Убийство не по плану

      Утром следующего дня бурление жизни в квартале началось с того, что какой-то любопытной особе из числа соседок дю Амеля с чего-то понадобилось унять своё давнее любопытство и войти в широко распахнутую дверь зловещего дома покойника. Сначала она несколько раз спрашивала, есть ли кто дома, но ответа не получила. Оттуда она вылетела через несколько минут стрелой, как ошпаренная кипятком, издавая дикие вопли, которые сразу же перебудили всех, кто ещё спал, и привлекли огромную возбуждённую толпу. Разумеется, в первых рядах этой толпы была главная сплетница квартала — наша служанка Шретьенотта. От неё мы все подробности и узнали. Потом она убежала вновь в гущу событий. Шретьенотта что-то громко говорила, размахивая руками, и рассказывала каждому встречному о ночном приключении её покойного Жане, прибавляя кое-что от себя. Новость о смерти Рено дю Амеля облетела близлежащие благородные дома и цехи оружейников на улице Форш. — Так скоро она и нас впутает в свои истории, — проворчал Деметриос, увидя, что болтушка уже три раза указала на наши окна.  — Ну, всё! Надоело мне, что она без дела болтается и языком треплется, — не выдержал Филипп, решив вернуть не в меру говорливую служанку к её обязанностям. Муж мой отправился за Шретьеноттой, чтобы та не забывала своих обязанностей по дому. Она без слов позволила увести себя, но хозяйством всё же заниматься не стала. Высунувшись по пояс из окна моей комнаты, она наблюдала за происходящим с жадным интересом. Ей ни в коем случае не хотелось пропустить прибытие судьи и других официальных лиц. Видя это, Леонарда пожала плечами, взяла корзину и пошла на рынок, не забыв, однако, предварительно закрыть на два оборота комнату, в которой отдыхала несчастная, вырванная мной и Филиппом с Деметриосом из ада. Леонарда вернулась с рынка обеспокоенной. Повсюду только и говорили о смерти советника герцога и о смерти его слуги Матье, которого нашли зарезанным в нескольких шагах от его комнаты. Что же касается слуги Клода, то тот исчез, и это было единственной причиной для того, чтобы обвинить его в двойном преступлении, хотя на теле дю Амеля не было найдено никаких следов насилия. Зато сундуки и ящики хозяина дома были тщательно обысканы и опустошены. Трудно было себе вообразить, что же произошло на самом деле. Вернувшись поздно ночью и увидя с облегчением, что дверь была открыта, Клод, который, быть может, испугался, что его заподозрят в смерти своего хозяина, решил, что проще было сбежать с тем, что ему удалось найти, и убить своего собственного брата, чтобы не делить с ним награбленное. Что же касается пленницы, то никто о ней не говорил, потому что никто не знал о её присутствии в доме. Но все же она представляла собой опасность. Могли возникнуть разговоры о появлении в доме какой-то странной женщины. А сплетни были специальностью Шретьенноты. Конечно, Филипп и Леонарда строго-настрого запретили этой женщине входить в комнату пожилой дамы под предлогом одной очень тонкой работы, которую она там якобы начала. Но сколько времени можно было держать любопытную кумушку на расстоянии? Я старалась особо свой разум всеми этими скандалами и треволнениями не обременять. Занималась маленькой Флавией, играла с малышкой в куклы и читала ей книжки, разучивала с девочкой алфавит, вместе я и Флавия разрисовывали камешки в саду, играли в прятки или в догонялки. Я искренне радовалась тому, что могу проводить время со своей дочерью. Теперь я могу спокойно предаваться радостям материнства, когда умер от тяжести его грехов мой злейший враг — Рено дю Амель. Наконец-то можно не спихивать малютку на Леонарду из-за моих планов возмездия. Конечно, Леонарда никогда мне не откажет в помощи и позаботится о Флавии, но родители Флавии — я и Филипп, мы для себя родителями становились, а не чтобы Леонарда на старости лет нянчила озорную двухлетнюю девчушку. Маленькая Флавия была безмерно довольна тем, что наконец-то после приезда в Бургундию мамино внимание, то есть моё, теперь полностью принадлежит ей. Как и внимание её отца. Филипп же с большой для себя радостью делил со мной все заботы о