Когда тают льды: Сердце Иннара

«Как только не стыдно думать о таком!» «Если я не могу спрятать от тебя свои мысли, то будь добр, терпи их все. Между прочим, это тебе загорелось ночью проводить очередной опыт. А я, заметь, замужняя женщина, и ночью у меня могут случиться совершенно другие интересы, чем позволять нетерпеливому мальчишке без капли такта и житейского опыта копаться в моих мозгах!» «Но на улицу ты по моему приказу всё же вышла. И нашла на заднем дворе припрятанный сверток с красной лентой». «Дрянной мальчишка! Я не удивлена, что ты подчинил меня чужой воле на расстоянии, меня поражает другое: откуда я знала, куда идти, что искать, и как, во имя Духа, этот сверток вообще там оказался?!» «Ты его там и оставила». Тишина, когда в чужом сознании пробегают мириады разрозненных мыслей-разрядов, сплетаясь в стройный узор. Яркая вспышка озарения и хлынувшее следом возмущение. «Наглец! Ты... стёр мне память?!» «Совсем немножко, зачем так нервничать? В прошлый раз мы завершали сеанс, когда я велел тебе свернуть пустое покрывало, перевязать алой лентой из тех, что тебе подарил муж на праздник – помнишь, сама рассказывала? – отнести на задний двор и забыть о последних минутах своей жизни. Ты так и сделала». Интенсивность сгустившихся мыслей едва не вытолкнула его из чужого сознания. Чепуха, с нахлынувшими эмоциями он бороться уже научился. Ищи лазейку, просочись под броню, останься внутри, заставь их забыть о твоем присутствии... «Мерзавец... у меня последних минут не так много и осталось! И тебе ли, братец названный, чтоб тебе не хворать, а сразу сдохнуть, об этом не знать!» Сильнейший неловко развёл руками, словно находившаяся на другом конце Стонгарда колдунья могла его видеть. Действительно, в далёкой битве, одиннадцать лет назад, Велена отдала половину жизненной энергии – ровно половину жизненного срока – ради того, чтобы остановить альдскую атаку. Колдунья в одиночку перебила большую часть вражеского войска во главе с эйоханом Дейруином. Именно Велена сорвала венец власти с мёртвого альдского правителя; и именно она доставила его в безопасное место после битвы, подарив Империи ещё один рычаг давления на нелюдей. Впрочем, в погоне за очередным захватывающим опытом Илиан не вспоминал о жертве названной сестры, как не боялся ни углубиться в чёрные искусства, ни использовать все подручные средства. Даже если последние приходились дорогими ему людьми. В конце концов, Велена возмущалась лишь по привычке – сама прекрасно знала, какую пользу принесут их опыты. Ментальная магия, или магия разума, использовалась весьма ограниченно, и в основном для поражения противника. Видимого противника. Насильственное вторжение в разум, краткие минуты повиновения, подчинения воле мага, столь же бесцеременное стирание памяти, грозящее полным забвением тому, над кем проводился тяжелый ритуал. Но ни прочесть чужие мысли, ни предугадать действия соперника даже сильнейшие из магов не могли. Тем более не могли они найти поток определенного разума на огромном расстоянии, видеть чужие мысли и управлять ими, внедрить в них свои – исподволь, ненавязчиво, не вызывая подозрений... Илиан Иннар открыл новые глубины магии разума. Стонгардский самородок теперь знал, как свести с ума постепенно, заложив всего одну разрушительную мысль в подсознание; вызвать ту или иную болезнь, ведь всякая хворь берет начало в голове; открыть дремлющие таланты и усыпить действующие; вплести идею в чужой разум, которая прежде казалась ему чуждой и даже враждебной. Сильнейший унтерхолдской гильдии мог по праву гордиться собой. Вот только про опыты их знали пока лишь они с Веленой, да, частично, мастер Левент. Люди, которым Илиан в определенной степени доверял. Не считая приемной матери, которая, после потери магического дара и передачи ему памяти крови Иннаров, осталась с отцом в глухом городишке на краю Империи. С ней советоваться Илиан разучился: здоровье Деметры Иннары не позволяло держать долгие советы, особенно в ночное время, когда Илиана посещала очередная гениальная догадка. Почти все знания матери стонгардский самородок впитал, и лишь изредка, прибывая