***
«Когда заботы щедры, важно, кому они достаются, на чей характер помножены» А. Алексин «Родительская любовь — это всегда ответственность и забота, защита и опасение, думы о том, как устроить и облегчить жизнь для самого дорогого в мире существа». И.А. Ефремов.
***
Неожиданный триумф Герберта полностью свёл на «нет» наказание непослушных сыновей. Эрих был очень доволен Виконтом, наконец показавшим свою доблесть и полностью оправдавшим данное при рождении имя. Граф вспомнил рождественскую ночь, когда появился на свет его единственный ребенок. Дед малыша, Мейнард фон Кролок, нарекая его Гербертом, пророчил внуку долгую и счастливую жизнь, полную доблестных подвигов. Какой насмешкой казались Эриху эти слова впоследствии! Недолгая человеческая жизнь и трёхвековое бессмертие полностью противоречили мечтам старого Графа. Надломленный в самом начале земного пути, умирающий Виконт, получив вечную жизнь, продолжал нести венец страдальца, хотя тщательно скрывал это. Но кому, как не отцу, было знать истину… «Наконец-то, спустя три столетия мрачного безвременья, мальчик обретает выстраданное и, безусловно, заслуженное им счастье». Эрих не был ни капли суеверным, но с настороженностью относился к внезапным милостям на не-жизненном пути, зная истину: чем больше приятностей и благостей посылает судьба, тем больших бед стоит опасаться. Фон Кролок считал, что все в мире находится в равновесии, а посему… Посему следовало ждать неприятных событий. Неожиданное вторжение враждебного не-мёртвого лишний раз свидетельствовало: о спокойном существовании затерянному в горах Южных Карпат клану бессмертных можно не мечтать.***
Конечно, больше речь не шла о наказании за непослушание. Сияющие Альфред и Герберт, с трудом сдерживаясь, чинно дошли до замка. Но, едва оказавшись внутри, где их никто не мог видеть со стороны, Спаситель бессмертных и Победитель Сабат, словно мальчишки, взялись за руки и побежали со всех ног, громко топая и ничуть не заботясь о производимом ими шуме. Герберт будто забыл о серьёзной ране, нанесённой ему сумасшедшим не-мёртвым, но Альфред помнил в первую очередь об этом. Едва молодые люди оказались в покоях наследника, он начал хлопотать, трогательно заботясь о любимом: помог ему снять разорванный камзол и испорченную рубаху, принёс из ванной таз с водой и стал промывать глубокую рану на левой руке, не переставая сетовать и жалеть своего принца. Забыв про боль, Герберт улыбался и смотрел в бездонные глаза, на мягкие завитки волос и трогательные ямочки на щеках, совсем не слушая Альфреда. — Я чуть с ума не сошёл без тебя, — совершенно невпопад сказал он, не услышав заданного юношей вопроса, — как же я соскучился. Иди ко мне, малыш. Однако юноша проявил несвойственную ему строптивость, которой обычно не бывало в общении с Гербертом. — Нет. Сегодня ты будешь отдыхать и набираться сил, — юноша уже обработал и старательно зализал глубокие раны, забинтовал руку возлюбленного, а теперь помогал ему надеть рубаху. — Ай! — вскрикнул блондин. — Mon Chéri, посмотри, что у меня на шее, вдруг стало очень больно. Ай!!! Альфред подошёл очень близко и стал внимательно рассматривать шею и шрам в виде креста, который так и остался очень заметным на груди, уродуя совершенное, красивое тело. — Не вижу ничего, — пробормотал молодой человек и почувствовал, как Герберт притягивает его и прижимает к себе здоровой рукой. — Попался! — раздался торжествующий возглас. — Не вздумай вырываться, рану нельзя тревожить, — блондин осторожно обнял