно желанная добыча, в этом Граф почему-то не сомневался. Как был совершенно уверен и в том, что последовало бы дальше, упаси Преисподняя, если бы удалось уничтожить Герберта. Еще ни разу за все бессметие так близко не подбиралась опасность к закрытому от всех мирку Эриха фон Кролока. Но, будучи необычайно волевой личностью, он все-таки переключился на насущные задачи и планировал, что предстоит сделать в первую очередь предстоящей ночью. Затем, хотя и ненадолго, Его Сиятельство сумел заснуть.***
Спустя всего каких-то несколько часов, на закате Граф проснулся первым и быстро поднялся из саркофага. Наступала весна, световой день увеличивался, а время не-мертвых сокращалась. Той ночью нельзя было позволить себе подобную роскошь — встать попозже. Аккуратно сдвинув крышку саркофага Герберта, фон Кролок не разбудил сыновей. Герберт, как его уложили, так и спал на спине в расстегнутой пижаме, Альфред заснул на боку, словно боялся доставить ему малейшее беспокойство. «Пусть поспят еще немного, им досталось обоим», — вздохнул Граф и быстрыми, легкими шагами поднялся по лестнице, ведущей из усыпальницы. Придя наверх, он сразу же развил бурную деятельность: отправил Куколя на кладбище за Иштваном, сам же сходил в гардеробную и, взяв один из плащей, направился к Магде. С выбором плаща особой проблемы не было: в отличие от Герберта, Его Сиятельство отличала консервативность в подборе одежды и предпочтении цветов. В ряд висело шесть почти одинаковых плащей, черных на алой подкладке, с непременным знаком «анкха» на спине, отличия были лишь в застежках и отделке воротника. Магда уже проснулась и собиралась подогревать кровь в отсутствие Куколя. — Доброй ночи, дитя. Надеюсь, ты смогла спокойно провести остаток дня? — обычно галантный Граф, не дав ей времени ответить, продолжил: — Все разговоры будут позже, сейчас действительно некогда. Мне нужна твоя помощь. Посмотри, можно ли переделать мой плащ, чтобы его мог надеть Альфред? И сколько это займет времени? — Да, конечно же. Укоротить надо, пожалуй, сантиметров на двадцать или чуть больше. Я думаю, что, если постараться, то часа за полтора управлюсь. А почему такая спешка? Вы заказали ткань, я сошью плащ по его меркам. Все-таки пришлось Графу раскрыть немного свои планы. — Сегодня надо пойти на кладбище и представить Альфреда собратьям. Они должны знать о том, что произошло. Не волнуйся, я больше не совершу такой оплошности и не пропущу появление врага. Магда разложила плащ на столе и, вооружившись линейкой и мелком, сосредоточенно прикидывала в голове, с чего начать переделку. — Мы придем на кухню позже, заодно и плащ Альфред примерит. — Граф был удовлетворен тем, что проблем с подходящей одеждой у названого сына не будет. Ему хотелось представить Спасителя (именно так, и никак иначе!) в наилучшем виде. Подошли Иштван и Куколь, втроем они поднялись в покои Герберта. Верный слуга все убрал, смыл кровь с пола и стен, перестелил постель. О недавнем кошмаре напоминало только тело охотника, лежащее на большом куске мешковины. Лицо покойника было накрыто окровавленным доломаном Альфреда. — Ты не обыскал его? — спросил Граф у Куколя, и тот отрицательно замотал головой, а потом, откинув край мешковины, показал на сваленные в кучу пистолет, распятие и колья из осины — все это он подобрал в комнате Виконта. Там же лежала серебряная пуля, предназначавшаяся для Герберта. Его Сиятельство содрогнулся, глядя на орудия убийства, особенно на пулю, но быстро взял себя в руки. — Куколь, вытряхни рюкзак, — скомандовал он, и слуга быстро исполнил приказ хозяина. На пол посыпались личные вещи охотника — подзорная труба, фляжка с остатками вина, засохшая лепешка — все составило не слишком большую кучу. Граф заметил на боку рюкзака карман, затянутый на шнурок. Развязав его, он вынул оттуда карманный экземпляр Библии, большого формата блокнот и несколько визитных карточек. Отшвырнув Библию на пол, Его Сиятельство рассмотрел визитки: шесть одинаковых, из чего Граф сделал вывод о том, что это карточки охотника, и одну визитку в единственном экземпляре. — «Годфри ван Гаррет, доктор-охотник. Магистрат города Гента», — прочел Граф. — Никогда о нем не слышал. Легким кивком головы он скомандовал Куколю, и