в Ло-Хельм, делился с ней планами и новостями. Мысли же оставлял при себе: не любил делиться тем, что ещё не обрело формы. За конкретным советом направлялся к сикирийскому Сильнейшему или Велене, переговоры с которой использовал по большей части для того, чтобы упорядочить течение собственных суматошных мыслей. Названная сестра, бывшая адептка Братства Ночи, никогда не осуждала. Будучи слабее, не являлась и соперницей, а потому гордый Илиан мог не бояться снисхождения; зрелость же суждений, в совокупности со спокойным восприятием любой его безумной выходки, позволяла Сильнейшему по-новому взглянуть на любую ситуацию. Велена не давала советов, но Илиан, общаясь напрямую с разумом сестры, чувствовал чужое суждение и неизменно проникался им. Вот и сейчас мастер Иннар ловко сменил тему, одновременно гася раздражение Велены и желая услышать её мнение по не дававшему покоя вопросу. «С отцом разругался. Он будто... нарочно из себя выводит! Знает же, и он и мать, что закрытие лишь одних альдских врат невозможно. Подбивает к мысли о том, что не мешало бы закрыть все. И тогда что, Велена? Останемся без магии! Ему хорошо рассуждать – всю жизнь прожил в глуши, изредка выбираясь в походы. А я... с детства ненавидел место, в котором рос. Всё это... хозяйство... грязь, грубый труд... как горячо я ненавидел проклятую деревню и как страстно мечтал оттуда вырваться! Я знал, что не принадлежу... этому, что рожден для другого, всегда знал! Когда появилась госпожа Иннара и забрала меня с собой, я поклялся, что никогда не вернусь обратно. Сколько труда положено в то, чтобы стать тем, кто я есть! Сколько... ограничений, запретов... непрестанного воздержания... А он что же, хочет, чтобы я от всего отказался? Закрыв врата, я не только альдам – сам себе обрежу источник магии! Воздуха лишусь...» Тишина, не нарушаемая даже ходом мыслей. Велена слушала всем естеством, но напряженная, слегка пульсирующая нить, связывавшая их разумы, слегка натянулась. «Вот ты думаешь, это Люсьен – папин друг – подбил меня на первое заклинание? Отец тогда на него так злобно вытаращился, что я думал – убьёт на месте! Нет! Это я, я сам к нему обратился с такой просьбой! Я попросил! И он не выдал. Терпел гневное рычание отца, но ни словом не обмолвился о том, что это вообще-то мальчишка виноват – я то есть – а вовсе не он. Бездна надёжно хоронит все секреты. Разве я не прав?» «Прав. Тьма не выдает». Ровное согласие, всё та же напряженная нить чужого разума. Короткая усмешка. «Но легче от этого не становится, и жажда не ослабевает». «Вот только не говори сейчас, что это я виноват в ссоре!» Личный гнев сдерживать куда сложнее, чем чужой. Эмоции подопытного – что досадные препятствия, огибаешь, стараясь, чтобы они не вытолкнули с занятого пространства. Собственные чувства – это всегда бурлящий поток, рождающийся в самом центре жизненной силы и подрывающий внутреннюю цитадель изнутри. И как бы ни было противно это признавать – Илиан ждал с нетерпением, что же подумает сестра. Даже дыхание затаил. Напряг уставшее подсознание, вплетаясь в нетерпении в чужой разум и жадно поглощая чужие мысли. «Я скажу только то, что это больно – видеть, как талантливый человек пользует свой гений для служения сомнительным силам. Ты балансируешь на краю лезвия, Илиан, и, наблюдая за тобой, я стараюсь не дышать». *** Утро в Унтерхолде выдалось неприветливым. Собственно, другим его господин Иннар и не помнил: редкие весенние дни на западе Стонгарда окрашивались солнечными лучами. Привычный туман наползал из-за западных гор, с которых начиналась беспокойная и труднопроходимая гряда, отделявшая Стонгард от Бруттской Империи, и раскинувшийся у подножия город с каменными жилищами, вырубленными прямо в горной породе, с высоты крепостной стены гильдии казался утопленным в густом молоке. Илиан прислонился плечом к покрытому инеем зубцу стены, скользя взглядом по обломкам скал, пропасти, раскинувшейся под гильдией, тонким нитям горных троп и наползавшему с вершин туману. Сколько лет он считал это место домом? Уже больше двадцати, так, что возвращение в Ло-Хельм каждый раз становилось