Флавии, вместе с нами делил досуг — и в прятки, в догонялки, рисование на камешках, разучивание алфавита, чтение книг, разыгрывание представлений с куклами. Мой муж с большой радостью помогал мне заниматься Флавией. Все сладости, которые Флавии напекла Леонарда, девочка предпочла разделить со всеми нами и с моей сестрой, которая под бдительным оком Деметриоса и Леонарды приходила в себя. Узнав из моих разговоров с Деметриосом и Филиппом с Леонардой, что в комнате пожилой дамы поселили мою сестру, Флавия непременно захотела проведать ту, кто приходилась теперь ей тётей и принести для неё угощения. Моя сестра осталась приятно удивлена такому визиту, в благодарность за сладости кивнула и улыбнулась Флавии. Девочку удивляло, почему её тетя не говорит. Я нашла честное, пусть не самое подробное объяснение, что моя сестра приболела и Деметриос занимается её лечением, что сильно тревожить её нельзя. Она сама будет рада поговорить, когда ей станет лучше. Флавия отнеслась с пониманием и не настаивала на разговорах, удовольствовавшись ролью активной рассказчицы. Моя маленькая болтунья много успела рассказать моей сестре о том, про что я и Филипп читали ей книжки, какие представления показывали с куклами Флавии, как рисовали на камешках. Хвасталась своими куклами перед своей тётей и рассказывала, как зовут каждую, кто и кем из кукол друг другу приходится. Даже не жадничала для нашей подопечной своих кукол. На губах моей сестры расцветала улыбка, в ранее тусклых зеленоватых глазах робко сияли отблески тепла. Видимо, так её тронуло доброе к ней отношение её маленькой племянницы. Моя сестра стала причиной моих забот настолько же, насколько и Флавия, но эти заботы были мне приятны. Я находила радость в том, чтобы ухаживать за сестрой и помогать ей понемногу прийти в себя после всего, что она пережила. Только я не знала её имени. Я чувствовала облегчение, видя, как с лица моей сестры уходит мертвенная бледность, цвет его стал немного здоровее. Конечно, она всё ещё была очень слаба, но в лучшем состоянии, чем то, в каком мы нашли её в подвале дю Амеля. Тем более что своё внимание между Флавией и сестрой я делила не одна. Выхаживать сестру мне преданно помогали Леонарда и Деметриос, а мой супруг Филипп неизменно делил пополам со мной все заботы о нашем ребёнке. Я не чувствовала себя так, словно меня разрывает на части, я не уставала, у меня было время на отдых. Так прошло два дня для меня и моих близких в заботах о Флавии и о моей сестре. Было решено единогласно отказаться от услуг Шретьенотты. Работать — она не работала, только сплетни собирала и разносила по кварталу. Без её присутствия мне стало даже спокойнее — не нужно было бояться ежесекундно того, что болтливая служанка разнесёт по всей округе новость, что в спальне Леонарды живёт девушка, которая появилась в доме, снятом нами, сразу же после смерти дю Амеля. Это если бы Шретьенотту её любопытство довело до раскрытия правды о пребывании в доме моей сестры. За эти два дня сестра моя немного окрепла, глаза стали блестеть иначе, лёгкий румянец появился на щеках. Иногда она находила в себе силы на то, чтобы искренне улыбнуться. Все мы были рядом и ухаживали за ней, старались дать ей больше семейного тепла. Вопреки опасениям Леонарды, которая при всём её великодушии и доброте всё же боялась, что спасённая девушка слабоумная и повиснет грузом на моей шее, интеллект у моей сестры оказался сохранным. Сестра прекрасно понимала, чего от неё хотят, могла знаками объяснить — что ей хочется, но вот говорить она пока не могла. Филипп мне говорил, что ему доводилось видеть такие случаи. Вселял в меня уверенность, что речь вернётся к моей сестре, что она ещё будет говорить. Сестрёнка в хороших условиях, о ней заботятся, она хорошо питается и встречает доброе к себе отношение, Деметриос занимается её лечением. — Дружественная обстановка тоже способна внести вклад в выздоровление, — ободряюще как-то сказал Филипп мне и Леонарде с Деметриосом. Малышка Флавия никакими мыслями о грустном свою голову не утруждала, всегда бодрая и весёлая. По-своему трогательно проявляла заботу о своей тёте, приносила для