тот открыл лицо охотника. — И не видел тоже. Что его к нам привело из Фландрии? Мы существуем мирно, не бесчинствуем, странно, что к нам попал специалист такого уровня. «Абрахам ван Хельсинг, доктор-магистр высшего разряда, мистик, охотник, Антверпен», — прочел Граф на другой карточке. — О нем я слышал от Влада, это птица очень высокого полета, много нервов потрепал Дракуле и все никак не угомонится. Стало быть, Годфри ван Гаррет. Кто же ты? — задумчиво признес фон Кролок и раскрыл большой блокнот. Лицо его моментально исказила гримаса ярости. — Рай и Ангелы, будь ты проклят, Мариус! — прорычал Граф. Он сразу же узнал руку ненавистного братца, его виньетки* по углам страницы и каллиграфический почерк он никогда бы ни с каким другим не перепутал! А план замка, выполненный почти с инженерной точностью — о, как любил раньше заниматься мерзавец графическими работами, сам ездил на межевание земель во владения Габриэлы, был предельно точен и аккуратен в оформлении планов и документов. Теперь этот подонок решил погубить Герберта, даже комнату обозначил и крест поставил. Увидев надпись «старый Граф» на плане замка, где находился его кабинет, фон Кролок оторопел от такой наглости — он понял задумку Мариуса. «Какой бесславный конец — погибнуть от клыков вчерашнего мальчишки, а перед этим быть обманутым вампиром, стать орудием в руках не-мертвого. Поверил в существование немощного, старого Графа, как же хитер Мариус, ну что за мразь! Убить Герберта руками охотника, а потом уничтожить охотника моими руками. Да он просто… иезуит какой-то!» — негодование Графа возрастало все сильнее. Затем он взял в руки доломан младшего сына, ощупал и быстро нашел то, что искал. Пузырек с эликсиром бессмертия перекочевал в его карман. — Иштван, зайди на кухню, подкрепись кровью. Потом поскорее иди на кладбище, передай Эржебете бутылку крови и скажи, что я сегодня объявляю общий сбор в полночь, пусть всех оповестит и подготовит встречу. Можешь ее посвятить вкратце, в то, что произошло, а то ведь изведется от любопытства. Возвращайся потом в замок. Куколь, Магда занята, подогрей побольше крови, достань медвежью. Я пойду будить мальчиков. Отдав все распоряжения, хозяин замка отправился в усыпальницу.***
Юноши уже не спали, когда пришел Граф. Альфред стоял около саркофага и что-то тихо говорил Герберту. Виконт сидел, запустив пальцы в волосы — слишком хорошо знакомый жест, чтобы Граф мог сомневаться: сын необычайно взволнован. — Здравствуйте, молодые люди, — фон Кролок решил не сентиментальничать, потом они поговорят по душам и дадут волю эмоциям. Сейчас, наоборот, следовало проявить сдержанность и выдержку. Но, взглянув в печальные глаза Герберта, он смягчился. — Герберт, дорогой. Тебе досталось сильно, но главное, что ты уцелел. Потерпи, все будет хорошо. Я не перестаю благодарить Тьму за то, что у нас есть Альфред! Это наш спаситель. — Как же это возможно, Рара? Ты можешь что-то объяснить? — это были первые слова, сказанные ему сыном со вчерашнего дня. — Попытаюсь, только обещайте мне вести себя спокойно и сдерживать эмоции. А пока пойдем в кухню, Куколь греет медвежью кровь. — Значит, все действительно очень серьезно, если ты решил устроить такую питательную трапезу. Герберт поморщился, слегка прикоснувшись к ране на груди. — Очень больно? — участливо спросил Альфред, его взгляд выражал страдание, когда он смотрел на безобразную рану на груди любовника. Заживление после ожога освященным серебром происходило очень медленно, даже чудодейственный бальзам слабо помогал. — Не переживай за меня, я все-таки мужчина, а не кисейная барышня, — Герберт вновь скривился от боли и продолжил: — Спасибо тебе, Альфред. Ты вел себя, как настоящий герой. Хотя почему как? Ты и есть герой. МОЙ герой, храбрый спаситель. Так, разговаривая, троица пришла в кухню. Куколь, Магда и Иштван уже были там. В молчании все выпили крови, а Куколь — вина. — Я попросил вас собраться здесь, чтобы не рассказывать одно и то же несколько раз, — пять пар глаз смотрели вопросительно на хозяина замка. — Охотника нашел Мариус. Ты же знаешь его руку, взгляни. — Граф подал блокнот Виконту. — Он прислал его убить тебя и этим погубить также Альфреда, затем, судя по всему, я должен