Альфреда и больной рукой, забирая в кольцо и отрезая все пути к отступлению. — Вот теперь ты меня действительно будешь лечить, — Герберт радовался, словно ребёнок, хитро обманувший кого-то из взрослых. — Это нечестно, — пытался для порядка сопротивляться Барон, — только... я не могу перечить больному. Чего бы ты хотел? В изумрудных глазах промелькнула озорная искорка. — О, ты даже не представляешь. Моё выздоровление будет долгим. Единственное лекарство, которое способно помочь, это ты. Лекарства ведь хватит, правда, милый? — Герберт ласково потерся кончиком носа о русую макушку юного любовника. — Я буду аккуратным и нежным, — пообещал Альфред, бережно отстраняя руки блондина. — Обещаю, ты быстро выздоровеешь.***
Граф фон Кролок устал от постоянных волнений и решил немного отдохнуть и расслабиться. Ему хотелось обычного спокойствия, которое покинуло замок и, казалось, совсем не думало возвращаться. Эрих прошёл в кабинет, достал из шкафа шкатулку со смесью ракитника и соли и вышел на балкон. Прозвучало заклинание защитного барьера на каком-то странном языке, после чего фон Кролок насыпал порошок в руну. Лишь налетела струя холодного ветра и повеяло запахом смеси, Граф вошёл в кабинет и закрыл за собой дверь. Почему-то спокойнее себя Эрих не почувствовал. Вновь выйдя на балкон, он обернулся в крылана и облетел территорию замка, покружив высоко над шпилями башен и спустившись ниже у крепостной стены. Над кладбищем адмиралтейская лисица провела немало времени, наблюдая и внимательно прислушиваясь к разговорам снующих собратьев. Все только и говорили о вторжении чужака и хвалили Герберта. Раштона и русского гусара не было видно. «Наверняка уже уединились и выясняют отношения», — подумал Эрих. Кровавая Графиня вместе с неразлучной подругой расхаживала между склепов и могил, придирчиво окидывая взглядом вверенное ей хозяйство. «Надо лучше следить за порядком, а не стараться подчеркнуть своё величие. Придётся поговорить с Эржебетой. В последнее время её больше заботит желание угодить Спасителю, чем безопасность клана», — с лёгким раздражением констатировал Граф. Но, несмотря ни на что, всё было спокойно, и вскоре Его Сиятельство вновь оказался в своём кабинете, вешая на плечики аккуратно расправленный плащ. Приближался рассвет. Настала пора отправляться на отдых. Эрих знал, что этажом ниже ждёт молодая, красивая девушка, готовая принять его. Но почему-то Его Сиятельство совсем не спешил к Магде. Он вспомнил, как сыновья торопились уединиться ото всех, как смотрели друг на друга. «Такие счастливые, такие влюблённые, — Эрих почувствовал укол зависти. — Почему я не испытываю тех же чувств? Неужели настолько стар? Вряд ли… всего каких-то два десятка лет в сравнении с Гербертом». Фон Кролок решительно поднялся и быстро вышел из кабинета. Совсем скоро Граф подходил к апартаментам Магды, держа в руках букет кремовых роз. Он даже счистил острые шипы на стеблях цветов — любимая воспитанница не должна была уколоться. Деликатно постучав и получив приглашение войти, Эрих оказался в уютной гостиной. Конечно, она его ждала. Искренняя, радостная улыбка осветила милое личико. Магда опустила глаза, принимая букет от покровителя, и смущённо поблагодарила. — Девочка моя, ты в порядке? — заботливо спросил Граф. — Ночь была тяжёлой и вовсе не из приятных. Но теперь можешь успокоиться — враг убит, вокруг замка я установил защитный барьер. Эрих обнял девушку и почувствовал, как доверчиво прильнула Магда к его груди. «Чурбан несчастный!» — выругался