***
Неудовлетворенность — это верный знак, что пора что-то менять. Джерард Батлер Кошка и дрессировка — не такие уж несовместимые понятия. Всего за пару дней кошка может выдрессировать кого угодно. Грэхем Купер Изменить можно всё. Главное — суметь плюнуть на рутину нескончаемых проблем, пообещать себе мечту. Обещания самому себе, как правило, наиболее категоричные — потому что врать себе не хочется. Эльчин Сафарли
***
В этот раз сыновья вернулись точно в назначенное время и не заставили Эриха нервничать. Почувствовав их приближение, Граф спустился из кабинета вниз и вышел из замка. К его удивлению, он не был первым — по площади ходила растерянная Магда. — Что-то случилось? — поинтересовался фон Кролок. — Марсель убежал, Ваше Сиятельство. Сидел смирно, вдруг вскочил и умчался, как угорелый. Я не успела его поймать. Увидела лишь, что он побежал к выходу. Только успела набросить платок — негодник уже потерялся, — сокрушалась вампирша. — Куколь не закрыл парадные двери. — Марсель! Кис-кис-кис! — громко звала девушка, но безуспешно: непослушный питомец так и не появлялся. Граф выглядел слегка озадаченным, но промолчал и только внимательно вглядывался в ночное небо. — А Вы… — опомнившись, хотела спросить Магда. — Я вышел встретить сыновей, и пройдоха-кот тоже. Удивительно, почему Француз почувствовал их приближение. Так что не переживай, он скоро появится. — Француз? — переспросила Магда. — Марсель, Француз — какая разница. Мне так больше нравится, — невозмутимо пояснил Эрих. — А вот и наши путешественники. Непостижимым образом он разглядел где-то в безбрежном небе две микроскопические точки. Прошло не меньше минуты, прежде, чем девушка увидела на фоне белой луны летящих к замку и быстро увеличивающихся нетопырей. Это было весьма эмоциональным проявлением чувств со стороны флегматичного Графа: уголки его губ слегка приподнялись в подобии улыбки. Герберт и через мгновение Альфред уверенно стояли на твёрдой земле. Виконт откинул непослушную прядь волос и поправлял манжету: он не терпел малейшего беспорядка в костюме. Улыбающийся Альфред устремился к названому отцу, а мимо него, заставив молодого вампира вздрогнуть, пронёсся с огромной скоростью чёрный комок и с громким мяуканьем прыгнул прямо на руки Герберту, разрывая когтями только что расправленную манжету на костюме Его Светлости. Герберт слегка качнулся от неожиданности и прижал к себе восторженный сгусток энергии. — Ах ты, проказник! — рассмеялся блондин. — Ты тоже ждал меня? — Мррр… — Марсель принялся тереться о его грудь. — Мяу… — и вновь заурчал и довольно зажмурил глаза, стоило Герберту почесать длинным, острым ногтём за ухом пушистого создания. — Герберт, может, ты всё-таки подойдёшь ко мне? — раздался недовольный голос хозяина замка. — Рара, ты успел соскучиться? — зелёные глаза смотрели лукаво, а голос звучал привычно-насмешливо, но Виконт бережно опустил питомца на землю и подошёл к старшему фон Кролоку. Отец и сын обнялись. — Всё прошло нормально? — поинтересовался Эрих. — Не совсем, но письма мы отправили. Тебе привет от знакомого из Сибиу, журналиста Николаэ. — Герберт сразу стал сосредоточен и серьёзен, а Граф удивлённо вскинул бровь. — Нужно поговорить. — Ваше Сиятельство, простите. Может быть, пройдём в столовую? Господину Виконту и Альфреду приятно будет совершить трапезу в привычной обстановке. Хотя в кабинете у Эриха всегда имелись кровь и вино, он согласно кивнул, догадавшись, что Магда собирается их чем-то удивить. — Одну минуту, — девушка метнулась в сторону кухни, в то время, как фон Кролоки втроём пошли в столовую.***
Герберт положил перед отцом скрученные в трубку газетные листы, но тот не торопился читать. Предчувствуя неприятные новости, Эрих был рад тому, что сыновья, хвала Тьме, вернулись в замок. Это было самым главным — вся семья в сборе, и ему не пришлось беспокоиться за неугомонную молодёжь. — Чуть позже, — прозвучал спокойный голос, когда Герберт вопросительно взглянул на отца. — А вот и наша хозяйка. Альфред быстро вскочил и открыл дверь. Магда шикнула, прогоняя путавшегося под ногами Марселя. Тот обиженно мяукнул, но в столовую не зашёл, а остался сидеть в коридоре под дверью. Герберт принюхался, ноздри его затрепетали. — Ваниль и шоколад, — безошибочно определил он. — Верно. Его Сиятельство купил в Сибиу разных специй и пряностей Куколю и шоколад для меня, вот я и решила добавить в кровь. Мне понравилось, — увидев недоумевающие лица, Магда огорчилась и добавила: — Нет, если вы не хотите, есть кувшин с обычной подогретой кровью. — Любопытно, кровь с добавками, — Виконт первым пригубил бокал. — Очень неплохо, — одобрил он. — Рара, тебе ничего не напоминает? — Италию, — кивнул головой Эрих и взял бокал. — Только там не было шоколада, приправляли мёдом и корицей. Удивительное это было сочетание — сладость заморского лакомства и аромат ванили вместе с насыщением питательной для бессмертных кровью. Обычно их рацион дополнялся только вином. Вообще-то вампиры могли чувствовать вкус обычной пищи, но не получали ощущения сытости, а значит, и наслаждения. Сейчас же, спустя столетия, Эрих и Герберт получали удовольствие от одновременного приёма крови и деликатеса людей, изысканного шоколада. Альфред же, не задумываясь о таких тонкостях, с удовольствием поглощал необычный напиток. — Как вкусно! — восторженно воскликнул юноша. Герберт и Эрих были сдержаннее, но Виконт всё же одобрительно кивнул Магде и смаковал напиток. Эрих тоже пил неторопливо, но, в отличие от сыновей, никак не проявил своего восторга, просто не сумел оценить достоинств принесённого воспитанницей напитка. Его память, услужливая и одновременно беспощадная, явила картину далёкой ночи, когда прекрасный Герцог Вентурини предлагал ему кровь, приправленную корицей. «Зачем я выбросил письмо к Вито? Ведь почти написал, следовало отправить его», — сокрушался