Расстояния

Дни до выезда в Аахен оказывались до неприличия загруженными всякими мелкими делами. То нужно было связаться с руководителем делегации, то созвониться с принимающей стороной, то в Миграционную службу позвонить для уточнения административных вопросов. Алеша действовал госпоже Хартман, Наталии Леонидовне, на нервы своим игривым тоном, общаясь то с одной барышней, то с другой, добавляя легкие восхищенные нотки в тон при общении с мужчинами, и усердно отстукивал все новые мейлы господам из России. Он даже подумывал заявиться на работу в новом костюме, чтобы продемонстрировать госпоже Наталии Леонидовне ее командировочные, но его еще покупать надо было, а на это сил не оставалось. Расчетный листок с зарплатой госпожа Хартман положила на Алешин стол с каменным лицом. - Мог бы и потише жизни радоваться, - бросила она через плечо, идя к своему столу. - Ах, Наталия Леонидовна, как же мне не радоваться жизни? Еду в такой дивный Аахенский треугольник, что сам себе завидую. Да и наконец-то избавлюсь от хронических ауфтрагов (1) сверх рабочего времени, которые вы с такой радостью на меня спихиваете. Просто удивительно, как может быть прекрасна жизнь вдали от рабочего места, - насмешливо пропел Алеша, кокетливо приподняв брови. – Сынулечка ваш здоров, надеюсь? А то он так удобно заболевает, просто удивительно. Сестрица ваша всем своим знакомым кранкеншайны (2) выклянчивает, или только семье? Наталия плюхнулась в кресло и угрюмо посмотрела на него. - Что бы ты понимал в жизни, блондинчик хренов, - буркнула она и уткнулась в компьютер. - Попрошу, - отстраненно огрызнулся Алеша, читая очередной мейл из далекого и загадочного сибирского города с очередными требованиями, пожеланиями и согласованиями. Ну вот в Берлин не надо лететь, пожалуйста, хмуро подумал Алеша, читая послание. Это же их лишние два часа и почти двести километров переть, а там же автобаны один за одним под завязку загружены. Удовольствие выше среднего. Чем их Гамбург не устроил? Закатив глаза, Алеша потянулся за кружкой с почти остывшим кофе, сделал глоток, проверил телефонные сообщения и откинулся на спинку кресла. – У меня русые волосы. - Блондинчик – это не цвет волос. Это тип когнитивной системы, - вскинула голову Наталия. – Ты просто маскируешься. Не удивлюсь, если ты себе машину под цвет галстука выбирать будешь. - Ни в коем разе! – возмутился Алеша. – Разумеется, под цвет штиблет. Под цвет галстука – моветон. Вы же не покупали себе «Да-ачу», - Алеша с особым удовольствием растянул слово, гримасничая и по-лягушачьи растягивая рот, - под цвет помады. Нет, все цивильно, под цвет сумочки; так не требуйте же от меня невозможного! – патетически закончил он, драматично приложил пальцы ко лбу и, кося глазом, перечитал новое сообщение. От Марика. С требованием выпить пива. - Вот появится у тебя семья, посмотрю, как ты домой спешить будешь, - пригрозила Наталия. Алеша посмотрел на нее исподлобья, скептически поднял брови и повернулся к компьютеру с целью объяснить этому твердолобому руководителю делегации, что Берлин не вариант. Наталия посмотрела на него, сурово сдвинувшего брови и плотно сжавшего губы, и подняла глаза к потолку. Драматично вздохнув, она начала лениво щелкать мышкой, время от времени чередуя эти звуки с барабанной дробью клавиш. Работает, - подумал бы с уважением дилетант. По шоппинг-сайтам тягается, - твердо знал Алеша. Руководителя удалось переубедить, Алеша набрал Марику сообщение, из которого явствовало, что он не очень хорошо думал о плебейских привычках того глушить пиво посреди недели. Буквально через пару минут пришел ответ, в котором его ставили в известность, что за Мариком следует заехать в восемь вечера. Алексей не выдержал. - Марат, ты в курсе, что ты мудак? – сурово произнес он, когда до него донесся голос Марика из динамиков. – Ну вот скажи, не можешь других собутыльников найти? Наталия покосилась на него и многозначительно подняла брови. - Алекс, мне нужно дружеское плечо и не менее дружеская