он про себя и погладил девушку по пышным волосам. Магда слишком хорошо знала этот жест, чтобы понять: перед ней внимательный и щедрый покровитель, а не любящий мужчина. — Спасибо, Ваше Сиятельство. Вы меня успокоили, — белокурая вампирша отстранилась и почтительно склонила голову. Эрих приподнял её лицо за подбородок и поцеловал в лоб. — Пока я рядом, ты в полной безопасности. Я не допущу, чтобы с тобой случилось что-то плохое. — Доброго дня, дитя моё. — Хорошего отдыха. Фон Кролок закрыл за собой дверь, услышав разочарованный вздох. Чуть позже маленькая ножка с досадой топнула по полу. Девушка едва не разрыдалась и в очередной раз стала мучить себя вопросом, что же с ней не так. «Чурбан и олух», — опять обругал себя Эрих. Он даже остановился на мгновение, но почти сразу направился быстрым шагом в сторону усыпальницы. Его Сиятельство посчитал такое поведение единственно верным. В очередной раз оказавшись в одиночестве, Эрих не сумел насладиться спокойствием. Вместо того, чтобы заснуть и восстановить силы, он опять вспомнил Сибиу и вопрос, заданный ему Гербертом на мосту Лжецов. Граф фон Кролок до сих пор не нашёл на него ответ. «Витторио совсем забыл обо мне, пишет очень редко. Только отвечает на мои письма, и никогда — первый. Понимаю, слишком много лет прошло, но… Вито, если бы ты знал, как мне тебя не хватает…» — Эрих открыл глаза и сдвинул крышку саркофага. Неожиданная мысль вспышкой пронзила его мозг. «Я слишком долго плыл по течению, ничего не делая для себя. Из-за вины перед Гербертом я заперся в четырёх стенах и обрёк себя на затворничество, лишившись единственного и желанного счастья. Но теперь всё изменилось. Наконец-то я могу с чистой совестью оставить замок — вместе сыновья справятся. Я поеду к Витторио и поговорю с ним». Фон Кролоку стало легко и хорошо, он был абсолютно уверен в том, что собирался сделать. Казалось бы, уже можно хотя бы вздремнуть. Но, увы… Перед глазами предстала ухмыляющаяся физиономия Мариуса, а в голове прозвучал мерзкий смех ненавистного брата. Эрих заскрипел зубами от досады — мечтам о поездке и встрече с герцогом Вентурини суждено было остаться лишь мечтами. Заснуть Его Сиятельство так и не сумел.***
Магда, немного успокоившись после его ухода, достала из ящика комода книгу Шарлотты Бронте и решила почитать перед сном. Вновь, в который раз, она видела себя героиней прекрасной истории*, ухаживала и возвращала интерес к жизни демоническому Эдварду Ферфаксу Рочестеру, который, конечно же, имел облик Его Сиятельства. Девушка, мечтательная по своей природе, очень полюбила романы и с удовольствием их читала по рекомендациям Герберта. Очарование восторженной юности, отнятое в трактире Шагала, вновь вернулось к ней в замке фон Кролоков.***
Следующей ночью состоялся разговор между Его Сиятельством и младшими фон Кролоками. — Рара, мы хотим посетить Агниту. Это не очень далеко, к тому же Альфреду пора посмотреть что-то, кроме гор. Только не говори про Пэлтиниш, это несерьёзно! Тем более, в Агните можно спокойно остаться на день. — Ты имеешь в виду небольшой домик на окраине? Не знаю, в каком он состоянии. Дом очень ветхий, сомневаюсь, можно ли в нём остановиться. Сам городок жалкий и неинтересный. Скорее, это большая саксонская деревня, там даже посмотреть не на что. — Зато через Агниту проходит железная дорога. — Это меня и беспокоит: ещё решите куда-нибудь отправиться, вы же сущие авантюристы. Тем более, поезд останавливается в городке ночью. — Нет, отец, обещаю! — Альфред