Эрих. — Рара, перестань хмуриться. Это действительно получилось здорово. От его слов Магда заулыбалась, Герберт же продолжил, невозмутимо и демонстративно-безучастно: — Я написал и отправил письмо в Италию, если ты расстраиваешься из-за этого. Граф вздрогнул и посмотрел на сына с возмущением и непониманием, но тот поспешил объяснить: — Я не влезал к тебе в голову. Ты ведь ничего не почувствовал, верно? Да это и не нужно совсем: любое упоминание об Италии вызывает у тебя особенное выражение лица. Так что, попросим Магду как-нибудь приготовить кровь с корицей и мёдом? Нужно отправить Куколя к пасечнику в Пэлтиниш. Эрих был обескуражен и возмущён сыном, но всё-таки сумел «держать лицо». — Магда, спасибо, ты замечательно придумала. Молодые люди, жду вас в кабинете. Постараюсь до вашего прихода ознакомиться с газетами. Его Сиятельство резко встал из-за стола и направился к выходу. Рывком открыв дверь, он налетел на душераздирающе заоравшего кота — тот удостоился нелицеприятных эпитетов — и быстро направился в свои покои. — Что это с ним? — непонимающе спросил Альфред, в то время, как Магда выскочила за дверь пожалеть пострадавшего от графских ботинок Марселя. — Расскажу обязательно, — пообещал Герберт. — Рара в последнее время не перестаёт меня удивлять.***
Эрих, сидя за письменным столом, сосредоточенно размышлял. Он быстро прочитал заинтересовавшие его заметки и точно также, как Николаэ Спэтару, сделал правильные выводы, проследив путь Мариуса и Сары от Клуж-Напоки до Агниты. Картина вырисовывалась безрадостная: было понятно, что парочка мерзавцев направляется в сторону родной деревни Сары, в Пэлтиниш, откуда рукой подать до фамильного замка фон Кролоков. — Судя по всему, хороших новостей нет, — сухо сказал Его Сиятельство, едва в кабинет вошли Герберт и Альфред. — В любом случае, мы предупреждены, что уже немало. Теперь я готов вас выслушать. Альфред, нахмурив лоб, принялся рассказывать об увиденном во время короткого путешествия. Несколько раз Герберт добавлял свои реплики. Эрих слушал, не перебивая, и вскоре картина произошедшего стала ему полностью ясна, как если бы он сам побывал в Агните и в замке Поенари. — Вам повезло встретить Николаэ. Надо же, так совпало, что вы застали его в последний момент. Как ты считаешь, что теперь следует предпринять? — обратился фон Кролок к Герберту. — Нельзя допустить появления Мариуса в Пэлтинише, — ответил Виконт, не задумываясь: он уже взвесил произошедшее и оценил сложившуюся ситуацию. — Ты прав. Не только мы и Николаэ могли сделать схожие выводы. Проделки Мариуса и Сары наделали много шума и привлекли внимание властей. Очень не хочется, чтобы наша тихая обитель оказалась на заметке у губернатора. Уверен: он не забыл о смерти племянника от наших клыков. Самое неприятное, что может произойти — привлечение регулярных войск. Я, безусловно, не против того, чтобы власти освободили нас от Мариуса, но вряд ли им удастся, негодяй очень хитёр. Зато его кровавый след запросто может привести военных и газетчиков в Пэлтиниш. — И ты предлагаешь… — Да, ты правильно понял. Альфред переводил взгляд с названного отца на возлюбленного и поражался, как те понимали друг друга с полуслова; он-то даже не успевал осмысливать услышанное, и уж тем более — рассуждать. — Я полечу в Поенари и постараюсь разобраться с Мариусом раньше, чем они вновь наследят кровью. Признаюсь, девчонка меня удивила, — задумчиво закончил Эрих. — Каков учитель, такова и ученица, — резонно отметил Герберт. — Отец, неужели вы полетите один? Возьмите меня с собой! — вмешался в разговор молчавший Альфред. — Об этом речи быть не может, — отчеканил Граф. — Полетим я и Герберт, — замолчав на мгновение, добавил: — Иштван составит нам компанию. — Но почему, почему вы опять мне не доверяете? Считаете меня обузой, что я буду только мешать? — возмутился Альфред. — Я так никогда не стану настоящим бойцом! — Послушай меня и успокойся, — Эрих, смягчившись, положил ладонь на плечо юного Барона и терпеливо пояснил: — Во-первых, ты уже боец, более того — Спаситель бессмертных. Во-вторых, как я могу вместо тебя оставить Иштвана, пусть даже совсем ненадолго? Чтобы Батори распоясалась, почувствовав себя «калифом на час»? При тебе она не сделает ни одного резкого движения. Твоя задача ничуть не менее ответственная. Альфред слушал и кивал, соглашаясь. — Придётся идти в склеп на кладбище? — обречённо спросил он: юношу явно не прельщала подобная перспектива. — Эржебете не обязательно знать о нашем отсутствии, к тому же я не хочу налагать защитное заклинание на замок. Но если вдруг Графиня что-то пронюхает, вся надежда на тебя. — Как вы ей объясните отсутствие Иштвана? Эрих хмыкнул, а Герберт рассмеялся, словно Альфред сказал что-то забавное. — Обитателям кладбища я НИЧЕГО не обязан объяснять, и Батори, несмотря на её титул и амбиции, не исключение. Она чётко должна знать своё место. Более того, ей даже Иштван ничего не скажет, пусть Эржебета помучается, — с расстановкой говорил Его Сиятельство, словно вразумляя несмышлёное дитя. — Вот, кстати, и Куколь, очень вовремя. Раздался стук в дверь, и шаркающей походкой вошёл горбун. Он что-то пролопотал Его Сиятельству. Тот одобрительно кивнул и быстро написал записку. — Отнеси Иштвану, он мне срочно нужен. Когда верный слуга удалился, Эрих заговорил мягче. — Я вас отпускаю, отдохните с дороги. К тому же Герберту предстоит вновь покинуть замок, так что… насладитесь комфортом. Альфред учтиво склонил голову и вышел, Герберт, напротив, задержался и, прикрыв дверь, тихо спросил: — Как можно оставить замок без защиты? Или ты опять не договариваешь? — Твоя проницательность меня радует. Конечно, над замком будет защитный купол. Проверять руну не обязательно: полагаю, мы отлучимся ненадолго. Но Альфреду не стоит об этом знать, пусть мальчик чувствует серьёзность момента. — Но это нечестно, — возмутился Герберт, — зачем заставлять его переживать понапрасну? Chèri никогда не подведёт, но ему надо об этом знать. — Как мой сын и Спаситель бессмертных, Альфред ОБЯЗАН постоянно быть начеку. Хотя не могу не согласиться: он очень ответственный и уравновешенный, — а после небольшой паузы последовало, — особенно, когда вы не вместе. Герберт манерно закатил глаза и неожиданно поцеловал отца в щёку. — Я пойду? Мы еще обязательно поговорим, правда? Виконт выпорхнул за дверь и не видел, как Его Сиятельство улыбнулся ему вслед. «До чего же хорош!» — непробиваемый обычно фон Кролок почувствовал отцовскую гордость за красавца-сына.***