был убить охотника. Герберт сжал кулаки так сильно, что, казалось, сейчас затрещат костяшки пальцев. Глаза его сузились и приняли хищное выражение, едва он увидел надпись со своим именем в блокноте охотника. Граф попытался успокоить сидящего сына, положив ему руку на плечо, и продолжал, обращаясь уже к Альфреду: — Сама Тьма помогла нам, охотник обезврежен тобой, младший. Ты герой, безусловно. Но пока об отдыхе придется забыть, по крайней мере, на сегодня. Понимаю, что непросто, но надо пойти на кладбище. Представлю братьям Барона фон Кролока, Спасителя клана, победившего напарника самого ван Хельсинга. Мы не можем не оповестить диаспору о произошедшем. Чувствую ваше естественное желание, чтобы я объявил вас парой, но теперь не подходящий момент. Я это обязательно сделаю, только не сегодня. Должен быть праздник, торжество, а мы оказались почти на осадном положении из-за подонка Мариуса и моей беспечности. Магда, плащ готов? Граф закончил монолог, который пытались прервать то Альфред, то Герберт, но Его Сиятельство останавливал их не терпящим возражения жестом. — Да, Ваше Сиятельство, уже несу. Девушка вышла и вернулась буквально через минуту. Она накинула Альфреду на плечи плащ, по длине он был в самый раз, осталось переставить застежки — изящный, почти хрупкий Альфред существенно уступал в габаритах Графу. — Рара, можно было взять любой мой плащ. Хотя и так неплохо. Альфред, тебе очень идет. Ты такой взрослый, непривычный, — удивился Герберт. Действительно, юноша неуловимым образом изменился. Вроде бы и комплекция у него была прежняя, и лицо то же самое, но это был совсем другой Альфред. Не юный студент, милашка Сhéri, а уверенный в себе, с очень прямой осанкой и пронзительным взглядом холодных глаз вампир, которого никто не решился бы сейчас назвать мальчишкой. «Браво, младший. Ты замечательный ученик, не только герой!» — мысленно похвалил Граф преобразившегося сына, а вслух сказал: — Альфред, не стоит умываться и менять рубаху. Пусть собратья увидят и поймут, как тебе пришлось потрудиться, чтобы спасти всех. — Ваша Светлость, позвольте мне причесать Альфреда. Я воспользуюсь гелем, Вы мне давали баночку, помните? — обратилась Магда к Герберту, он кивнул головой в знак согласия. Все происходило слишком быстро, а учитывая произошедшее днем, Виконт пребывал в какой-то растерянности. Магда, намочив расческу, сначала распрямила кудряшки, затем нанесла гель и вновь расчесала волосы юноши, откинув их назад, но оставила одну прядку не убранной. Открылся высокий лоб, глаза стали казаться еще больше, черты лица утонченные, очень правильные. Перед изумленными домочадцами стоял истинный фон Кролок, словно он таким всегда и был — породистый аристократ, прекрасно знающий себе цену. — Я теперь не смогу, наверно, называть тебя малышом, — грустно сказал Герберт. — Почему? — искренне удивился Альфред. Граф прервал их начинающийся разговор, заявив, что выход на кладбище, хотя и незапланированный, должен быть очень торжественным. — Собратья должны узнать о произошедшем сегодня днем, узнать, кому они обязаны спасением, самой возможностью дальнейшего своего бытия. Я им не только представлю Спасителя, Барона фон Кролока, моего младшего сына, но и предоставлю доказательства: тело охотника и его ммм… инструменты. Конечно же, упомяну о том, что направил его Мариус. Герберт, если я скажу, насколько близко подобрался враг, ты покажешь как доказательство ожог на груди? — фон Кролок вопросительно смотрел на сына. Герберт гневно посмотрел на отца, затем, после недолгого раздумья, согласился: — Пожалуй, да. Сначала мне показалось, что это может быть воспринято, как признак моей слабости, но… нет, конечно, нет. Если высший, избранный не-мертвый не смог никак сопротивляться этим словам и символам веры, то чего же говорить о них, обычных вампирах. — Молодец, сын. Ты все правильно понял, даже не пришлось убеждать. Еще я хочу представить Магду как свою ВОСПИТАННИЦУ, — Граф сделал ударение на последнем слове, и Виконт понял, что карты до конца раскрывать он пока не намерен. Все разошлись по своим комнатам, чтобы одеться подобающе торжественному случаю.***