поддержка, - стоически заявил Марик. - Что, опять жрать нечего? - поинтересовался Алеша, открывая документ для перевода. - Нет. Моя жизнь, моя свобода, моя независимость под угрозой, - патетически воскликнул Марик. У Алеши вытянулось лицо. На угрозу тюремного заключения не похоже. До такого Марик явно не докатится, глубоко в спинном мозге у него все же сохранились остатки здравого смысла. - Ты куда влез, гад? – встревоженно спросил он. - Вот заедешь за мной – расскажу. – Сурово отозвался Марик. – А сейчас мне работать надо. - Тебе – что? – опешил Алеша. – Ты – и работаешь?! Марик, от этого же морщины заводятся! - Тараканы заводятся. А морщины украшают настоящих мужчин, - философски заметил Марик. – Короче, жду. Все, чао. - Чао, - удивленно отозвался Алеша. Как-то жизнь подбрасывает сюрпризы один за другим. - Не забудь, пить в меру, тебе завтра в суде переводить, - лениво сказала Наталия, неторопливо начиная работать. - Умеешь ты настроение испортить, - хмыкнул Алеша. Она лишь усмехнулась в ответ. Марик поставил пакет в багажник и плюхнулся на пассажирское сиденье рядом с Алешей. - Трогай, мой герой, - провозгласил он, простирая руку вперед. - У-у, твердый, - уважительно отозвался Алеша. - Придурок, - скосил на него глаза Марат. Они были погодками. Марат усердно отбывал второй год в одиннадцатом классе, когда в него попал Алеша. Его семья тогда только переехала в Германию на ПМЖ, искренне надеясь, что Алеша, закончив школу, сразу поступит в Германии в вуз, и их жизнь ничем не будет отличаться от той, российской, разве что достатком. Их принципиальная ненужность оказалась для них первым неприятным сюрпризом. Тринадцатилетнее школьное образование стало вторым. Сложности с учебой золотого медалиста Алексея Шерера – третьим. Он бегал к репетиторам по немецкому весь одиннадцатый класс, чтобы выяснить в итоге принципиальное различие немецкого языка репетиторов и немецкого Германии. Как он умудрился попасть в одиннадцатый, а не десятый или девятый класс, он до сих пор удивлялся. У Марика таких проблем не было, его родители перебрались в Германию все по той же немецкой линии, когда ему было одиннадцать лет. Поэтому он бегло говорил на немецком, активно обсуждал всевозможные события на юношеском слэнге, хотя даже почти двадцать лет спустя чуть ли не с религиозной настойчивостью избегал артиклей и старательно выговаривал русское «р». Алексей, движимый благодарностью за поддержку в социализации, тянул его за собой три последних класса школы, даже натаскивал к экзаменам на аттестат зрелости. Марик сопротивлялся, капризничал, истерил, но послушно делал все, что от него требовал этот деспот и тиран Шерер, не забывая устроить целую греческую трагедию из своего согласия. Он уже тогда был высоким и тощим, двигался быстро, порывисто и активно жестикулировал, ехидно щурил глаза и до непристойности напоминал Алеше бродячего бойцовского кота. И экспериментировал с цветом своих волос так, что даже у активно самовыражавшихся через свои прически немецких барышень от зависти вытягивались лица. Алеша прекратил удивляться после пятой радикальной смены цвета, даже советовал иногда, что еще Марат может попробовать. Марат с одобрением смотрел на него и воплощал в жизнь его предложения. Алеша догнал его по росту как раз к экзаменам на этот самый аттестат зрелости. Они в возрасте соответственно девятнадцати и двадцати лет посмотрели друг на друга, выйдя с последнего экзамена, и не сговариваясь пошли к ближайшему супермаркету – оба худые, не по-немецки осанистые и с не по-немецки балетной грацией, один с оранжевыми патлами и черными прядями и другой с целомудренным русым полубоксом. Родители Марата перебрались из Шлезии в Эссен в поисках лучшей доли, когда тому исполнилось восемнадцать, а он отказался, мотивируя нежелательностью смены школы в предвыпускном классе, хотя просто желал избавиться от них. Он подал заявление на материальную помощь, получил согласие, переехал в маленькую квартирку в полукилометре от школы и начал активно ее