Убийство не по плану

      Филипп сдержал своё обещание помочь мне отомстить Рено дю Амелю. Первое, что он сделал следующим же днём — арендовал особняк вблизи реки Сюзон, принадлежащий Симоне Морель-Соверген, бывшей кормилице дочери Карла Смелого. Особняк, построенный Жаном Морелем сорок лет тому назад для своей жены, к которой он питал благочестивые чувства, был одним из самых красивых в городе. Он был построен в форме подковы, его заднее крыло выходило окнами на речушку Сюзон и имело также отдельную пристройку, позволяющую изолировать его от всего особняка. Это здание состояло из гостиной, кухни и четырех маленьких спален. Оно было, конечно, не слишком большим, но зато удобным и обставленным хорошей мебелью. А главное, что расположение некоторых окон позволяло наблюдать за теми, кто входил или выходил из дома дю Амеля. Только речка Сюзон разделяла два дома. Мы не стали тянуть с оформлением бумаг и сразу уплатили за три месяца вперёд интенданту Морелей Жакмину Юрто. Снимали дом на имя Деметриоса, который путешествует с внучкой, её гувернанткой и своим шталмейстером. Туда мы все и перебрались жить, перевезя наши вещи. Этот особняк на улице Форш отличался довольно изящным оформлением снаружи и не менее изящным — внутри, большое количество комнат позволило нам не тесниться. Деметриос и Леонарда с удовольствием отдыхали в своих комнатах после переезда. Кристоф изъявил желание уехать в Бревай, увидеть маму. Мы все предлагали Кристофу ехать вместе с нами, как изначально и планировали. Я и мои спутники были готовы оказать Кристофу моральную поддержку в момент встречи с матерью. Но сам молодой человек очень тепло и вежливо отказался, сказав, что хочет сделать всё сам, и что не может же он во всём взваливать на нас заботу о нём. С некоторым сожалением, что наша компания поредела, мы дали Кристофу продуктов и вина в дорогу, Филипп купил ему коня с седлом и поводьями. Искренне пожелав Кристофу счастливо добраться до родного дома, мы простились с ним. Мадам Морель-Соверген оказалась очень приятной пожилой дамой, тепло нас принявшая и определившая к нам в услужение бойкую и расторопную женщину сорока лет Шретьенотту. С Симоной было довольно приятно общаться: она сердечно отнеслась ко мне и к Флавии, выражала свою радость от того, что Филипп женился и стал отцом. Обмолвилась со мной, что после болезненного разрыва с бывшей возлюбленной из моего мужа будто вся жизнь ушла, а сейчас у него глаза как-то счастливо светятся, на живого человека похож, и для неё отрадно, что свадьба со мной и рождение Флавии так на него повлияло. Ох, знала бы Симона всю историю моего замужества с Филиппом и появления у нас Флавии!.. Особняк на улице Форш оказался удобен ещё и тем, что находился прямо напротив дома моего врага — Рено дю Амеля. Филипп рассказал мне, что мой враг смог вполне неплохо устроиться — выбиться в советники герцога. Мне не терпелось своими руками отправить дю Амеля в Ад, но Филипп меня останавливал, советуя запастись терпением, изучать привычки врага, следить за ним. Как бы сильно ни мучило меня нетерпение, я была вынуждена держать данное Филиппу обещание — слушаться и не лезть на рожон. Мне пришлось делать вид, что я немного приболела, и потому мне нужен покой. Флавией занималась Леонарда и я. Филипп занимался нашей дочуркой в свободное от слежки за домом дю Амеля и за ним самим время. Разумеется, я не могла быть в стороне, так что тоже осваивала ремесло шпионки. Леонарда только не одобряла того, что я твёрдо решилась мстить дю Амелю за издевательства над моей матерью и за попытку меня убить, когда я была ещё младенцем. Пожилая дама не раз говорила мне и Филиппу, что она не одобряет моих планов, что я только измучаю себя, что нечего пачкать руки. — Мадам