— Не хочу разлучаться с тобой, но Рара прав, как всегда, — Герберт, запахнув любимый атласный халат лилового цвета, сидел в кресле. Пальцы с длинными ногтями гладили мирно урчащего кота, но обращался Виконт, конечно же, не к нему. — Надеюсь, ненадолго. Я верю: у вас всё получится, — лежащий на животе обнажённый Альфред приподнялся на локтях. — Всё-таки жаль, что вы не берёте меня с собой. — Так надо. — Я понимаю, только… — Что? — Я другого не понимаю: ты завтра улетишь неизвестно на сколько, но почему-то занимаешься с котом. — Мой любимый мальчик хочет чего-то другого? — Герберт озорно прищурился и довольно улыбнулся. — Иду, mon Chèri. Блондин опустил кота на пол, встал с кресла и подошёл к кровати, протягивая руку Альфреду. Тот легко поднялся и одним движением сдёрнул с любовника скользкий атлас халата. Их пальцы сплелись, тела плавно двигались и тесно соприкасались, жаждали продолжения ласк. Юноши нетерпеливо слились в жадном поцелуе, впивались зубами и губами, вызывая глухие стоны, испытывая единственное желание — насытиться сумасшедшим, страстным соитием перед предстоящей разлукой. Оба, казалось, должны были уже привыкнуть друг к другу и не проявлять так бурно обоюдную страсть. Но нет, совсем напротив, узнавание помогало вечно молодым влюблённым постоянно находить новые грани наслаждения, радовать партнёра и не забывать о себе. Не договариваясь, они чётко сознавали, кому какая роль достанется именно в этот раз. Доходя до изнеможения в любовной игре, юноши испытывали мощную разрядку, каждый дарил не просто удовольствие от единения и мускусного вкуса мужской страсти, но и ощущение настоящего тепла, словно в жилах вампиров текла горячая кровь смертных. Альфред обнял возлюбленного; возбуждённый член, зажатый между двумя телами, увлажнил предсеменем обоих. Блондин легко подхватил любимого, чувствуя напряжение и тяжесть внизу живота от нарастающего желания заполнить собой обожаемого мальчика, ощутить его нежную, бархатистую тесноту, слиться, стать неделимым целым. Герберт опустил любовника на кровать и потянулся за флакончиком с маслом. Терпкий, солоноватый запах возбуждённых мужских тел слился с эфирными ароматами лимонника и мяты. Блондин, не скупясь, плеснул себе на пальцы — Герберт всегда был очень бережным по отношению к любимому. — Я словно приговорённый, получивший право на последнее желание, — шептал он милые глупости смотрящему на него с обожанием Альфреду. — Предпоследнее, — тихонько засмеявшись, уточнил тот. — Ты так легко от меня не отделаешься. А потом… Потом они отдохнут, и наверняка желание опять овладеет ими, заставляя забыть обо всём на свете, кроме друг друга, вновь и вновь разжигая пожар страсти, унесёт за границы реальности и разума, даря волшебное безумие прекрасного чувства. Так непременно должно было произойти, но… Резкий, душераздирающий вопль и шум падения прервал идиллию в самом начале. Герберт отшатнулся и увидел Марселя, раздражённого запахом афродизиака. Спина кота изогнулась дугой, уши прижались к голове, но вместо вопля уже слышалось шипение. На полу лежал сброшенный со стола бронзовый подсвечник, благо, не зажжённый. — Ах ты, мерзавец! — разозлился Герберт и, пребольно впиваясь ногтями, схватил Марселя за шкирку, намереваясь выдворить наглого нарушителя. — Отпусти его, не зли! — воскликнул Альфред. — А то хуже… Взбешённый Герберт, казалось, не слышал, он отнёс кота, перебирающего лапами в воздухе, к дверям ванной. Марсель уже не шипел, а глухо, утробно рычал, что свидетельствовало о крайней степени раздражённости животного. Извернувшись, кот впился когтями в белоснежную руку хозяина, столь грубо обходящегося к ним. Всё произошло практически мгновенно. — …будет, — растерянно закончил Альфред, глядя, как провинившийся питомец кубарем полетел в тёмную ванную комнату и остался за захлопнутой дверью. — Какая дрянь, — скорее с удивлением, чем со злостью произнёс Герберт, глядя на глубокие царапины, быстро чернеющие от выступающей крови. Альфред собирался зализать кровавые дорожки от кошачьих когтей, но не успел: вновь раздался истошный вопль, и сразу же последовал грохот металлического предмета о каменный пол и звон разбиваемой посуды. Марсель, брошенный Виконтом не глядя, но с силой, угодил точно в таз с ароматной водой для умывания. Несколько мгновений перепуганное животное пребывало в ступоре, а затем выскочило и принялось метаться, круша всё на своем пути. Многочисленные флаконы и баночки, стоявшие на туалетном столике, оказались раскиданы по полу. Герберт распахнул дверь, и перед глазами бессмертных предстала картина разгрома аристократической ванной комнаты. Осколки бесценной вазы династии Мин, разбросанные флаконы, перевёрнутый таз на каменном полу, залитому душистой водой, и в центре — сам виновник учинённого безобразия, маленький и жалкий. Марсель смотрел несчастными глазами и тряс задними лапами, пытаясь избавиться от воды; намокший хвост, обычно очень пушистый и красивый, обвис, будто обрывок старой, мокрой верёвки. Стоило Герберту протянуть руку, как кот метнулся в сторону, пытаясь спрятаться за Альфреда. Юноша поднял перепуганного Марселя и прижал к себе. Кот задрожал ещё сильнее от прикосновения холодного тела, сердце