захламлять. Алеше, как ни странно, нравилось именно там, а не в своей по-немецки стерильной комнате в родительской квартире, за чистотой которой следил он сам, а надзирали оба родителя. В квартире Марата они активно и очень основательно готовились к выпускным экзаменам. В квартире же Марата они пили пиво после экзаменов и молчали, развалившись на кровати и созерцая выключенный компьютер. - Алекс, друг, ответь мне на один очень скромный вопрос, - сурово начал Марат, с умным видом созерцая почти пустую бутылку. – Ты ведь не посмеешь держать меня в неведении после стольких интеллектуальных изнасилований? - Марик, ты знаешь такие умные слова? – лениво протянул Алеша, борясь с опьянением. - Ты не поверишь, это были два единственных умных слова, которые я знал, и я даже умудрился употребить их в одном предложении. Так Алекс, друг, готов ли ты поделиться сокровенным? - Марик, что ты хочешь узнать? - лениво протянул Алеша, отставляя бутылку. - Тебе девушки нравятся? - В смысле? – Алеша даже приподнял брови в имитации напряженной умственной деятельности. - Ну вот ты видишь девушек. Они тебе нравятся? - Марик, как эти девушки могут нравиться? Ты же видел их сам. - Алекс, поставим вопрос по-другому. Тебе девушки нравятся больше парней? Алеша посмотрел на него недоуменно и не увидел ни тени насмешки, ни тени издевательства в прищуренных светло-карих глазах. Он набрал воздуха, чтобы отшутиться, и закрыл рот. Отвернувшись и уставившись на компьютер, Алеша задумался. - А парни? - голосом змея-искусителя поинтересовался Марат. - Тебе нравятся парни? Не больше девушек, не в сравнении с девушками, а просто: нравятся? Алеша покосился на него и, подумав, кивнул. Марат повернулся и улегся рядом, вытянувшись на боку и приподнявшись на руке. Алеша, заинтересовавшись, принял такую же позу. Он уставился в глаза Марату, дерзко и с вызовом. - Не поверишь. Не думал. - Что, совсем?! И стояка, что ли, ни разу не было?! - Был, конечно, - Алеша чуть сжал бедра, потому что настоящее время глагола было более уместным в этом предложении – кажется, Марик его спровоцировал на что-то неприличное, темное, душное, странное. - А почему? – все тем же томным голосом поинтересовался Марик, чуть приблизившись. - Марик, ты осёл. Сначала я учился в старших классах спецшколы и бегал по репетиторам, потом мы переехали сюда, и я учился еще больше. Откуда у меня время задумываться над тем, почему у меня стояк? – Алеша говорил это легко, улыбаясь и невинно глядя ему в глаза, а сам искал ответа в его взгляде. Не на те вопросы, которые произносили его губы, а на те, которые задавали ему Мариковы глаза. Марик подался вперед. Почти касаясь своими губами губ Алеши, он прошептал, сопровождая свой вопрос многозначительным изгибом бровей, манящим движением плеч и поволокой во взгляде: - А теперь время есть? Алеша опешил. Он растерянно моргнул, и его секундного замешательства было достаточно, чтобы Марик притянул его голову к себе и осторожно и подозрительно искусно начал его целовать. При этом он был наготове в любой момент задать стрекача, если Алеша решит, что это произвол и он против. Алеша против не был. Алеша заснул тогда прямо на неразобранной постели. Проснулся он ближе к вечеру, чтобы выяснить, что мама с папой звонили слишком много раз, чтобы рассчитывать на тихий вечер без нотаций, Марик приготовил пожрать и сбегал еще за пивом, а сам он не чувствует ни малейших угрызений совести. На наглой Мариковой роже и в блудливых Мариковых глазах раскаяние можно было искать до морковкина заговенья, поэтому Алеша быстро перекусил, отказался от пива, мужественно сдержался и не послал Марика далеко-далеко, когда тот обозвал его маменькиным сынком, сосунком и институткой, потребовал полотенце и подчеркнул, что оно должно быть чистым и сбежал в душ. Выйдя оттуда, он обнаружил Марика сидевшим за столом, водрузив на него ноги, и пересматривавшим «Бешеных псов». Марик посмотрел на него ясными и невинными глазами и сказал: - А я уже хотел тебя из петли вынимать. - Нос