пыткой. Как дурной сон, в котором ты вновь маленький и бесполезный, а мир вокруг тоскливый и безысходный. После общения с Веленой унтерхолдский Сильнейший утвердился в мысли, что сестра считает его если не виноватым в ссоре, то весьма дурно обошедшимся с отцом. Как бы ни был резок в суждениях иммун Сибранд, он не заслужил пренебрежительного тона среднего сына. «Ты недостаточно образован, отец», - так, кажется, он выразился? А про мачеху, госпожу Иннару, ляпнул, будто та – бессильная ведьма? Гнев управлял им, не иначе. Илиан и сейчас чувствовал, как тот кипит в жилах, просится наружу, готовится взять верх. И так часто он стал уступать настойчивому зову... - Ты не явился на завтрак, Сильнейший. Я пришла, чтобы убедиться, что под нашими стенами нет вражеских войск, и ты вполне можешь оставить свой пост, чтобы подкрепиться. Илиан усмехнулся, протянул руку, привлекая к себе полуальдку. Элеа запахнула плащ поплотнее, устраиваясь у него подмышкой; глянула ровно, без интереса, на раскинувшуюся под ногами знакомую картину. - В гильдии всё хорошо, - на всякий случай отчиталась дочь легата. – Адепты уже на занятиях, мастера на месте, реттоны наводят порядок в столовой и жилых помещениях, Оук в библиотеке засел, даже командовать слугами не желает – кости, говорит, на погоду разболелись. Я ему отвар снесла. Стар он уже, Илиан. Даже самые верные слуги снашиваются. Реттонского помощника присмотрела ему, чтобы дела потихоньку передавал да за библиотекой лишь и приглядывал. Злится. Говорит, мол, стар, но ещё тебя, девчонку, переживу. - Оглумы живут чуть дольше людей, - усмехнулся Илиан. Зеленокожий помощник был незаменим; даже грустно становилось от мысли, что древний, как сама унтерхолдская крепость, Оук не сможет вскоре шуршать по двору грубыми сапогами да раздавать реттонским переселенцам сварливые указания. - Но не дольше альдов. - Ты не чистокровная альдка, душа моя. Элеа не откликнулась, нежась в кольце сильных рук. Илиан казался задумчивым и чуть отстраненным; обычное настроение жениха для рабочих будней. - Что-то случилось в столице? Ты вернулся... подавленным. Сильнейший провел ладонью по плечу полуальдки, коснулся тонкой шеи пальцами, задевая купленное в столице серебряное ожерелье. Элеа оказалась на удивление довольна подарком, даже отчитывать за лишние траты не стала. И носила уже третий день, не снимая. - Император давит, ждёт амулет четырех стихий. Я и сам тороплюсь... Брутты разошлись не на шутку. Считаю, что их поддержки нам не видать, и дело не только в сердце воды. Надеются, что альды нас разгромят. Бруттам что? Заключат мирный договор с нелюдями, может, предоставят им поддержку, чтобы отвлечь на западные границы часть наших сил, а в награду получат часть земель Объединенной Империи. Давен это тоже понимает. Потому и давит... сильно надеется на магическую поддержку и на новый воздушный флот. На флот – меньше, потому что альды эти годы без дела тоже не сидели. С каждым днём всё тяжелее быть героем, Элеа. Если не справлюсь... - Справишься. - Даже ты не даешь мне права на провал, - невесело усмехнулся Сильнейший. – А между тем я, как выразилась недавно сестрица Велена, балансирую на краю лезвия. Когда на вершине, то кажется, что непременно выдержишь... а в другой миг раз – и вновь на дне. После всех трудов и карабканий... Иногда кажется – достаточно соломинки, чтобы доломать себе хребет. - Ты просто устал, Илиан. - Порой мне кажется, - не слушая невесту, проговорил Сильнейший, - что легче сломаться, чем нести неблагодарный Мир на плечах. Там, на дне, всегда полегче. Ни за что не отвечаешь, ни за что не борешься. Как в детстве... – и господин Иннар отчего-то заметно вздрогнул. Элеа скосила на возлюбленного серые глаза. С переменчивым настроением жениха она, в отличие от окружающих, справляться умела. - Мой отец с тобой бы согласился, - усмехнулась дочь легата. – Он говорил: лежачих не бьют! Об них только ноги вытирают. Илиан оторвался от бесцельного созерцания горного ущелья, посмотрел на невесту внимательнее. Улыбнулся, лишь теперь видя её по-настоящему. - Душа моя... ты – лучший из мозгоправов! Причина, цель и