клятвенно прижал руку к груди. Повисла долгая пауза: Эрих сосредоточенно думал над неожиданным желанием сыновей. — Ну… я подумаю. Возможно, соглашусь. ВОЗМОЖНО! — подчеркнул он строго, заметив, что Альфред чуть не вскочил от радости. — К тому же там есть почтовое отделение, не придётся отправлять Куколя в Сибиу, чтобы отправить письма. В Агните его не знают и на почте вряд ли примут от него конверты, слишком подозрительно и необычно он выглядит для посторонних. Не уверен, есть ли дежурный почтмейстер ночью, скорее всего есть. Если ночной поезд делает остановку, то почту доставляют именно с ним и забирают корреспонденцию из Агниты, — рассуждал Эрих вслух. — Но если я даже соглашусь, это произойдёт не раньше, чем у Герберта заживёт рана. — Конечно, Рара. Всё-таки предстоит долгий путь. Мне уже стало лучше, Альфред так заботится обо мне. Я хочу совершить небольшой пробный полёт, — подал голос Виконт. — Нельзя. Замок сейчас под защитой, и из него никто не выйдет. — Но… почему? Ты что, поставил барьёр? — удивился Герберт — Зачем? — Я устал от неприятных неожиданностей. Пока ты полностью не вылечишься, из замка не выйдет никто, — ответил Граф. — Отец, Вы настолько нам не доверяете? — обиженно воскликнул Альфред. — Вот именно. Вы слишком непредсказуемы. Это для остальных вы Победитель Сабат и Спаситель не-мёртвых. Для меня вы всё равно непослушные мальчишки, так что не забывайтесь, — Граф говорил строго и непререкаемо. Но, заметив, как огорчились сыновья, Эрих немного смягчился: — Дело не только в том, что вы непредсказуемы. Я решил оградить замок от чужаков: слишком неспокойно стало в последнее время. Существует много причин для такого затворничества. Никто об этом не знает, кроме вас. Посмотрим, не попытается ли кто-то из наших не-мёртвых выбраться за крепостную стену. И Эржебету проверю заодно. В последнее время у неё много промахов. Альфред вспомнил, как в отсутствие Графа и Герберта ему пришлось утихомиривать пытавшихся выбраться из замка собратьев. Только смекалка и природный ум позволили ему с блеском выйти из непростой ситуации. Зато в замке появился Анджей, ставший незаменимым помощником Магды и Куколя. — Но, может быть, поставим в известность Её Сиятельство? Некрасиво получается, словно Вы не доверяете ей, — юноша попытался вступиться за Кровавую Графиню. — Конечно, не доверяю, — Эрих начал раздражаться. — Зато ты с ней, как я посмотрю, очень подружился. Юноша надулся и больше не сказал ни слова.***
Альфред обиделся на Графа: никогда раньше (за исключением первого времени после появления в замке), Эрих не был так строг с названым сыном. — Герберт, ну почему он такой? Постоянно недоволен, будто хуже нас быть не может. Блондин, напротив, был настроен философски и более миролюбиво. — Он действительно беспокоится за нас. Конечно, порой раздражает отношение к нам, словно к детям. Но, поверь, это намного лучше, чем полное безразличие с его стороны. Ты не представляешь, что это такое — когда он смотрит, как на пустое место, точно не видит тебя, когда ты для него не существуешь, — лицо Виконта сделалось печальным. — Я стараюсь терпеть и выслушивать его нравоучения, потому что знаю: это продиктовано любовью. Герберт замолчал, размышляя, стоит ли продолжать, но решил договорить до конца. — Он очень одинок. Когда Рара приблизил Магду, я был недоволен, не скрою. Если бы это был его выбор, я принял бы в конце концов даже такую мачеху. Но он не знает, понимаешь? Всесильный, всегда уверенный в себе Граф фон Кролок не знает, как поступить. Он поделился своими сомнениями, когда мы были в Сибиу. — Я тоже не понимаю. Зачем отец морочит голову Магде? — удивился юноша. Он действительно не понимал Графа. — Совсем не морочит. Просто относится к ней, как к воспитаннице. — Интересное воспитание, особенно в спальне, — с сарказмом произнёс Альфред. — Не забывай: в нашем мире мыслить человеческими категориями получается не всегда. Ты просто на него обижен. Скоро он успокоится, и мы совершим небольшое путешествие.***