не расшиб, как спешил? – буркнул Алеша, влезая в джинсы. Марик посмотрел на него пристальным взглядом и снова уставился в монитор. – Ладно, не поминай лихом. Если не вернусь, прошу считать меня коммунистом. - Чего? –большими глазами посмотрел на него Марик. – Каким коммунистом? Шерер, ты о чем?! Алеша недоуменно посмотрел на него. - Ты разве никогда не слышал? – После того, как Марик пожал плечами, Алеша задумался и сел на стол рядом с ним. – Это шутка такая. Чисто совковая. Что, правда никогда не слышал? Мои родители регулярно ее повторяют. – Он хмыкнул. Иногда Марик не знал самоочевидных для Алеши вещей о жизни там, точно так же, как и Алеша не знал многого о жизни тут. – Ладно, погуглишь. А я пошел. - Tschüssi (3), - лениво помахал рукой Марик. Мама с папой промыли Алеше мозги по поводу его безответственности и удалились в свою комнату, совершенно не заметив ничего необычного к немалому его облегчению. Он пожал плечами и по здравом размышлении завалился спать. Утром он попытался еще раз покопаться в себе, чтобы определить, что все-таки он чувствовал, чтобы с твердостью определить: ничего особенного. Ему не было стыдно, не было неловко, не было неудобно. Ему не хотелось видеть Марика больше, чем обычно, а светлый его образ не превратился в идола, на которого Алеша был готов воздыхать сутки напролет. Он попытался поэкспериментировать в полевых условиях и начал с незамысловатого порно. Женские тела оставляли его равнодушным и даже вызывали странное чувство недоумения, но за мужскими он наблюдал со странным и весьма физиологизированным интересом. Он в ужасе выключил компьютер и сбежал к Марику, которому побоялся рассказать о первом относительно осознанном сеансе самокопания. Марику было пофиг, у него было пиво, они заказали пиццу, и Алеша снова вернулся домой ближе к полуночи. На сей раз он оказался более благоразумным, позвонил и предупредил, что задерживается с друзьями. Родители вообще никак на его позднее возвращение не отреагировали, более того: во взгляде отца даже промелькнуло одобрение. По окончании школы и до службы в армии у Алеши и Марата высвободилось много времени, которое они проводили вместе, работая в Бургер-Кинге, тратя заработанное, тягаясь на пляжи, глядя фильмы и балуясь сексом. Более того, они сохранили дружеские отношения и пришли однажды к выводу, валяясь голыми на кровати и куря один косячок на двоих, что это очень неплохая дружеская поддержка, если на личном фронте будет совсем пусто. Алеша умудрился не влюбиться тогда в Марика. Это было бы несомненной трагедией. Марик был замечательным, но не менее замечательно легкомысленным. Он умудрялся частью зарабатывать, а частью вытаскивать из воздуха, как фокусник кролика из цилиндра, неплохие деньги, которые также легко просаживал на совершенно невразумительные вещи, умудрялся из-за неправильного цвета волос переживать больше, чем из-за долгов, совершенно не понимал, зачем говорить о будущем, и не особо заботился о настоящем. Алеша сначала совершенно благопристойно реагировал на его дурное настроение, считая себя как-то обязанным – как-никак, они практически пара; но постепенно к нему пришло осознание того, что Марик так не считал, не потому что он основательно обдумал и сказал: «Нет, да что вы?», а потому, что такие условности его просто не волновали. Алеша попытался как-то прояснить их отношения и напоролся на недоуменный взгляд. Ни слова «дружба», ни слова «любовь» произнесено не было, но Алеша не особо удивился, когда во время его службы в армии Марик приперся к нему в гости, истребовав своего лучшего друга, почти брата. При этом он умудрился очаровать Алешиных сослуживцев, задержался на три дня в гостях у капитана и сбежал от него в ужасе от обилия нерастраченной любви бравого офицера. Сам сучонок в армии не служил – он смог выбить себе социальный год, который добросовестно отработал в университетской клинике, катая больных на обследования и прыгая из одной докторской постели в другую. Баллов абитура – он же