Глава 8.
Семейные узы.
А куда привела «нелёгкая» саму Кэтрин Пирс? На этот вопрос с 29 декабря не мог ответить даже тот, кто видел ее в самый кровавый день в истории дворца. Катерина Петрова, убежав из владений Бьёрнов, исчезла в неизвестном направлении. Примерно через 5-6 лет скитаний по странам и различным городам вампирша набрела на чьи-то строчки, в которых были упоминания Петровых. Других Петровых. И это спустя три столетия! «Значит, мой род на мне или моей дочери не остановился», — то ли с облегчением, то ли с безразличием подумала тогда Пирс. Однажды Кэтрин зашла дальше упоминаний. Когда наступила весна 1603 года, вампирша нашла своего потомка — девчушку лет 9-10. Но в отличие от родной дочери Пирс, ее воспитывали в нормальной семье. И новой целью Катерины стало наблюдение за этой семьей. Забавы ради Петрова решила поиграть в ангела-хранителя этой девочки. И у нее это выходило в ее фирменной манере… В первый вечер их «знакомства» Кэтрин выяснила имя и фамилию. Девочку звали Изабель, а фамилия семьи, в которой она жила, звучала как «Флемминг». — Только матушке и отцу не рассказывай, что я к тебе приходила. Это будет нашей маленькой тайной, — говорила Кэтрин для Изабель, почти фальшиво улыбаясь. — Прилетели, — отвечала 10-летняя Флемминг. — Что? — Вы прилетели ко мне через окно. Мне это только кажется? — спрашивала Изабель у Пирс. — Да, кажется, — с облегчением сказала Кэтрин. Она боялась, что эта девочка окажется слишком сообразительной для своего возраста. «Хотя откуда ей быть умной в такой глуши! Спорю, она не знает ни одной буквы. Но меня она понимает… Так, а где я? Это Болгария или Англия? Или вообще Ирландия?» — растерянно думала вампирша. — Нет, мне не кажется! Значит сказки, которые рассказывала мама, сбываются! — возразила ей девочка, и потому Кэтрин сразу вернулась из своих мыслей в реальность. — Что она рассказывала тебе? — Про ночных существ, которые перестали бояться солнца. Маменька говорит, что наша семья должна жить не здесь, а в сказочной Болгарии. Она говорит, что там нет никакой опасности! И как только мой папа придет с войны, мы вернем себе доброе имя и уедем жить туда. Правда, я не понимаю, что значит «доброе имя», — закончила Изабель и стихла. Девочка уже легла в постель, и ее глаза стали закрываться, пусть и медленно. — Она называла его? — чуть ли не со шпионским интересом теперь спрашивала Пирс. — Петровы… — промямлила 10-летняя и окончательно уснула. Кэтрин заметила это. Она накрыла Изабель худо-бедным одеялом, после чего испарилась из комнаты через окно ровно так же, как и появилась. «Если за мной до сих пор следует Элайджа, пообещавший прикончить меня в случае побега с его никому не нужными тайнами, или же какой-то другой Майклсон, то Флемминги не доживут до утра», — подумала Петрова. И потому ответ на вопрос, оставаться ли ей около потомков, прояснился сам собой: эту семью Кэтрин потерять не могла. — «Хотя мне и плевать… У меня есть предчувствие, что рано или поздно что-то пойдет не так.»***
Никлаус расхаживал у себя в комнате, думая над тем, прикончить ли Бригитту. И ведь действительно, она является вампиром около шести лет (сейчас весна 1603 года), и все это время она ни разу не попалась на глаза никому из слуг или своих оставшихся сестер, в том числе и Джелвире, которая имеет титул королевы. Вампирша Бьёрн немало надоела Клаусу, и даже Дэймону. Ведь несостоявшаяся королева всегда искала способы отомстить Майклсонам и Сальваторе-старшему. Хотя и младшего она недолюбливала, и только лишь потому, что он тоже вампир. «Как же забавно, наверное, ненавидеть тех существ, представителем которых являешься», — думал Ник. Помимо него в комнате находились Элайджа и Ребекка, а Сальваторе были хоть и не в этом же помещении, но неподалеку. Ребекка деловито сидела в кресле, молча наблюдая за