Прошло несколько суток. Герберт быстро шёл на поправку. Вдвоём с Альфредом они каждую ночь ходили на кладбище. Виконт, хорошо разбирающийся в искусстве и архитектуре, принимал активное участие в обсуждении украшений для алтаря. С видом знатока он рассуждал и даже спорил с братьями Гефс, часто брал в руки карандаш и быстро рисовал эскизы, удивляя не только Альфреда, но и знаменитых скульпторов. Висящая на перевязи забинтованная рука вызывала почтение у не-спящих вампиров. Многие благодарили и просили разрешения поцеловать край плаща Победителя Сабат. Эржебета с тоской смотрела на младших фон Кролоков и мечтала о том, чтобы они поскорее оставили в покое кладбище и убрались в замок. Альфред с присущим ему состраданием принёс баночку чудодейственного бальзама для заживления ран. Но к Тизенгаузену Барон не пошёл, а передал через Иштвана. Гусар из склепа не выходил. То ли ему действительно было плохо (он не просто был ранен, Сабат вырвал у него из плеча кусок мяса), то ли стыдился ходить в сетчатых чулках и в женском платье, не хотел становиться объектом издевательств. Доброта — добротой, но наказания Спаситель бессмертных отменять не собирался. Быстро прибежавший Раштон благодарил Альфреда и уверял в своей преданности настолько навязчиво, что Его Светлость, раздражаясь и едва не начав ревновать, нетерпеливо отослал Роберта к раненому любовнику. — Если не угомонитесь, я принесу туфли на каблуках в тон платью и яркую помаду, — пригрозил блондин. После такого обещания Раштона сразу след простыл. Эрих внимательно наблюдал за происходящем в клане и ни во что не вмешивался. Руна была в порядке, покинуть замок никто не пытался, снаружи в барьер также никто не стучал. Фон Кролок передумал устраивать нагоняй Батори. «Это никогда не поздно сделать», — резонно подумал он.***
Ещё неделя прошла спокойно. Граф снял защитный барьер с замка. Никто из обитателей кладбища даже не понял, что всё это время они находились под пристальным, неусыпным наблюдением главы клана. Помня о намерении сыновей вновь отлучиться из дома, Эрих не решался согласиться: ведь Альфред еще ни разу не был среди скопления смертных, пусть бы даже это был не большой город, а лишь маленькая Агнита. Поэтому, прежде, чем разрешить покинуть замок, Эрих пригласил названого сына в Пэлтиниш. Юношу многократно инструктировали и Герберт, и Его Сиятельство — как нужно себя вести, чтобы не обнаружить своё присутствие и не выдать себя, почуяв горячую кровь и услышав гулкое биение живого сердца. Виконт рвался полететь вместе с ними, но Граф категорично отказал ему. Он справедливо считал, что присутствие Герберта не поможет, а, напротив, может помешать младшему сыну. — Альфред, представь, что ты один и меня рядом нет. Действуй по обстановке. Но в случае чего, я, конечно, помогу тебе, — в очередной раз напутствовал фон Кролок младшего сына.***