животного забилось часто-часто, но испуганный питомец так и не спрыгнул с рук на пол. Виконт протянул полотенце, и Альфред завернул страдальца, при этом пожурил, точно животное могло понимать его: — Ну нельзя же быть таким бестолковым, самому плохо теперь. — И ужасно наглым, — добавил Герберт. — Умудрился разбить вазу, которая стоит целое состояние. — Неужели тебе его не жалко? Он сильно испугался. Альфред отнёс кота в комнату и оставил в кресле, а сам вернулся в ванную: предстояло убрать последствия кошачьего безумства. — Мы же ничего не скажем отцу? — спросил Альфред, кивнув на осколки вазы. — Нет, конечно. Надо выбросить в реку, так надёжнее всего, — предложил Герберт, складывая в таз осколки бесценного китайского фарфора XV века. — Вас не будет, и я всё сделаю, — пообещал юноша. — Да-да, как только мы улетим, сразу избавься, — поддержал блондин и добавил, как-то странно посмотрев и выделив первое слово: — СРАЗУ, а то потом вдруг забудешь. Альфред отметил необычное поведение возлюбленного, но не подал виду. «Будет время во всём разобраться», — справедливо рассудил он, покидая ванную вслед за Гербертом.***
— Я же тебя предупреждал, — неожиданно голосом Его Сиятельства и с особой фон кролоковской невозмутимой интонацией произнёс Альфред. — Ты пожинаешь плоды собственной глупости. Марсель поднял голову и встревоженно напрягся, услышав голос Графа. Молодые люди переглянулись и рассмеялись. — Только не говорите, Ваше Сиятельство, что мы должны отправиться спать! — подхватил игру Герберт. — Я протестую! — Ну ладно уж, — снисходительно ответил Альфред и хмыкнул, совсем по-графски, — так и быть, не возражаю. Казалось, произошедший инцидент не испортил любовникам настроения. Оба быстро успокоились, но ещё немного поговорили на эту тему. — Ты что, забыл: нельзя трогать кошку, если она шипит? — удивился Альфред. — Лучше её оставить в покое, она так предупреждает. — Я не знал этого. У меня были лошади и охотничьи собаки, а кошки никогда не было. Считалось, что наследнику не пристало проводить время в играх, словно дворовому мальчишке, — вздохнул Виконт. — У мамы была кошечка Рейна, но она ушла, когда мама умерла. Так что хвостатых друзей и канареек у меня никогда не было. — Как странно: ты, такой богатый, не имел ничего, что имеет любой мальчишка во все времена, — удивился Альфред. — Я подбирал брошенных кошек и приносил домой, и выпавших птенцов тоже. Однажды у меня три месяца жила ворона с перебитым крылом. — И как нам теперь быть? — Герберт резко сменил тему. — Кот не переносит запахов, но я не намерен становиться аскетом и исповедовать целибат! Особенно накануне расставания. Марсель словно понял, что говорят о нём. Он выбрался из полотенца и, спрыгнув на пол, принялся ластиться к Герберту. — Что же с тобой делать, приятель? Ты нам мешаешь, так что извини, — Виконт вновь надел халат и, запахнув, туго затянул пояс, — отведу его к Магде. — А если она с отцом… — сомневался Альфред, — ну ты меня понял… Лучше сразу к Куколю на кухню. — Нет, именно к Магде, от неё Марсель не захочет убегать. Поверь: наш Пигмалион если чем и занят, то наверняка не свиданием со своей élève(1).***
Герберт не дошёл до комнат Магды: едва выйдя из покоев, он столкнулся с Его Сиятельством. Эрих усмехнулся, увидев сына в разгар ночи в халате и с котом в руках. — Как вижу, ты буквально воспринял мои слова о наслаждении комфортом, — вновь хмыкнул он. — Попробуй, угадаю. Француз вам помешал, верно? Оставь его со мной и возвращайся к себе. Но днём ты должен спать в усыпальнице. — Твоя проницательность просто невероятна. Действительно, кот нам мешал, — Виконт совсем не удивился переименованию Марселя во Француза. — Избавь меня от подробностей, — лицо Эриха вновь приняло безучастное выражение, — пока я не придумал для тебя другое, менее приятное занятие. — Пусть Куколь принесёт нам крови, мы не придём в столовую, — блондин ни на мгновение не поверил в серьёзность слов отца, и был совершенно прав. — Какой же ты наглец, Герберт. Но я не могу тебе отказать, ступай к своему bien-aimé(2). Дважды повторять не потребовалось. Его Светлость словно растворился в воздухе, торопясь в свои покои.***
Эриху не составило ни малейшего труда заставить кота послушно семенить рядом с ним: стоило лишь взглянуть — и тот готов был повиноваться. Открыв дверь, он запустил животное в кабинет и перестал воздействовать на него. Марсель забился в угол. Граф же, словно забыв о нём, подошёл к резному шкафчику, достал плетёную бутыль и налил вина в высокий бокал. Фон Кролок прекрасно понимал, что нужно сосредоточиться и продумать дальнейшие действия, но ему совсем не хотелось вспоминать о ненавистном Мариусе и его спутнице. Встретив сына в самом игривом расположении духа, Его Сиятельство вдруг почувствовал… нет, не зависть к счастью сыновей. Он, как никогда остро, ощутил собственное одиночество. Раньше, до появления Альфреда, отец и сын пребывали в многолетнем оцепенении, тогда обоим казалось вполне естественным и неизбежным подобное состояние. Рутина и скука полностью поглотили Графа. Прошлое казалось бесконечно далёким, сумасшедшая любовь и былые приключения утратили яркие краски, а давние события не-жизни представлялись расплывчатыми, утратившими очертания реальности. Наблюдая за возрождением сына, Эрих был по-настоящему счастлив. Чувства давней вины и непонимания стали отходить на задний план, вечный ребёнок наконец-то не просто повзрослел, но и обрёл уважение членов клана. Граф понял, что наконец может перестать контролировать каждый шаг своего наследника. Когда-то Его Сиятельство пожертвовал собственным счастьем, наказав себя одиночеством за былые ошибки, нёс ответственность за содеянное достойно и безропотно, с высоко поднятой головой. Если бы фон Кролок верил в Бога смертных, то посчитал бы это карой, наказанием за грехи. Своеобразная епитимья(3), помноженная