преодоление непонимания

Три. Корво разглядывает длинные таблички для аудиографов со своеобразными подписями к каждой и проводит пальцами по зазубринам. Поверхность приятно шелушится под пальцами. Он аккуратно берет одну из них в руки и пытается вставить в аудиограф. Получается не сразу. То ли он отвык от этого, то ли просто забыл как делать. Он щелкает несколько кнопок на нем и с интересом прислушивается к легкому струнному перебору. Надо же, он никогда не думал, что эти самые аудиографы можно использовать так. В стопке лежащих рядом чистых и испещренных красивым ровным и мелким почерком листов он находит обыкновенные нотные листы. Некоторые из них заполнены, некоторые — нет. Там же лежит концерт для фортепиано с оркестром. «оркестр» зачеркнут, ни номера, ни названия. Он кажется смутно знакомым уже по двум первым станам. Два. Корво сидит за роялем, постукивает пальцами по лакированной черной крышке и думает о чем-то своем, стараясь не обращать внимания на суетящихся рядом китобоев. Каждому нужно что-то взять в библиотеке, они предпочитают сделать это быстро и почти сразу исчезнуть. Если быть честным, Корво первые несколько дней даже и предположить не мог, что в Радшоре можно найти даже библиотеку. Огромные, длинные и высокие, ряды стеллажей с книгами, справочниками, документами, даже тетрадками… посреди всего этого великолепия Корво с удивлением пару дней назад нашел листочек нот. И задался вопросом — а на чем собственно и нужно сыграть концерт номер пять неизвестного автора? Концерт для фортепиано. Он искал. Искал очень долго. В итоге нашел. Он очень хотел поставить его куда-нибудь в отдельную комнату. Когда Томас предложил для этих целей саму библиотеку — Корво сомневался. Томаса поддержали. И сейчас Корво, с лицом довольного работяги, сидит, поглаживая пальцами черное дерево настроенного им же инструмента. В некоторых местах краска, а за ней и материал, потрескалась. Ничего, поправимо. Он привычно откидывается на спинку стула, наплевав на положенную осанку и пробегается пальцами по клавишам. Что-то работает, что-то нет… Он задумчиво настукивает одну из колыбельных, раздраженно морщиться, когда под пальцы попадают неработающие клавиши.  — Ну как тебе? — Дауд подпирает спиной стенку, отталкивается от неё ногой и встает за спиной Корво. Он кладет ладони на чужие кисти и медленно ведет их. Корво вслушивается в слишком медленный темп, порою морщится от неподходящих звуков, и выдергивает руки из-под широких ладоней Дауда. Корво запрокидывает голову и внимательно смотрит на него.  — Я не особо умею, — честно признается Дауд, отступает на пару шагов и ухмыляется. — Сыграешь что-нибудь? Корво наугад тыкает в клавишу. Пелена тишины остается неразорванной.  — Надо починить, — рассеянно невпопад отвечает он. Поднимается на ноги и улыбается, когда смотрит на Дауда. — И тогда сыграю. Один. Он достает тот самый концерт из папки и пробегается по нему глазами. Так и есть, знаком, до скрипа зубов. Но почему-то вспомнить название у Корво не получается. Вот совсем не получается. Он знакомо складывает ладони в молитвенном жесте и смотрит на ноты. В голове мелькают несколько туманных образов, среди которых Эмили на столе болтает ногами и роется в ящиках стола. Он цепляется за это воспоминание и пытается погрузиться в него. Корво часто так делает, если нужно что-то вспомнить. Он бережно хранит многие воспоминания и знает, что они разложены по порядку. Надо только дернуть за нужную ниточку и потянуть на себя. Эмили болтает ногами в розовых туфлях в воздухе и улыбается. Она перебирает в столе предметы, переставляет и кажется крайне возбужденной. Со стола падает несколько листов бумаги, в которых Корво моментально узнает эти самые ноты. Он хочет спросить чьи они, но Эмили сама тянется за ними и бросает лукавый взгляд на Корво.  — Помнишь, ты написал его маме на день рождения несколько лет назад, а потом возмущался, что он тебе не нравится и переписал? Мне так понравилась первая часть, что я её сохранила. Я заберу себе, ладно? Он удивленно кивает и смотрит на неё. Не помнит. Вернее, он прекрасно помнит конечный вариант. Чуть ли не наизусть, а первые черновики, которые когда-то ему совсем не нравились — отнюдь нет. Корво выныривает из круговорота воспоминаний и с удивлением смотрит на ноты. Откидывает их от себя и смаргивает. Надо же было так. Впрочем с тех пор его жизнь была весьма насыщенной. Написал, отложил, переписал да забыл. Ничего необычного. Теперь, когда он поднимается из-за стола, задаётся вопросом, откуда эти самые ноты именно здесь? Ноль.  — Ты знаешь, что это? — он пристраивается на крышке стола Дауда и выразительно смотрит на него, пока мастер пробегается взглядом по листу. Дауд приподнимает брови.  — Ноты?  — Какие ноты? — неугомонно выспрашивает Корво, елозит по столу и ловит падающее перо. Дауд про себя отмечает, что слава Бездне, чернильницу он закрыл и убрал куда подальше по приходу Аттано, зная его страсть к сидению на столе.  — Не знаю, — искренне признается мастер. — Я в них не особо разбираюсь.  — В нотах?  — Да, — кивает Дауд. — Я немного… умею играть, но уж точно не читать ноты. Корво хмуро сует нос в листок и тихонько что-то ворчит.  — Но я знаю, откуда они, — тихо добавляет Дауд, постукивая пальцами по краешку стола. Корво вопросительно поднимает голову и внимательно на него смотрит. — Выпало из кармана Эмили. В тот день. Томас забрал. Корво кивает чему-то своему, бережно поглаживает листок пальцам и обнимает Дауда. Тычется носом ему в изгиб шеи и тихо шепчет:  — Кажется, я знаю, что буду играть.