братом. Вскоре ей это надоело. — Клаус, я, конечно же, понимаю твое великое сомненье и раздумья, но позволь мне кое-что уточнить?.. –заговорила Бекка, из-за чего гробовая тишина, нарушаемая раньше только шагами первородного гибрида, перестала быть тишиной. — Напрасно, Ребекка, напрасно… – полушепотом сказал Элайджа, предвидя реакцию Клауса на то, что кто-то, пусть даже его сестра, посмел заговорить раньше него. — Ребекка Майклсон! — крикнул на нее Никлаус. Все сразу стихли. — Да, это я! — нервно ответила первородная, так как ей надоело терпеть выходки брата. — Ты, быть может, скажешь, зачем мы здесь сидим? Создавалось ощущение, что от гнева кровь Ника закипела внутри него. Он прошелся по комнате достаточно быстрым шагом, сделав круг. — А как ты думаешь? — наигранно спросил первородный, вплотную подойдя к сестре. Он смотрел на нее свысока. И речь идет не о том, кто и как сидит. Разговор первородных не продвигался дальше взаимных угроз и недоверчивых взглядов между его участниками. Но вот беседа других братьев, а именно Сальваторе, вполне себе оживленная. Были и отрицательные моменты, и где-то даже жалость к судьбе Стефана. И несмотря на то, что разговаривают они уже долго, им предстояло поговорить о многом. — Дэймон, я… Я до сих пор не могу прийти в себя. Прошло шесть лет, но меня все также мучит совесть и терзает чувство вины. Не пытайся сказать, что я ни в чем не виноват, — заунывно сказал Стефан, опустив бесконечно печальный взгляд вниз. Казалось, что в его глазах даже мелькали капельки соленой воды. — Вообще-то я и не пытался, Стеф, — ответил с насмешкой Дэймон, после чего отпил немного бурбона из стакана. По традиции, сложившейся шесть лет назад, старший Сальваторе каждый день пил этот напиток, не забывая добавлять в него необходимую дозу вербены. «Суровые времена требуют суровых мер.» — Я даже заслужил то, что ты надо мной в открытую насмехаешься, — депрессивно продолжал младший. Дэймон зажмурил глаза, так как его горло прожигала вербена. Он все терпел, он помнил, что буквально через коридор, за какой-то из дверей, сидят Майклсоны, которым ничего не стоит уничтожить рассудок обычных, «смертных» вампиров, таких как Сальваторе. И вербена была единственной надеждой Дэймона, она же была и спасением от всего того, что Клаус «впаривал» братьям каждый раз, как их видел. — Заслужил, Стефан, — отрезал Дэймон после того, как жгучая боль в горле притихла. — Тут, в комнате, как ты видишь, нет ни Лекси, которая всегда видит в тебе только лишь хорошее, ни Валери, которая любила тебя до самого последнего; которая была в шаге от того, чтобы отдать тебе кольцо солнечного света, — дразнился старший Сальваторе, демонстрируя «дар» Валери. Глаза Стефана еще сильнее выразили печаль, скорбь по упущенной любви Валери, и даже нужду в Кэтрин, которая успела пустить корни в душу младшего из братьев. — Я тебя добил? Прости. Я думал, ты за шесть-то годиков че-нибудь там намыслил. Перестал грустить, нашел причины еще воздухом подышать, не помирать пока. Но ты совсем бледен. Подожди-ка! — съехидничал Дэймон, поддаваясь желанию говорить нелитературным языком. — Ты испортил весь дневник описанием своих чувств? — спросил Дэймон и, увидев, что он в чем-то прав, стал насмехаться над ошибками брата еще сильнее. — Ну это тогда да, истинная трагедия! Иди, обниму! — с сарказмом воскликнул он, но Стефан и не подумал обратить внимание на побуждение старшего брата. Они смолкли. Дэймон через силу допивал бурбон, а Стефан не мог ничего сказать. Его накрыла волна эмоций и внутренних переживаний. — Зачем ты это пьёшь? Пытаешься забыться потому, что Кэтрин предпочла меня? — спросил младший Сальваторе, чем вызвал у старшего скорее удивление, чем гнев. «Он пытается разозлить меня? А я уже забыл, каково слушать язвительные шуточки Стефана, вернее, его жалкие