Ненаписанная пьеса

— Вот. Прошу вас, моя дорогая. Красная роза в ее волосах, влекущая и волнующая, смотрится ярко — но, на удивление, совершенно не пошло, как у наложниц. Черные волосы, черное платье, сияющая серебром кожа, огонь в глазах… Реман, пожалуй, любуется. — Благодарю вас, мой дорогой король, — улыбается Моргия. Пока что Моргия Вэйрестская, пока что его нареченная — но Реман уже видит в ее алых глазах озорной задор. — И за этот подарок, и за то, что вы выделили время, чтобы показать мне любимый сад глазами мера, проведшего в нем всю юность. Надеюсь, вы не укололись о розовые шипы? За это Реман Карудил тоже ужасно уважает свою будущую королеву: ни тени упрека за то, что благополучие королевства сейчас он ставит выше обязанностей мужчины, который готовится к браку. Ведь Джиалин — или кто-то из ей подобных — давно бы закатила истерику… Она же понимающе улыбается. И поправляет за ухом розу. Тут же вскрикивает: на пальце выступает багровая капля — и Реман, недолго думая, склоняется к серой ладони, подносит палец к губам и зализывает рану… И, кажется, они оба душно, пунцово краснеют. —…простите, моя королева, — Реману хватает самообладания не вести себя как мальчишка. — Всю юность, пока я еще был принцем, я успокаивался работой с цветами — и знаю, как к ним подойти и как взять их, чтоб не укололи, и как поставить, и как залечить возможно быстрее уколы… Нет, все-таки оправдание звучит до безумного глупо. Но Моргия серебристо смеется: — Я понимаю вас, Реман. Ребяческие причуды нелегко вытравляются из крови. Ремана пронзает догадкой: — У вас тоже была такая? Моргия улыбается своей нечитаемой улыбкой — и Реман Карудил уверяется в том, что он абсолютно прав. — И что же это, принцесса? Мемуары, охота? Может быть, каллиграфия? Или — актерское мастерство? На последнем предположении она чуть заметно краснеет и признается. Сама. — Вы совершенно правы, Реман. Я любила играть роли — слуг, иногда придворных — чтобы услышать, чем живет мир вокруг меня. И однажды я даже хотела познакомиться с актерами одной знаменитой труппы… —…но мать не пустила? — предполагает Реман. — Хуже, — улыбается Моргия. — Знакомство с одним очень колоритным членом труппы состоялось — но состоялось так, что через несколько лет мне прислали черновик сцены для пьесы, описывающий эту встречу — и заверяющий, что сцена эта никогда и нигде не будет опубликована. И, предки, я до сих пор жалею, что я прочитала его — и тут же его сожгла. А затем она смотрит в глаза Реману, и лицо ее неуловимо меняется: — Но если вы, муж мой, полагаете, что эта встреча носила неприемлемый обществом характер… —…вам придется пересказать мне произошедшее, — с улыбкой кивает Карудил. У него не один скелет в шкафу и целый гарем наложниц — какое он право имеет закатывать истерики оттого, что у идеально подходящей ему нареченной когда-то, возможно, ветер гулял в голове? — Отлично, — Моргия упрямо сдувает челку со лба. — Тогда, мой прекрасный будущий супруг, приготовьтесь слушать. И постарайтесь смеяться не слишком громко. И, щурясь, слизывает юрким алым язычком сочащуюся с пальца кровь.