Его Сиятельство надел кроваво-красный доломан, под него — черную рубаху с отделкой кружевом ручной работы. Ажурный воротник и пышные манжеты мрачно, но эффектно смотрелись в сочетании с красной тканью. Граф взял в руки и задумчиво повертел тюбик очень темной губной помады. Решив, что момент заслуживает такого акцента, он слегка выделил губы, от чего черты лица стали выглядеть резче, и развязал ленту, распустив всегда убранные в хвост волосы. Аристократически длинные, тонкие пальцы с остро заточенными темными ногтями и нанизанными перстнями выглядели шикарно и отпугивающе одновременно. Неизменный черный плащ на алой подкладке завершал облик главы вампирского клана. Граф достал из сейфа шкатулку с фамильными драгоценностями и, открыв ее, вынул большую брошь. Это была камея-абиль: ** редкого оттенка овальный красный сердолик, обрамленный в черненое золото, а на нем — черная летучая мышь из оникса с двумя изумрудами вместо глаз. На крыльях нетопыря россыпями мелких бриллиантов выложены буквы «v» и «С» — обозначение фамилии фон Кролок. Он приколол украшение к плащу, это был завершающий штрих его наряда.***
Альфред все-таки умылся, но переодеваться не стал, окровавленная белая рубаха была нагляднее и убедительнее любого роскошного костюма. Он помогал одеваться Герберту, аккуратно придерживая салфетку с нанесенным бальзамом, в то время как Виконт застегивал лиловую рубаху, расшитую на воротнике и планке мелким жемчугом. На диване в гостиной лежал любимый плащ Виконта с приколотой брошью, такой же, как у Его Сиятельства. — Ты такой необычный, Альфред. Какой-то незнакомый, другой, ты уже не мой малыш. Мой защитник, — вздохнул блондин, — ведь ты говорил об этом, я же не воспринимал всерьез. Я тебе благодарен… Но Альфред прервал его: — Ничего не изменилось, я тот же, что и был, твой Сhéri, а ты мой любимый принц. Когда я понял, что ты можешь погибнуть… не представляешь, что я почувствовал тогда! У меня все внутри оборвалось. Если бы можно было отдать себя, только чтобы ты остался невредим, я не раздумывал бы ни секунды. — Я знаю, Сhéri. К сожалению, я не смог бы сделать то же самое, моя гибель убьет главное сокровище, которое у меня есть — тебя. Я не задумывался раньше ни разу о нас как о создателе и его творении, насколько тесно мы связаны друг с другом, как ты зависишь от меня… Я обязан теперь думать не только о себе, но и о том, чтобы из-за меня ты не пострадал, — на глаза и без того грустного Герберта навернулись слезы. — Ты словно мой заложник, вчера едва не погиб по моей милости. Я хотел бы видеть тебя свободным, но это невозможно… О Тьма, как же это несправедливо, получается, что я привязал тебя навечно… — Так здорово же, это такое счастье для меня. С чего ты взял, что я не рад этому? Как в сказке — «и жили они долго и счастливо, и умерли в один день». Вообще, перестань, ничего больше не случится! Я никогда не расстанусь с тобой, мы всегда будем вместе. Альфред провел по волосам любовника и поцеловал его в губы, легко, едва касаясь, но столько было в нем нежности и искренности, что блондин, не сдержавшись, начал отвечать на поцелуй. В этот момент раздался тихий стук в дверь. — Ваша Светлость, Альфред! — раздался голос Магды. Герберт нехотя оторвался от манящих, сладких губ. — Заходи, — вздохнув, пригласил Виконт. Вошла Магда, одетая в красивое темно-синее, почти черное платье с гипюровой пелериной. — Ваша Светлость, я хотела попросить Вас помочь мне с макияжем. Виконт оценивающе посмотрел девушку и кивнул головой. — Хорошо, помогу. Но надо еще с волосами что-то сделать. Такие выходы — чрезвычайная редкость, нас должны увидеть во всем великолепии. Герберт ушел в спальню и через пару минут вернулся с подносом, на котором чего только не было: карандаши, помады, пудра, румяна, беличьи мягкие кисти, пуховка... — словом, целый набор маленьких женских радостей. — Это все заберешь себе, пора научиться пользоваться косметикой. Сегодня я тебе помогу, а пока посмотри, как я это делаю, — Герберт ловкими, уверенными движениями «сделал себе лицо», как он говорил. Макияж был броский, заметный издалека, очень контрастный, особенно выделялись брови и очень темные губы. — Ты, голубушка, блондинка, как и я, — продолжал Виконт, — поэтому накрашу тебя теми же оттенками, пусть посмотрят наши хм… собратья, что в замке