Его желание

      После разбора полетов они ушли проверять альтернативы. И если хранитель снов добросовестно выполнял свою работу, то хранитель мультивселенной – спустя рукава. Все где-то витал, думал о тайнах и не видел сквозь их плотную завесу просветов ответов.       После укора друга он взялся за дело так ретиво, что даже напугал пару мирных жителей вопросами, почему именно их миру снятся кошмары который день подряд и точно ли в этом виноват Найтмер.       Инк трудился, пока целиком не выбился из сил. Его внутренние часы показывали за полночь, а значит, гость его дома либо уже спал, либо ушел. И в этот раз художник предпочел второй вариант. Потому что понимал, что не удержится, замученный вопросами.       Вернее, эта мука была не совсем его. Скорее Дрима. Но тьма внутри груди аккумулировала ее, ассимилировала и сделала частью Инка. Точно так же, как не так давно она забрала и наделила художника раздражительностью и злостью Эррора.       Попрощавшись с точно таким же вымотанным Дримом, Инк переместился домой. Стараясь не шуметь, вошел, дошел до спальни, до кровати, где обнаружил безмятежно спящий источник вопросов. Черный скелет раскинулся поверх одеяла обнаженный и соблазнительный, видно, имел планы на вечер, но не дождался художника и заснул.       Инк сглотнул подступивший ком. Отпил желтой краски, подумал и отпил еще. Улыбка с трудом взобралась на его лицо. Разделся и лег к Эррору под бок.       — Мы используем друг друга, — прошептал он. — Между нами лишь войны за миры, секс и ночные обнимашки. Ни грамма искренности и огромная тайна. Знаешь, — художник усмехнулся, — мне кажется, она тяжелее надгробного камня.       Эррор проснулся и обнаружил рядом с собой пустое место. Заснул один, проснулся один – ничего необычного. Но проведя рукой по примятой простыне, черный скелет усмехнулся: еще час назад его бок грел Инк.       Одевшись в брошенные на пол одежды, Эррор вдруг заметил, что рукава куртки стали ему коротки. Да и красный свитер тоже маловат. Шорты, ранее смотревшиеся большими, словно шаровары, и спускающиеся едва ли не до колен, казались несколько неприличными.       Разрушитель почесал голову и всмотрелся в свои пальцы, которые за последний год тоже чуть изменились – вытянулись и стали тоньше.       — Вот же, Гастер! — ругнулся Эррор.       Хотя, чего он ожидал? Папер же предупреждал, что не знает всех последствий проживания в им созданном мире. Как шутил этот бурный деятель, когда сам резко вытянулся: видно воздух больно здоровый, а еда свежая.       Эррор хмыкнул и решил пока не обращать на проблему роста внимания. Он и раньше был выше Инка, вряд ли коротышка придаст значение тому, что его любовник уже не на полголовы его выше, а на целую.       Успокоив себя этим, разрушитель спустился на первый этаж. Там его ждал уставший и нездорово бледный Инк. Увидев черного скелета, он тут же приободрился и попытался вести себя, как обычно.       — Кофе или чай? — с бледной улыбкой спросил хранитель.       Несмотря на наигранный позитив, от зоркого взгляда Эррора не ускользнул болезненный вид любовника.       — Какао, — но он притворился слепым во всех смыслах.       Вскоре перед ним дымилась кружка шоколадного напитка. А себе Инк сделал крепкий кофе. Измученный, но полный странной решительности, сел напротив черного скелета. Как показалось разрушителю – решимость разорвать их отношения. И началось все со словами:       — Я хочу с тобой поговорить.       Эррор бросил на хранителя крайне недовольный взгляд, но не стал останавливать: говори, раз начал.       Инк сделал большой глоток кофе и только после напрямую спросил:       — Что происходит?       Разрушитель дернулся, он понимал, о чем его спрашивают, однако из всех сил сохранил равнодушный вид и продолжил играть роль идиота:       — Между нами? Забыл слово? Подсказываю, на «с» начинается, на «екс» заканчивается.       — Я серьёзно! — кружка ударилась дном о стол, черный напиток выплеснулся на столешницу. Инк пылал негодованием. — Что происходит в мультивселенной? Почему даже те, кого я считал неравнодушными к её судьбе, скрывают от меня происходящее?!! Почему все, кто раньше презирал тебя, внезапно встали на твою сторону и заявляют, что я могу их убить, но не добиться ответов?!!       