сертификат зрелости - ни на что сверхъестественное наподобие университетов Берлина, Байройта или Мюнхена Алеше не хватало, а на приличный вуз в Лейпциге – более чем. Он неторопливо учился на межкультурной коммуникации, немного работал, немного жил обычной студенческой жизнью и немного влюбился. Родители не особо интересовались его личной жизнью; с них хватало осознания того, что их отпрыск успешно пробивает свою стезю в жизни, а они могли заниматься своей. Его мать, бывшая в родном городе на Волге завучем, смогла устроиться воспитателем в группу продленного дня при школе неподалеку от квартиры, отца, работавшего в России инженером, после долгих мытарств взяли на работу механиком. Единственное, что их утешало – зарплаты. И сын, у которого будет местный диплом о высшем образовании. Алешина влюбленность не разрослась до идеи совместного проживания, хотя его партнер и намекал. Но на что Алеша решился на свою голову – это на разговор с ними о своем друге. Разговор длился ровно сорок восемь минут, Алеша чуть ли не засекал, и выходя из их квартиры, он понимал, что работать ему придется много, учиться еще больше, квартиру искать подешевле, и забыть о каникулах, студенческой жизни и прочих радостях юношества как минимум на два года. Марик, завалившийся к нему в гости, на новоселье, поинтересовался, с интересом оглядывая квартиру общей площадью аж двадцать два метра, в которую был вмещен кухонный блок и ванная комната: - А тараканы в твоем шкафу есть? - Клопы есть, - буркнул Алеша, доканчивая перевод. - А этот твой Томас? Алеша скосил глаза и пожал плечами. - Он ушел, но обещал вернуться? – заинтересовался Марик, вставая и пытаясь дотянуться до потолка. - Я ушел, - огрызнулся Алеша. Марик недоуменно посмотрел на него. - Ты? – Марик опустил руки и с уважением посмотрел на него. – И aus welchem Grund (4) ты расстался со своей большой любовью? Алеша сохранил документ и отослал его по электронной почте. Марик попил пива, полистал книги, стопкой лежавшие на стуле у дивана и с готовностью посмотрел на Алешу, плюхнувшегося рядом. Алеша потянулся за пивом. - Ну так что? – Марик нетерпеливо пнул его в бок локтем. – Давай, не томи меня! - А ты поймешь, Тальбах? – вяло попытался отбрехаться Алеша. Тема была ему бесконечно неприятна. Но и от этого репья отвязаться было куда сложней, чем Алеша себе представлял. После пары минут пререканий он сказал: - Ну смотри. И потом не вопи, что не понимаешь. - Да чтобы я! Да никогда! – радостно согласился Марик, ерзая от нетерпения. Алеша попытался объяснить, что он очень усердно пытался не винить Томаса в своем разрыве с родителями. Но и смотреть на него по-прежнему тоже не мог. Ему было и стыдно перед ним, и неловко, но и ощущение уникальности, сладости и радостности отношений тоже ушло. - Шерер, я не буду говорить тебе, что ты аршлох, ты и сам это знаешь, я даже не буду говорить тебе, что ты дебил и такого фрухта от себя прогнал, - подумав, сказал Марик. – Ты только когда в следующий раз втрескаешься, не говори тетке своей, оме, опе (5), любимой собачке куратора, не знакомь его с ними, а то ведь опять отрежет. Фамилия у тебя такая.., такая.., - Марат развел руками и посмотрел на Алешу в поисках помощи. - Говорящая, - буркнул Алеша и вздохнул. Марат стукнул горлышком своей бутылки об Алешину и осушил ее. - Не жалеешь насчет Томаса? – помолчав и пожевав губы, спросил он. Алеша покосился на него. - Времени нет жалеть, - подумав, отозвался он и отпил пива. Марат потерял к разговору всякий интерес и переключился на Алешин ноутбук. Тот приподнял брови, глядя на такое самоуправство, откинул голову на спинку дивана и уставился в потолок. На расстоянии эти отношения, подробностей которых так хотел Марат и которые Алеша не мог ему сообщить по причине их отсутствия, казались значительно лучше и качественнее, чем непосредственно вблизи. Они могли превратиться в стабильные, долгосрочные и очень прочные при желании. Томас был готов – в его почти тридцать это было неудивительно. Алеша был почти