на бесстрастность не-мёртвой сущности, сделала его равнодушным и желчным. Наблюдая со стороны, Эрих удивлялся людским страстям и порокам смертных, презирая их за слабость и непостоянство. В последнее время безучастный вампир словно очнулся от долгого сна и неожиданно осознал, что тоже вправе рассчитывать на счастье. Но его возлюбленный Витторио был слишком далеко, их взаимные письма давно утратили былой романтический флёр и стали напоминать сухие отчёты. Эрих обстоятельно писал о происходящих на вверенном ему кладбище событиях, в ответ получал ожидаемые дельные советы или дежурное дружелюбное одобрение. После расставания он долго страдал и мучился ревностью, считая (совершенно справедливо), что Герцог Вентурини не будет вести себя, точно монах. При активном образе существования дона Вито, с постоянным пребыванием его в аристократическом обществе людей и не-мёртвых при дворах европейских монархов, уповать на верность Витторио было бы крайне наивно. Эрих оказался совершенно в другом положении: находясь в замке, затерянном в глуши Карпатских гор и общаясь лишь с обитателями кладбища, фон Кролок чувствовал себя одиноким путником на бесконечной, унылой дороге бессмертного бытия. У него даже в мыслях не мелькнуло найти себе пару среди мужчин-вампиров. Однолюб, воспитанный в традициях дворянской чести, Его Сиятельство так и не смог забыть герцога Вентурини. С женщинами дело обстояло иначе: фон Кролок был вдовцом, тут об измене речи не шло. Но с кем он мог обрести счастье? Хищницы, подобные Графине Батори, вызывали у него стойкое отвращение, а «гостьи Бала», местные простушки, попадавшие в замок путём обмана, оказывались на редкость ограниченными и необразованными. По установившейся за века традиции Эрих соблазнял их, не испытывая ни малейших угрызений совести. В конце концов, по принуждению ни одна из девиц не попадала в замок, и ложе с сиятельным вампиром-красавцем они делили добровольно и весьма охотно. Внезапное появление Магды, оказавшейся к тому же особой благородной крови, потомком Габриэлы и Герберта, виделось сначала удачным стечением обстоятельств. Тем более, умирающая Габриэла предсказала эту встречу. Граф лукавил, говоря сыну, что хочет сделать очаровательную блондинку лишь ученицей: узнав Магду получше, Эрих решил покончить с затянувшимся холостяцким существованием. В первое время казалось, что так и произойдёт. Но очень скоро фон Кролок понял, что ошибается. Достойная во всех отношениях вампирша могла стать хорошей спутницей и верной женой, но она не сумела завоевать бессмертное сердце главы клана. Эрих действительно относился к Магде, как к воспитаннице, опекал и оберегал её, помогал свыкнуться с новой сущностью, окружал уютом и заботой. Но даже часы сладостной близости в графской спальне ничего не изменили: он полюбил Магду, словно собственную дочь, почти так, как любил Альфреда. Неожиданно для себя Граф фон Кролок стал многодетным отцом, как бы это парадоксально не звучало по отношению к вампиру. Эрих обрёл семью сразу с тремя детьми, но сам оставался по-прежнему одинок. *** Граф задумчиво рассматривал бокал с вином. Янтарная жидкость на просвет казалась раскалённой. Свечи отбрасывали языки пламени и словно зажигали благородный напиток — на столе стоял зажжённый канделябр-жирандоль, освещавший кабинет, как днём. Пригубив вино, Эрих взял перо и, макнув в чернильницу, начал торопливо писать, даже не присев. Ровные, чёткие строки быстро ложились на белую поверхность плотной писчей бумаги: В его саду есть маленькая дверь — Преддверие сладчайшего недуга… Бог Одиночества теперь Стал моим другом. Накрыв мой путь заснеженным плащом, Меня впустил он в эту дверцу… И тишина, ползущая плющом, Скользнула в сердце… Здесь гостем быть — невиданный почет… Как нежен он со мною, и бесспорно — Ему мой плащ к лицу, ему идет Мой перстень чёрный! И плавный свет, и брошенный нарцисс… Здесь все на удивленье постоянно — Навечно замурованный каприз В полу стеклянном… И только тени движутся сквозь лёд, Как лодочки к заоблачному устью… Пусть он меня ни в чем не упрекнет… Но ни за что на свете не отпустит… Фон Кролок облегчённо вздохнул — он боялся не успеть записать внезапно пришедшие на ум строки — и с удивлением перечитал их. Это были первые стихи, написанные им в посмертии. «Пусть он меня ни в чем не упрекнет… Но ни за что на свете не отпустит…» Переносицу прорезала поперечная морщина. «Как странно… Я — и вдруг стихи. Раньше Вито их писал, а теперь я. Становлюсь сентиментальным, — уже не в первый раз подумал Эрих. — Думает ли обо мне хотя бы изредка? Письма его стали до неприличного короткими и очень редкими. Я же вспоминаю его всё чаще и чаще». Он неожиданно почувствовал еле слышный удар мёртвого сердца, затем ещё раз. «Это уже серьёзно», — вновь отрешённо прозвучало в голове. Но бессмертному совсем не хотелось анализировать происходящее с ним и делать выводы. Граф снял с пальца и рассматривал кольцо с рубином необычного цвета, подарок первородного. Но не кольцо волновало трёхсотлетнего носферату, а воспоминание о том, как сразу после обращения, едва он проснулся и выпил первый раз крови, Витторио надел ему на палец бесценный артефакт. «Мы поклялись никогда не расставаться, а что в итоге? Остались только воспоминания». Эрих сел в кресло и из-под полуприкрытых век смотрел на картину, висевшую над камином. Каждый мазок на полотне был ему прекрасно знаком, но он любил разглядывать работу, автором которой был Витторио. В последнее время Эрих ловил себя на мысли, что слишком долго и часто замирает около скромного тосканского пейзажа, который ему не довелось увидеть при солнечном свете. Он не заснул и не увидел сон (Граф, став бессмертным, утратил способность наблюдать за играми спящего разума - совершенно обычного для людей и вампиров состояния), а погрузился в воспоминания. Давние события вновь и вновь