Инк выглядел таким потерянным, рассерженным и печальным, что Эррор едва не проболтался: «Ничего страшного. Ты все узнаешь позже. Потерпи.» Чтобы не дать этим словам выскочить из-под языка, он крепче сжал челюсть и, изображая равнодушие, пожал плечами: а мне откуда знать?       — Эррор, — Инк перегнулся через стол и схватил череп любовника ладонями. Игнорируя возникшие из-за его прикосновений ошибки, повторил вопрос: — Что происходит?       Черный скелет всмотрелся через завесу ошибок в дрожащие зрачки-треугольники любовника и пожалел, что вообще начал эти порочные отношения. Оттолкнул от себя Инка и подорвался из-за стола, стремясь как можно скорее покинуть дом художника.       Естественно, его не отпустили. Хранитель альтернатив преградил дорогу, расставив руки, в его глазах горели череп и прицел – знак того, что без боя упрямец не сдастся.       — С дороги!       — Пока не расскажешь, какого Гастера происходит, ты не уйдешь! Если понадобится, я воспользуюсь созданным подвалом по назначению, но добьюсь правды!       Эррор вздрогнул от воспоминаний каменных стен, цепей и инструментов, но лишь фыркнул:       — Не посмеешь! Или между нами все будет кончено, — твердо добавляя: — Совсем!       Зрачки Инка изменились на восклицательные знаки, и он едва не опустил руки. Однако помотал головой и молящим голосом попросил:       — Тогда хотя бы расскажи, что мучает тебя? Почему я задыхаюсь от твоих эмоций?       Он проговорился. Перешагнул невидимую черту. О его особенности не должен был знать никто, кроме Дрима. Правду о бездушности, тьме в груди, красках. Частично, но не целиком. Никто не должен был узнать, что уважаемый многими хранитель несильно отличается от всех раздражающего Фреша. Только вот Фреш просто не мог ощущать привычных эмоций, а Инк их зеркалил. Буквально крал и пил.       Эррор остолбенел.       — Подожди-ка, — ему не потребовалось много времени для того, чтобы сложить два и два. — Давай-ка поподробнее.       Разрушитель уже не спешил покидать дом хранителя, который отступил от двери. И более не препятствовал уходу. Прошептал:       — Я расскажу тебе, если ты расскажешь мне…       — Так не годится. Помнишь? Один вопрос – один ответ. Я отвечу, если захочу, но только на один твой вопрос.       Инк тяжело вздохнул. У него не было сил выпутываться из паутины лжи, в которую увлек его разрушитель. Ведь он может просто бросить пространное: «Ничего страшного не происходит» или «Происходит то, что тебя не касается», и на этом закончить ответ. Нужно было выбрать удобный вопрос. Конкретный. И лучше если на него надо было отвечать лишь да или нет.       — Ты замешан в исчезновении крупных миров? ГлитчТеил, КурсТеил, ЭндерТеил?       Он знал ответ. Ведь недавнее появление Эррора в первом из перечисленных вселенных было очень ВОВРЕМЯ. И отвлекло на время, пока тот мир не исчез.       Инку нужно было подтверждение из уст виновного, и он его получил.       Эррор наклонил голову в бок. Подумал и, не размениваясь на слова, просто кивнул.       — Что ж, хотя бы это встало на свое место. Думаю, спрашивать о судьбе исчезнувших миров мне не стоит, ты не ответишь.       — Да-да, а теперь давай о себе и в подробностях. Ты чувствуешь мои эмоции? Как Дрим, что ли? Или, может, ты еще и мысли читаешь? — Последнее Эррора волновало больше всего.       — Нет, — покачал головой Инк, — я не умею читать мысли. Только эмоции. И не так, как Дрим, — он стал еще более печальным. — Ты же помнишь: у меня нет души. У меня нет СВОИХ эмоций. Поэтому я пользуюсь чужими. — Инк задрал рубаху и обнажил грудь, в которой клубилась тьма. Пугающая, темная, она выходила за края ребер и будто тянулась к Эррору, требуя у него отдать нечто, чем он обладал. — Моя магия забирает чужую боль, радость, печаль… любовь. Разливаю по бутылкам и использую. — Кофту вновь отдёрнули. — Без этого я вообще ничего не чувствую. Меня будто не существует. Даже сейчас я не могу ощутить ничего, кроме твоей боли и досады. Ее я перелью в голубой флакон. А потом, когда возникнет нужда, выпью. И когда я ее выпью, временно не смогу поглощать чужую боль и печаль. Поэтому, когда я с тобой, я пью розовую… но мне все чаще хочется пить голубую. Потому что, когда ты со мной, тебе больно. Эррор, почему?       Эррор не ответил. Он обошел хранителя по широкой дуге и хлопнул на прощанье дверью.       Инк упал на колени, весь сжался и остался так сидеть, погруженный в чужие эмоции.       На столе лежали две опрокинутые кружки. На пол капали разлитый кофе и какао.