готов. И даже не заблуждался насчет чего-то большего и более романтичного. Причиной его неожиданному реверсу было то самое «но», которое делало Марика куда более желанным партнером – необременительность. Терпеть этого взбалмошного блудливого кота два раза в месяц, мучаясь остальное время от стояка, казалось Алеше куда более практичным, чем постоянное, последовательное и терпеливое возведение отношений, к чему был готов и на чем настаивал Томас. - Я у тебя ночую, Алекс, - внезапно развернулся к нему Марик. - Willkommen (6),- вяло отозвался Алеша, зевнув. – Только не вздумай домогаться. - Я с зомбями – ни-ни, - гордо вздернул нос Марик. - Ладно, тогда я спать. Марик махнул ему рукой и снова повернулся к ноутбуку. - Вали давай, - бросил он через плечо, теряя всякий интерес. - Окей, - отозвался Алеша и встал. Он в полудреме принимал душ, разбирал диван, укладывался, не особо прислушиваясь к тому, что делает Марик. Утром Марик обнаружился под самым боком, крепко спящим и совершенно не реагирующим на будильник. Алеша пододвинул стул к его носу, на него положил запасную связку ключей и записку. Самому ему предстояло сопровождать экскурсионную группу, а потом еще и на коллоквиум нестись. Марик получил профессию автомеханика, что вызывало у него приступы стыдливой гордости, но работать по специальности не спешил, считая, что это непоправимо испортит его маникюр. Алеша с интересом посмотрел не на руки, которыми Марик тряс перед его носом, а на радикальный белый цвет волос с черными прядями, подумав, что автомеханик с такой прической испортит репутацию автомастерской куда непоправимее. Самому ему оставалась пара семестров до завершения учебы, и на горизонте уже брезжил нелегкий выбор: идти сразу работать или подтянуть пояс потуже еще на полтора года и направить свои стопы в магистратуру? В плане зарплаты второй вариант был несомненно выигрышнее. В плане финансовом это значило еще восемнадцать месяцев на грани нищеты. Марик величием дилеммы не проникся, сказал, что Алекс дурак, и предложил устроить текило-вечер. Алеша поинтересовался, на какие шиши он, пардон, должен покупать текилу, на что Марик обиделся, надулся и хлопнул дверью. Алеша зевнул и разостлал диван. Увы, он уже почти собрался выключить свет и улечься спать, как в квартиру ввалился Марик с текилой, лимонами и полукилограммом соленого арахиса. Двадцать три – отличный возраст: уже знаешь меру, но еще есть силы чуть-чуть за нее заступить, думал Алеша утром в городской электричке, с тоскливой завистью вспоминая сладко спавшего Марика. Ему самому предстояла очередная экскурсионная группа и восемь листов срочного перевода. Алеша готовился защищать магистерскую диссертацию, отважившись для этого перебраться в Гамбург по рекомендации руководителя диплома, Марик решался на вторую пластическую операцию. С точки зрения Алеши, она была не просто не нужна, а совершенно не нужна. У Марика было примечательное лицо, состоявшее, казалось, из одних углов, с вызывающе выступавшими скулами, дерзким остроконечным подбородком и тонким выразительным носом. Ботоксные инъекции было вроде как рано делать в его возрасте, но мода есть мода, решил Марик. Результат был на нем ни разу не виден, только внутренние концы бровей странно съехали вниз на переносице да сами брови издевательски изломались посередине. Но у него, оказывается, губы были тонкими, а он хотел что-то повыразительней. На вопрос, не пересмотрел ли он «Мистера и миссис Смит» и не захочет ли потом еще и грудь такого же размера, как и губы, Алеша был обозван черствым мужланом, хамом и филистером, а Марик хлопнул дверью в ванную. Алеша посмотрел ему вслед и подумал грустно, что секс ему явно обломится. Он сделал себе чай, прислушался и замер в недоумении. Судя по всему, Марик принимал душ. - Роскошный душ-гель, - заявил Марик через полчаса, выплывая в одном полотенце на бедрах и самодовольно к себе принюхиваясь. Он плюхнулся на диван и положил ноги на стол. – Бальзам есть? Алеша с интересом посмотрел на тощие