не давали фон Кролоку покоя. Вот и сейчас Эрих чётко представил картинную галерею с шедеврами Микеланджело в palazzo Вентурини в Неаполе, казалось, ощутил свежесть зимнего средиземноморского воздуха и чувство первого полёта, Бал во дворце заклятого «родственника» Чезаре Борджиа… А затем имение в Тоскане и виноградник, оплетавший просторную беседку, под сенью которой они неистово предавались страсти и не могли насытиться друг другом, словно юные влюблённые мальчишки; со смехом срывали зрелые, сочные ягоды… Тогда, выйдя из беседки, при свете полной луны Эрих обратил внимание на необычную мозаику в замощённом камнем дворике — лежащего чёрного кота с внимательным взглядом янтарных глаз. Витторио умилился, глядя на любовника, осторожно переступившего через мозаичное изображение. «Он совсем как живой!» — прозвучало шутливое оправдание смущённого фон Кролока, и прекрасный итальянец накрыл его губы своими губами... Стук в дверь прервал сладкую дрёму. Эрих с недоумением увидел кота, уютно устроившегося на его коленях и собственные пальцы, перебиравшие шёрстку животного. Граф резко поднялся, Марсель с недовольным мяуканьем соскочил на пол. — Ваше Сиятельство, — раздался снаружи голос Иштвана, — Вы приказали мне прийти. — Подожди четверть часа, — прозвучал в ответ недовольный голос. — Слушаюсь. «О, Тьма! Надо брать себя в руки!» — недоумению фон Кролока не было предела: внизу живота разлилась мучительная, болезненная тяжесть, а член в состоянии полной готовности натянул ткань брюк. Эрих спешно пошёл в спальню: не в кабинете же было доводить себя до финала. — А ты куда? Брысь! — отогнал он Марселя, направившегося вместе с ним изучать незнакомое помещение. Обиженный кот поджал хвост и вернулся в кабинет. Считая себя почти хозяином, он вновь запрыгнул в кресло Его Сиятельства. «Стыд какой», — поморщился Эрих и стиснул зубы. Обхватив член и, ощутимо сжав и быстро двигая рукой по стволу вверх-вниз, он довёл эрекцию до семяизвержения. Тягучая, густая сперма стекала по пальцам на расправленное полотенце. Произошедшее не могло доставить ни радости, ни удовлетворения, а лишь чувство облегчения и недовольство собственной слабостью. Непросто было успокоиться, но уже через четверть часа Граф с невозмутимым видом беседовал с Иштваном, обсуждая предстоящую отлучку из замка.***
В покоях Его Светлости, между тем, царила полная гармония. Больше никто не мешал влюблённым. Герберт, едва войдя в спальню, вернулся к занятию, от которого так некстати отвлёк Марсель. Альфред смог оценить нежность любимого принца, и с благоговением отдавался возлюбленному, то шепча, то выкрикивая его имя. Тела влюблённых блестели от ароматического масла, воздух в комнате был пропитан афродизиаком. Все проблемы оказались забыты в чудесные минуты взаимного удовольствия. Герберт недолго сдерживал себя, и оргазм последовал довольно быстро. Это могло означать только одно: обязательно последует продолжение любовной игры, но уже по другим правилам. Блондин, многие годы бывший лишь повелителем череды меняющихся партнёров, обретя настоящее чувство, открыл самого себя иным рядом с любящим Сhèri. Ему нравилось подчиняться Альфреду, нравилось, как юный любовник доминировал. Не только любить самому, но и быть любимым оказалось настолько прекрасно, что Герберт всё чаще хотел почувствовать себя «нижним», изыскивая каждый раз новые, неизведанные раньше оттенки удовольствия. Альфреду в первое время было в диковинку подобное: он привык, что соитие происходило по-другому, когда Герберт то бережно, то, напротив, несдержанно обладал им, и не сразу принял иное положение дел. Сначала вообще подразумевалось, что это произойдёт лишь однажды и позволит Виконту излечиться от старой душевной травмы, сродни способу исцеления, но бессмертному блондину очень понравилось заниматься любовью по-новому. Прекрасный принц дарил себя обожаемому мальчику и был безмерно счастлив, что может наградить Альфреда чувством обладания своим телом, отдаваясь во власть юного господина, принимая его правила сладостной игры и изыскивая новые возможности получить удовольствие. Между тем, в не-жизни бывшего студента произошли события, изменившие не только характер, но и его поведение. Он был уже не стеснительным юнцом, а вампиром, почти равным по силе Герберту. В обычном общении это не казалось заметным: молодой носферату по-прежнему выглядел скромным и деликатным, но в критическую минуту проявлял несвойственные ему раньше жёсткость и непреклонность, как с удовольствием говорил Виконт, «малыш показывает клыки». Бесстрашие и смелость наложили свой отпечаток и на интимную сторону вечной жизни Альфреда. В общей спальне, безошибочно чувствуя партнёра, юноша делал всё для того, чтобы доставлять наивысшее блаженство обоим. В ту ночь он был то бесшабашно дерзким и настойчивым, даже жёстким, то внезапно ослаблял натиск, продлевая сладостное удовольствие и вырывая стоны разочарования опьяненного страстью Герберта. Покидая трепещущее тело и вновь резко входя сзади на всю длину, Альфред громко стонал, впиваясь до крови ногтями в белоснежную кожу своего принца. Герберт, однако, перехватил инициативу, уложил партнёра на спину и оказался сидящим сверху. Насаживаясь до основания члена, он двигался быстрее и быстрее. Но темп его вдруг замедлился: опираясь на ладони отставленных назад рук, блондин неторопливо стал вращать бёдрами, словно раскачивался в неведомом чувственном танце, обволакивал собой и направлял достоинство любовника, задевая раз за разом бугорок magico puntо, замирая и вновь плавно двигая бёдрами, как танцующая одалиска. Альфред, запрокинув голову и вцепившись пальцами в простыню, подавался навстречу, и больше не сдерживал себя, кончил мощно внутри обволакивающей, шёлковой тесноты. Наполняя Герберта любовными соками изнутри, юноша получал доказательство взаимности — напряжённый, тяжёлый член блондина пульсировал и изливался белыми перламутровыми струями, причудливыми узорами покрывавшими подрагивающий живот Альфреда. Обессиленный Герберт рухнул на любовника, не отпуская его из себя, и лишь спустя несколько минут с сожалением расстался с опустошённым Cheri.***