попытки высказать такие. Почти шесть лет не разговаривали, сложилось впечатление, что он вовсе не мой брат,» — подумал Дэймон. — Извини, братец, но сообразительность никогда не была твоей сильной стороной, — в фирменной манере сказал Дэймон, звонко поставив опустевший стакан из-под алкоголя на стол. — А тебе такой «бурды» налить? — спросил он, кивая в сторону изящной 5-летней бутылки бурбона. — Наливай, — коротко ответил Стефан, насторожившись. — И чем можно оправдать столь внезапную щедрость? — У меня очень добрая душа, — с сарказмом протянул Дэймон. Он плеснул бурбон в стакан, и запах вербены тотчас поселился в носоглотке. Но Сальваторе-старший стал замечать, что вербена уже намного меньше причиняет ему боль, чем шесть лет назад. «Дело привычки,» — считал он. Стефан не без подозрений взял стакан от старшего брата. Сальваторе-младший за раз выпил его, не рассматривая, и уж тем более не вдыхая пары вербены. А сие растение он ощутил только тогда, когда бурбон начал обжигать все изнутри. Дэймон самодовольно ухмыльнулся и стал наблюдать за муками брата. — Какого черта? — спросил Стефан, оказавшись на полу согнувшимся пополам. — А как ты, мой дорогой брат, собираешься общаться с Никлаусом, да и вообще всеми Майклсонами? Да они разотрут тебя и твое сознание в алхимический порошок! Кровь ты не пьешь… Под «кровью» я имею в виду нормальную, людскую, а не редких белок, что умудряются бегать зимой по снегу! И гипнозу ты поддаешься, потому что не слушаешь моего совета пить вербену каждый чертов день! — почти что орал на него Дэймон. — Ты – слабак, Стефан Сальваторе! Ты потерял все, что имел! Скоро ты потеряешь и последний подарок Валери! Не для того она освободила тебя от гипноза Клауса, чтоб ты заработал новый! — продолжал обвинять Стефана Дэймон, который не упустил шанса попробовать вразумить ничего не понимающего младшего брата. — Мне давно плевать на собственную жизнь, Дэймон! — заявил Стефан, откашлявшись кровью, что выходила изнутри. — Я никто без Валери Толл. — Ты и был никем, Стефан. Просто рядом с тобой находилась удивительная девушка, рожденная ведьмой без собственных сил, но ставшая вампиром. Она была подарком судьбы, которого ты не заслуживал. И да! Кэтрин полюбила другую сторону тебя. Ту сторону, что ты упорно пытаешься спрятать внутри себя… Но он будет преследовать тебя, Стеф, куда бы ты ни направился. Потрошитель всегда попытается прорваться сквозь эмоции, чтобы вытеснить их. Но если тебе плевать, то… – протянул старший Сальваторе, в то время как брал стакан, выпавший из рук Стефана. В следующее мгновение сосуд полетел в стену, разбившись вдребезги. — Если тебе плевать на все, то катись к черту, братец! — закончил мысль Дэймон. Стефан с трудом поднялся с пола. В нем горела ненависть. К себе и к брату, к его сегодняшней выходке с вербеной. Но только теперь на эмоции Стефана стало плевать и Дэймону. — Я попытаюсь ее вернуть, Дэймон. Валери любит меня, я уверен, просто она слишком обижена, чтобы… — Надо же, какой самоуверенный! – перебил брата Дэймон. — В последнюю встречу со мной она не желала тебя видеть. Валери, конечно, просила меня не говорить тебе о том, что она все же вернулась попрощаться, но тут удобный случай, чтобы не забыть упомянуть об этом! — выдал он. — Ты лжешь! Ты разрушил мою жизнь, и потом пытаешься вызвать у меня муки совести и зависть тем, что ты выдумал себе последний разговор с моей девушкой? — со злобой и отчаянием спросил у Дэймона Стефан. Назревал конфликт, немного схожий с конфликтом Майклсонов. Ох уж эти семейные узы… — Это я виноват в твоих проблемах? — и Дэймон скривился в гримасе удивления и отвращения к тому, что Стефан обвиняет его в чем-то. — Ты… У тебя с головой все в порядке? Я тебя даже не трогал! И вообще, во всем виноват только ты и твое «пойдем-ка туда…»! Кто буквально