и жилистые Мариковы ноги, которые явно были только что выбриты. - Марик, ты слепой куриц. Сходи и пошурши в шкафчике, - довольно сказал он. Марик встал, изо всех сил делая вид, что он выглядит величественно и на нем не куцее полотенце, которого едва хватает на один обхват вокруг бедер, а как минимум багровая римская тога, и снова скрылся в ванной. Алеша радостно принялся расстилать диван. Алеша рассылал свои резюме и терпеливо дожидался полного и бесповоротного окончания учебы. У него была уйма возможностей остаться в Гамбурге, но город уже стоял ему поперек горла. Ему надоела суета, толчея и постоянная спешка, надоели дороговизна жизни и постоянная изморось. С какой-то нежностью он вспоминал тихий и провинциальный российский микрорайон, в котором он вырос, и усердно искал переводческие бюро в некрупных городах. Не все готовы были принимать свежевыпущенного культуролога, пусть и с перспективой получения удостоверения присяжного переводчика, одни – мотивируя это тем, что у него нет опыта работы, другие – тем, что не могут позволить себе платить зарплату магистру. Алеша с отстраненным интересом вскрывал очередной конверт и читал ответ. Немцы исключительно вежливо умеют посылать, куда Макар телят не гонял. Они так элегантно строят фразы, так ловко подбирают слова, что ты не просто хочешь туда сходить, ты еще и пару соотечественников с собой предлагаешь захватить. Два приглашения на собеседование – одно из Халле, второе из Ростока, удивили его несказанно. Еще больше его удивило, что оба собеседования оказались успешными. Но шефиня в той фирме, что в Халле, выглядела слишком холеной, непропорционально обшарпанным стенам и старенькому компьютеру на столе офисного работника, и усердно давила на то, что они соотечественники и прочее, прочее. А Ульрих Дайхман не давил, они мило общались, обменивались фразами на разных языках, коих сам Алешин будущий шеф знал немало, и бюро было совсем недавно после ремонта. И Росток – крупный по немецким меркам город с неспешно-суетливой жизнью. И Балтийское море. И Скандинавия под боком. Алеша не колебался. Алеша искал квартиру. Марик искал себя. Сначала во Франции, потом в Штутгарте, затем в Берлине, периодически сваливаясь как снег на голову, хвастаясь все более извращенными операциями и возмущаясь по поводу недолюбленности местных мужчин, каждый из которых, казалось, был готов предложить ему не небо в алмазах, нет, что вы – счет на двоих в пенсионном фонде. Они, видите ли, обожали делать подарки, но это каждый раз были все более практичные вещи. Один был готов подарить машину – и не поверишь, Мерседес С-класса, как будто ему, Марику, уже семьдесят один! Никакой фантазии. Мариковы заламывания рук становились все более драматичными, Алеша созерцал его со все большим удовольствием и тихо радовался тому, что Марик ищет себя в старых землях – той богатой, консервативной, католической части Германии, которая всегда была ФРГ, а не тут, в бывшем ГДР-овском порту. Но именно Марик позвонил ему однажды и сказал: - Тебе квартира в Dachgeschoss (7) надо? Собирай манатки и дуй к Ратхаусу (8). Так Алеша стал обладателем восхитительной квартирки – студио почти в центре города. Марик, исчезнувший на три месяца и вернувшийся как раз к тому времени, когда она была полностью благоустроена, задумался. И тоже решил осесть. И тоже в Ростоке. Он удивительно легко обзавелся знакомствами, которые затем спихивал на Алешу, занимался собой и иногда дружеским перепихом с ним, жаловался на скудный выбор индустрии красоты в Ростоке, развлекал его возмущениями по поводу очередного поклонника, демонстрировавшего тяжеловесную практичность и настойчивость вместо романтичности и игривости и пытался осчастливливать и Алешу каким-нибудь очередным бюргером. Алеша весело улыбался и изящно выскальзывал из цепких пальцев Марика. Марик все больше оседал в Ростоке, Алеша все чаще оказывался незаменимым на работе. Шеф был им более чем доволен, коллеги были расположены, госпожа Хартман, Наталия Леонидовна, попыталась