Деревня встретила ночных визитёров тишиной. На безлюдных улочках (их было-то всего две), они не заметили ни одного человека. Рукокрылые приземлились перед забором дома старосты на небольшой площади (там как раз пересекались улочки), приняли истинный облик и настороженно замерли. Альфред вопросительно посмотрел на Графа, но тот отрицательно покачал головой, его губы беззвучно прошептали: «Сам!». Молодой вампир кивнул головой и сосредоточенно прислушался. За мгновение он необъяснимо изменился: черты лица стали резче, глаза загорелись красноватым огоньком. Юноша, готовый к любым неожиданностям, напрягся и застыл, улавливая неслышимые человеческому уху звуки. «Словно молодой хищник, сильный и уверенный!» — с гордостью подумал Эрих, невольно залюбовавшись приёмным сыном — в нём чувствовалась мощь и незримая угроза. Из-за высокого забора послышался собачий лай. За долю секунды, оказавшись одним рывком во дворе, вампир, оскалясь, смотрел на рвущегося с привязи цепного пса. Глаза с багровой радужкой гипнотизировали крупную овчарку, выступившие клыки слегка клацнули. Пёс жалобно заскулил и сжался, словно беспомощный щенок: лег на живот, прикрыл глаза лапами и медленно стал пятиться назад, в будку. Альфред метнулся за угол дома, и через мгновение открылась дверь. На крыльцо вышел встревоженный мужчина в исподнем белье, с ружьём в руке и с зажжённым масляным фонарём — во второй. Очевидно, лай собаки вытащил старосту прямо из кровати. Озадаченно взглянув на четвероногого сторожа, жалко сжавшегося в будке, мужчина, освещая путь перед собой, обошёл вокруг дома и вернулся на крыльцо. Загасив фонарь, он перекрестился и, бормоча молитву, скрылся в доме. Громыхнула тяжёлая щеколда. Незримый и беззвучный, словно тень, вампир соскользнул с крыши и вновь одним прыжком оказался снаружи от забора. Эрих, наблюдавший за сыном со стороны, одобрительно кивнул: пока что Альфред действовал правильно. — Теперь усложним задачу. Тебе надо проникнуть внутрь дома и при этом себя не обнаружить. К тому же ты должен сдержаться и не обнажить клыки при близком контакте со смертным, если столкнёшься вплотную. Наоборот, надо вступить в разговор и не выдать себя. — Хорошо, — коротко и сосредоточенно ответил Альфред. В ночной тишине были отчётливо слышны все звуки. Бессмертные одновременно оглянулись, когда неподалёку хлопнула дверь, и послышалось невнятное бормотание. В конце улочки показался мужчина, нетвёрдой походкой направлявшийся в центр деревушки. Альфред снял плащ, отдал Графу и спокойным шагом пошёл навстречу смертному. Очень нетрезвый крестьянин остановился, достал из глубокого кармана бутылку и выдернул пробку. Послышалось громкое бульканье. — Скажите, — неожиданно раздался голос, и пьянчужка увидел перед собой юношу, одетого в скромную куртку, простые брюки и видавшие виды ботинки, — у вас есть в деревне кузнец? На дороге, за околицей стоит дилижанс, меня послали за помощью — расковалась лошадь. — Эй, парень… парни… послушай…те, — крестьянин смотрел мутными глазами на незнакомого мальчишку, который почему-то вдруг обзавёлся близнецом, — ты… вы кто? Хо…тите? — и протянул открытую бутылку, готовый щедро поделиться скверным пойлом. — Мне нужен кузнец, — не унимался незнакомец, а в глазах крестьянина наконец мелькнул проблеск сознания. — К…кузнец? Не-ту… п…помер, — запинаясь, ответил мужик и громко икнул. — Иди в трактир…ик… утром староста… поможет… может… ик…- пьяный упал на землю и захрапел по-богатырски громко. Альфред брезгливо посмотрел на небритое, испитое лицо и отошёл в сторону, не имея желания вдыхать сомнительный запах перегара. — Ну что, не захотелось попробовать хмельной крестьянской