благородные обитатели, а не подобное им жалкое отребье. Никак не мог он преодолеть в себе презрительное отношение к не-мертвым с кладбища, все беседы Графа на эту тему были бесполезны. Из всех обитателей захоронений он терпел как досадную неизбежность Графиню Батори и, по старой памяти, с давних времен, еще с бытности графским камердинером, с симпатией относился к Иштвану. Остальных собратьев он не выносил, впрочем, это было взаимно. Сделав Магде макияж, Герберт принялся колдовать с волосами девушки, как заправский парикмахер. В руках его мелькали расчески с частыми и редкими зубьями, губами он держал не меньше дюжины шпилек. Альфред, как зачарованный, смотрел за ловкими движениями и в который раз поражался умению Герберта. Не прошло пятнадцати минут, и девушка преобразилась: высокая прическа в стиле а-ля Помпадур (благо, волосы от природы светлые, не надо было пудрить) и контрастный макияж превратили ее в эффектную, взрослую даму. Герберт с удовольствием занимался с Магдой, это отвлекало от печальных мыслей и уводило от вдруг появившейся неуверенности в себе. Закончив, он довольно осмотрел свое произведение и, бросив: «Я сейчас приду», ненадолго вышел. Как оказалось, он сходил в гардеробную: вернулся Виконт, держа в руках недлинный плащ. — Это подарок Витторио, укороченная накидка, такие носили раньше. Висит, как память, я-то люблю плащи в пол, а в этом, словно паж. Примерь, — Герберт накинул на плечи девушке темно-синий плащ, подошедший ей по длине и застегнул аграф,*** украшенный серым и черным жемчугом. На спине плаща красовался большой знак «анкха», выполненный в виде вышивки жемчужинами серого цвета. — Ну вот и все, ты готова, — удовлетворенно констатировал блондин. В довершение всех приготовлений он накрасил Альфреду губы темной помадой, выделил брови и глаза и посетовал, что сегодня Сhéri не может пойти в нарядном костюме. Троица спустилась вниз, где их уже ожидали Граф, Иштван и Куколь. Фон Кролок с удовлетворением посмотрел на «молодежь» и остался вполне доволен тем, как все выглядят.***
До полуночи оставалась четверть часа, когда двери замка распахнулись, и в сторону кладбища двинулась торжественная процессия. Впереди шел Граф Эрих фон Кролок, держащий в руках старинную шкатулку. Если обычно лицо его выглядело просто безразличным и невозмутимым, то сейчас это была маска вообще без малейшего намека на существование эмоций. Глаза же, словно в противовес с выражением лица, смотрели пронзительно, словно пытались вытащить всю подноготную из каждого, на кого упадет взгляд главы клана трансильванских вампиров. На шаг сзади, по сторонам от Графа, шли Альфред и Герберт. Виконт стиснул зубы и угрюмо смотрел вперед, стараясь не показывать своих истинных чувств. Альфред также придал лицу непроницаемое выражение, со стороны невозможно было понять, что молодой человек волнуется. Вслед за ними шла Магда. Она вовсе не стремилась сдерживать свои эмоции, ей было любопытно посмотреть на обитателей кладбища, о которых часто говорили фон Кролоки. К тому же, не лишенная кокетства, как истинная женщина, она хотела произвести впечатление на новых знакомых. Завершали шествие Иштван, несущий завернутое в половик тело охотника, и Куколь, обхвативший обеими руками рюкзак ван Гаррета. Надо сказать, что Графиня Батори подготовилась к приходу гостей как следует: вдоль дороги, по которой шли обитатели замка, освещая им путь, в нескольких местах стояли вампиры с зажженными факелами в руках. На кладбище не было строения с винтовой лестницей и балконом, как в Бальной зале, откуда обычно Граф обращался к своим подданным. Зато сохранились ступени, мощеный каменный фундамент и пол из мраморных плит от разрушенной часовни, в которой когда-то, давным-давно молились христианскому Богу жившие в замке господа и челядь. По углам площадки, на возвышении также стояли держащие факелы не-мертвые. На верхней ступеньке Эржебета Батори, облаченная в платье, недавно подаренное ей Графом, ожидала визитеров, с нетерпением вглядываясь в ночную мглу. Она уже знала о произошедшем, но только в самых общих чертах. Вокруг импровизированной трибуны толпились возбужденные вампиры. Даже спящих от Бала до Бала Эржебета не пожалела, все до единого не-мертвые