Леонарда, руки пачкать буду я. Думаете, я позволю Фьоре мараться в крови? Этого не будет, — был ответ Филиппа. — Фьора как вынутый из ножен и занесённый для удара меч. Ничто не сведёт с пути. Мой муж успел понять, что бесполезно меня от чего-то отговаривать, когда я что-то для себя решила. Я была благодарна ему за то, что он меня поддерживает и помогает в моём плане отомстить Рено, даже если Филиппу не нравится моя затея. За всё то время, что я притворялась заболевшей, мне удалось немало узнать о привычках Рено дю Амеля: он редко покидал дом, чаще всего делал это днём в компании одного из телохранителей, в то время как другой охранник остаётся дома. Филипп разузнал, в какие заведения любят наносить визиты оба телохранителя дю Амеля — дом терпимости и таверна на улице Гриффон, и что дом дю Амеля в порядке содержат только эти оба телохранителя, выполняющие работу слуг. Как я и Филипп оба считали, это уже немало, и это можно как-то с выгодой для нас в наших планах использовать. Леонарда как-то со мною обмолвилась, что услышала от Шретьенотты, как Жане — тогда ещё живому мужу нашей служанки два года назад случалось проходить мимо дома Рено дю Амеля, по делам в городе. До него донёсся чей-то женский стон и плач. Жане был не из пугливых и решил проверить, всё ли в порядке, предложить помощь. Он стучал в дверь, но ему никто не ответил. Придя домой, он и поведал жене, что в доме Рено дю Амеля, вероятно, не может найти покой призрак какой-то несчастной. Я горячо поблагодарила Леонарду за сведения и поделилась этими сведениями с Филиппом. — Нет, Фьора. Вряд ли это призрак. Думаю, что всё-таки живой человек, — пробормотал Филипп после короткого раздумья. — Ты поможешь мне в одном деле? Я хочу посмотреть, можно ли как-то проникнуть в дом дю Амеля. — Помогу, конечно. Одна не ходи. И без самодеятельности, — не мог не напомнить мне супруг. На улице скоро стемнело, церковные старосты прозвонили «конец огню», после чего улицы становились безлюдными и на них оставались лишь любители приключений. Я и Филипп спустились в гостиную, оба одетые во всё чёрное. Под капюшоном я прятала волосы. Там Леонарда заканчивала убирать стол после ужина. — Боже правый! — воскликнула Леонарда. — Куда вы намереваетесь идти в такой час, моя голубка? — Недалеко. Я хотела бы посмотреть поближе на дом дю Амеля. Филипп будет меня сопровождать… — Естественно, — сказал мой муж, коснувшись моего плеча. — А что там делать? Хозяин еще не вернулся. — Вот поэтому я и хочу пойти туда. После его возвращения это будет уже невозможно. — Что ты придумала? — спросил Деметриос. — Я это скажу тебе позже, — ответила я греку. — А пока я хочу осмотреть сад и по возможности проникнуть туда. Деметриос отставил в сторону кружку и нахмурил брови: — Это безумие! Чего ты этим добьёшься? Не ответив, я подошла к серванту, где стояла корзиночка с вишнями, взяла горсточку и начала их есть, глядя на медленно потемневшее небо. — В таком случае я тоже пойду, — вздохнул Деметриос. — Мне бы хотелось, чтобы ты остался с Леонардой и Флавией, — попросила я пожилого учёного. — Я ненадолго, и потом двое людей менее заметны, чем трое. Грек не стал настаивать. Он знал, что было бесполезно спорить со мной, когда я говорила таким тоном. Чтобы смягчить резкость тона, я мило добавила: — Не бойся, ты всё скоро узнаешь. Я объясню тебе, когда вернусь. С наступлением темноты я и Филипп покинули особняк, стараясь не производить никакого шума. Мы дошли до угла улицы Лясе, где постояли немного, скрытые тенью от выступа одного из домов, все время наблюдая за домом дю Амеля. Филипп посоветовал запастись терпением и подождать. — Не будем спешить. Слуги выходят по очереди, каждую ночь, когда улицы пустеют. — Куда они ходят? — На