смысл всего в моей жизни... - Вовсе нет, - возразила полуальдка после глубокого, долгого поцелуя. – Ты амбициозен, Илиан Иннар. И без меня нашёл бы цель. - Теперь я амбициозен осознанно, - мягко улыбнулся Сильнейший. – Гораздо легче уходить, зная, что тебе есть, куда и к кому возвращаться... - Об уходах, - перебила редкие романтические излияния жениха Элеа. – Завтра ты летишь в Ло-Хельм? - Вначале к отцу, - нехотя, разом мрачнея, подтвердил Илиан. – Затем – к Живым Ключам, за сердцем воздуха. Оттуда – к альдам, за сердцем земли. - Почему не берешь с собой мастера Левента? Снова один? - С Дагборном, безусловно. - Отправишься с сердцем воздуха в Альдский Доминион? А если провал? Сильнейший даже выпрямился от незаслуженной обиды. - Провала не будет! Сердце воздуха... оставлю в Кристаре, вероятно, у Мартина и Велены. Заберу на обратном пути. - В пограничном порту? – вкрадчиво уточнила Элеа. – Где опасность может вспыхнуть в любой момент? Какие бы чары ты ни наложил на кристалл с сердцем – если поблизости окажется сильный альдский маг, он его почувствует. А когда ты достанешь сердце воздуха, это почувствуют все сильнейшие маги Мира. Смогут ли Мартин с Веленой защитить его? Или северной крепости мало набегов нелюдей, что ты решил дать им ещё один повод? - Я не задержусь в Доминионе. Сердце земли заберу – и назад. - Разумнее доставить сердце воздуха от врат сразу сюда, в унтерхолдскую гильдию, в наше хранилище. Я сама сделаю это. Илиан поразился не столько самоуверенности, сколько наглости своей возлюбленной. Даже рот открыл, чтобы возразить. - Я пойду за тобой так или иначе, - предвосхитила возмущение жениха Элеа. – Не возьмешь меня – сама на ящере прилечу. Оук уже подсказал, какого брать в случае нужды. Сильнейший резко отстранился от возлюбленной, оглядел спокойную, как сама смерть, беловолосую полуальдку, нахмурил брови и отрезал: - Ты никуда не полетишь. *** Дагборн вдыхал морозный воздух полной грудью, улыбаясь мыслям о жене и дочери и хмурясь каждый раз, когда оборачивался на хлопающего крыльями Огневика. Ящер Сильнейшего, по привычке, всхрапывал, когда Илиан слишком сильно натягивал поводья, но летел на удивление спокойно, хотя и с очевидной ленцой: показывал норов, ведь катать в этот раз пришлось двух людей сразу. Верный телохранитель ни словом не обмолвился, когда господин Иннар тяжело обронил перед вылетом, что Элеа летит с ними: верно, Сильнейший и сам пребывал не в восторге от подобной идеи. А может, надеялся, что Элеа образумится и останется в Ло-Хельме, ожидать их возвращения. Дагборн на это даже не рассчитывал: полуальдка своих решений не меняла. Преданная до последней капли крови тому, кого выбрала, нелюдь в теле человека лишь маскировалась под окружающих, подчиняясь чуждым ей человеческим традициям и законам. На деле – никаких границ для неё не существовало вовсе. Телохранитель ничего не мог бы поставить ей в вину – Элеа следила за гильдией, удерживая прислугу в стальном кулаке, предупреждала Илиана о возможных недовольствах и удерживала Сильнейшего от опрометчивых шагов, решения принимала взвешенные, оказалась разумной и терпеливой, ожидая часа, когда они смогут быть вместе, и даже побуждала горячего жениха примириться с семьей, от которой он так отдалился – но что-то в полуальдке не давало Дагборну покоя. Нелюдь казалась равнодушной ко всему, что не касалось Илиана, а на людей смотрела с безразличием путника, присевшего под деревом и разглядывающего муравьев под ногами. Тем страшнее казалась её привязанность к господину Иннару. Стонгардский самородок же ничего предусмотрительного в невесте не замечал – неудивительно, с его опытом в женском вопросе. Зато Дагборн чувствовал напряжение кожей: если юной нелюди почудится, будто он не так взглянул на её избранника, за своё место и жизнь телохранитель не ручался. - Привал делаем? – перекрикивая свист ветра, бросил телохранитель через плечо. «Нет», - прозвучал в голове мертвенный голос господина Иннара, прежде чем Сильнейший откликнулся вслух: - Нет! На миг руки Дагборна дрогнули, так что Снежок недовольно рыкнул и вильнул в сторону, а легионер пошатнулся