томились в ожидании покровителя и хозяина. Увидев приближающуюся процессию, Эржебета спустилась и присела в реверансе перед Графом. Он слегка кивнул, все пришедшие и Графиня поднялись по ступенькам. Фон Кролок обвел медленным, немигающим взглядом многочисленных подданных, и каждому из них казалось, что Граф смотрит именно ему в глаза. Оглушающая тишина повисла над кладбищем. Спустя неколько минут Его Сиятельство решил, что подходящим настроением прониклись все присутствующие. — Приветствую вас, братья! Не могу сегодня сказать, что шел на встречу с вами с радостью, как это бывает обычно в ночь Бала. Я не потревожил бы ваш покой, если б не чрезвычайные обстоятельства. Вы все слышали гром вчера днем? Но это не гроза, в такое время года гроз обычно не бывает. Бог живых разгневался, когда понял, что не получилось нас истребить. По толпе прокатился глухой ропот. Словно не замечая, Граф продолжал свою речь. — В нашу обитель проник страшный враг, знаменитый охотник из Фландрии. Он решил покуситься на создания ночи, существующие для господства над миром, осмелился помешать нашему будущему воцарению и прервать вечную жизнь! — гневно и патетично восклицал глава клана. — Вам интересно, как он сумел добраться до замка и проникнуть внутрь? Сотни глаз, горящих яростью, смотрели на своего хозяина и господина. Его Сиятельство кивнул, Иштван развернул тело ван Гаррета, а Куколь, расстегнув рюкзак, высыпал из него все содержимое. Гул нарастал, увидев колья, распятие и другие орудия уничтожения, многие не-мертвые инстинктивно отпрянули назад. Наблюдая за произведенным впечатлением, фон Кролок продолжил: — Изверга направил к нам Мариус. Это я понял, прочитав записи в блокноте охотника, — Куколь подал блокнот Графу, а тот, открыв на нужной странице, протянул его Эржебете. — Да, действительно, узнаю его руку. Но… зачем? Почему он так поступил? — задала Батори вопрос Графу. — Мерзавец, очевидно, хотел избавиться от моего сына и наследника, на плане отмечена его комната. Он решил, что сначала погибнет Виконт, а за это я убью охотника. Но Мариус недооценил напарника ван Хельсинга, надеюсь, все о нем слышали? Лежа в укрытии, он наверняка наблюдал за вами в подзорную трубу и решил разрушить здесь все. Охотник приготовил для вас страшную гибель. Посмотрите, — Граф указал рукой в сторону, — видите кучи из веток и срубленных деревьев? Видите лопаты? Это все приготовлено для вас, по всем правилам истребления бессмертных — разорить могилы, заставить мучиться и страдать под лучами солнца, а затем сжечь на кострах, развеяв пепел. Для моей семьи у него было другое угощение, — Его Сиятельство пнул мыском сапога колья и распятие, в сторону отскочила Библия. — Подходите, взгляните, это пистолет с серебряными пулями, а вот пуля, предназначавшаяся моему сыну. Я знаю, многие из вас его недолюбливают, но посмотрите, что сделал с ним охотник. Это ожог от серебряного распятия, освященного в их храме! Герберт вышел вперед, расстегнул плащ и рубаху, и, прикусив губу, показал жуткую рану. Толпу накрыл вопль ужаса, многие не-мертвые, и Батори в том числе, инстинктивно прижали ладони к груди. Граф зорко оглядывал толпу и ни на одном лице не заметил следов злорадства, только животный, первобытный страх. «Ну что же, почва хорошо подготовлена, можно продолжать», — удовлетворенно подумал фон Кролок. — Нас спасло чудо! Иначе я не могу это назвать. Помните студента на Балу, которого я решил сделать своим воспитанником после обращения? Помните девчонку Сару, сбежавшую с Бала, которую я принял за Звездное дитя? Я ошибался, Звездное дитя не она, а этот юноша. Его послал нам сам Люцифер, чтобы спасти клан от гибели. Он бесстрашно вступил в бой с охотником и поверг его! Сразу после этого разгневанный Бог живых обрушил на нас гром и молнии, показав свой гнев. Голос Графа звучал в полной тишине, сейчас все внимание было направлено на Альфреда. Юноша чувствовал себя очень неуютно под многочисленными взглядами вампиров, внимательно рассматривающих его, словно диковинный экспонат на выставке. Тем более, молодой человек не привык к всеобщему вниманию. — Мы все в неоплатном долгу перед ним, сохранившим вечный мрак! Властью главы клана я нарекаю тебя, Альфред, Спасителем