познакомить его с сестрой, которая помощник врача в частной практике, но Алеша был очень скользким типом, когда речь шла о его личной жизни. Попытка изначально была обречена на провал, горький вкус которого для госпожи Хартман усугубило эффектное появление Марика на красной Ауди ТТ и с зелеными волосами. Этот стервеныш завопил: «Алекс, любовь моя, ты посмотри на эту лапочку!» - и полез обниматься. Шеф заинтересовался машиной куда больше, чем зелеными волосами, а госпожа Хартман – наоборот. На вопрос в присутствии шефа и еще трех коллег, нравятся ли ему мужчины больше, чем женщины, Алеша ровно улыбнулся и ответил положительно. Шеф посмотрел на госпожу Хартман, на Алешу и поинтересовался, не его ли бойфренд приезжал. Алеша усмехнулся и отрицательно покачал головой, постучав при этом костяшками пальцев по столу – мол, не приведи Господь. Шеф скупо ухмыльнулся в ответ и заговорил о машине. Госпожа Хартман попыталась обострить вражду, но Алеша и тут продемонстрировал изворотливость характера, отказываясь обижаться, и ей только и оставалось, что время от времени демонстрировать свое недовольство всеми доступными способами. Марик сидел рядом с Алешей, смотрел в боковое окно и лениво постукивал пальцами по колену. Алеша молчал, механически следя за дорожным движением и придавливая недоумение и растерянность. Марик был и похож и непохож на себя. Только что было непохожего, Алеша пока не мог определить. Марик умудрился отхранить гордое и таинственное молчание до самого что ни на есть дивана. Алеша осмотрел его при более вменяемом освещении, но кроме приглушенно-красного цвета волос и бесконечно самодовольного выражения лица, нехарактерного даже для Марика, ничего особенного не увидел. Из пакета он выудил бутылку бренди и четыре солидных проспекта, посвященных большому такому автохаузу на выезде из города. Кинув бутылку рядом с ним и положив проспекты на столик, Алеша пошел за стаканами. - За что пьем-то? – поинтересовался он, глядя, как Марик щедро наливает бренди. - Я туда на работу устроился, - надувшись от важности, сказал Марат. Широкая улыбка против воли растянулась на лице Алеши. - Марик, сучонок крашеный, скажи, что ты еще и женился, и я один всю бутылку выпью! – воскликнул он. - Обойдешься одним стаканом. Мне завтра на работу, - самодовольно огрызнулся Марик. - Да я в курсе, слышал уже, - ухмыльнулся Алеша. – Так как, женишься, выходишь замуж? - Нет, - загадочно отозвался Марик и отказался прояснять ситуацию, туманно ссылаясь на «потом», «всему свое время» и просто посылая далеко. Алеша поприставал еще немного, чисто из принципа пытаясь проверить, насколько хватит Марикова упрямства, допил бренди и пошел делать кофе. - Ты у меня ночуешь? – поинтересовался он. - Ну конечно! – величественно отозвался Марат. – Но тебе обломится. - Слышал уже, завтра на работу, - хмыкнул Алеша. - Ха! – царственно бросил Марат и загадочно поиграл бровями в ответ на Алешин любопытный взгляд. - Как ты умудрился? – лениво спросил Алеша, устраиваясь рядом. Марик пожал плечами. - Надо же когда-то начинать, - помедлив, отозвался он. – Да и вообще, мне скоро тридцатник, - неожиданно грустно признался Марат. – А у меня кроме тебя никого нет. Алеша хотел весело хмыкнуть, но промолчал и лишь положил руку на его колено. Марик опустил голову ему на плечо и тяжело вздохнул. Затем, собравшись, он выпрямился. - Ладно, я в ванну, - сказал Марик и встал. Постояв, он бросил через плечо: - А вообще давно пора было это сделать. Только страшно было. А оказывается, зря. Алеша усмехнулся. - Так ведь и не поздно, Марик, - отозвался он. – Совсем не поздно. Марик мародерствовал в ванной. Алеша вслушивался в шум воды, разглядывал балки под потолком и тихо улыбался. Грустной улыбкой. (1) Auftrag – заказ, задание (2) Krankenschein – больничный лист (3) Tschüssi – пока-пока! (4) Aus welchem Grund – по какой причине (5) Oma, Opa – бабушка, дедушка. (6) Willkommen – добро пожаловать (7) Dachgeschoss – мансарда (8) Ратхаус, Rathaus - ратуша