в седле и едва не вывалился на ходу, мигом придя в себя. Как давно он не ощущал подобного: чужая энергия, коснувшаяся сознания, прямое воздействие чужой магии. Память о давно забытом обряде, благодаря которому он не мог вспомнить ничего из событий многолетней давности, всколыхнулась и вновь угасла. Господин Иннар... говорил, что он, Дагборн, невосприимчив более к ментальной магии... тогда почему он услышал чужой голос в голове? Или почудилось? Мельком обернувшись, Дагборн увидел лишь, как Элеа крепко прижимается к спине Илиана, закрыв глаза и плотно сжав губы, а господин Иннар одной рукой стискивает оплетшие его талию руки возлюбленной, управляясь с Огневиком второй. Ящер покорно терпел и вёл себя гораздо лучше обычного, так что Дагборн вздохнул с облегчением. В одиночку он добрался бы в Ло-Хельм вдвое быстрее, так что приходилось даже сдерживать Снежка и не спешить понапрасну. Дагборн переживал за полуальдку: несколько часов полета – испытание непростое даже для мужчин, а уж молодая девица, редко покидавшая стены гильдии, и вовсе могла бы расклеиться. Элеа жаловаться не умела. Нелюдь даже вздохом не выдала того, насколько тяжело далась ей дорога, когда оба ящера устремились вниз, к загону, и тяжело ударились о землю. Ло-Хельм встретил их вечерними сумерками и тишиной. Илиан и Дагборн, поручив ящеров знакомым легионерам, отправились по каменной тропе, ведущей от казарм к жилым улицам. Элеа, отказавшись от помощи, закинула за плечи мешок сама, поскольку мужчины и без того несли много: поход, который задумал Илиан, требовал, учитывая пополнение в их отряде, больше припасов и теплых вещей. - К братьям заглянем вначале, - тяжело проронил Сильнейший, когда они достигли крайних домов. Оттягивая момент встречи с отцом, стонгардский самородок предпочел бы до утра сидеть в домах старших братьев-близнецов, Никанора и Назара. - У Никанора нет никого, - безуспешно постучав в запертую дверь темного дома, сообщил Дагборн. – Наверное, у брата. Верный телохранитель оказался прав: по соседству горели ярко освещенные окна и даже через толстые стены слышался детский смех и шум голосов. Дверь открыл Назар. Илиан молча обнял большого, как медведь, старшего брата, когда тот без слов шагнул вперед и коротко прижал его к себе. - Надолго? – без приветствий спросил Назар, пропуская компанию в сени. - До утра. Потом – к Живым Ключам и дальше, - быстро поделился Илиан, скидывая обледеневший плащ: несмотря на весеннюю оттепель, небо всё ещё дышало мертвенным холодом, особенно, когда ящеры забывали о наездниках и стремились в ледяную ввысь. Пока господин Иннар помогал невесте снять тёплый плащ, Дагборн сложил походные сумки у стены и стрельнул взглядом в сторону хозяина. Назар оказался самым понимающим – и самым молчаливым из братьев. Никанор всегда принимал сторону отца и не стеснялся в выражениях – всё же командирский чин сказывался на характере самого старшего из братьев – в то время как Назар неизменно молчал, какая бы буря ни разыгрывалась в доме. Если бы Илиан навсегда отпал от семьи, Назар, верно, оказался бы единственным, кто бы принял его обратно. - Кого на ночь глядя принесло? – сварливо поинтересовались из натопленной комнаты, когда Назар шагнул внутрь. Илиан вошёл следом, охватывая взглядом мирную картину: Дария и Лия, жёны Назара и Никанора, сидели в плетеных креслах у камина, там же, в ворохе шкур, возились младшие дети, а старшие играли на лавке у окна. Рядом с ними расположился Никанор, помогая детям мастерить кораблики: оттепель принесла с собой мерзкую погоду, которой радовались только непоседливые отроки – по стремительно бегущим ручьям талой воды малышня спускала деревянные корабли, устраивая жестокие баталии и соревнуясь в скорости. Знакомое и ненавистное в своей унылости воспоминание из детства. Илиан сделал над собой усилие и коротко улыбнулся. - И я рад тебя видеть, Дария, - обратился он к хозяйке дома. – Ты, как всегда, пышешь гостеприимством. - Кого мы видим! Да ещё живым и с пополнением! – выразительно указала глазами на полуальдку Дария, вскакивая со стула. Илиан усмехнулся, обнимаясь с невесткой. Лия подошла