бессмертных и объявляю своим младшим сыном, Бароном фон Кролоком, избранным не-мертвым, — торжественно продолжал Граф. — Отныне он зовется Альфредом фон Кролоком, Спасителем бессмертных, вы обязаны почитать его наравне со мной и Виконтом и беспрекословно повиноваться. Его Сиятельство кивнул, Магда подала ему шкатулку. Граф откинул крышку и достал фамильный символ принадлежности к роду, точно такую же брошь, как у него с Гербертом. На грудь Барона глава клана приколол нетопыря на алом фоне в обрамлении черненого золота. Не давая бессмертным опомниться, Граф распахнул плащ юноши, чтобы была видна залитая засохшей кровью рубаха, и продолжил тоном, не терпящим возражений: — А теперь проявите признательность и почтение нашему Спасителю! Преклоните головы перед Бароном фон Кролоком, ведь нельзя целовать руку либо край плаща, не склонив головы! Графиня, будьте добры, помогите нам, — произнес фон Кролок, уже обращаясь к Батори. Она поняла с полуслова и спустилась по ступеням вниз, собратья стали подходить, и вскоре выстроилась длинная очередь из вампиров. Эржебета называла каждого по имени, вампир поднимался по ступеням и преклонял колено перед Альфредом, кто целовал ему руку, кто край плаща. Его Сиятельство зорко смотрел в глаза каждому не-мертвому, стараясь почувствовать признаки возможного недовольства, но не находил их. Все происходило медленно, Альфред, не ожидавший такого внимания и поклонения, уже устал, а нескончаемая череда подданных не заканчивалась. Ухоженные и неопрятные, аккуратно причесанные и со всколоченными волосами, в строгих костюмах и в лохмотьях, вампиры не воспринимались Альфредом. Сначала он пытался запомнить хотя бы кого-то, но вскоре понял, что это бесполезно. Монотонный голос Графини Батори словно вводил его в оцепенение, юноша уже воспринимал окружающее как в тумане, ощущал, что на него накатывает дурнота. Он не видел встревоженного Герберта, что-то говорящего на ухо отцу. «Соберись, младший. Осталось уже недолго. Дотерпи, так надо», — вдруг раздалось в голове Альфреда. Он вздрогнул, его взгляд обрел осмысленное выражение, а вязкий туман в мозгу рассеялся. Вереница вампиров между тем заканчивалась, Альфред с облегчением вздохнул, когда Батори объявила, что все подданные показали свое почтение Спасителю. — Как все? А Вы, Графиня? — спросил фон Кролок, вопросительно изогнув бровь. Эржебета гневно сверкнула глазами и поджала губы, но не решилась ослушаться и на негнущихся ногах подошла к Альфреду. Она явно не ожидала такого унижения. Батори преклонила колено, но Альфред не позволил ей поцеловать край плаща, а, наоборот, помог подняться, протянув руку. — Ваше Сиятельство, для меня огромная честь знакомство с Вами. Надеюсь, вы будете мне помогать, — сказал юноша со всем почтением и сразу завоевал симпатию своенравной Графини. А вот на Эриха она затаила обиду. Затем Граф как бы между прочим представил Магду и объявил ее своей воспитанницей. Он рассказал, что девушку едва не погубил Мариус, но Герберт подобрал ее и принес в замок. Ошарашенные происходящим собратья уже ничему не удивлялись и все воспринимали как должное. Эржебета оценивающе рассматривала новую обитательницу замка, прекрасно зная, кем на самом деле является девушка. — А теперь отправим охотника к его Богу, пусть он пройдет тот путь, который приготовил для нас. Но мы гуманней его, это погребальный костер, а не казнь, — продолжал Граф. Иштван отнес тело ван Гаррета и положил на высокую кучу из веток и поленьев, Куколь положил рядом осиновые колья и Библию. Его Сиятельство взял факел у одного из вампиров и протянул Альфреду. — Закончить эту историю должен Спаситель. Именно он зажжет погребальный костер. Альфред поднес факел, и дерево быстро начало гореть, лишь изредка слышалось шипение, когда в огонь попадала сырая ветка. Вскоре огонь охватил не только дерево, но и бренные останки того, кто пришел истребить старейший клан вампиров. Пламя высоко взвивалось в ночное небо. И вновь, как накануне днем, небо разорвали яркие молнии и раздались раскаты грома. Не обращая внимание на сухую грозу, Граф вновь открыл большую шкатулку и достал из нее старинную книгу. Это была «Библия Кейна», или же, по-другому, «Книга Кейна, познавшего кровь». Открыв