Убийство не по плану

      Как обычно — я проснулась ближе к обеду, обо мне позаботились с утра и приготовили вкусную яичницу с беконом, от кружки молока исходил аромат мёда. Всё это кушание я съела и выпила с удовольствием. Леонарда и малышка Флавия зашли пожелать мне доброго утра, Филипп был с ними. На плече моего мужа гордо сидела Флавия и крепко обнимала сшитого для неё зайца — наверно, подарок Леонарды. — Мои дорогие, вы здесь, — приветствовала я гувернантку и мужа с дочерью. — Как вам спалось всем? — Малышка Флавия вела себя умничкой, я в полном порядке, накормила нашу подопечную Маргариту, силы понемногу к ней возвращаются, — был ответ пожилой дамы. — Маргарита очень хотела бы тебя видеть, родная. Ты пойдёшь к ней? Она объяснилась знаками, что хочет тебя видеть. Ты зачем-то ей нужна, — проронил Филипп, подбрасывая слегка в воздух Флавию и ловя её, что вызывало у девочки радостный смех. — Я надеюсь, что Маргарита в порядке, — проговорила я, надевая фиолетовое платье со шнуровкой сзади, попросив Леонарду завязать. Пожилая дама тут же исполнила мою просьбу. Поцеловав Флавию и сказав ей, что я очень её люблю, только должна проведать Маргариту, я покинула отведённую мне с Филиппом спальню. За ребёнка я была совершенно спокойна. Я могу спокойно доверить Филиппу самое ценное для меня и для него — нашу дочь, а это много для меня значит. Стремительно я миновала коридор на втором этаже и добралась до комнаты Маргариты. В комнате сестры я застала Деметриоса. Пожилой учёный осматривал одетую в моё голубое платье Маргариту: проверял ей пульс, смотрел на цвет языка. Расспрашивал о самочувствии и советовал ей моргнуть один раз — если да, если нет — моргнуть два раза. На тумбочке стояли использованные тарелки и стакан — вероятно, Леонарда и Деметриос хорошо о ней позаботились и накормили очень сытно. Цвет лица Маргариты всё больше приобретал здоровый цвет, нежным румянцем покрывались щёки. Всё меньше было с каждым днём в Маргарите от той забитой и несчастной женщины сильно болезненного вида, которую держали в заточении. Хоть внешне Маргарита пошла на поправку — в зелёных глазах всё равно затаилась боль. Меня не удивляет взгляд Маргариты, как будто принадлежащий древней старухе. Она слишком много страдала и пережила за свою недолгую жизнь в этом мире. И всё же одно не могло меня не радовать — Маргарита находила в себе силы на улыбку! Она улыбалась совершенно искренне! — Мне сказали, что вы хотели меня видеть. Я рада, что вам стало лучше. Вы как расцветшая весна, — только и нашлось у меня сказать Маргарите от всей сердечной искренности эти слова. Природная красота Маргариты и впрямь переживала расцвет: молодая девушка примерно двадцати лет, нежный цвет лица с робким здоровым румянцем, красивая форма губ, острый длинный нос душегубца Рено дю Амеля ничуть не умалял её красоты. Мне хотелось взять в руки холсты, кисти, краски, грунтовки — чтобы написать портрет моей сестры. О чём прямо ей и сказала, что считаю её настолько красивой, что с неё впору писать портреты. Я говорила лишь то, что думаю по-настоящему, не кривила душой. Маргарита дала своё согласие на то, чтобы над её портретом работала я — когда она приедет в Бревай как внучка единовластной госпожи Мадлен де Бревай. Никто не сможет там причинить зло Маргарите — потому что главный палач и мучитель своих близких Пьер де Бревай давно не в том состоянии физического здоровья, чтобы кому-то вредить. Я и Деметриос были рядом с Маргаритой недолго — чуть позже к нам присоединились Леонарда, Филипп и малютка Флавия. Деметриос и Леонарда с Филиппом переговаривались о лечении Маргариты и о том, чтобы в случае чего защитить и поддержать Маргариту с её бабушкой, которая также приходилась бабушкой и мне, а мне Маргарита доводится сестрой по матери… Найдётся ли у моей бабушки место в сердце для дочери проклятой любви Жана и Мари де Бревай? Этого я знать не могу… Это Деметриос, Леонарда, отец и Филипп с моими подругами и друзьями принимают и любят меня по-настоящему, им совсем неважно моё происхождение. Печально то, что это важно для меня… Хотелось бы верить, что меня уважают как хорошую и отзывчивую девушку близкие люди в моём окружении. Во Флоренции от моей чести и так остались одни лохмотья, о чём я не жалею. Я много лгала. Даже на исповеди у священника. Ради спокойствия отца и своего, я лгала ради Филиппа, отец и Филипп много лгали ради меня… Круговорот лжи в природе… хотя по своей натуре я ложь ненавижу, но была поставлена в такие обстоятельства, когда правдой могу седлать хуже себе и близким… Флавия тут же побежала хвастаться своим тряпичным зайчиком, которого ей сделала «Ленарда» (это малышка так называет Леонарду), своей тёте Маргарите. Сама же Маргарита радостно улыбалась и охотно играла с Флавией, подыгрывая ей — укачивала зайца как ребёнка. — Что, вырвалась к своей любимой тёте, егоза моя маленькая? — ласково пошутила Леонарда в сторону счастливой и довольной маленькой Флавии. — Да, смогла! Я с тётей моей играю! Она поправится! — восклицала Флавия громко, всей душой наивно веря, что Маргарита