преодоление непонимания

Корво как-то печально улыбается, когда костяшки его пальцев встречаются с челюстью Дауда. Мастер хватает его за глотку и рывком встряхивает, прижимает к столу и наклоняется над подрагивающей головой. Пальцы в волосах. Больно. Пальцы везде, тяжелая чужая хватка на горле, на голове. Его нитями оплетает безумие, и он горько ухмыляется, пока ловит чужое дыхание губами. Надо ближе. Надо сильнее. Когда чужие кулаки врезаются в грудь, он благодарно выдыхает, награждая мастера слабым пинком в живот. Ответ многозначен. Дауд это знает, и, приобнимая измазанного в их крови Корво, тащит его вниз, упираясь едва гнущимися пальцами в пол. Корво Аттано залит кровью, потом и ядом их злости. Почему-то это становится привычным. Он хрипит под Даудом, запрокинув голову и чертя пыльным бешеным взглядом по потолку. Бешеный. Как есть, бешеный. Аттано раскидывает руки в стороны и тихо напевает что-то. Ни один из них не против. Мастер жадно вдыхает мокрый ядовитый воздух и опускается на локти по обе стороны от головы Корво. Аттано поддается ему навстречу и оставляет сухой поцелуй на щеке. Пачкая губы кровью. Дауд не выдерживает первым. Он тянется к лицу Корво и проводит пальцами по переносице. Невесомо спускается ниже, собирая на коже следы мгновенной тупой боли. Аттано не менее невесомо улыбается. От них веет музыкой, сыгранной на венах и сухожилиях, жаренными на костре крысами и гнилыми яблоками. Металлы и кровь — их неизменный спутник, а потому их запахи въедаются в само их существо. Их запахов словно бы… нет. Корво тянется всем телом, упираясь согнутыми нервно подрагивающими коленями в ноги Дауду.  — Все в порядке, — он вновь вплетает пальцы в волосы Аттано и сильно дергает на себя. Корво под ним извивается раненной ящерицей, пытается приподняться, но ему не дают.  — Тшш, все хорошо, — Дауд нависает сверху, прислоняясь лбом к лбу и в утешающем жесте проводит свободной рукой по чужому горлу. Бьющемуся в истеричных конвульсиях Корво смешно и очень-очень больно, но его самого это волнует не так сильно, как живое тепло над ним. Тепло и больно.  — Не уходи, может… не уходи. Мастер выпутывается из сети чужих волос и улыбается одними глазами. Ледяными глазами, с отчаянием и желанием цвета китовой кости. Корво знает — лёд легко трескается, разрывается сетью паутинных нитей под совсем легкими движениями одних кистей рук.  — Не уйду, — весело ухмыляется мастер. - Ты только не отключись раньше самого интересного.  — Иди нахуй, — тихо со свистом просит Корво, и Дауд ловит его вздох одними губами. Будешь ли ты меня любить так же сильно, как ранишь меня, смеётся про себя Корво, позволяя чужим пальцам выжать из него очередной обрывочный хрип. Кажется, это их маленький мирок, оруженный реками крови и мутной воды. Мир, состоящий из горящих прикосновений и ледяных поцелуев, из таяния льда и снега, из черного света Бездны. Из всего сущего.  — Эй, телохранитель, — зовет Дауд, водя испачканными в крови пальцами по скулам мужчины. Корво приоткрывает сонно слипающиеся глаза и устало улыбается, едва приподнимвя уголки губ.  — Не спать?  — Как хочешь, — фыркает Дауд, опускает голову его на плечо и неспешно пропускает чужие липкие и пыльные волосы сквозь кончики длинных пальцев. Грязно, отмечает про себя Корво, когда получает очередной поцелуй, а затем и укус куда-то в сгиб шеи.  — Но предпочтительнее не спать, — все-таки признает мастер. Корво осторожно садится, прислоняясь спиной к ножке стола, и притягивает к себе Дауда. Он устало поглаживает мастера по растрепанным волосам и щеке. Из этого состоят все его мечты, он безусловно в этом уверен. Из сильных ударов, легких поцелуев и болезненных прикосновений. Это, возможно, не такая красивая любовь, какой она могла бы быть, но ему хватает. С лихвой.