Убийство не по плану

      Царила середина июля, как я и мои спутники были в пути. Много дней мы провели в плавании. С одной стороны меня точила горечь разлуки с моим отцом и родным городом, от щемящего чувства и боли было тесно в груди, часто во сне я видела Флоренцию и отца — будто бы и не уезжала никуда. Но с другой — первое путешествие в незнакомую мне страну было для меня волнительным, в страну, где мне предстоит отныне жить вместе с мужем и нашим ребёнком… я жаждала узнать что-то новое, грезила о той жизни, которую буду вести в Селонже. Я ничего не понимала в управлении кораблём и в навигации, но если верить словам Филиппа, до конца нашего плавания оставались считанные дни, скоро мы сойдём на сушу. С чувством небывалого восторга я и Флавия окунулись в эту новую, пусть и временную, морскую жизнь. В солнечные и ясные дни я часто гуляла с Флавией за ручку по палубе корабля, расспрашивала капитана и матросов о том, как управляют кораблём, как прокладывают путь, ориентируются на морских просторах, какая оснастка считается хорошей и как её менять. Команда корабля охотно удовлетворяла моё любопытство — им льстило, что женщина дворянского звания проявляет такой интерес к тому, что составляет их работу. Оставалась бесконечно довольна новыми полученными знаниями и маленькая Флавия, заявляющая о своей мечте тоже стать однажды капитаном. Филипп ласково шутил, что в роду Селонже на целых двух морских волчиц стало больше. Часто составлял компанию мне и Флавии в наших прогулках по кораблю. Вместе с Леонардой мой муж делил все заботы о нашей дочери — с самого первого дня, когда я окончательно пришла в себя после ранения и с самого первого дня нашего путешествия. Филипп запрещал мне брать на руки нашу дочурку из боязни, что нагрузки плохо скажутся на заживлении моей раны. Заниматься ребёнком он предпочитал сам. Мне доставалось только читать Флавии сказки и петь колыбельные, делать пальцами козу возле её кроватки, играть с ней в игры — где не надо брать ребёнка на руки. Флавия имела полное право на меня за это обижаться, но Филипп сумел объяснить девочке спокойно, что моё плечо болит, что меня надо поберечь. Флавия не таила обиды. Я старалась компенсировать девочке удвоенным вниманием к ней то, что не могу пока что как раньше взять её на руки. Хорошо, что у моей Флавии есть милая Леонарда, есть Филипп — так что есть, кому взять её на ручки вместо меня. Флавия не только на меня не злилась, что я временно не могу взять её на ручки, но ещё и жалела меня, говоря: «Бедная мама, сильно плечо болит? Поправляйся скорее». Я успокаивала дочурку, говоря ей, что плечо у меня уже не болит, я хорошо себя чувствую, скоро окончательно поправлюсь. Флавию удавалось в этом убедить, тем более что это правда. Мне же оставалось слушаться рекомендаций Филиппа и Деметриоса, под чутким руководством которых я потихоньку разрабатывала своё плечо. Рана заживала хорошо, затянулась, Деметриос снял швы. — Лучшие ожидания подтвердились, — сказал мне однажды Филипп, когда помогал Деметриосу делать мне перевязку, — заживление идёт очень хорошо. Только два месяца лучше воздержаться от наших тренировок по боевой подготовке. — Нууу, почему так много? — протянула я недовольно. — Надеюсь, хотя бы ребёнка своего мне можно брать на руки? — Да, Фьора. Флавию брать на руки тебе уже можно. Я опасался худшего с твоей раной, но теперь всё наладилось, — были слова Деметриоса. — Фьора, у нас с тобой ещё будут тренировки, которые так нравятся тебе, ещё успеешь от них устать, — Филипп поцеловал меня в кончик носа и в лоб. — Ну, с таким учителем мне никакие тренировки в тягость не будут, — нашлась я с ответом. Ещё несколько дней путешествия проходили спокойно, я разрабатывала плечо под присмотром Деметриоса и Филиппа, заботилась о Флавии и получала всестороннюю помощь и поддержку в заботе о ребёнке со стороны наставницы и мужа, наслаждалась временной морской жизнью. По ночам я и Леонарда с Филиппом укладывали спать Флавию в каюте пожилой дамы, я же уединялась с мужем уже в нашей каюте и склоняла его к тому занятию, которое приносит нам взаимное удовольствие. Филипп мог находить силы не поддаваться искушению только первое время, всё равно мне удавалось его склонить к приятному для нас обоих времяпровождению в объятиях друг друга и на простынях. С меня он только брал обещание сильно не увлекаться, из опасений, что слишком бурное выражение радости от обладания и отдачи может как-то мне навредить. О, вот уж этим навредить мне было никак невозможно. Скорее я устала в моём браке несколько дней существовать как монахиня, а моя с Филиппом каюта — не монашеская келья. После часов упоительной близости мы засыпали, обнимая друг друга, забываясь в сновидениях. К исходу июля, передавшего бразды правления жаркому августу, мы прибыли в порт города Осер, где и пришвартовался наш корабль. Я и Леонарда с Филиппом были преисполнены радостного предвкушения от скорого приезда домой, Флавия с любопытством оглядывала всё вокруг. Для Деметриоса подвернулась возможность на новом месте практиковать как врачу, когда мы приедем в Селонже. Филипп не был против, чтобы Деметриос погостил у нас. Раве что красноречивые взгляды, которыми мой муж окидывал пожилого учёного, говорили: «Я слежу за вами. Очень пристально». Было решено всем нам остановиться на одну ночь в хорошей гостинице недалеко от порта перед тем, как пускаться в путь до Селонже снова. Но сперва я должна отыскать в тех краях могилу моих кровных родителей…