второй, поприветствовала с тихой улыбкой; вслед за ней налетели дети. - Дядя Илиан! Дядя Илиан прилетел! – радостно защебетали четверо разновозрастных племянников, пытливо поглядывая на наплечные дорожные сумки. – А ты привёз чего? – без обиняков поинтересовался самый смуглый и самый шельмоватый на вид, старший сын Назара. - Конечно, привёз, - ответила вместо остолбеневшего жениха Элеа. – Вот, сам выбирал. Полуальдка опустилась на одно колено, скидывая на пол свой мешок и развязывая тесёмки. Дети загомонили, разбирая кожаные ремешки с боевыми узорами, диковинные игрушки, предусмотрительно прикупленные полуальдкой в Унтерхолде, и мешочки с леденцами. Илиан взглянул на невесту с немой благодарностью, на что Элеа лишь усмехнулась уголком рта: господин Иннар без подсказки никогда не знал, чем угодить близким. Если за чередой государственных дел и магических опытов вспоминал о них вовсе. - Представь нам свою невесту, Илиан. Сильнейший молча взглянул на самого старшего из братьев, отвечая на прохладный тон Никанора не менее ледяным взглядом, затем привлек к себе полуальдку. - Я о ней уже много лет рассказываю, Никанор. Мог бы догадаться, кто перед тобой. – Поймав тёплый взгляд Лии и любопытствующий, шальной – Дарии, Илиан чуть смягчился. Он прилетел не ради ссор. – Это – моя Элеа. - Рад знакомству с дочерью славного легата Витольда, - Никанор встал и коротко склонил голову. – Как поживает ваш отец? - Судя по успехам наших войск, неважно, капитан. Прямота и ровный тон полуальдки заставили Никанора нахмуриться, но и промолчать: нечто в беловолосой нелюди останавливало от дальнейших расспросов. - Ну, не ради военщины собрались! – нетерпеливо притопнула ногой Дария, широким жестом приглашая новоприбывших за стол. – Дагборн, ты, что ли? Чего стоишь столбом – оружие в углу бросай и садись, пока ещё горячее! Сытный ужин после долгого пути разморил даже телохранителя, но спать в шумном доме Дарии и Назара, похоже, не собирались. - Сегодня свадьба в Ло-Хельме, рантанский духовник приехал, пару молодых обвенчал в нашей часовне, - поделилась Лия. Сама дочь духовника, старшая невестка относилась к духовным обрядам с должным почтением. – В таверне гуляют, Никанор с Назаром пойдут. - Ненадолго, - утешил супругу Никанор. – Дарами молодых осчастливить, и домой. Сосед всё же бывший, приглашал... Илиан ощутил прикосновение прохладных пальцев под столом и поймал вопросительный взгляд невесты. - Я к отцу зайду, - тяжело проронил Сильнейший, не обращаясь ни к кому в особенности. Затем вынырнул из мрачного дурмана, глянул в сторону младшей невестки. – Дария, место на ночь найдётся? - Для тебя – нет, - без обиняков заявила шельмоватая сикирийка. – А вот невесте твоей есть тёплый угол. Ты на той лавке не поместишься, а ей в самый раз. - Я с удовольствием, - внезапно откликнулась полуальдка. – Если не в тягость. - Это тебе будет в тягость, - предупредила Дария. – Дети перед сном... шумные немного. По бледным губам полуальдки скользнула улыбка. - Переживу. - Я подготовлю места тебе и Дагборну, - вызвалась Лия, быстро глянув в сторону мужа. – Поспешим? Время позднее, дети устали... Семьи близнецов поднялись со своих мест резко, словно по команде; дети Никанора бросили игрушки, шустро ввинчиваясь в тёплые полушубки; Дария тотчас, не дожидаясь отхода гостей, принялась убирать со стола. Никанор вышел в сени с детьми первым, глянул на среднего брата. - К отцу сразу отправишься? Илиан медленно кивнул. - Вещи сам перенесу, - успокоил Дагборн, отсекая подопечному последнюю возможность задержаться и оттянуть момент неприятной встречи. Илиан пропустил вперёд шумную семью старшего брата, посторонился, пропуская телохранителя с заплечными мешками, и коротко притянул к себе вышедшую в сени Элею. - Я люблю тебя, - шепнул одними губами. Полуальдка оплела руками талию стонгардского мага, прильнула к крепкой груди на долю мгновения. - Ступай к отцу, - улыбнулась в ответ дочь легата. – Всё будет хорошо. Господин Иннар кивнул, поцеловал невесту в лоб, нежно и целомудренно, и вышел не прежде, чем полуальдка первой скользнула обратно в натопленную горницу.