неё сладости и делилась своими куклами, чем заставляла мою сестру чаще улыбаться. — Я думаю, ещё два дня здесь можно задержаться, а после нужно отвезти твою сестру в Бревай, Фьора. Что-то подсказывает мне, твоя бабушка обрадуется, — выразил Филипп своё мнение. — Да, я тоже думаю, что у бабушки моей сестре будет хорошо. Пьер де Бревай не в том состоянии, чтобы смочь портить всем моим родным жизнь, — согласилась я с мужем. — А наша подопечная точно сможет перенести дорогу? — забеспокоилась Леонарда. — Да, донна Леонарда. Она окрепла достаточно, чувствует себя гораздо лучше, — успокоил Деметриос пожилую даму. — Я думал испробовать одно средство, которое себя хорошо зарекомендовало. Гипноз. Можно попытаться с его помощью выяснить, что произошло с сестрой Фьоры. — Деметриос, к вам я отношусь очень хорошо и благодарен вам за Фьору. Но сейчас я с вами не согласен, — высказался Филипп против идеи Деметриоса. — Гипноз может вызвать у девушки ворох тяжёлых воспоминаний, она снова будет очень болезненно переживать произошедшее с ней, сейчас её надо поберечь от сильных душевных встрясок. — Мессир граф, но ведь так мы сможем узнать гораздо больше о ней, нам неизвестно даже её имя, — отметил Деметриос. — Мессир Ласкарис, я склонна соглашаться с мессиром де Селонже, — поддержала позицию Филиппа Леонарда. — Деметриос, а ты уверен, что гипноз ей не навредит сейчас? — с беспокойством взглянула я в лицо греку. — Фьора, попробовать всё же стоит, как мне кажется. Я не раз эту технику применял. Она может помочь, — убеждал меня Деметриос. — Фьора, Деметриос, я бы вам не советовал сейчас эту меру лечения. На данном этапе она скорее навредит. Подопечной нашей пока нужнее покой, — стоял на своём Филипп. — К тому же выяснить что-то у Фьориной сестры можно и без гипноза. — Деметриос, я всё же хочу твой способ оставить на крайний случай. Попробуем подождать и обеспечить моей сестре полный покой с комфортом, — после коротких раздумий приняла я сторону мужа. — Как знаешь, Фьора. Попробуем твой с мессиром графом способ, — уступил пожилой врач. Этим же вечером, когда состоялся сей разговор, я решила немного больше узнать о моей сестре от неё самой. Деметриос у себя в комнате готовил для моей сестры лекарства. Филипп, как и всегда, подставил мне плечо, почитал сказки Флавии на ночь и уложил её спать, в чём ему помогла Леонарда. Пожилая дама позже присоединилась ко мне, когда вместе с Филиппом уложила Флавию спать. Прежде чем идти в комнату Леонарды, где со всеми удобствами устроена моя сестра, мы взяли из кухни испечённых Леонардой ватрушек и налили в кружку ягодный отвар. Сестра очень оживилась, когда мы явились к ней с вкусностями в постель. Она даже улыбнулась нам и помахала из своей постели. С большим аппетитом съела и выпила угощение. — Вы заметно идёте на поправку, милая. Вон, на лицо краски возвращаются, — заметила Леонарда, материнским жестом проведя ладонью по щеке девушки. — И у вас завидный аппетит, значит, лечение идёт хорошо. — Мы не будем заставлять вас вспоминать о том, что для вас тяжело, — присев на край постели сестры, я обняла её и поцеловала в щёку. — Я только задам вам несколько вопросов. Если ответ да — кивните, если нет — просто покачайте головой. Девушка кивнула, давая понять, что согласна дать ответы на некоторые мои вопросы. — За те дни, что вы стали частью нашей дружной компании, вы успели познакомиться со мной и моими близкими, мы успели к вам привязаться, но так и не знаем вашего имени, — произнесла я. — Давайте, я буду называть вам имена, а вы дадите знать, которое ваше. Леонарда, ты можешь мне немного помочь? — обратилась я уже к наставнице. — Я знаю только итальянские имена в большинстве своём, а ты родилась и выросла в Бургундии. — Помогу, милая. Только спрошу у этой милой дамы одну вещь, — ответила Леонарда и тут же мягко обратилась к моей сестре: — Моя дорогая, ответьте, вам будет удобно написать ваше имя? Моя сестра вдруг густо покраснела и грустно покачала головой. — Ну, вам нечего стыдиться, милая. Не надо, вы ещё научитесь, — пожилая дама утешающе погладила девушку по лежащей поверх одеяла ладони. — Значит, попробуем