— О чём ты думаешь? — Герберт склонился над любовником. Тот лежал, полуприкрыв глаза и улыбался. — Мы с тобой жуткие эгоисты. Вокруг столько проблем, а у нас нас словно медовый месяц, не вылезаем из кровати не только днём, но и ночью. Знаешь, я чувствую себя неприлично счастливым, — улыбка не сходила с лица Альфреда. — Как же я хочу, чтобы поскорее состоялось наше венчание. — Придётся идти в усыпальницу, а так не хочется. Но пока что рано. Кстати, об обряде. Рассказать, как он проводится? — Конечно! — юноша очнулся от приятной дрёмы и с интересом смотрел на возлюбленного, ловя каждое слово. — Венчание проходит на кладбище у алтаря, при склепе, когда на небе засияет полная луна, а стрелка часов укажет полночь. Идеально, если обряд проводит создатель одного из новобрачных. Пара должна произнести священную клятву, а потом жених испивает кровь невесты, вонзая клыки ей в шею. Невеста же одновременно испивает кровь из запястья левой руки своего жениха. Затем молодожёнов просят поцеловать друг друга, дабы оба ощутили, как кровь смешивается в их устах, и они надевают друг другу обручальные браслеты. После этого союз считается заключённым и священным. — И кто же из нас муж, а кто — жена? — нервно рассмеялся Альфред. — Хвала Тьме, мы существуем не по законам смертных. Просто мы дважды укусим друг друга и дважды обменяемся кровью, каждый, как жених и как невеста. В таком союзе у супругов равные права. Глупенький, неужели ты думаешь, что такой брак, как у нас, исключительная редкость среди не-мёртвых? — Герберт улыбнулся наивности любовника. — Я очень хочу, чтобы нас обвенчал мой создатель, Герцог Вентурини. Тем более, никто из нас, даже Рара, не знает текста клятвы, поэтому у нас на кладбище обряд ни разу не проводился. Без присутствия Витторио церемония станет бутафорской, потеряет смысл и магическую силу. Из коридора послышался стук каблучков, и в дверь деликатно постучали. Герберт, обернув бёдра полотенцем, прошёл в гостиную и открыл дверь. — Ваша Светлость, — бодро начала Магда и смущённо опустила глаза, увидев Виконта в довольно откровенном виде, — я принесла вам кровь. — Как мило, опять напиток с шоколадом. Спасибо, — словно не обратив внимание на замешательство девушки, поблагодарил он и ослепительно улыбнулся. Не поднимая глаз, Магда присела в реверансе и поспешила удалиться. — Твоя подружка едва не лишилась дара речи, увидев меня во всей красе, — усмехнувшись, сообщил Герберт и кокетливо повёл плечами. Альфред был неприятно удивлён. — Зачем ты вообще открыл дверь? Магда оставила бы поднос на столике за дверью и ушла. Не в таком виде обычно… Герберт был доволен: именно такой реакции он и ожидал. — А ведь тебе не понравилось, mon Сhèri, что мою красоту увидел кто-то, кроме тебя, — зелёные глаза насмешливо блеснули, — и пусть это всего лишь женщина. Теперь ты понял, что чувствовал я, когда ты любезничал с Магдой? — Вообще-то, в отличие от тебя, я был одет, — парировал Альфред. Следовало бы обидеться, но юноша принял бокал из рук Герберта и выпил, а затем совершенно серьёзно ответил: — Понял. Прости меня. — Я давно простил, но решил показать, что чувствовал тогда, — Виконт с удовольствием отпил из бокала. — Всё же здорово Магда придумала с шоколадом. — Ты обещал рассказать, что происходит с отцом, — напомнил Альфред. — Ему сейчас непросто, я это вижу и понимаю, почему. Витторио пишет очень редко, Рара обиделся и даже не отправил ему письмо, но я исправил эту оплошность. — И что же ты написал дону Вито? — Во-первых, о возникших из-за Мариуса проблемах, ещё рассказал о тебе, ну и так, разные мелочи. — Он знает о Магде? Прости, что лезу не в своё дело. — Знает, конечно. Рара сразу написал Витторио, когда у него появилась воспитанница. — Не виляй, Герберт. Ты же понял, о чём я подумал. — Хорошо. Я написал, что Рара устал от одиночества и устал ждать, что старался забыть его, но не сумел. Если отец действительно дорог Герцогу — а я действительно так считаю — Витторио приедет. Теперь, когда я счастлив с тобой, видеть Рара таким особенно тяжело. Вот и с Магдой у него ничего не получилось. — Ты бы должен радоваться этому, разве не так? — Ну сначала я был против неё, как против любой женщины в нашем замке, а потом понял: лучше Рара рядом с Магдой, но в хорошем расположении духа, чем хмурый, вечно недовольный и одинокий Его Сиятельство. Тем более, я чувствую свою вину в том, что его счастье не состоялось. По-моему, Витторио и отцу пора поговорить откровенно. — Они давно не вместе? — Проще сказать, сколько они были вместе — немногим больше четырёх лет. Два года в Европе и два года в нашем замке. Затем я уехал с Витторио, гостил у него в Неаполе и Венеции, потом в Тоскане. Я же немного рассказывал. — Да, я помню. А дальше? — Дальше? Почти ничего: несколько раз Рара бывал в Европе, но это были короткие свидания, он всё время спешил обратно: опасался за меня и при этом злился из-за того, что не может быть вместе со своим Вито. Я видел только его недовольство и не чувствовал заботу. Знаешь, ведь он даже приревновал меня, когда я вернулся из Италии один. Решил, что Герцогу стыдно смотреть ему в глаза, поэтому он не привёз меня в замок, а отправил одного, — вздохнул Герберт. — Так что сам понимаешь, как всё непросто было и продолжается до сих пор. — Но я тоже тебя приревновал к синьору Витторио, когда нашёл книгу в кабинете у отца. — Какую книгу? — пришёл черёд блондина удивиться. — Старинную рукописную книгу. Там много иллюстраций и описаний разных любовных поз, с дарственной надписью от Витторио Вентурини. Ты там изображён на всех рисунках. Герберт