умолял меня пойти к колонизаторам в старом добром Мистик Фоллс? А какой черт тебя дернул пойти посмотреть на танцующих дам, в то время как отца готовили к сжиганию заживо?! Однако Дэймон резко замолчал. Сначала он просто обдумывал то, что слетело с его «разгоряченного» языка, но потом Сальваторе услышал звук вампирского перемещения, который, к слову, из двух братьев слышал только старший, ибо Стефан не пил человеческую кровь, а потому был слабее в своих способностях. — У нас гости, а ты еще орать не закончил? — измотано спросил Стефан. — Я этот звук узнаю из тысяч других. Бригитта Бьёрн что-то задумала.***
— Чертовы кровососы, отпустите меня! – протестовала бывшая принцесса. Но Дэймон делал вид, что не слышал ее «просьбы», и лишь скрестил руки на груди, расхаживая из угла в угол вокруг привязанной к стулу Бригитты. — Как ты оказалась здесь? – поинтересовался Стефан, который даже был рад, что кроме брата ему появилось с кем разговаривать. — Неизменный болван, — сделал вывод Дэймон. — Пытать надо жестко и конкретно, а не делать вид, будто ты торговец элитным сыром и завязываешь беседу с покупателем, — пояснял он. Но встретив на себе недоумевающий взгляд младшего брата, Дэймон добавил: «Черт, да ты сам-то что-нибудь можешь?» — Людей пытать не доводилось, — ответил Стефан. — Ты прикидываешься идиотом? Какой она тебе «людь»? Она вампир! – прикрикнул Дэймон. Но потом взор старшего Сальваторе наконец остановился на Бригитте. — Что ты успела подслушать? — Да ничего! Я думала, что увижу драку, в которой кто-нибудь из вас убьет другого, но я разочаровалась еще раньше, чем вы меня поймали! – истерично поведала Бригитта, нисколько не обманывая, так как она понимала, что любую ее ложь Дэймон раскроет сразу же. — Интересно звучит… Стеф, раз уж ты здесь бесполезен, то «слетай» до Никлауса. Надеюсь, он уже решил, что с ней делать, — обратился к Стефану его брат. Младший Сальваторе хотел было завозмущаться, почему Дэймон ему указывает, что делать, но посчитал, что в такой ситуации стоит промолчать и просто исполнить просьбу кровного родственника. — Но Клаус не убьет меня. Как думаешь, почему он тянет уже шесть лет? Ведь для него это так просто — поймать и убить вампира-новичка. Он боится, — с раздражением пояснила Бри, кидаясь взглядами в сторону Дэймона. — Боится? Кого, тебя, что ли? Не смеши меня, я такие глупости в последний раз слышал от малолетнего Стефана, — с усмешкой отозвался старший Сальваторе. — Он боится меня убивать. Пока ведьма Беннет была при дворе, она подсказывала ему каждый шаг, она могла видеть будущее и то, к чему приведет тот или иной поступок. Эмили помогала оставаться Никлаусу мудрым первородным. Но стоило ей сбежать с Кэтрин… Ну ты понял, ты не глупенький. Хоть я тебя и считаю чудовищным ничтожеством, Дэймон Сальваторе! Ты перечеркнул мою жизнь, однако ты не имел на это ни малейшего права! — и в конце столь длинной реплики Бьёрн сделала попытку плюнуть в лицо Дэймона, но ей не удалось. Вместо этого она лишь разозлила Сальваторе. Он моментально переместился к привязанной девушке и вывернул ей одну из передних конечностей, не давая регенерации вампирши вернуть руку в нормальное состояние. — А что теперь? – ехидно спросил Дэймон, дыша девушке в ухо. – Уповаешь на регенерацию? То есть противоречишь сама себе! Регенерацию ты обрела посмертно, Бригитта Бьёрн. Ты просто труп, способный лишь внешне жить. Труп, способный говорить. Как и все мы. Все вампиры во дворце давно мертвы как люди. Жизнь людей имеет ценность, потому что она одна и коротка, а жизнь вампира... И не жизнь вовсе. Но такова плата за бессмертие и вечно молодое лицо. Бригитта молча слушала мнение Сальваторе по этому поводу. И ей не нашлось ничего, чему можно было бы возразить. Бывшая принцесса лишь горько вздохнула от осознания того факта, что она больше никогда не станет той, кем была при обычной жизни. — Моя сестра продолжает жить. Ей уже 23 года, она молода и красива, уже имеет наследника. А что я? Чего стоит моя жизнь? Смотреть, как Джелви приходит на пустую могилу неизвестного крестьянина и говорит: «Бригитта, зачем ты так рано ушла? Даже племянника не увидела! И коронацию пропустила...»