улицу Гриффон, в один публичный дом. Надо бы узнать, посещают ли они его, когда хозяин на месте. Смотри! Один вышел. И действительно, человек, которого я видела во второй половине дня, вышел, тщательно запер дверь, положил ключ в карман и неторопливо удалился. — Интересно, почему они не выходят вдвоем? — заметила я. — Ведь дом пуст. — Если хозяин скряга, то, должно быть, он богат. Он, конечно, хочет, чтобы его жилище постоянно охранялось. Теперь идём! Бесшумно, как кошки, я и Филипп прошли по небольшому мосту через ручей. Дойдя до двери, я осмотрела её очень внимательно. Летняя ночь была светлой, я обладала хорошим зрением, и сразу поняла, что дверь так прочна, что взломать её невозможно. А поскольку это был единственный вход в цокольном этаже, дом с этой стороны был неприступен. — Пошли посмотрим сад, — шепотом сказала я мужу. Он простирался с задней стороны здания между Сюзоном и улицей Вьей-Пуассонри. Четвертая сторона, выходящая на узенькую и темную улочку, была защищена достаточно высокими стенами. — Если я правильно понял, — сказал Филипп, — ты хочешь туда войти? Я пойду первым. Долгая жизнь военного, среди лишений, хорошо натренировала моего мужа. Взобраться на стену было для него детской забавой. Он подтянулся и сел верхом на стену. Затем нагнулся, чтобы помочь мне. Оказавшись на стене, мы внимательно осмотрели сад. — Зачем заводить сад, если он в таком запустении?! — удивилась я. С места наблюдения мы могли различить только смутную массу кустов, утопающих в сорняках, в которых нельзя было увидеть ни одной тропинки. Сбоку дома возвышалась башенка с узкими отверстиями, напоминающими бойницы. Окон с этой стороны было так же мало, как и на фасаде со стороны улицы: два на втором этаже, одно из которых было открыто, а второе, под крышей, закрыто ставнями. — Оставайся здесь! — сказала я. — Я сейчас вернусь. Филипп хотел меня удержать, но я уже была по другую сторону стены. Я замерла на короткое время, чтобы стих шум, поднятый мною. Приглушённый голос Филиппа донесся до меня словно издалека: — Умоляю тебя, будь осторожна! У тебя даже нет оружия! — У меня есть нож, этого достаточно в случае необходимости, — ответила я, положив руку на кожаный чехол, подвешенный к ремню. Затем, не теряя времени, я пробралась, не распрямляясь, через дикую растительность сада. Я двигалась осторожно, шаг за шагом, раздвигая ветки руками в перчатках из толстой кожи, мои ноги были хорошо защищены сапогами из мягкой кожи, доходившими до колен. Услышав какой-то шорох в траве, я застыла на месте, но громкое мяуканье сразу же успокоило меня: это был кот, отправившийся в полнолуние на поиски приключений. Наконец я добралась до дома и потянула дверь в башенке, но та не поддалась. Значит, проникнуть внутрь можно было только через открытое окно на первом этаже, но из-за выдающегося фасада добраться до него было невозможно, разве что при помощи лестницы. Раздосадованная, я собиралась уже вернуться назад, но остановилась, услышав какой-то звук. На этот раз это было не мяуканье, а рыдания, раздававшиеся откуда-то снизу, словно из подземелья. Осторожно раздвинув высокую траву, растущую вдоль цокольного этажа, я обнаружила узкое подвальное окно, перекрытое железной решеткой. Без всякого сомнения, там был подвал, в котором кто-то плакал. Опустившись на колени, я нагнулась, пытаясь что-нибудь разглядеть внутри, но в темноте ничего не было видно. — Кто здесь? — спросила я шёпотом, потрясённая этим незримым горем, горем неприкаянной души. — Может, я могу вам помочь? Рыдания не затихали. Я собралась повторить свой вопрос, как вдруг услышала, как с грохотом открылся засов и грозный голос прикрикнул: — Хватит плакать! Ты мешаешь мне пить. Мне надоело тебя слушать, поняла? Вновь