ошарашенно захлопал глазами. — Я думал, этой книги давным-давно не существует. Отец был взбешён, когда её увидел. Он навыдумывал себе невесть что, а теперь и ты тоже. Сhèri, ты же не думаешь, что я… — Не знаю, что и подумать. Мне было неприятно увидеть ЭТО, хотя рисунки великолепные, и ты там очень красивый. А потом книга стала притягивать, точно магнит; я всё время думал о тебе, когда рассматривал рисунки. — Альфред, зачем ты затеял этот разговор! — с досадой продолжил блондин. — Нет, вы оба ошибаетесь. Витторио был со мной предельно откровенным, рассказал о себе и об отце всю правду. Он честно старался излечить мою душу, знакомил не только с красивыми, знатными вампиршами, но даже со смертными девушками. Дон Вито пытался найти мне подходящую партию, но женщины ни разу меня не заинтересовали, разве что в качестве собеседниц. А что касается остального — я не желаю пить кровь женщин, считаю это недостойным настоящего носферату. — А как же книга? — Что ты ко мне пристал, вцепился, как клещ? Да-да-да, тот самый художник, который оформил книгу иллюстрациями, был моим первым любовником, — Герберт заметно раздражался. — Теперь ты доволен? Ни к чему называть его имя. Его давно уже нет, оставь в покое того, кто умер три столетия назад. — Три столетия, — задумчиво повторил Альфред, словно не мог осознать истинный смысл огромного временного промежутка. — Так что, получается, отец и дон Вито три столетия не могут быть вместе?! — от удивления глаза у парня округлились. — Я, если не вижу тебя всего сутки, схожу с ума, а тут ТРИ столетия. Бедный отец! — сокрушался юноша. — Да, именно так, — согласно кивнул Герберт. Признаться, он был рад, что Альфред легко отвлёкся от разговора о художнике и больше не возвращался к щекотливой теме. — Им уже давно пора определиться. — Молодые люди, — внезапно, как гром среди ясного неба, раздался голос Его Сиятельства: Эрих не вошёл в спальню, а стоял посреди сиреневой гостиной и едва не прожигал сыновей взглядом. — Вы были так увлечены обсуждением моей скромной персоны, что не услышали стука в дверь. Пора в усыпальницу. — Что же ты услышал? — бесцеремонно спросил Герберт. — Более, чем достаточно. Никогда не думал, что стану объектом пересудов у собственных сыновей, — холодно ответил фон Кролок и вышел из покоев сыновей. — Очень некрасиво получилось, — огорчился юный Барон. — Это я виноват, не закрыл дверь на ключ. Попались, как мелкие воришки, — с досадой ответил Герберт. — Не переживай, я потом поговорю с Рара.***
День бессмертное семейство в полном составе провело в усыпальнице. Даже Магда спустилась вниз и составила компанию фон Кролокам. Герберт и Альфред, немного повозившись, угомонились: слишком насыщенной выдалась у них ночь, начавшаяся в замке Поенари и закончившаяся под гневным взглядом Его Сиятельства в покоях наследника. Магда долго фантазировала, увлечённая мыслями разнообразить пищевой рацион обитателей замка. Много лет девушка прожила в деревне, умела хорошо готовить и любила вкусно поесть. Ей надоело однообразное насыщение кровью, именно поэтому Магда решила пофантазировать с шоколадом и ванилью. Надежды оправдались — мужчины оценили её удачную идею, и вампирша вдохновилась новым в бессмертии, но таким знакомым по человеческой жизни занятием. Тем более, раньше она готовила без удовольствия под неприязненным взглядом Ребекки и язвительными репликами Сары. Теперь же она старалась для действительно дорогих ей не-мёртвых. Глава клана, как обычно, не спал дольше остальных. Продумывая план действий, он постоянно отвлекался на совсем лишние именно теперь мысли. Но, увы: чувства имели власть и возобладали над внешне холодным и сдержанным Графом фон Кролоком. В очередной раз он понял, что давно пора измениться, отвергнуть унылое и безрадостное существование; Эриху больше, чем когда бы то ни было, не хватало рядом крепкого плеча и нежных объятий возлюбленного Вито. Случайно услышанный разговор сыновей лишний раз убедил в этом.***
Едва стемнело, как из замка вышел Герберт и скрылся за воротами. К счастью, место не просматривалось с кладбища, и уход Виконта оказался незамеченным. Альфред, на всякий случай, не пошёл его провожать. Прощаясь, Герберт вновь напомнил о необходимости убрать разбитую вазу и при этом выразительно посмотрел на любимого. С Иштваном получилось не так просто: Эржебета остановила его, когда староста, одетый по-походному, уходил с кладбища и собирался направиться в сторону замка. Ни угрозы, ни уговоры не заставили его заговорить, и раздосадованная хозяйка кладбища вернулась в свой склеп обсуждать происходящее с Леди Скарлетт. Несдержанная и впадающая в ярость от гораздо меньшего неповиновения, она порывалась пойти в замок и потребовать разъяснений у фон Кролока, но подруга уговорами и лаской убедила её не совершать глупость. Эрих покинул замок последним, заполнив руну на балконе кабинета смесью ракитника и соли и прочитав магическое защитное заклинание. Гийом Геффс, в пылу спора с братом задрав голову, не обратил внимание на одинокого крылана, удалявшегося в сторону леса. Исчезновение из замка Графа и Виконта осталось незамеченным. Вскоре все трое встретились в условном месте близ заброшенной дороги в Пэлтиниш, и в небо над лесом одновременно взлетели три летучие мыши.***
Альфред сидел в кухне и молчал. Рядом хлопотала Магда, раскладывая по пакетикам специи. Юноше казалось, что он вернулся в недавнее прошлое, когда Эрих и Герберт, оставив его в замке за хозяина, улетели в Сибиу. Правда, это было зимой, а теперь весна вступила в свои права, и разница всё-таки существовала: длинный световой день оставлял бессмертным мало времени и возможностей для бодрствования. К тому же раньше у юного Барона была поддержка в лице Иштвана, а теперь он остался только с Магдой и Куколем. И с котом. Марсель молча сидел под столом, поддавшись общему унынию.***