выздоровеет и сможет много с ней играть. — Я дам тёте игрушек, — делилась моя девочка планами. Я могу гордиться тем, какого доброго ребёнка вырастили я и Филипп вместе с моими близкими. Флавия не жадная девочка. Я сама такая росла в детстве и потому не особо любила жадных детей. Но разумно без перегибов научить дочь себя отстаивать — это прямая обязанность моя и Филиппа, не то на шею нашей дочери усядутся всякие лодыри с паразитами и будут пользоваться её добротой с бескорыстием. Знала бы Иеронима Пацци заранее, что ей предстоит заново по моей вине пройти через взросление и стать другим человеком!.. — Фьора, милая, Маргарита тебя позвала, чтобы подготовить тебе сюрприз. Ты готова? — с ходу спросил меня Филипп. — Да, готова. Надеюсь, сюрприз хороший, — немного настороженно высказала я своё мнение. — Фьора, я бы сейчас от сладкого не отказалась. Сюрприз достаточно хороший? — как гром средь ясного неба прозвучал кроткий и нежный голос Маргариты, что я остолбенела на месте, зато все взрослые в этой комнате были невозмутимы. Кроме меня. Я подумала, что медленно схожу с ума. Ведь сравнительно недавно я и Филипп с Деметриосом вырвали Маргариту из Ада, где её держал родной папаша, где над ней издевались скоты из охраны… где её плохо кормили и давали ей алкоголь… Она была немая, объяснялась знаками. И тут она просит сладкого! Да я готова все рынки перерыть в поисках всего, что она скажет! — Маргарита, какая радость! Вы разговариваете! Я поверить не могу… это же чудо… а я думала, как буду объяснять вашей бабушке, что вы утратили голос… слава Богу, что не навсегда! — радостно смеясь, я крепко обняла сестру и расцеловала её в обе щеки. Маргарита неловко отвечала мне на мои пылкие родственные объятия. У меня чуть не брызнули слёзы из глаз… стало так горько и обидно за сестру, которая за всю жизнь слова доброго от папаши не услышала, многое вынесла, а тут её забирают из жутких условий, ухаживают за ней как положено, да ещё обнимают и искренне о ней тревожатся. Это я единственная и балованная дочь своего отца Франческо Бельтрами, мать мне заменила добрая и справедливая гувернантка Леонарда, мой супруг Филипп души не чает во мне и нашей Флавии. Так что я знаю, каково это — когда тебя оберегают и любят в твоей же семье. Маргарита этого не знала. Я же старалась дать ей это ощущение семейного тепла. Как умела. В меру своих сил. Старалась её опекать и заботиться как о Флавии — помня о том всё же, что моя сестра — взрослый человек. — И это был сюрприз, который от меня скрывали, что к Маргарите вернулась речь? — по очереди я обвела всех своих близких взглядом, не сдерживая ликующей улыбки на губах. — Да, в этом сюрприз! — одновременно воскликнули все они. — Сюрприз для мамочки, — вставила малышка Флавия свои два флорина в беседу. Малышка крепко обняла Маргариту — так крепко, как только умела. Маргарита не смогла остаться холодной к такому проявлению к ней ласки и бережно обняла мою дочурку в ответ, охотно играя с её зайцем, потакая детским играм девочки, что заяц — это ребёнок. — Граф де Селонже, вы оказались правы. Ваши методы подействовали на ура. Я признаю вашу правоту, — Деметриос чуть поклонился Филиппу в знак уважения, мой муж ответил соответствующим поклоном. — Я благодарю вас за признание правильности моих взглядов. Я рад, что спокойная обстановка и забота дружески настроенных людей вернула здоровье мадемуазель Маргарите, — последовал учтивый ответ Филиппа Деметриосу. — Вы правы. Мадемуазель Маргарите помогла комфортная обстановка и забота друзей. Мои методы могли и впрямь обернуться катастрофой, — признал Деметриос. — Я рад, что мы можем мирно беседовать. Вы хороший человек, мессир Ласкарис. Вы тоже хотели помочь нашей подопечной. — Думаю, раз мадемуазель Маргарита пришла в себя и даже говорит, можно говорить о том, чтобы помочь встретиться мадемуазель Маргарите с бабушкой — госпожой Мадлен де Бревай, — выразила своё мнение Леонарда, которое поддержали все, среди кого была и Маргарита. — Я поеду к бабушке. Если она окажется хорошим и добрым человеком, я согласна с ней жить. Я согласна заботиться о ней. Но если она окажется человеком дурным — я лучше к Фьоре жить пойду. Лишь бы она меня пустила, — высказалась о своей дальнейшей судьбе Маргарита. — Если ваша бабушка окажется дурным человеком — я сама вас оттуда к себе заберу, — выразилась я касательно своей позиции. — Лишь бы Филипп одобрил. Любимый, ты же позволишь мне забрать Маргариту, если бабушка её окажется дурной женщиной? — обратила я на мужа умоляющий взор и состроила ему глазки. — Фьора, приводи к нам в дом кого хочешь — можешь не только сестру, ещё мавритан с евреями приведи — лишь бы люди хорошие и порядочные были, — благосклонно позволил мне Филипп приводить в наш дом моих любых друзей и подруг. Вот и ответ на вопрос, за что я так люблю моего мужа. Вся наша компания решила, что завтра мы все отвезём Маргариту к госпоже Мадлен де Бревай. Лишь бы она на деле оказалась хорошей женщиной, иначе я заберу Маргариту жить к себе, тем более что Филипп против моих подруг и друзей ничего не имеет.