наступила тишина, прерываемая тихими стонами. Существо, без сомнения, запертое там, пыталось сдержать рыдания. Мужчина с грубым голосом, по-видимому, второй слуга, снова заговорил: — Ты не можешь уснуть? Неудивительно, со всем твоим снаряжением! На-ка выпей глоток. А если будешь послушной, получишь еще. Раздался звон цепей, затем лаканье, словно это было какое-то животное. Мужчина разразился хохотом: — Ну, видишь? Теперь тебе лучше! Не противься! Развлечёмся немного, пока нет старика. Я была в настоящем ужасе, который липкой и холодной дланью выворачивал мне душу, так как звуки, которые затем последовали, не оставляли никакого сомнения в том, что там происходило. Медленно, едва сдерживая дыхание, я отошла от окна и добралась до стены, на которой в ожидании томился Филипп. Он снова помог мне взобраться на стену. — Ну как? Ты что-нибудь обнаружила? Я закрыла ему рот рукой. — Да! Но здесь не место говорить об этом. Вернемся назад! Спустя несколько минут мы были уже дома. Я рассказала о своём похождении со страстью, которую всегда вкладывала в свою речь, будучи в сильном волнении: — В этом подвале находится женщина, без сомнения, закованная в цепи, которой эти негодяи пользуются как игрушкой. Надо что-то предпринять. — Я абсолютно с тобой согласен, — сказал Деметриос, — но что? Силой проникнуть в этот дом? Но ты сама убедилась, что это невозможно. Выдать мессира дю Амеля властям? Мы всего лишь иностранцы, кроме твоего мужа и тебя, конечно. Нас и слушать не будут. А если даже мы добьёмся расследования, эта несчастная исчезнет до его начала. Во всяком случае, если история, которую рассказала мадам Леонарде Шретьеннота, правдива, то, следовательно, она длится довольно долго. — Разве это не причина для того, чтобы положить ей конец? Я должна попасть в этот дом во что бы то ни стало! Иначе как же можем добраться до дю Амеля? — Подумаем, когда он приедет… — был ответ грека. — Нет, надо подумать раньше и подготовиться. Впрочем, у меня есть идея, рискованная, конечно, но это наш единственный шанс, — лихорадочно соображала я. — Какая? — Я тебе объясню потом. А пока что мне нужно три предмета. — А именно? — Платье из серого бархата, фасон которого я обрисую, белокурый парик и… ключ от дома дю Амеля. Его можно будет украсть у одного из слуг, когда тот ходит по ночам к девочкам. — Это можно устроить, — подтвердил Филипп. — У меня будет ключ, но надо действовать сразу, как только мы им завладеем. — Одного часа будет достаточно, — сказала я, — но потом, возможно, нам придется покинуть город. — Фьора, мы обязательно вытащим ту женщину. И воздадим сполна дю Амелю. Иди ко мне, — Филипп привлёк меня к себе, крепко обнял и как в какой-то горячке касался губами моей макушки, гладя по спине и плечам. Я прильнула к мужу так крепко, как только могла, обняла его, словно хотела перенять его уверенность в том, что у нас всё получится, и немного сил. Нам предстояло очень непростое дело, но с таким тылом, как Филипп, Деметриос и Леонарда я не боюсь ничего. Вместе с мужем поднявшись в нашу спальню, я какое-то время постояла возле детской кроватки, где мирно спала крепким сном маленькая Флавия и тихонечко посапывала. Я с нежностью пригладила золотистые локоны девочки и подоткнула ей со всех сторон одеяло, поцеловав на ночь. На меня напало чувство вины, что из-за моего долга мести за родителей моя бедная кроха оказалась почти что полностью поручена заботам Леонарды, а ведь её мама и папа — это я с Филиппом, Леонарда мне помогает только из любви ко мне и к Флавии, но она не обязана. — Что, Фьора? Тоже себя виноватой как я чувствуешь, что мы мало уделяем времени нашей дочери? — шёпотом спросил меня Филипп, обняв со спины. Я в ответ грустно проронила «Угу» и вздохнула.