крови? — спросил фон Кролок, уже стоящий рядом с сыном. — Нет уж, увольте, — юношу аж передёрнуло от отвращения. Он даже подумал, что Его Сиятельство шутит, но тот был абсолютно серьёзен. — Продолжим. Светло-серая летучая мышь и крупный чёрный крылан медленно летели вдоль улицы, высматривая приоткрытую форточку либо окошко под крышей. «Отец, всё закрыто, так что же, через печную трубу?» — спросил на летучемышином лесной нетопырь. «И на кого ты станешь похож, спустившись в трубу? К тому же многие ещё топят печи, по ночам холодно», — насмешливо пропищал крылан, резко развернулся и полетел в сторону места, прекрасно знакомого обоим. Конечно же, к трактиру Шагала.***
В этот раз заведение представляло собой не столь плачевное зрелище. Через незавешенные окошки виднелся горящий очаг, на столе стояла, больше коптя, чем освещая, керосиновая лампа, а главное — на лавке сидели посетители. Ни Ребекки, ни её мужа в зале не было видно. Даже дверь в трактир оказалась приоткрыта, скорее всего, кто-то из нетрезвых гостей был небрежен. Рукокрылые аккуратно протиснулись в небольшую щель, влетели в зал и повисли вниз головами, зацепившись за матицу у стены. Альфреду было странно рассматривать знакомый зал в перевёрнутом виде, но он быстро свыкся с непривычным видом наблюдения. Трое приятелей-забулдыг уговорили Ребекку пустить их на огонёк и обещали не шуметь, пока она не уложит спать Йони. — Да, такая семья была! Какой хозяин был Йони. И всё прахом пошло… — сказал тщедушный Пеша. — А дочка-то, Сара, такая красавица… Проклятые кровососы… — продолжил его приятель. — Не к ночи будь помянуты. Перестань, Георг. Давай лучше споём… И Дрэгомир затянул цыганскую «Нанэ цоха». — Юбки нет, рубашки нет, Ты отец, купи их мне! — Выйдешь замуж, а потом Мужа спрашивай о том! — Серьги-кольца дай, отец, Как цыганке без колец? Коль тебя не упрошу, В девках дня не усижу. Георг нестройно подтянул, и они уже вдвоём выводили страдания молодой цыганки. — Захожу я во лесок, Сорвала я там цветок, Приколола к голове, Чтоб понравиться тебе. Юбки нет, рубашки нет, Ты отец, купи их мне! — Выйдешь замуж, а потом Мужа спрашивай о том! Наполненные стаканы быстро опустошались, развязывая языки захмелевшим приятелям. — А мне больше всего жалко Магду, — утерев рот рукавом, вернулся к прерванному разговору Пеша. — Такая красотка была, а какая горячая! Не девка, а огонь, как вспомню, слюнки текут. До чего же мы хорошо однажды покувыркались на сеновале… — Да хватит врать-то! Шагал к ней никого не подпускал, — возразил Георг, — и тебя она на дух не выносила. Легко говорить, когда бедняжка ответить не может. — И то верно! Ей и Йони противен был, я всё замечал. Да, жалко. Упокой Господь её душу, — вновь заговорил Дрэгомир. В стаканы полилось вино, очередная пустая бутылка укатилась под стол. — Проклятый вампир, таких красавиц не пожалел! — крепкий алкоголь окончательно развязал язык Георгу. — Я бы его своими руками… — И что бы ты сделал? — пьяно хихикая, подначивал Пеша. — Перестаньте, не будите лихо, пока оно тихо, — вновь пытался остановить их Дрэгомир. То ли он был самым трезвым, то ли, действительно, имя ему дали не напрасно**. — О чём ты, Дрэго? Чего нам бояться? Да может, и нет никакого вампира вовсе, и замка никакого нет! Кто его видел, кроме Йони? Ребекка и то не верит, видишь, чеснок убрала даже! А девчонки просто сбежали от зануды Шагала! — вновь включившийся в болтовню Пеша распалялся всё сильнее. — Где ты, вампир? Покажись, давай поговорим! Внезапно раздался