? Это выше моего терпения! Я не могу так просто взять и появиться в ее жизни вновь. Раньше у меня было все, а сейчас... Ничего. – Грустно рассуждала Бьёрн, и даже сентиментальная слеза посетила ее лицо, которое, казалось, создано лишь для ругани и оглашения королевский указов, объявления войн. Дэймон удивился такому редкому явлению. Однако вскоре девушка «пришла в себя», экстренно высушив слезу, и приобрела серьезный вид. — Я тебя ненавижу, Сальваторе. Я хочу, чтобы ты страдал.***
1607 год. Лето. И оно выдалось удачным по погоде... Но каков в этом толк, если работать на самом обычном крестьянском поле было некому? Война в Англии, направленная на подавление мятежников в недавно освоенных колониях, изрядно затянулась. — Маменька, я уже начинаю забывать, как выглядит отец, – заявляла Изабель, стараясь помочь матери в работе по дому и небольшому хозяйству. — Это очень печально, Изабель, – отвечала женщина. Она горевала без мужа. — Я его в последний раз видела перед своим десятилетием. Я это хорошо запомнила... Ты обещала мне, что как только он вернется, мы поедем в Болгарию. Туда, где вы и родились. — Если обещала, то значит так и будет. Кэтрин по-прежнему следила за этой семьей, лишь изредка отлучаясь по каким-либо делам, чаще всего касавшимся дома, где она остановилась, или Эмили Беннет, которая была ей в каком-то роде подругой. Однажды Эмили попросила Кэтрин лишь об одном : отпустить ее к младшей сестре. Кэтрин не могла не исполнить просьбу ведьмы, так как понимала, что Беннет итак сыграла важную роль в том, что Пирс до сих пор жива и видит мир. С 1608 года все изменилось. Эмили Беннет уехала от Кэтрин Пирс. Но и коварной вампирше недолго оставалось жить на прежнем месте : в семье, за которой она упорно наблюдала, появились значительные изменения. Рано утром к дому Флеммингов (которые были Петровыми, просто скрывали свою истинную фамилию в английской окраинной среде) подъехала повозка. Она выглядела ужасающе траурно. — Найдете тело сами – счастливчики. А не найдете, так придется левого хоронить, – объявлял кучер миссис Флемминг и ее дочери. Глаза дам сразу стали извергать потоки слез, и тело, что привезли с утра пораньше, оказалось узнаваемым – мистер Флемминг прошел войну со смертельным исходом. Похоронили отца Изабель скромно, ибо иных похорон никто себе позволить не мог. Через неделю матушка сказала своей дочери, что обещание все еще в силе, но касается оно уже не Болгарии, а лишь более цивилизованной части Англии. — Девочка моя, мы переедем к Гилбертам, моим давним знакомым. Они представители знатной семьи, что побогаче нашей в разы. Нейтан Гилберт – мой друг, он должен нам помочь. Флемминги, которые решили навеки забыть фамилию «Петровы», в незаметной никому спешке собирали вещи. В этот вечер Кэтрин по сложившейся традиции снова влетела в окно Изабель, и это было удобно, так как ее комната находилась в самом дальнем помещении дома. — Мы переезжаем, Кэтрин, – спокойно заявила Изабель вместо привычного «здравствуй». – Но не в Болгарию, а в цивилизованную Англию, к Гилбертам. Катерина была рада, что Изабель без каких-либо отрицательных эмоций реагирует на ее присутствие. Более того, 15-летняя несостоявшаяся Петрова прекрасно знала о природе Пирс, и даже о том, что та является ее предком. И действительно, зачем Изабель бояться своей родственницы, пускай и далекой? Кэтрин была рядом с Изабель целых пять лет и, похоже, не собиралась оставлять Флемминг одну. — Я