на заложенной странице, Его Сиятельство начал читать священные слова Библии не-мертвых. — «Каждый человек — есть Книга Крови. Открой каждого, и увидишь, насколько одинаково кроваво содержимое. Ты говоришь, что внутренняя красота важнее внешней? Внутренне все мы одинаковы — открой книгу, и пусть зашитые глаза твои откроются. Через боль идет познание, через потери приходит опыт. Мы начинаем ценить что-то воистину сильно, лишь когда потеряли это, или на грани потери. Зашит твой рот, забиты уши, зашиты глаза и прикованы руки. Прежде чем что-то прочесть — научись читать. Прежде чем увидеть — научись наблюдать. Прежде чем услышать — научись слушать. Прежде чем жить вечно — научись желать». Собратья застыли в благоговейном молчании. Такие проповеди были очень редким событием, услышать слова, священные для бессмертных, было величайшим счастьем. Фон Кролок продолжал: — «Без крови нет в нас вечной жизни. Сухая плоть подобна древесине, и так же гниет от паразитов. И тело, в землю ушедшее, уже не возродится никогда. А кровь засохшая — кровью засохшей и останется. Все то, что оно есть. Не больше и не меньше. Не давай ложные имена, не придумывай лживых свойств, не додумывай нелепых значений. Все есть то, что оно есть». Потух погребальный костер, гроза прекратилась, а Граф все продолжал читать. — «Врата есть кожа. Откроешь врата — увидишь кровь. Кровь — это знания. Кровь — это познание. Но врата открываются через боль. Боль ведет к знаниям. А знания ведут к понимаю. Чужая кровь питает нас. Чужая кровь нас рожает. Мы же вечной жизнью своей обязаны крови. И темные Боги Рождения благословляют нашу кровь». Захлопнув книгу и положив в шкатулку, которую держала Магда, не прощаясь, с величественным видом Его Сиятельство спустился по ступеням, его семейство следовало за ним в том же порядке, как и во время прихода на кладбище: впереди Граф, за ним сыновья, затем Магда. Замыкал шествие Куколь. Подданные, пропуская их, почтительно расступались. Медленно, степенно все пятеро проследовали в замок.***
Лишь только за спиной Куколя захлопнулись двери, Альфред в изнеможении упал на руки Герберта. Граф поднес запястье к губам младшего сына и напоил своей кровью. — Вы все большие молодцы, особенно ты, Альфред. Было непросто, но все прошло хорошо. Ни у кого теперь нет ни малейшего сомнения в том, что мы одна семья. И ты не просто член семьи, а Спаситель, Темный Святой нашего клана. Никто не посмеет усомниться в твоем предназначении, особенно после того, как ты дважды разгневал Бога смертных. Силы возвращались к Альфреду, он постепенно приходил в себя. — Рара, ты был великолепен. Ты сумел на редкость удачно выбрать момент для представления Альфреда. Я только не понял, зачем так с Эржебетой? — спросил Виконт. — Альфред должен был заручиться ее расположением, раз уж ты оказался неспособен на это, — усмехнулся Граф. Герберт ни на мгновение не воспринял происходящее на кладбище как священный ритуал, для него это было удачным спектаклем, и только. За Альфреда он действительно очень переживал, а остальное его мало тронуло. Собственно, Граф тоже не испытывал никакого пиетета во время своей пылкой речи и проповеди, но он был доволен достигнутым эффектом — собратья Альфреда признали и приняли как должное его высокое положение. Потрясенные Альфред и Магда смотрели то на Герберта, то на Графа. Они все присходящее восприняли, как и обитатели кладбища, с благоговейным трепетом. — Не считайте нас циничными, — сказал им Его Сиятельство. — Пройдут многие годы, вы будете по-прежнему молодыми и прекрасными внешне, но наивность юности уйдет, опыт сделает мудрыми, и тогда вы поймете нас. А теперь выпейте крови и отправляйтесь отдыхать, где вам удобнее. Я приду в усыпальницу позже. Граф направился в кабинет. Предстояло написать два письма: одно — в Италию Витторио, второе — в замок Бран, на границе Трансильвании и Мунтении. Эрих фон Кролок беспокоился за своего друга Влада Дракулу. На кладбище в это же самое время три рослых вампира под присмотром Батори и Иштвана закладывали крупными камнями лаз под крепостной стеной. Графине и старосте кладбища предстояло до рассвета обойти территорию по периметру и проверить, не оставил ли Мариус еще подобных «сюрпризов».***