страшный шум. Огонь в очаге погас, лишь слабое свечение керосиновой лампы позволило увидеть выпивохам разъярённого Графа фон Кролока в распахнутом плаще, ниспадающем с плеч, подобно крыльям гигантского нетопыря. Красные глаза в полутёмном зале смотрелись особенно пугающе. Но это было не всё! Рядом с ужасным чёрным монстром стоял пропавший зимой мальчишка, с торчащими изо рта белоснежными клыками, глаза которого горели раскалёнными углями! — Кто тут хотел поговорить? — прогрохотал ледяной голос, от которого у приятелей мурашки пробежали по коже. — Даже не думай, — красные глаза в упор смотрели на Дрэгомира, потянувшегося к кресту, висевшему на шее. Рука крестьянина безвольно опустилась. Фон Кролок схватил за горло распоясавшегося, а теперь смертельно перепуганного Пешу одной рукой, а Григора — другой, и легко оторвал их от пола. Граф замер на мгновение, словно раздумывая, в кого из нахалов вонзить клыки в первую очередь. — Отец, прошу, не надо! — раздался звонкий голос, и молодой вампир, к удивлению Дрэгомира, повис на руке страшного хозяина замка. — Не делайте того, о чём потом будете жалеть! Эрих хотел стряхнуть юношу, но не тут-то было. Пришлось разжать пальцы, стальной хваткой державшие перепуганных выпивох. Подобно перезрелым грушам, они упали на пол. — Ты прав, пусть живут и думают, прежде, чем говорить. А это, чтобы не забывали, — Граф без малейшего сожаления провёл острыми когтями по щеке Григора и отбросил застонавшего больше от страха, чем от боли крестьянина. — Тебе в двойном размере. За те гадости, что ты говорил о Магде, — фон Кролок, глубоко вонзая, провёл когтями по обеим щекам Пеши. Это были не просто царапины, а настоящие раны, мигом покрывшиеся полосками алой крови. — Ты единственный, не до конца пропивший ум, — обратился Граф к затрепетавшему Дрэгомиру. — Запомни: я вас не трогаю до тех пор, пока вы не мешаете мне, — слова, тяжелые, словно камни, оседали в голове крестьянина. — Но упаси вас Тьма поносить меня даже в мыслях! Иначе вас ждёт участь Шагала — он не годен даже на то, чтобы утолить мой голод. За свои жалкие жизни благодарите Спасителя бессмертных, моего сына. Пойдём, Альфред. Медленно и величественно Эрих вышел в коридор, где на него едва не налетела Ребекка, привлечённая шумом, доносившимся снизу. Увидев Его Сиятельство и рядом с ним пропавшего Альфреда, который тоже оказался вампиром, женщина без слов упала в обморок. Граф остановился на мгновение, перешагнул через несчастную и вышел на улицу. Ему было крайне неприятно участие в подобной сцене. Альфред наклонился и, приводя в чувство, потрепал трактирщицу по щекам. Но мадам Шагал, едва открыв глаза, от страха завопила во все горло. Стоящий на крыльце Эрих скривился, точно от зубной боли. Отойдя на приличное расстояние, вампиры приняли летучемышиный облик и отправились обратно в замок.***
Герберт нетерпеливо ходил взад-вперёд по смотровой площадке башни, высматривая Рара и ненаглядного Chéri. Ментально почувствовав их приближение, он перестал метаться и с невозмутимым видом, словно прекрасная серебристая статуя, ожидал появления в небе любимого серого нетопыря и не менее дорогой адмиралтейской лисицы. — Ну, как дела? — нетерпеливо спросил он, едва бессмертные приняли истинный облик. — Альфред молодец, я им доволен. А вот собой не очень, — в голосе Его Сиятельства проскользнула досада. — Экзамен сдан, можете отправляться в Агниту.***
ПРИМЕЧАНИЯ *роман Шарлотты Бронте «Джейн Эйр» Дрэгомир (Драгомир)** — буквально: дорожащий миром.