понятия не имею о том, кто такие Гилберты, так что... — Гилберт, Локвуд, Фелл, Форбс, Сальваторе, – монотонно перечислила она, продолжая собирать вещи. — А вот Локвуд и Сальваторе звучит знакомо, – подытожила Кэтрин, слегка округлив глаза от столь необычного стечения обстоятельств. — А что это за фамилии такие? Их что-то связывает? — Они просто знатны. С ними водит дружбу сама королева Джелвира Первая, – объяснила Изабель, присев на кровать. У девушки были противоречивые чувства по поводу переезда. — Ну... Сальваторе продвинулись, – вполголоса предположила Пирс и посмотрела на Изабель. — Я поеду за тобой. Я давно не была в центре, так что самое время туда наведаться. — Когда ты была там в последний раз? – поинтересовалась она. — Одиннадцать лет назад.***
Надо ли говорить, что все события опять начинают происходить в одном месте? В месте, которое так недолюбливал Клаус потому, что первородный не мог просто взять и пойти в тронный зал с заявлением : «Я буду королем Англии, и плевать, что я никогда не постарею как обычный смертный!». Каждый день Ник выгадывал наилучший момент, чтобы что-то изменить. Думал над тем, как можно править. Но с появлением знатных, особо приближенных семей этот вопрос о власти стал еще более «острым». Ибо многие из них знали о существовании вампиров, некоторые только догадывались, но вместе они решили создать содружество семей, которое обязательно начнет бороться с «проблемой насущной». — И убить их всех нельзя! Хватило мне кровавого бала в 1597, когда я придумывал посмертные записки. И просто так свалить трупы в воду, или же сжечь, или же закопать было непозволительно! Люди начнут задаваться вопросами и подозревать, что во дворце все пропадают. О том, что я должен быть осторожен, всегда говорила Эмили Беннет... Хм... — вслух рассуждал гибрид, после чего глубоко задумался. В то время как первородные искали решение одних проблем, кто-то решал другие, уже свои личные. Например, Бригитта Бьёрн. Она нарадоваться не могла случайно появившейся во дворце гостье, которая оказалась сильной ведьмой. Бри моментально завела знакомство с дамой, и та даже согласилась ей помочь, сделав кольцо солнечного света. И Бьёрн совсем не смущало, откуда именно эта ведьма могла знать о таком заклинании. Бригитта и сама стала замечать, что с каждым днем она все больше походит на легкомысленную старшую сестру – вампирша перестала задумываться над теми или иными вещами. Они просто воспринимаются бывшей принцессой как факт. И это настораживало. А пока все лишь думали о своем, Стефан свои мысли еще и записывал в дневник. Он так и не смог разобраться в чувствах. Кто ему милее? Валери, которую он знал больше двух лет, или Кэтрин, стремительно ворвавшаяся в его жизнь? Младший Сальваторе сидел в полутемной комнате и молча страдал. Он начинал думать, что лучше бы он вообще не умел любить... И тут ему захотелось безрассудно отключить человечность, чтобы перестать чувствовать что-либо. Но не успел Стефан и глаз прикрыть, как в его комнату влетел чудом выживший в 1597 году Грэй Локвуд. — Черт побери, Сальваторе! Твоя фамилия разъедает мой нежный слух! – раздраженно отозвался Грэй, хлопнув дверью. Стефан закрыл дневник и оказался в полном недоумении от происходящего. — Локвуд? О чем ты? — Гилберт, Сальваторе, Форбс, Фелл и даже Локвуды – ты знаешь, о ком я, – протянул несостоявшийся оборотень. — Приближенные ко двору семьи? И... Что я должен из этого понять? – спросил Стефан, вставая из-за письменного стола, который озаряла лишь неяркая свеча. — Они узнали. Они окончательно поняли, что во дворце полно вампиров, и все они начнут охоту. Семьи станут дарить вербену абсолютно всем, в том или ином виде. Это катастрофа! – запаниковал Локвуд. Стефан на долю секунды округлил глаза. А как ко всему этому причастны Сальваторе? Ведь ни он, ни