по-другому. В знатных семьях девочкам часто дают имена в честь правивших или правящих герцогинь. Первую супругу герцога Карла звали Изабелла… — вспоминала Леонарда. — Ваше имя Изабелла? Моя сестра, чуть улыбнувшись, покачала головой. — Одну минутку… Вас зовут не Марией? — предположила я. Снова не угадала. — Продолжим со знатными дамами, — сказала Леонарда. — Это очень просто: мать, бабушка и супруга герцога Карла имели все трое одну покровительницу — Маргариту. Леонарда угадала. Девушка захлопала в ладоши и даже широко улыбнулась. — Так вас зовут Маргарита. Очень красивое имя, означает «жемчужина». Или как очень красивый цветок, белый с золотистой сердцевиной. Это вам очень подходит: у вас очень белая кожа и волосы цвета солнца, — не могла я не сказать нечто приятное и доброе, чтобы поднять настроение Маргарите. — Маргарита, ведь вы не всегда были немой. Я думаю, что вы потеряли голос после очень сильного испуга, жестокого потрясения. Я права? — осторожно поинтересовалась Леонарда. Маргарита кивнула. — Мы хотим вам только добра, милая. Если в силу каких-то причин вам тяжело что-то вспоминать, мы не будем это затрагивать. Заговорите об этом, когда сочтёте нужным. Только ответьте нам ещё на один вопрос, пожалуйста, — попросила я Маргариту и поудобнее взбила ей подушку. — Умерший дю Амель был вашим отцом, я не ошиблась? Хотя он не достоин так называться. Маргарита в подтверждение моих слов несколько раз очень активно кивнула. — Здесь вам бояться нечего, мы позаботимся о вас, — Леонарда тепло улыбнулась девушке и коснулась губами её лба, как часто проявляла нежность ко мне. — Маргарита, вы ещё не знаете всего. У вас есть живая родня, ваша бабушка и ваш дядя. Я уверена — они будут счастливы узнать, что вы живы, — не замедлила я сообщить изрядно удивившейся Маргарите. В глазах Маргариты промелькнули выражения потрясения, неверия в услышанное и некоторая доля страха. — Не стоит бояться. Ваша бабушка в Бревае отныне полная хозяйка и никому не позволит портить вам жизнь, — поспешила я тут же ласково успокоить сестру. — Когда вы окончательно поправитесь, мы отвезём вас к вашей бабушке — госпоже Мадлен. Уверена, она будет счастлива обрести свою родную внучку. Если вы пожелаете, я и Филипп с Деметриосом и Леонардой будем вас навещать, к вам привязалась моя дочурка Флавия, — говоря эти слова, я бережно сжимала в своей руке тонкую ладонь сестры и гладила её пальцы, касалась губами её лба. Понемногу выражение страха исчезало из взгляда Маргариты, она даже обняла меня и спрятала лицо в моём платье. — Вот увидите, моя дорогая, теперь у вас начнётся совсем другая жизнь. Больше никто не сможет причинить вам зло, вы будете среди любящих вас людей, — успокаивала Маргариту Леонарда. — А пока набирайтесь сил, ложитесь спать. Я и Фьора посидим с вами, — Леонарда ласково переглянулась со мной. Я кивнула и улыбнулась ей. Маргарита устроилась поудобнее в своей кровати, спрятала сжатые в кулачки ладони под подушку и повернулась набок, закрыв глаза. Я поправила ей одеяло и поцеловала её перед сном. — Фьора, шла бы ты тоже спать. Я позабочусь о Маргарите. Иди, милая, отдыхай, — велела мне мягко Леонарда. Я последовала её напутствию. Когда я переступила порог моей с мужем спальни, то увидела, что Флавия давно спит у себя в кроватке. Филипп спал в нашей кровати, наполовину накрывшись одеялом. Переодевшись в ночную сорочку, я забралась под одеяло и поднырнула под руку мужу, последовав его примеру. Подтвердились мои догадки, что Маргарита — моя сестра. Решение отвезти её в Бревай к бабушке виделось мне самым верным. Моего дядю Кристофа удалось уговорить вернуться к матери в родительский дом, скоро мадам Мадлен обретёт ещё и внучку, помимо сына. Я не питала сомнений, будет ли Маргарите хорошо в Бревае под опекой её бабушки. Мадам Мадлен за всю жизнь пережила много боли и появление в её доме внучки внесёт света в её жизнь, она не сможет не любить дитя своей дочери. К тому же мадам де Бревай сможет потребовать для своей внучки наследства дю Амеля. Должно же Маргарите хоть как-то воздаться за всё, что на её долю выпало по вине её ублюдка-папаши.