Дэймон не состоят в «дружеской чите» королевы. — Подожди, Сальваторе? А что в этом списке делает наша с Дэймоном фамилия, если мы не подписывались на нечто подобное? – спрашивал Стефан, толкая паниковавшего мистера Грэя в плечо. — Боже мой, вы что, не в курсе? У вас есть живые родственники, не вампиры. И именно они являются инициаторами охоты на «охотников»! – почти что завизжал Локвуд, называя вампиров «охотниками». — Теперь точно в курсе, – приглушенно ответил Стефан, спешно одеваясь. В этот, казалось бы, спокойный вечер предстоит далеко не спокойная прогулка. — Ты куда-то собрался? Ах да, точно, я же последние десять минут говорю о домах, в которых живут Фелл, Гилберты, и даже Сальваторе! – непонятно и возмущенно бубнил Грэй. Он принялся торопить младшего Сальваторе. — Грэй, я, конечно, понимаю твою суетливость и трусость, но прошу, отвали! Я итак понял, что мы должны успеть на площадь Завоевателей! – прикрикнул на недовольного Локвуда Стефан. После этого вампир с неактивным геном оборотня замолчал, но только лишь обратив внимание младшего Сальваторе на погоду за окном. Была осень, а потому зрелище туманного и дождливого вечера ни у кого не вызывало удивления. Вскоре Грэй и Стефан неслись по недостроенным улицам Лондона. К слову, в город Лондон превратился совсем недавно, раньше лишь напоминав продвинутую деревню. Кареты очень мешали движению. Случались беспорядки – дороги скользкие, четких правил движения нет, да и спешили все куда-то, а потому оба вампира предпочли использовать характерный способ перемещения, не боясь напугать кого-то этим. — Ближе всего дом Феллов, а уж там и Гилберты недалеко, – обеспокоенно сообщил Локвуд, когда они остановились за углом какого-то дома. Одежда Стефана была усеяна капельками грязи, которой на улицах было вполне достаточно. Сальваторе с некой досадой оглядел костюм, однако затем предпочел не заострять на такой мелочи внимание и, не ответив Грэю ни слова, ринулся к тому дому, название улицы которого ему заранее сообщил Локвуд.***
Стефан и Грэй проследили за домом Фелл, но вскоре обнаружили, что «штаб антивампирской коалиции» находился не здесь. — А теперь что? – опять-таки засуетился Локвуд, хотя прекрасно знал ответ на свой же вопрос. — К Гилбертам, – отрезал Сальваторе. Но до этого дома они добирались уже иначе : вампиры свернули на людную улицу, которая «обещала» привести их к жилью Гилбертов. И идти по улице, притворяясь обычными людьми, им пришлось недолго : перед вампирами открылся вид на дом, на стене которого написано : «Gilberts»*. Стефану и Грэю ничего не стоило сыграть зевак – они с любопытством наблюдали за любым движением вокруг дома и даже не скрывались. — А это что за карета подъехала? Да еще и такая большая, будто кто-то приехал с большим количеством вещей! – негромко воскликнул Локвуд. Стефан повернул голову в сторону кареты. Из нее вышли две дамы, похожие на дочь и мать. И чтобы избежать неприятностей, Сальваторе дернул Грэя, заставив того вздрогнуть, и решительно сказал : — Пойдем отсюда! Если эти дамы окажутся вовсе не дамами, а замаскированными охотницами, прихватившими с собой кучи вербены и оружия, то мы не уйдем отсюда живыми! Мы попросту не готовы к войне с ними! И Грэй впервые молча согласился. Вампиры развернулись и быстрым шагом пошли в том направлении, откуда явились. Однако внезапно перед ними возникла дама с каштановыми неестественно завитыми волосами. Она невозмутимо держала в руках зонт, который почему-то не был распространен в Англии. Когда она подняла голову, чтобы встретиться взглядом с джентльменами, Стефан сразу же ее узнал. Мурашки пробежали по коже вампира, и дело было вовсе не в погоде. — Я говорила, что исчезну, но не говорила, что навсегда, – деловито сказала она, убирая зонт. — Не надеялся увидеть тебя столь скоро, Кэтрин Пирс.